Козёл Шмондя

      Зарисовки увиденного, прочитанного, подслушанного и придуманного.

   Живёт в наши дни в Красногорье юморной мужичок Ерофей Кузьмич Чибисов. Это по документам. Односельчане  уже давно перекрестили его в Ерофея-Чудика.
  -  И всё-то он видит, всё-то слышит и примечает, - удивляются люди, - таким, видно, на свет народился.
   Любопытство и любознательность в мужике немереные.  Книжки любого жанра взахлёб читает, и не просто читает, а подробно анализирует, фильтрует. Даёт свою оценку с позиции собственного житейского опыта. Ерофей, зачитавшись, порой настолько вживается в образы книжных героев, что часто легко переходит пограничное состояние между вымыслом и действительностью. 
    Главным его слушателем и собеседником при обсуждении прочитанного является жена Матрена. Женщина она чуткая, внимательная и всегда снисходительная к мужниным заморочкам. Ерофея она жалеет и уважает. 
    Как-то, закончив прочтение очередной книжки. Ерофей вспылил:
    - Это что же делается-то, что вытворяется? Это же надо такое удумать, такого парня под бандитские пули подставить! Убить!...Это же просто чудовищно. Так вот запросто взяла и убила защитника Отечества. Не по государственному это, неправильно!
    - Да про кого ты, Ероша? Кто кого убил-то? – встревожилась на кухне Матрёна.
    - Да вон, эта самая Полина Дашкова. Писательница… Хорошего парня, спецназовца,
       замочила.
    -Ну, ты даёшь! Это же книга. Это образ такой литературный.
    - Это по твоему образ, а на деле сплошное безобразие. Государство таких вот героев растит, учит долгими годами, сотни  тыщ рубликов на каждого расходует, а она нате вам запросто убивает…нельзя так, так не годится. Этак мы всех нормальных парней поубиваем, а с кем тогда останемся? С бандитами? Хана нам всем тогда придёт в голимом бандитском государстве!
    Таким вот образом Ерофей Чибисов выговаривался, спускал, что называется, пар, облегчал душу. Потом поплёвывал на ладони, тёр их крепко друг об дружку до теплоты и шёл во двор работать по хозяйству.


    
 


Про каких-то там «интердевочек»
   

Чтобы не принимать снотворное, Ерофей Чибисов много читал на сон грядущий. Так было и на этот раз.
     Днём Матрена сходила в библиотеку и принесла с платного абонемента новенькие, изящно оформленные, ещё пахнувшие типографской краской книги в ярких глянцевых обложках.
     Ерофей на ночь открыл одну из них, которая называлась «Интердевочки»: ему было очень любопытно, что это за зверюшки такие? Вчитался и до того увлёкся, что оторвался только тогда, когда за окошком забрезжил рассеет, когда прочитана была вся книга. Долго лежал, думал. С постели поднялся сердитым, раздражённым.
     - Не пойму я нонешних баб. Чего им в самом деле не хватает? Чего ищут-то? Страна у нас большая, народу – тьма. Мужиков пруд пруди. Почти на каждую бабу по доброму мужику достанется. А эти морды свои воротят… В книжке «Интердевочки» как раз про одну такую мымру написано. По ихнему, по- современному, подобные создания путанами зовутся, ночными бабочками, тёлками. Как-то совсем уж по- животному обзывают. Так вот и пишут: «красивая тёлка была» Тьфу! С такими-то данными где-нибудь в модельном агентстве трудиться или со сцены народ красой радовать. А она на панель подалась. И, ведь, не с голодухи. Просто сподобилась мужиков за баксы ублажать. Да, по- моему, и не мужики это совсем, а так какие-то недоноски, которые к бабе без денег и подходу-то ни- какого не имеют. Доллары, баксы, зелень, капуста… Совсем с ума посходили! Вот и она, а когда питерские кобельки надоели или платить хуже стали, рванула за границу. В импортных портках счастье пощупать приспичило. Не пойму, чего искать-то? Мужицкое хозяйство у всех одинаковое. Не пойму таких баб, хоть убей! Удивительно, но как-то наше мудрое правительство сдогадалось про тяжёлую демографию вспомнить. Очнулись вроде бы, а? Ну, скажи мне на милость, откуда будут в семьях ребятишки, если в десятимиллионной Москве в каждой считай квартире вместо детей собак воспитывают? Ласкают их, холят, выгуливают по часам, кормят специальным импортным кормом. А молодые девки через одну в путаны рвутся. Это, говорят,  самое выигрышное дело, а усиленно размножаются пусть китайцы, у них это здорового получается.
     Ерофей помолчал, о чём-то задумался, и снова к жене подступил:
  - А вот ты, Маша, смогла бы как интердевочка?  Меня, к примеру, на какого-нибудь негра или шведа поменять при случае? Не смогла бы, будь даже шибко молодая. А почему? Да потому, что ты русская баба. Ты у меня, Матрёна-Ядрёна, сына нашего Кольку в срок родила. Или всё же за «американские рубли» смогла бы? Соблазн- то велик. Моталась бы по Тверской-Ямской, клиентов подманивала?
  - Христос с тобой, Ерошка! Что мелешь-то? Ты у меня всегда мужик, что надо был. Не куришь давно уж, водку пьёшь совсем даже не часто. А деньги?  От денег не откажусь. Они ещё никогда никому лишними не были. А то, что живём мы с тобой не богато, так не от нас это с тобой зависит. Государство наше такое уж косоротое, оно нас простых своих граждан-тружеников, всех подряд тоже косоротыми сделало. Теперь вот ложку-то постоянно мимо рта и проносим. Нет уж, Ероша, тебя я никому не отдам. И мне
кроме тебя никого не надо: ни негров, ни китайцев. Пусть давятся своими долларами.
   -То-то же, - заулыбался Ерофей и подмигнул Матрёне.


