Яичница

Он проснулся. Любовницы рядом не было. На кухне негромко позвякивала посуда. «Готовит завтрак», — догадался Он.
— Завтрак в постель! — словно в ответ на его мысли пропела Любовница, впорхнув в комнату с подносом в руках.
— Ммм… Как приятно. Ты просто золото. Что там у нас сегодня?
— Яичница! Осторожно, приземляюсь.
— Обожаю яичницу, — Он чмокнул Любовницу, перехватывая у нее поднос.
«Какая она все-таки милая. Завтрак в постель…»
Но тут взгляд Его упал на поднос. Вернее на тарелку и ее содержимое.
Яичница…
«Ну, что за…», — мелькнуло в голове.
Яичница выглядела подгоревшей, скорее даже сгоревшей — коричнево-черная корка по краю и засохший твердый желток, растекшийся в центре.
«Даже яичницу приготовить не может», — раздосадовано подумал Он, почувствовав легкое раздражение. И это чувство удивило Его, потому что никогда раньше ничего подобного Он по отношению к Любовнице не испытывал.
Любовница всегда удивляла, веселила и радовала Его. Все, что она делала, было милым, очаровательным и интригующим. И вот теперь — раздражение.
Он поковырял вилкой желток, про себя отметив, что соли слишком много, пожевал бутерброд и нехотя отхлебнул кофе. Аппетита не было.
Любовница заметила это и с виноватинкой в глазах, робко улыбаясь, спросила:
— Готовить у меня не очень получается, да?
— Ничего, — Он улыбнулся ей в ответ и сказал то же, что говорил всегда: — Ты еще научишься. Все равно мне уже пора на работу.

Весь день на работе Он думал о завтраке.
Любовница никогда не умела готовить, но раньше Его это особенно не волновало. Он словно и не был никогда действительно голоден, наслаждаясь временем, проведенным с ней. Они вечно болтали о всякой ерунде, много смеялись, и все с Любовницей казалось таким интересным и новым. А сейчас Он никак не мог избавиться от этой ворчливой мысли: «Яичницу приготовить толком не может». Он отгонял ее, пытался сосредоточиться на работе, но ничего не выходило. Словно песенка с навязчивым мотивом, эти слова крутились и крутились у Него в голове.
Вечером после работы они с Любовницей отправились в кино, по пути зайдя перекусить в их любимую пиццерию. И снова было весело, и они много смеялись, и дневное беспокойство потихоньку отпустило Его.
Любовница была так красива в своем новом платье ярко-красного цвета. Правду говорят: женщина в новом платье — новая женщина.
И Он любовался ею и говорил ей комплименты. Они целовались в кинотеатре вместо того, чтобы смотреть фильм, вызывая шиканье одних и хихиканье других соседей. Все было как раньше.
Но, придя на квартиру к Любовнице, Он вдруг увидел на кухне на столике рядом с мойкой ту самую тарелку, на которой утром была яичница.
«Неужели нельзя было помыть тарелку», — раздражение вернулось. Очарование вечера исчезло, и настроение испортилось вновь.
Любовница, чмокнув Его в щеку, убежала в ванную. А Он подошел к окну и стал следить за машинами, скользящими по вечерней освещенной улице.
Он почувствовал себя оторванным от жизни. Как будто весь мир спешил куда-то и менялся каждую минуту, а Он все стоял на обочине и просто наблюдал за всем этим. В стороне.
Где он сейчас? Зачем? И что это за бутафорский мир, в котором новизна и азарт подменяют привязанность, страсть — сердечную теплоту, а одержимость партнером — преданность. Где с легкостью можно заменить любую деталь и человека, не ощутив особенной разницы, а сам ты — словно плоский персонаж какой-то мыльной оперы.
Сзади, шлепая по полу босыми ногами, подошла Любовница, взяла Его за руку и потянула от окна. Он неловко вывернул руку и сел на табурет за стол.
— Мне надо идти, — разглядывая пальцы на руках, сказал Он.
— Куда? — настороженно спросила Любовница.
— Я должен идти домой.
— Домой? Нет, не должен! Зачем? Она же думает, что ты до воскресенья в командировке.
— Я должен идти, — упрямо повторил Он.
— Хочешь вернуться к Ней? — в голосе Любовницы зазвенели истерические нотки. Он недовольно поморщился.
— Можно я пойду? — Он встал. Ответ был не важен.
— Нет. Нельзя, — Любовница схватила Его за руку. Он снова с легкостью вывернулся и пошел в коридор. Надел пиджак, обулся, поправил перед зеркалом галстук, стараясь не смотреть Любовнице в глаза.
«Наверняка старается сейчас заплакать», — мысль была злой, колючей, но жалости Он не испытывал.
Он протянул руку к дверной ручке.
— Она тебе даже не жена! И детей у вас нет! У меня столько же прав, сколько и у нее!!! — преграждая Ему дорогу, выкрикнула Любовница.
— Там мой дом. Я просто хочу домой, — спокойно ответил Он, отодвигая ее в сторону.
— Ну, ты придешь завтра? — плаксивым голосом спросила она ему вслед.
— Я тебе позвоню.

