Первооткрыватель

Вы когда-нибудь задумывались о причине вашей нерешимости, робости, честолюбия? Поверьте мне, человек способен на разные геройские поступки и подвиги в лучшем жанре голливудских блокбастеров. В детстве я часто смотрел фильмы made in USA по старому видеомагнитофону.  Самые красочные и яркие моменты я всегда пересматривал раза по три, если не по четыре, а то и по шесть, семь. И конечно из-за такой «эксплуатации»  пленка на кассете затиралась, изображение становилось дурным, на экране вместо любимых персонажей и захватывающих сцен появлялись рябые полоски. Словно волны они начинали плескаться в моем пузатом телевизоре. Тогда мне становилось грустно, уголки губ опускались вниз, на глазах появлялись слёзы. Нет ,нет,  я не был никогда плаксой! Даже в младшей школе я всегда был одним из первых  в очереди на прививку и с гордостью наблюдал как мои ровесники нервно сопели и перешептывались при виде краешка халата медсестры, показавшегося из дверного проема. Да, конечно, как и всех детей меня пугала перспектива укола. Понимаете…это такое ощущение…ощущение того, как маленькая иголочка протыкает твою кожу, как раствор медленно и пощипывая растекается внутри тебя, как медсестра ловким движением прижимает ранку пахучей, проспиртованной ватой. Уж этот запах медицинских кабинетов, кажется, заведи меня в комнату с закрытыми глазами и я по запаху отлечу медицинский кабинет от любого другого помещения. В этих кабинетах пахнет слезами. Не такими слезами, какими плачут взрослые - слезами траура и горя, а детскими, слезами которые появляются на наивных глазках из-за чувства испуга, недоумения. Ведь дети ещё люди, люди в полном смысле слова. Это уже потом они начинают понимать, зачем им эти прививки. Для ребенка это откровенно глупая процедура, а для взрослого человека полезная и необходимая. Альтернатива ребенка, его самое ответственное решение это решение о выборе игрушечного красного грузовика или леденца на палочки. Ребенок – бунтарь. Когда мама приготовит его нелюбимою манную кашу, ох и повозиться приходится ей что бы запихнуть в своё чадо хотя бы ложку с белой вязкой жижей. А что же папа? Папа придет и съест тарелку манной каши, потому что это полезно, потому что ему в глубине души и все равно, какая это каша: манная, овсяная, рисовая, кукурузная и так далее. Он просто съест эту кашу, затем усталый и удрученный тяжелым рабочем днем пойдет смотреть футбол или заниматься другими «взрослыми делами», например, прибьет очередную полку для книг, хотя сам читал в последний раз месяц назад, и то газету «Аргументы и факты» или ещё какой-нибудь мусор, на котором селедку нужно разделывать. Мама тоже от манной каши не откажется, особенно если её подруга тетя Оля, вчера рассказала ей, что слышала сидя в гостях у Клавдии Ивановны, от сестры её племянницы, о новой манной диете. « - Ах, это просто великолепно! Теряешь 2 килограмма в неделю! Только в кашу надо добавить оливкового масла и чернослив» - говорила тётя Оля, маме по телефону, доставая жирный кусок буженины из холодильника. Смешно смотреть, как мама из за всех сил старается подражать этим тётенькам : длинные ногти, с которыми не удобно даже за дверную ручку взяться, туфли на высоком тоненьком каблуке, которые можно было бы использовать инквизиции для пыток еретиков или ведьм, ежедневный макияж, который три часа надо так старательно накладывать, но после пяти минутного самолюбования в зеркале, увидеть что одна ресничка накрашена хуже чем остальные, ужаснуться, все смыть и начать заново. Хотя, мне всегда было приятно видеть мою маму накрашенной, а папу в костюме. Тогда они становились для меня почти киногероями: яркими, молодыми, успешными – как в настоящем фильме о шпионах. Раньше я правда думал, что мой папа крутой спец агент, а не инженер ,как говорила мама. Нет! Пусть дурачит кого-нибудь другого! Я видел из окна, как папа переходит дорогу, сворачивает за булочной и исчезает за углом. Там по моим догадкам его ждал лимузин или даже вертолет. Но всем этим иллюзиям и детским фантазиям была уготовлена незавидная судьба. Время шло, я взрослел, а папа старел. Я начал замечать первые морщины на его лице. Одни, дорожными магистралями проходили через лоб напрямую, другие, расходились лучами от уголков глаз.  Руки его уже небыли такими сильными, как раньше, когда папа мог легко поднять меня и начать раскручивать , подражая карусели.  Эти руки стали совсем слабыми, практически немощными, как у старика. Сжимал он ими не мои маленькие ладони, как в те прекрасные дни, , а граненый стакан, газету или вилку с ложкой.   