               
Про курорт по бесплатной путёвке

   Ерофей страстно любил свою верную жену Матрёну. Ещё с молодости гордился её неброской красотой и даже иногда чуток ревновал.
   В советское время совхоз, в котором они трудились, ходил в миллионерах. Матрёна работала дояркой, ходила в передовых, её портрет постоянно красовался на Доске почёта.
Как-то её пригласили в профком и сообщили, что её как победительницу в социалистическом соревновании награждают бесплатной путёвкой  в санаторий «Россия».
   - Вот. Матрёна Карповна, что значит наша истинно народная власть советская. Партком и рабочком дают тебе возможность отдохнуть на Чёрном море, в Крыму. Погреешься под южным солнцем, на песочке теплом поваляешься, отдохнёшь, сил наберёшься, на хороших людей посмотришь, себя покажешь.
   Председатель профкома Селиванов вручил ей торжественно путёвку и напутствовал: «Гляди там. Знаю, женщина ты скромная, но мало ли… Санаторий-то партийный и лишние разговоры нам ни к чему!»
   Радостная Матрёна скорей побежала домой обрадовать мужа.
   - Вот это да! На самое Чёрное море да ещё бесплатно! Надо же! Езжай, чего тут раздумывать,- обрадовался за жену Ерофей. Сначала-то обрадовался, а чуть позже ужалила в сердце паскудная мысль.  Дело было в том, что годков пять тому назад он тоже по профсоюзной путёвке бесплатно отдыхал в Крыму. Оттянулся, что называется по полной программе. Насмотрелся. Куда ни глянь, одни голые бабы, едва тряпочками прикрытые. И все свободных мужиков высматривают. Первое время он их сторонился, всё глаза отводил, шибко по своей Матрёне тосковал. Но в один момент всё же не утерпел, сорвался, как рыба с крючка. Пришёл он как-то на пляж, скинул одежду и улёгся без лежака прямо на горячий песок. Разомлел. Дремать начал. Вдруг почувствовал, что кто-то совсем рядом лёг. Открыл глаза.  Почти касаясь его, на большом махровом полотенце лежит девушка. Лицо смуглое, глазища чёрные. Глядит ему прямо в глаза. Улыбается.
    - Скучаете? Такой видный мужчина и один!
    Мягкие музыкальные пальчики слегка коснулись его волосатой груди. Ерофея словно зарядом тока до самых пяток прошибло. Слово  за слово… и ля-ля тополя.
    Потом вместе купались, пили в её номере сухое вино… В памяти надолго остались самые приятные в его жизни воспоминания, некоторые интимные подробности, от которых и сейчас дух захватывает.
    Перед отъездом в санаторий Матрёна побежала к соседке Фроське Горюновой попро-
сить в её отсутствие доить корову и приглядывать за Ерофеем, чтобы тот не запил. Воспоминания о курортном романе уводили в прошлое, дурманили голову, и Ерофей вдруг подумал, что и его жена, как и та девушка, может запросто наставить ему большущие рога. Он открыл её курортный чемодан, быстренько повыбрасывал оттуда «подозрительные» вещи: цветной, очень нарядный сарафан, туфли на высоком каблуке, ещё кое- что, вовсе ему не поглянувшееся.  Взамен всего этого добра положил кофту из козьего пуха, сандалеты на плоской подошве, старенькие комнатные тапочки и запер чемодан на ключ.
    В тот же день Мартёна уехала. А через  неделю Ерофей получил от жены письмо авиапочтой:
    - Дорогой Ерофей Кузьмич! В Ялте очень тепло. Каждое утро, просыпаясь, слышу шум моря. В санатории к обеду тихо, как на кладбище: к этому времени все уже на пляже. Вокруг только очень авторитетные люди. Все члены ленинской партии. После ужина специально приставленный затейник организует игры и танцы. Люди кругом веселятся, только я в это время отсиживаюсь в номере. Вот ведь Маша-растеряша: забыла дома платья, туфли на каблуке и даже купальник. Но ко мне в гости постоянно заходят соседи, а один симпатичный молодой человек просто замучил анекдотами. От смеха даже живот побаливает. Вот один из них: «Муж провожал жену на курорт. Видно, шибко ревнивый был. Перед отъездом жены взял и выкинул все лучшие и необходимые на отдыхе наряды из чемодана, а на их место  положил фуфайку. Она обнаружила это только на курорте. Потом пишет своему ревнивцу: «Лечат в санатории очень даже хорошо, все отдыхают на полную катушку. А я, как дура, сижу одна в своём номере. Но зато по вечерам благодаря мягкой фуфайке за мной целые очереди выстраиваются: ведь под кустами на фуфайке-то удобней любовь крутить, чем на голой земле».
    Смешно, правда, Ерош? Хорошо, что ты у меня не такой. Ты понимающий и очень заботливый. Но оплошность свою я всё же поправила: на деньги, что на подарки тебе брала, купила здесь всё необходимое из того, что дома забыла. Скоро приеду. Думаю, что не рассердишься из-за того, что оставила тебя без гостинцев. Твоя Матрёна.
    Ерофей обругал себя самыми непристойными словами и решил, что как только жена вернётся домой, то он у неё обязательно попросит прощения.


Про операцию «Кастрация»