Стараясь не шуметь и не звякать ключами, Он осторожно приоткрыл дверь в квартиру. На пороге разулся, прошел и включил свет.
Дома было убрано и пусто. Он это почувствовал сразу. Какая-то особенная тишина.
Уже не таясь, Он прошел прямиком в спальню. Никого. Рывком открыл дверцы платяного шкафа. Его рубашки, костюмы, галстуки висели на своих местах. Но с той стороны, где обычно были платья, юбки и блузки, одиноко болтались лишь пустые плечики. Полки, где раньше хранилась Ее одежда, зияли пустотой.
Она ушла.
Он медленно опустился на кровать, не веря своим глазам, не зная, что делать дальше.
Звонить? Носиться по городу, разыскивая Ее у родителей, друзей? Или просто сидеть тут и ждать, а вдруг Она все же вернется?
Что сказать по телефону? Как заставить выслушать себя, если найдет? Сколько времени пройдет, прежде чем Он осознает, что Она не вернется?
Вопросов было много. А ответы не желали появляться.
Он перешел в зал, уселся на диван и включил телевизор и сидел так, не видя, не слыша того, что происходит на экране, пока не заснул
Сон был беспокойным и прерывистым. То и дело просыпаясь, Он начинал думать: как и что Ей стало известно? когда? как все исправить?