И, конечно, я уже догадался, что он никакой не спецагент, супергерой или шпион. Мама уже отпускала меня одного на улицу, и я знал, что за тем углом , за которым каждый будней день исчезала его фигура, нет ничего особенного : обычная автобусная остановка, возле которой каждое утро останавливается обычный троллейбус и везет моего папу в обычную контору, в который  он пересматривает обычные чертежи, оправдывается и унижается перед обычным начальником. Вечером на том же автобусе, как обычно, папа возвращается домой. Дома он выпивает пиво во время просмотра ежедневной передачи по TV и почесывая пузо плетется к кровати.  А по выходным он ездит с друзьями на рыбалку или выпивает в ближайшем баре.  Понимаете, все это было и раньше, до того как я осознал его никчемность. Кажется, в глубине души я чувствовал его безразличие и холодность в отношении ко всему окружающему.  Когда я попросил купить щенка, папа сказал, что щенок будет везде гадить, гавкать, грызть мебель и одежду. К тому же собаку надо выгуливать, а у папы и мамы с их «взрослыми делами», совершенно не было времени на такие глупости. Когда я, прочитав свою первую в жизни книгу (сейчас уже не помню её название, но было там что то об Австралии, кенгуру, аборигенах, Виллеме  Янсзоне и других отважных первооткрывателях) предложил собраться всей семьей и съездить на этот удивительный материк, родители сделали такие лица, как будто я предложил им что то из ряда вон глупое. Если мама и старалась улыбаться,  говоря, что когда я выросту то обязательно съезжу туда, то папа буркнув сказал : «- Хаха ну да конечно, съездит он, непременно. С его то успеваемостью в школе! На завод бы этого малохольного пристроить и на том спасибо, а он вон что, в путешественники заделался! Ты лучше учись давай, чтобы хорошую зарплату получать, а эти идеи свои глупые брось, а то я тебя от этой дури отучу ремнем. Вот твои ровесники:  родителям своим помогают, хорошо учатся, спортом занимаются! Соседа нашего, дяди Толи сын, уже чемпион района по дзюдо, а твой ровесник. Хороший пацан, путевый. Не то, что ты, малохольный!» … Ну что тут скажешь, возможно, папа был прав. Не во всем конечно, а частично, на «житейском» уровне. Учился я не то, что бы очень плохо, а скорее немного ниже среднего. Наверное я и вправду глупый. Учителя часто кричали на меня и делали замечания.  К тому же время от времени прогуливал школу, из-за чего у меня возникали на протяжении всего процесса образования серьёзные проблемы. Я ненавидел школу! Ненавижу её с первого дня, когда толстая учительница начальных классов, произнеся торжественную речь, сказала: « - Мы сделаем из ваших детей -  достойных членов общества!». Во время ораторствования бородавка на её подбородке забавно покачивалась и тонула в жировой складке, которая, казалось, растянулась во всем своём величие и заменила ей шею. Заметив это, я захихикал. Учительница метнула в меня свой взгляд, как метает копьё голодный охотник в первого встречного зверя. И этот взгляд я возненавидел! Этим взглядом смотрят все учителя. Исключений нет, поверьте мне. Даже те молоденькие выпускницы педагогических институтов, рано или поздно переймут его у своих старших коллег. Как эстафетную палочку, этот взгляд передают учителя на последнем звонке ректорам, профессорам, кураторам. Они же в свою очередь спешат вручить его начальникам и работодателям. Не один человек не минует эту кабалу, этот взгляд «главного», стоящего над тобой. А я поднимался по лестнице образования, с трудом переступая через ступеньки-классы, ненавидя каждый пронзительный школьный звонок, каждую оценку у себя в дневнике, каждый бестолковый учебник, в котором бы были некрасивые черно-белые картинки. Любимого предмета у меня тоже не было, так как не один из них не мог меня заинтересовать по-настоящему. Одно время мне хорошо давалась география, я даже получал неплохие оценки. Вообще-то уроки были довольно занудными, но в учебнике  было много красивых цветных картинок  и к тому же мне нравилось изучать разные карты, представлять, что вон та маленькая точка это мой город, а сам я настолько мал, что невозможно и разглядеть, но  пробовал раз за разом. А вдруг?!Но никогда не находил на карте ни себя, ни своего дома. Так вот на одном из обычных уроков, учительница рассказывала нам о Бразилии. Она говорила о том как прекрасны леса этой страны, какие виды животных там обитают, рассказывала об индейцах и местных жителях, о заводах и фабриках, о реках и озерах. На какое-то время меня увлек этот рассказ. Я внимательно и с удовольствием ловил каждое сказанное учительницей слово. Перед глазами у меня всплывали картины, составленные моим воображением, как огромный разноцветный пазл, каждая деталь которого – отдельное слово. Внезапно в голову мне пришла мысль о том, что все это вранье! Да, чистой воды не правда! Желая восстановить справедливость я сказал, даже не поднимая, как того требовал устав школы руки : «- Зачем же вы нам врете!?».