   После столь неблагополучного возвращения из Ташкента Ерофею пришлось некоторое время поваляться в больнице. Время лечит любые раны, а тут ещё и неотложные дела: нужно срочно кастрировать бычка  Родю. С выходом на пастбище он начал худеть, оттого что стал усиленно обслуживать коров. Ерофею же был нужен не дармовой производитель, а упитанный бык, способный обеспечить мясом всю семью на долгую сибирскую зиму. А посему с кавалерством нужно срочно кончать.
   В один из вечеров, когда стадо возвращалось в село, Ерофей и наметил эту операцию. Пригласил на помощь ветфельдшера и трёх жилистых мужиков. Он встретил рогатиков на улице, попытался загнать Родю отдельно под навес, но бык, видно предчувствуя экзекуцию, под навес не шёл. Пришлось накинуть ему на рога верёвку и силой загнать на место предстоящей операции.
   Бедолагу крепко связали и скоренько оскопили, и уже утром умиротворённый бык пошёл на пастбище вместе с другим скотом.
   Вечером следующего дня во двор Ерофея ворвалась разгневанная соседка Ефросинья Горюнова. Меча молнии глазами и извергая гром отборных ругательств, она набросилась на соседа.
   - Что же ты, паразит, натворил? Ты же вместо своего бычка моего Аполлона кастрировал! Я ж его почитай три года для своего бизнеса растила. Он у меня породистый был, на племя в самый раз. За его работу мне бы хозяева коров, которых он обслуживал, денежку бы платили! Всю прибыль ты, паразит вредный, у меня отнял. Горе моё, горюшко!
   - Дак, это, Фрося, так уж получилось, что впотьмах перепутал своего с твоим. Они ж похожи, как близнецы братья!
   - Ты что, паразит, совсем отупел? Какие такие близнецы-братья? Разуй зенки-то, у Аполлона вон лобешник-то пошире чем у Ельцина, хвост длиннее, чем у твоего Родьки! Возмещай, ирод, мне ущерб по полной программе за потерю коммерческой выгоды!
   Пришлось Ерофею выкладывать тысячу рублей наличными и поить соседку самогоном-первачом. Только после этого она смирилась, перестала кричать и ругаться.
   Производителем в стаде пришлось работать быку Родьке, и он от этой работы ни разу не отказался.
    Что касается планирования постройки новой баньки с использованием средств от продажи части мяса, то Ерофей решил эту проблему  так: снял деньги с книжки в сбербанке, большую и тяжёлую работу помогли сделать друзья-товарищи, а остальное сделал сам, благо руки, ноги на месте, и не для безделья выросли.
   Опробовав баньку, Ерофей написал письмо сыну Кольке и пригласил его в гости. Правда, про украденные доллары умолчал.


 