Он проснулся, но глаза открывать не хотелось. Думать, разговаривать, двигаться казалось невероятно сложным и ненужным.
Где-то в кармане сработал будильник на сотовом, и Он протянул руку, чтобы достать и выключить его. Это движение заставило Его начать новый день.
Он поднялся, пошел в ванную, умылся и отправился на кухню. Там достал из холодильника коробку с яйцами и поставил на плиту сковороду.
«Пожарю яичницу», — пришла запоздалая мысль.
Масло перекалилось и стало стрелять, когда Он выливал на сковороду яйца. Пытаясь уклониться от обжигающих брызг, Он уронил кусочки скорлупы. Стал рыться в приправах, пытаясь выбрать нужную, но так и не нашел.
За это время яичница стала подгорать на слишком сильном огне. Чертыхаясь, Он переставил сковороду на другую конфорку.
Яичница сильно обгорела по краям и была совсем сырой в середине. Плюс ко всему Он забыл положить соль.
Заваривать чай не хотелось, и потому Он просто бросил заварку в кружку и залил кипятком. А когда пил, все время приходилось отплевываться от бесконечных всплывающих чаинок.
Он с омерзением выбросил остатки яичницы в мусорное ведро.
Есть уже не хотелось.
Прошел в зал, включил телевизор, сел на диван и снова стал думать о Ней, крутя в руках мобильный телефон, который все еще упорно носил с собой. Как будто Она позвонит.
Мысль позвонить самому пришла не сразу.
«Она мне не ответит», — тут же остановил Он сам себя. — «Надо скрыть номер».
Гудки. И вот в трубке Ее голос. Спокойный. Теплый. Далекий.
— Алло.
— Это я, — помявшись, произнес он.
Молчание.
— Я… я искал туфли, — ухватился за первую попавшуюся мысль. — Ну, те, помнишь… которые мы купили на прошлой неделе. Перед моей… моей командировкой, — и замолчал, поняв, как неуместна сейчас эта ложь.
— Они в шкафу.
— Что? — Он не ожидал, что ответ будет таким простым.
— Они в шкафу, в самом низу. Я не стала вынимать их из коробки.
— А. Хорошо. Просто… просто хотел надеть их сегодня и… и не нашел.
И в это момент Он услышал в телефонной трубке стук ножа по разделочной доске. И этот звук заставил Его снова почувствовать себя дома в этой пустой квартире. Это чувство было таким острым, что Он неожиданно задал Ей вопрос:
— Что ты там готовишь?
— Яичницу, — ответила Она.
— Яичницу… — повторил Он и совершенно отчетливо представил, как Она нарезает кольцами лук, как лук скворчит и золотится в раскаленном масле. А потом Она привычным движением разбивает яйца о край сковороды одной рукой и выливает их, не уронив ни капли.
Когда-то Он так любил наблюдать за тем, как Она готовила Ему завтрак. Особенно Его любимую яичницу. Иногда Она еще добавляла кружочки помидора или колбасы. Доставала пестрый пакетик из ящика с приправами — Он никогда не мог запомнить, какой именно, — посыпала, затем добавляла соль. И яйца никогда не подгорали и не были слишком жидкими, а желток не растекался — все выглядело красиво и аппетитно дымилось как в каком-нибудь рекламном ролике. Тончайшая румяная корочка снизу приятно хрустела, а в желток Он любил макать хлеб.
Ставая перед Ним на стол тарелку, Она обязательно касалась рукой Его плеча. Всегда касалась.
«Ммм… Как пахнет», — говорил Он. — «Что же ты туда добавляешь?»
И Она неизменно отвечала: «Любовь». И улыбалась.
Как же давно это было?
И сколько таких завтраков Он пропустил, давясь подгоревшими тостами и полусырыми макаронами, безвкусной жареной картошкой и купленными в магазине пельменями, приготовленными Любовницей…
Он так четко все вспомнил, что даже, казалось, почувствовал аромат и идеальный вкус этой яичницы. И понял, что очень голоден.
Она прервала Его мысли:
— Что-то еще?
Еще? Что же еще?
Он непременно должен что-то спросить у Нее. Что-то важное. Что-то, что все изменит, вернет на свои места.
Он хотел спросить Ее, почему Она ушла. Но понял, что причину знает. Ведь, хотя Он понятия не имел, какие именно из них стали известны Ей, сам Он знал их все. Все причины, по которым Она должна была уйти от Него. Он мог выбрать любую.
Он хотел спросить, где Она, куда ушла. Но понял, что Она не захочет говорить Ему, где Он сможет Ее найти.
Он хотел спросить, когда Она вернется, сколько времени должно пройти. Но понял, что ответ не обрадует Его. Она больше никогда не захочет вернуться к Нему.
Он хотел спросить, что Он должен сделать, чтобы загладить перед Ней свою вину и исправить все, что натворил. Но понял, что Она не знает ответа на этот вопрос. Потому что не ищет его и еще, возможно, потому что его нет.
Он хотел спросить, а что, если Он изменится? И пообещает, что подобное больше не повториться никогда. Но понял, что Она разучилась Ему верить.
Все эти вопросы и ответы на них пронеслись у Него в голове, и Он понял, что больше не о чем говорить. Нечего спросить.
И Он просто сказал:
— Пока.
— Пока.

* * *
Много лет тому назад, в далеком 1963 в одном английском городе молодой музыкант, готовя себе на завтрак яичницу, напевал под нос незнакомую мелодию, которую услышал во сне. Сначала ему казалось, что это чужой мотив, но вскоре он понял, что музыка его собственная. Он даже придумал слова, пока готовил. Песня было о… яичнице. Он так и назвал ее «Яичница».
Спустя два года родились новые слова на эту музыку. Песня стала невероятно популярна и положила начало новому жанру — рок-баллада.
У новой песни было новое имя. Нам она сейчас известна как Yesterday…

Yesterday
Яичница

Еще вчера все мои тревоги казались такими далекими,
Теперь, похоже, они здесь, чтобы остаться.
Я верю во вчерашний день.
Неожиданно, я даже вполовину не тот человека, каким был,
Надо мной нависла тень.
Вчерашний день пришел так внезапно.

Почему она должна была уйти,
Я не знаю, и она бы не сказала.
Я говорил что-то не так.
Теперь я тянусь во вчерашний день.

Еще вчера любовь была такой легкой игрой, чтобы играть,
Теперь мне нужно место, чтобы укрыться.
Я верю во вчерашний день.