Я говорил вы, так как имя и отчество большинства учителей просто не знал, да и не задавался особой целью узнать. Учительница с округлившимися от возмущения глазами, спросила, почему я так решил и кто мне позволил так себя вести на Её уроке. Я ответил, что в Бразилии она не была и по этому, не может знать о ней  совершенно ничего. Тогда она, покрасневшая, побагровевшая, при виде такой дерзости сказала, что для этого и существует учебник и что все её знания, получены в институте «потом и стараниями». Ну не знаю, какие там у них в институте знания дает пот, и как вообще пот влияет на процесс изучения географии, но согласиться я с ней не мог и был немедленно вызван к директору. Так со мной было всегда. Мое мнение не учитывалось или  просто не воспринималось. Для одних оно было слишком резкое и контрастное, настолько неприемлемое, что окружающие начинали выглядеть как забавная статуэтка с тремя обезьянками, одна из которых закрывала глаза, другая уши, а третья рот. Некоторые мои друзья (странно, ведь у меня когда то и в правду были друзья, по крайней мере мне так казалось) просто делали вид, что понимают. Понимают ход моих мыслей, действительно слушают и вникают в смысл всего мною сказанного. Они с показным вниманием слушали, пророй даже в чем то соглашались, пытаясь показать свою заинтересованность. А говорил я много, очень много. Я, наверное, отношусь к той породе людей, которые только и умеют, что без толку «чесать языком». На каждое явление, вообще на все, что существует на этом свете, у меня имелась свое мнение. С детства мне внушали, что оно ложное, неправильное, что оно искаженно или само искажает и так понятные всем факты. Но  я то, всегда интуитивно чувствовал свою правоту. Еще тогда на уроке географии я был твердо уверен, что мои слова верны. Что же остальные? Что же мои «коллеги по парте», которые с  такой охотой на переменах, тонкими голосами лепетали о своей нелюбви к учителям. Которые с  такой азартностью придумывали им прозвища и тайком подкладывали на стул кнопки? Все они, съёжившись барашками и мельком переглядываясь, молчали. Не один из них не встал на мою сторону, ни один не подержал, да что уж там, никто даже не вступился. Все просто молчали, сидели и смотрели своими детскими , «невинными»глазками на преподавателя. Этот взгляд совсем не такой как взгляд вышестоящих. Это совершенно другой взгляд, рабский, безвольный.  Сначала он кажется невинным и покорным, показывающим полное смирение и сочувствие. Но если долго наблюдать за ним, то становится ясно, что никакого сочувствия в нем нет, и быть не может. Этот взгляд тихого злорадства, таким взглядом во время казни, в каком ни будь средневековом королевстве мог смотреть зевака. Смотреть и тихо радоваться, что сегодня на плахе не его голова. В этом взгляде порой вспыхивает и ненависть и в тоже время ликование. А рабский взгляд зеваки, куда омерзительнее взгляда палача, взгляда «вышестоящего». Ведь  палач один,  а народа полная площадь. И как бы народ не пытался прикинуться тихим и безучастным, но имеющим свое мнение, свои индивидуальные чувства к осужденному, он все равно начинает сливаться в единую, черную как уголь тучу, похожую на армию миллионов вшей, мошек, жаб, крыс, змей и другой земной гадины. Но на что способна это гадина без своего инструмента? Ведь у этого мора, что получается из народа, нет даже рук? Нет, есть, и эти руки – палач! Большая ошибка думать,  что власть имеет «вышестоящий». Власть дает своему господину раб. Она поступательными движениями направляется снизу вверх по этой «иерархической пирамиде». Чем слабее и тупее человеческая масса, тем больше власти и силы она придает своим хозяевам. И даже в этой,  казалось бы совершенно обыденной ситуации, в этих ещё не запачканных реальностью детских душах, живет часть этой уродливой тучи.  Но не их в этом вина. Ребенок рождается на свет чистым. Все начинается с родителей. В первую очередь с родителей. А чему учат родители своих детей с самого ранено возраста? Смирению. Подчинению правилам, законам, в конце концов, внушают им их зависимость от руководства, от главного, от ведущего. По мере взросление им расскажут и продемонстрируют на собственном примере,  когда надо улыбаться, когда плакать, с кем быть приветливыми, а с кем грубыми, к кому испытывать уважение, а к кому презрение. Вот она – горькая, как рыбий жир, правда. Открылось  мне это спустя годы, а не тогда, в том душном кабинете с кривыми стенами, покрытыми потрескавшейся от времени штукатуркой. Не тогда,  под сводом холодного, беленого потолка,  с которого, словно сталактиты в пещере, свисали люстры.