Козел Шмондя

         По жизни  Ерофей Чибисов считал себя хозяином вполне справным. Долгие годы они с Матреной на подворье держали корову, пару хрюшек, до пяти десятков курей, и пару тройку пушных коз, естественно с козлом. Как без самца-то? В этот год у Чибисовых было в наличии две  козы – Маня  и Феня и матерый козлище с экзотической кличкой Шмондя. Откуда Ерофей вытащил это погоняло? – Скорее всего, из какой-нибудь прочитанной когда-нибудь книженции.
          Сегодня, если ты не состоишь при какой-нибудь денежной должности, без мощного подсобного хозяйства на селе никак не обойтись. Если же уповать только на милость божью, то в скором времени либо опустишься до положения бича, либо вовсе протянешь ноги. Так что давняя мечта многих советских правителей сравнять город с деревней осталось в прошлом, скорее наоборот: многие бедствующие горожане приближаются по своему статусу к крестьянству. Кушать-то всем хоца и не три раза в неделю, а три раза в день.
           С приходом в село дикого капитализма многие молодые односельчане разбежались из умирающего общественного хозяйства  кто куда, а Ерофею с Матреной бежать было некуда и незачем. Они по жизни были от сохи, по крови. И довольно большое личное хозяйство, если ты живешь в крупном районном центре и не ленишься, способно не только тебя прокормить, но и дать еще приличный доход. Это, оговоримся опять же при наличии головы на плечах.
           Из тех животных, что имелись на подворье, Ерофей почему-то с особым вниманием относился к козлам - Мане и Фене. Они давали такой шелковистый пух и такое вкусное целебное молоко, что на местном рынке эта продукция уходила влет. А тот факт, что за последние пять лет он ни разу не простудился, Ерофей относил на счет душегрейки из козьего пуха и употребления козьего молока.
            Каждое лето он заготавливал для своих любимец сено из отборных трав, выбирал из обильного разнотравья что получше, попитательней:
  - Жрите, паскудники! Трава царская, сам бы такую с удовольствием ел , да  не травоядный.
             Ну а к Шмонде хозяин питал несколько противоречивые чувства. С одной стороны уважал козла за его породистость, вальяжную повадку, мощные, изогнутые турецкой саблей рога, густую смоленную шерсть и роскошную бороду. С другой  стороны – не нравились ему  хитрющие, лупастые, желто-коричневые дурного цвета глаза.  Ерофей был категорически не согласен с теми, кто считал козлов тупыми животными. Придавали, в общении между собой, этому виду резко отрицательный и даже нарицательный смысл. Отзываясь плохо о человеке и называя его козлом, по мнению Ерофея, люди настоящих козлов только незаслуженно обижают.
           Ерофей по своему разумению вообще приравнивал козлов к маршалам. Это пришло к нему после того, как он однажды наблюдал следующую картину: огромное стадо баранов, перегоняли пасом из Монголии на Бийский мясокомбинат, шло и шло оно  очень послушно, за несколькими представительными козлами, выступавшими с гордо поднятыми головами. А самым первым шел самый авторитетный матерый козлище.
            По ночам Шмондя часто пропадал со двора. Днем, когда, было особенно жарко, вся казлинная артель,  находилась во дворе, развалясь в тени раскидистой березы. В сумерках снималась с места и уходили на кормежку, как Ерофей считал, в  близкие сосенки. Но при этом хозяин имел и другие версии, которые нашли подтверждение самым скандальным образом.
              В один из вечеров, закончив окучивать в огороде картошку, Ерофей, прислонив к стенке сараюшки тяпку, присел отдохнуть на березовый чурбачок. Тут же в тени деревьев  отдыхала  и вся козлиная орава. По закону подлости в этот благостный момент и вывернулась соседка Ефросинья Горюнова. Уперлась крепкими загорелыми руками в свои  крутые бедра и  обрушились на Ерофея поток  брани.
  - Ерофей! – кричала она.- Христом Богом прошу: присматривай получше за своими мелкими рогатыми парнокопытными! Не доведи, сосед, до греха. Никого спасу от них уже не стало. В огородах пакостят, а твой Шмондя вообще вор и бандит самый натуральный!..
             Для расслабившегося Ерофея  обвинения соседки были, как удар под дыхало. Он  даже попытался защититься:
  - А ты их видела, Фрося, моих-то козлов на своем огороде? Может, это вовсе и не мои, а того же Ваньки Перепелкина.
            Резонно, доказательств у неугомонной Ефросиньи на этот раз никаких не было, были факты: огород потоптан копытами и объедены капустные листья. Но про себя соседка все же решила, урон нанесен именно козьем племенем Чибисовых.
         После ухода соседки Ерофею, мужику чрезвычайно совестливому, пришлось серьезно задуматься: может, и  права  на этот раз Фроська, ведь и на его огороде  кто-то позапрошлой ночью тоже всерьез напакостил. Теперь вот у Горюновых, а следующий по порядку будет огород Ситниковых? Значит, ночью непременно нужно сделать негласный обход и установить подлинных злодеев.
           В час ночи Ерофей потихоньку вышел из дома. Погода стояла тихая и безветренная. По небу бродили одинокие реденькие тучки. С востока перекатывалась полная луна. В низинах начел скапливаться серый туман. В отдельных полуночных домах гасли последние огни. Село наглухо погружалось в сон. Злополучных козлов во дворе не было.
            Стараясь не шебаршить ветвями кустарниками, обильно разросшегося на задах огорода Ситниковых, Ерофей двинулся по узкой тропке в ту сторону. Между плетнем Ситниковых и пологим берегом речки Бардушки было метров двадцать пять свободного пространства. Весь этот оазис зарос крапивой, лапухоми, другой сорной растительностью.
            Поначалу было светло, как днем, но потом набежали тучки и небесный отражатель – Селена скрылась за ними. Напохнуло близким дождем. Ерофей включил прихваченный с собой китайский фонарик и мощный луч высветил наружную часть плетня. Два белых шарика  метнулись в ближние кусты, издав при этом козлиное «ме-е-е». И это блеянье , видимо , послужило сигналом для козьего султана. Изнутри огорода, подобно мощной торпеде, прямо через полуметровый плетень вымахнул зловредный Шмондя. Ерофей узнал своего козла сразу, ему ли не признать этого сатану!  Через минуту звук копыт убегающих животных уже смолк в отдалении.
  Когда Ерофей вернулся домой, во дворе под березой, как ни в чем не бывало, лежало все его козье поголовье, поджав под себя ноги.   
         