Тем же вечером, после очередной профилактической беседы моих родителей с директором, папа всыпал мне ремня. Хорошо всыпал. Ремень у него был кожаный, тяжелый. По взмаху папиной руки плясал он не только по моему заднему месту, когда я в чем то сильно провинюсь, но и по маме, особенно когда у отца не клеилось на работе или же он просто напивался. Тогда мама в слезах, схватив меня за руку, со всех ног бежала к своей подруге. Там за кружкой чая мама рассказывала ей о наболевшем. Подруга, конечно же успокаивала её, смотрела жалобными глазами, понимающе кивала и строила такую великодушную физиономию, которую художники изображали у многочисленных мадонн, на картинах эпохи Ренессанса. Она могла обмануть своим видом расстроенную и наивную мать, но только не меня. Нет! Я уже давно привык к этому взгляду, он в точности повторял взгляд моих одноклассников, практически был идентичен. Он говорил: « - Я такая прекрасная, я такая хорошая покровительница, ты никогда не догадаешься наивная дура , что мне безразличны твои беды ,они вызывают у меня только искреннюю радость за себя, за своё благополучие… Ах какое счастье, что я сейчас сижу в своем уютном доме и попиваю свой дорогой, хотя и мерзкий на вкус чай…». И когда все это открывалось моему сознанию, встало передо мной в совершенно нагом, не прикрытом надеждами и идеалами виде, мне становилось до слез обидно за себя, за маму и даже за отца. На их головах уже серебриться первая седина, а сами они так и не поняли, так и не разобрались, так и не увидели истинные лица окружающих, тщательно скрываемые за личинами доброжелательных ангелочков. Мои родители похожи на первопоселенцев, которые вроде бы нашли контакт и даже подружились с местным  племенем, да вот только забыли, что  это племя  каннибалов.  С годами пришло понимание, что и сам я от них мало чем отличался. Мне порой казалось, что я наконец то обрел навык отличать правду ото лжи.  После анализа опыта, полученного  в общении с окружающими, само собой напрашивалось очередное размышление, которое в свое время так овладело мной, что несколько дней я практически не вставал с кровати, часами лежал уткнувшись лицом в подушку или разглядывал потолок. Родители не знали что и думать. Даже записали меня «на всякий случай» к детскому психологу. Психолог заставлял меня рисовать всякие деревья и дома. На кой черт ему мои рисунки? Может быть он повесит их у себя на стене как картины? А может вообще продаст и получит много денег? Ха ха. Такие мысли вызывали у меня улыбку, так как этот глупый психолог не знал , что я совсем не старался когда рисовал, а нарочно муливал всякую дрянь. Заметив мою улыбку он окинул сидящих на диване и нервно перешептывающихся между собой, как дети перед кабинетом школьной медсестры, моих родителей и что то записал в свою большую тетрадь. Прописал мне этот специалист какие то витамины. Мама каждое утро заставляла меня их принимать. Несмотря на это я всего лишь делал вид, что пью их. На самом деле, капсулы я выплевывал и бросал за холодильник. Лучше было бы выкидывать из окна, потому что за холодильником время от времени надо протирать пол. Я этого не учел. Мама папе конечно не сказала, дала мне подзатыльник и начала как обычно поступают все матери читать мораль, указывая на раскрывшийся обман. «Нечистые дела хоть в землю закопай, их тайный след, поздней иль раньше выступит на свет….». Но что я, в свои одиннадцать лет знал о правде? Приходилось ли мне встречаться с ней лицом к лицу? Все возможно. Как же ложь? Смогу ли я когда-нибудь избавиться от неё? Я начал рассуждать. Правда и ложь походят на двух младенцев, рожденных одной матерью – мыслью. Это мысль дает начало бесконечному потоку слов, исходящих из глубин человеческой души. Я был ребенком, и мне казалось, что  только природа чиста ото лжи, что ложь  свойственна только человеку, что ложь  это скверна. Взрослея и постигая все новые и новые пределы, раскрывая свою сущность, ставя перед собой вопросы, на которые не находил ответа, я пришел к выводу, что главным обманщиком как раз таки и является природа. А разве нет? Конечно же, в дикой природе полно лжи и посоревноваться с ней в этом может только человеческое общество. Хотя здесь надо отметить значительную разницу.  Ложь природная – ложь невинная, животное вынуждены лгать, что бы выжить.  И тут уже не важно зебра ли это, пытающаяся с помощью своих полосок привести в замешательство хищника или же богомол застывший как листик, чтобы поймать свою жертву. Кажется это называется мимикрия. Естественный отбор, ничего с этим не поделаешь. У людей, в свою очередь, тоже есть  естественный отбор, главное правило которого «Выживает красивейший».  Дикой, первозданной, необузданной природе это чуждо, но только не природе человеческой. Человек с незапамятных времен тянулся именно к красоте. Говоря о красоте, мне на ум приходят прекрасные образы юных фей, совершенных во всем: молочного цвета кожа, длинные белокурые локоны. Феи эти очень хрупкие, нежные. Плавно ступают по Эдему, распевая свои чудесные, мелодичные песни и тихонько смеются. Смех их похож на весеннюю капель, на перезвон маленьких колокольчиков. Силой мысли феи могли бы посоперничать с лучшими умами человечества, такого невзрачного и потускневшего на их фоне. Вот чем для меня была истинная женская красота, непорочная, чистая, вернее да же белоснежная от своей благодетели. Мужская же красота другая, грубая, кричащая о силе и отваге. Но о ней, признаться я не думал. Женские образы увлекали меня гораздо больше мужских. Прекрасно понимая недосягаемость идеалов, их оторванность и отрешенность от реального мира, я решил для себя, что идеал нужно искать в реальных людях. Пускай они покрыты многовековой грязью, а их женщины больше напоминают усталых старух, нежели веселых фей. Даже среди них есть исключения. Знаете, почти, что те самые феи, но у этих женщин не такой уж и сладкий голос, да и поступь твердая, а локоны подстрижены, либо заплетены. Свои прекрасные лица они прячут под слоем всевозможных красок, присыпок, кремов, мазей и других вещей, которые якобы делают их красивыми. Здесь, на планете Земля надо выбирать между умом и красотой. Женщины здесь встречаются 3 типов: Умные и некрасивые, красивые и глупые, некрасивые и глупые. А вот красивых и умных не бывает. Красивая женщина только претворяется умной. Она может читать умные книги, заниматься занудными и скучными делами, заучивать мудрые фразы, и даже цитировать их в нужный момент, в нужное время, в нужном месте, перед нужными людьми. Однако, по природе своей она глупа и не порядочна. Красота не союзник порядочности, скорее наоборот – злейший враг. В свою очередь умная женщина легко может претвориться красивой. Её красота будет намного благороднее чем у первой, так как она красива изнутри. Но этот обман все равно противоречит идеалу. Идеалу ,красота, ровно как и ум, дана от природы. А о третьем виде и смысла говорить нет. Несчастные, обреченные женщины, единственным утешением которых служит то, что они на столько глупы, что не могут понять неказистость своей внешности. То же самое можно применить и к мужчинам. Ну что ж… Я не красив, хотя сам бы я ни за что это не понял. Это мне дали понять те же люди. Ведь им всем не достаточно того, что у них есть, что дал им творец. О нет, только не людям. Для окружающих ты начинаешь чего то стоить, только тогда, когда на тебе щегольской прикид, когда ты говоришь, не очевидное, но то что им хочется услышать. А что им хочется услышать, определяют они с помощью общества. Для этого и нужны слова. Отнюдь не для того, чтобы нести в себе правду. Слова обществу нужны, чтобы маскировать ложь и рядить её в наряды истины. Если бы роду человеческому была нужна правда, то он бы давно обзавелся даром телепатии. Среди ученых бытует мнение, что если бы вдруг человеку на любом этапе эволюции понадобится хвост, то он у него обязательно появится. Так же и с даром телепатии. Если бы человек по настоящему хотел знать правду, то спустя определенное количество времени  он обязательно бы  научился читать и передавать мысли без помощи слов. Скажете глупость откровенная. Возможно это и так, но вот только если бы все люди мира вдруг стали телепатами, ложь бы умерла без шанса на воскрешение. Мы бы знали содержание чужой мысли, умели угадывать даже самые незаметные настроения и желания, могли бы без труда понять собеседника и в конечно счете открыть свое сознание для истинной любви. Любовь – это такое слово, которое не несет в себе совершенно ни какой смысловой нагрузки. Пустышка. Обычный набор нелепых звуков, появляющихся у нас в горле и извергающихся из него подобно раскаленной вулканической лаве вырывающийся из недр пробудившегося вулкана. Ценят это слово не за звуки, а за особым образом сформированное чувство, энергию,  посылающеюся вместе с ним.  Находится этот сгусток энергии глубоко в душе. Трудно определить, где у человека душа, да и не зачем  этого делать, но любовь находится в душе, в этом сомнений не возникает.  Мне показалось, что однажды я испытывал любовь. А может и нет, но по крайней мере что то очень похожее на неё. Мне тогда было лет  четырнадцать – пятнадцать.  