                Провокатор

          Однажды по Красногорью прошел  слух, что, якобы, на Бийском мясокомбинате живет интересный, хитрый и умный, как человек, козел. И что он очень уж похож на козла Шмондю Ерофея Чибисова. Но Ерофей, конечно, поначалу этим слухам не придал ни какого  значения - мало ли что болтают от безделья. Ведь минуло уже два месяца, как сдал он проказливого  козла заготовителю Артюхову.
            Однако , при случае, встретив знакомого скатобойщика, Ерофей поинтересовался: правда что ли есть на комбинате такой козел и козел принадлежит именно ему? Скотобоец  подтвердил эти слухи. Оказывается Шмондя до сих пор жив и в полнее здоров и вытворяет на комбинате такое, чему нет никакого объяснения.
            Общеизвестно, что этот мясокомбинат имеет давний договор с не такой уж далекой Монголией о поставках крупных партий баранов на убой. Начиная с ранней весны и до глубокой осени  стада этих животных пассом перегоняются на расстояния в шестьсот километров от границы дружественной Монголии до Бийска. Стада огромные – от трех до пяти тысяч голов.
            И вот таким образом прибывает очередная партия на комбинат. Загоняют этих самых баранов в специально отгороженные загоны, а потом поочередно, группами отправляют в убойный цех. Так вот, Ерофеев Шмондя, якобы, и служит у этих обреченных  поводырем, таким своеобразным Хароном.
           Стадо баранов, как известно, представляет собой  плохо управляемую и довольно глупую толпу. Но куда ее направишь - при умении,- туда она и повалит. При этом толпе баранов обязательно требуется вожак. Этим-то вожаком и стал на комбинате хитрый Шмондя. Естественно , такого помощника рабочие комбината особо ценили, подкармливали и даже лелеяли. А Шмондя старался из всех своих казлинных сил.
             Надо сказать , что в загоне выгорожен специальный приемник, куда загоняют животных перед направлением в убойный цех, а оттуда они уже цепочкой следуют на убой. Словом, процесс продуман до мелочей и отлажен. Но и он порой дает сбой , если животина вдруг зауросит,  Шмондя тут как тут-идет впереди и ведет за собой строптивцев. Вышагивает до самого убойного цеха смело, с гордо поднятой головой.
   Доходя до последней черты, за которой баран неизбежно попадал под беспощадный нож, Шмондя каким-то шестым чувством доходил до понимания нешуточной опасности, осознавал, что дальше – смерть. Он вдруг винтом взмывал вверх и в сторону, легко перекидывал свое мощное тело через высокое ограждение. Те же, что  шли следом, не подозревая о предательстве предводителя, продолжали свое фатальное движение к неминуемой смерти. Вот за подобные выкрутасы и прозвали Шмондю, вероятнее всего в шутку - «Провокатором».
          Так продолжалось около трех месяцев, а потом , сказывают, умный казел куда-то исчез. Толи всех баранов забили и в его услугах  нужда пропала, толи почувствовал Шмондя и  свою скорою  неизбежную кончину под ножом жестокосердного забойщика…
             Минул еще месяц, Ерофей , пока Шмондя был в живых и о нем складывались легенды, переживал, конечно, за своего бывшего врага-друга. Все же умный был шельмец и потомство от него получалось здоровое. Но вскоре случилось вовсе уже невероятное.
            Глубокой осенью, проснувшись как-то раньше обычного, Ерофей вышел по малой нужде во двор и остолбенел. Под осыпавшей золотую листву березой, между Маней и Феней лежал, порядком исхудавшей, покрытый репьями его козел. Ерофей внимательно посмотрел на беспутного Шмондю и, верите - нет, слезы навернулись на глаза мужика.
 Шмондя повернул к хозяину свою бородатую голову , в его лупастых глазах была такая вселенская тоска, такая боль  быть выдворенным с подворья, что и не опишешь. Здесь его дом, его  родина, его семья. Сюда он много дней и ночей, обходя стороной человеческое жилье, хоронясь от постороннего взгляда добирался за доброю сотню километров. Здесь он должен жить, а если и придется умереть. Ерофей его хорошо понял и пожалел.
 - Прости, Шмондя! – сказал Ерофей. Сердце его  дрогнуло и заплакала душа Ерофея – Чудака.