Я был очень «среднего» телосложения, невысокого роста парнем, с маленькими, но не раскосыми как у азиатов, а напротив практически круглыми серыми глазами. Лицо мне украшали созвездия прыщей, с которыми я вел непрерывную войну и время от времени одерживал в ней незначительные победы. А её звали Даша. Даша…  когда у меня невидимым импульсом возникает мысль о ней голова идет кругом. Где то там, в душе, я начинаю улавливать затейливою игру колокольчиков, на звон которых так похожи голоса прекрасных фей из Эдема. Даша была необыкновенно красивая. Хотя, сейчас  я уже отчетливо не помню как она выглядела и если бы судьба снова столкнула нас лбами, она бы ни за что не смогла бы хоть каплю меня заинтересовать. Но это сейчас. А в том прошло, навсегда ушедшем в небытие и оставшимся лишь жалким фантомом в моей памяти,  Даша была необыкновенно красивой.  Я так и не решился с ней заговорить и видимо уже никогда не заговорю. Каждый будней день, после школы, когда она шла домой с подругами из класса, болтая о каких то своих девичьих делах, я как настоящих сыщик, прячась то за одним деревом, то за другим, то за столбом, то за машиной  следовал за ней до самого её подъезда. Каждый будний день я пытался найти в себе силы и сказать ей хотя бы «Привет». Иногда мне казалось, что вот именно сегодня, я сумею перебороть свой страх, подойду к ней и предложу проводить. Тогда мы пойдем вместе, я помогу  ей нести портфель, мы будем весело смеяться и разговаривать обо всем на свете, а возле дома я пожму ей на прощанье руку. О, это был бы самый лучшей день в моей жизни, только бы найти в себе силы. Но силы никогда не находились. Все шло по знакомому сценарию : дерево, дерево, столб, машина… Однажды мне удалось раздобыть номер её телефона! Даже не спрашивайте как, для этого мне пришлось выкрасть журнал из учительской и ещё с полчаса рыться в нем, в поисках заветного номера. Что тут такого? Телефонный номер, набор цифр, знаков, придуманных для облегчения процесса подсчета. Но это был её номер, той самой, чей образ постоянно вставал у меня перед глазами, не давая ни на чем сосредоточится. Даже любимые дела стали мне в тягость и не доставляли больше никакой радости. После долгих раздумий и переживаний, мой палец все таки прокрутил колесико телефона с нужными цифрами. Мысли громоздились одна на другой, в горле пересохло, живот свело от волнения. В трубке раздались длинные, протяжные гудки и спустя пол минуты я уже слышал её голосок. В исступлении я молчал.  Не дождавшись ответа звонящего, она повесила трубку. Терроризировал её звонками без ответа я к счастью не долго. В конце концов трубку стал постоянно поднимать её отец и мне пришлось оставить свое занятие. В те дни мне казалось, что дальше нет никакого выхода, только полное одиночество.
Внезапно  перестал видеть её  в школе. Сначала я думал, что она заболела. Прошло два месяца, а она все не появлялась. Затем мне сказали, что Даша переехала. До этого момента я думал, что не способен по настоящему плакать, оказывается ошибался. Ещё как способен. Признаться боль держала меня не долго. Время конечно не доктор, оно никогда не вылечило бы  меня. Даша оторвала маленький кусочек от моей души. Взяла его на память, думала, добавить его в коллекцию, что предстоит собирать ей всю свою жизнь. Со временем, стали появляться все новые и новые кусочки, оторванные от душ других несчастных людей, и для моего просто не осталось места. Недолго думая, она его выкинула. Я мазал сердечную рану  мазью с экстрактом всеразличных хобби. Наконец рана заросла, остался только небольшой шрам, но как и все старые шрамы он не доставлял мне никакого беспокойства. Напротив, служил напоминанием о том прекрасном чувстве, что одно время владело мной. Неумолимо сыпется песок в песочных часах отмеренной мне жизни. Все как то незаметно пронеслось. Почти отлаженная машина. Семьи нет, домой возвращаюсь поздно и усталый. Родители давно умерли. Мать от рака, отец от беспробудного пьянства. Когда не могу заснуть, шатаюсь по пустым улицам без дела. Не женился я потому, что не одну свою девушку не любил. Они меня раздражали своей наглостью, хитростью, бесстыдством. Каждый божий день вставал рано утром. На работу опаздывать нельзя. За прожитое время много где работал. Откуда то увольнялся, откуда то выгоняли.  Работа монотонная, как и предсказывал отец - на заводе. Автомобильном. Со мной в цеху какие то грубияны и выпивохи, не с кем даже поговорить. Человек такое создание, понимаете, нельзя ему не развиваться. Занимаясь только работой и предпочитая физическое наслаждение духовному, он рискует провалиться в яму невежества, из которой ещё никому не удавалось выбраться.
Переживал я и хорошие дни. В один из таких я познакомился со своим единственным другом. Это случилось в дешевой придорожной забегаловке. Он был изрядно пьян и еле держался на стуле. Сначала  я подумал:  « -Фу очередная свинья». Сев рядом и завязав разговор, мне удалось выяснить беду этого человека. Был он каким то там профессором математики и даже получил премию за разработку новой концепции понимания плоскости.  Напился по тому, что его бросила жена. С руганью собрала чемоданы и умчалась, прихватив с собой все совместно нажитые сбережения. Конечно же не в одиночку, а со своим любовником - щуплым и бесхарактерным, но довольно жадным  до азартных игр, так что все честно изъятые у супруга деньги, пошли на ставки в ближайшем казино.  К слову встречалась неверная жена с ним уже как три года. Бедный профессор! Он наверное рогами бился о потолок своей квартирки, но все равно их не спиливал, думал сами отпадут. «О женщины, вам имя вероломство».  Отнюдь, я совсем не сексист. Долго, однако же слушал его рассказ. Вдруг мне стало жалко это опьяневшее от дешевого портвейна и горя , тихо  уснувшего за барной стойкой  существо. Но одновременно с этим в нутрии меня все бурлило от отвращения. «-Насколько я жалок» промелькнуло в голове «-Это же амбивалентность». Наконец, бармен не выдержал. Он мельком, как может проползать змея через заросли кустарника, прошел в предназначенное только для сотрудников помещение, а через минуту вернулся с хозяином сего питейного заведения. Пофыркав и поморщась, хозяин потребовал, чтобы мой недавний собеседник заплатил по счету и убирался. Меня совершенно не удивило, что денег у бедняги не оказалось. Еще спустя несколько минут, охранник грубо схватил его за ворот пиджака и вышвырнул, как родители обычно вышвыривали всех щенков и котят, которых я подбирал на улице и приносил домой в надежде обзавестись питомцем.  Пьяный мужчина, не в силах сопротивляться, безвольно плюхнулся на землю. Попытка встать. Неудача. И вот он уже спит, свернувшись калачиком под березой. Вот сатира, а ещё профессор!  Присел рядом.  Мой друг мирно посапывал и что-то бормотал во сне. Бросить его так не хватало совести, денег на такси не было, поэтому, единственное, что я мог сделать -  это дождаться утра. Звезды как маленькие жемчужинки рассыпались по темно-синему бархату неба. Неужели там действительно находится рай? Бог? Астрономы говорят, что там всего лишь космос: холодный и безграничный. Вселенная настолько велика, что в ней найдется место и Богу. Она напоминает весы Фемиды. На одной чаше весов находится весь род человеческий с момента его появления, на другой – Бог. Самое странное и не поддающиеся объяснению – желание людей во что бы то ни стало нарушить баланс, заменить хрупкую гармонию абсолютным хаосом. С завидным упорством уничтожает себя человек  и наступит тот день,  когда добьется он своего. Мысли стаей перепуганных птиц метались в моём усталом мозгу и, наконец, разлетелись в разные стороны. Я заснул. Как бродяга на голой, согретой за день ласковыми солнечными лучами земле. На утро, меня ждал шквал оправданий и извинений со стороны протрезвевшего профессора. Я похлопал его по плечу. Не я судья, не я обвинитель. После этого случая наше общение приобрело дружеский характер. Профессор оказался очень хорошим и на редкость порядочным человеком. Настоящий добряк.   
Я часто думал о Даше, о том какая она сейчас…Вспоминал детство, особенно перед сном. Но все чувства мои уже притупились.   Притупились постольку, поскольку приняв решение быть бумажным корабликом плывущим по реке мироздания, обрек я себя на безграничное одиночество. Хотелось бы развеять ваши романтические представления об этом состоянии. Совершенно безликое, не имеющие ни какого смысла самоистязание. Обитает одиночество не глубоко в душе, как любовь,  а растягивается вокруг тебя подобно невидимой оболочки, ядовитой, не уловимой для глаза пленки. Избавится от этой пленки можно только с помощью людей. Удивительно, что только у них есть эффективное оружие в столь неравной борьбе. Применил бы его кто-нибудь в моем случае, помог обрести покой и счастье. Мечты. Сорок три года я хожу с ног до головы покрытый этой  злосчастной пленкой, не в силах освободиться, стать счастливым.  Как я определяю градации счастья? Да очень просто. Я видел его, это самое счастье. Встретились мы с ним вчера в сберкассе. После стольких лет, которые ничему меня не научили, прибавив к моему и без того убогому существованию ещё и букеты всевозможных болезней. Промелькнула мысль, что когда вернусь домой (если бетонную коробку с четырьмя стенами, полом и потолком, можно было таковой назвать), сразу же открою купленную мной ещё шесть месяцев назад , до того как я в очередной раз завязал, бутылку белой. По правде сказать я довольно часто завязывал пить, но развязывал в два раза чаще. Да и одет я был не лучшим образом. От лохмотьев  мой наряд отличался только более менее опрятным видом. Рубашка до последней нитки пропиталась запахом стирального мыла. В барочной Флоренции о нас с ней сказали бы : «popolo minute  и  popolo grosso»* (худые и  толстые . Это образное выражение, используется в Италии, что бы отличить богатых и бедных ). И по её каракулевой  шубке, я сразу догадался, что она «popolo grosso». Даша стояла ко мне лицом, но взгляд её проходил через меня, не задержавшись  не на мне, не на моей заношенной до дыр одежде.  Это была красивая женщина, хотя и довольно плотного телосложения, и с волосами, выкрашенными в цвет солнце.  Волосы были объемные, волнистые, непослушные. Они напоминали сотни маленьких извилистые ручейков, бегущих по долине её матового, излишне напудренного лица. Губы, глаза, подбородок…  это определенно была она. И я узнал в ней все. Все кроме взгляда. Казалось, Дашины глаза не имели цвета. Вместо него была какая то грязно-зеленоватая масса. Масса подобно прожектору колонии строгого режима с вычурным высокомерием освещавшая площадку для прогулки заключенных. Я был один из них. Я боялся этого светового луча, но в тоже время стремился к нему. К горлу подступила тошнота. А ведь в этом суккубном существе всю мою жизнь я видел идеал чистоты. Но сейчас передо мною стояла вульгарная , потасканная баба. Слишком ярко и безвкусно накрашенная для своих лет. Существо обратилось ко мне:
- Мужчина! Я долго буду ждать, когда вы наконец вернетесь на землю и подойдете к окну приема платежей? –голос звучал строго, как у учительницы. Интонация с которой были произнесены эти слова, выражала агрессией и высокомерием.
- Даша… тихо проскулил я – Ты так изменилась. Все ещё помнишь как хрустела осенняя листва под ногами, в те дни, когда мы были детьми и наверное были счастливы? Помнишь меня?
Женщина с презрением отшатнулась. На маске, которую она крепила к черепу вместо лица,  вспыхнула усмешка. Аккуратно выщипанные брови возмущенно приподнялись, вытянувшись дугами.
- Да вы пьяны! Алкоголик, лечиться надо. – Даша широко и хищно улыбнулась. – Узнаю в вас своего мужа. Сам профессор, математик, но когда напьется – скотина редкостная.
Она замолчала, отвернулась держа в руках квитанцию и подошла к окошечку оплаты. Я тоже отвернулся и немного постояв, вышел на улицу. Закурил. Заплакал. Плакал сильно, как когда то в детстве. Ведь был же я маленьким и доверчивым. Ведь верил же в счастье. Пытался его найти, ощутить, хотя бы  нащупать  пальцами, а когда находил, то ласково и аккуратно, как маленького зверька, замершего и похожего на меховой клубок стремился взять на руки и прижать к сердцу. Но счастье всегда вырывалось и убегало. Не любит счастье ласки. Счастье нужно хватать и сажать в клетку. На свободе оно бесполезно. Когда счастье свободно оно своим присутствием только обличает несчастье, следующее за ним по пятам. Так может мне закончить эту охоту сегодня же?!
Темнело, а я так и шел по пустой улице, покрытой желто-оранжевыми листьями, последним мазком на картине природы, готовящейся смениться, нетронутым холстом зимы.
Вы когда-нибудь задумывались о причине вашей нерешимости, робости, честолюбия?
-Да. Сейчас я задумался об этом. Виной всему этому счастье и любовь. Самое главное счастье на земле -  любовь. Бог сказал нам любить друг друга. Нерешительный – боится потерять счастье. Робкий -  зависит от счастья. Честолюбивый – хозяин счастья. Но кто из них я…? Подходя к подъезду и заранее приготовив ключ, остановился и присел на скамейку,  снова закурив. Говорят, отчаянье один из смертных грехов, но я не верю теологии. Слишком поздно мне пересматривать свое отношение к Создателю. Тут я зажмурился и поклялся себе, что с этого момента лицезрю реальность по-новому. Войдя в квартиру, не разуваясь, прошел к старому, запылившемуся видеомагнитофону. Открыл  шифоньер,  достал от туда кассету, которую не смотрел годами. То была одна из любимых мною в детстве кассет с каким то вестерном. Другие оказались либо на помойке, куда их отнес мой отец после покупки DVD, либо затерялись в время переездов. Вставив её в видак, я не терпеливо нажал на «плей».  Сейчас все оборвется, и я снова вернусь на исходную, в детство, воспользуюсь правом на вторую попытку.  Все будет по другому, по новому, как то иначе. Волны-полоски накрыли меня с головой. Только гнусавый перевод  и рябые полоски. Вынув кассету и бросив её куда то в глубь комнаты, достав такую желанную  сейчас бутылку водки, чье содержимое бурным потоком обрушилось мне в эмалированную кружку, я начал пить. Я пил, а про себя думал, что наверное отношусь к той породе людей которые только и умеют, что без толку «чесать языком».