Мягонько стелется, да жестковато спится

Сижу перед телевизором и щелкаю пультиком, перескакивая с одного канала на другой. На минуту останавливаюсь здесь: на первом канале идет ток-шоу «Без комплексов». На сцене – эксперты, в зале – чинно рассажена послушная массовка, которую то и дело Лолита Милявская, ведущая, ставит на ноги, заставляет аплодировать и кричать «браво». На изрядно постаревшей Лолите (даже обильно наложенная «штукатурка» не в силах скрыть этого)  не то платье, не то сарафан, подол которого задран вверх, поэтому уродливые лодыжки и ляжки лезут в глаза; из верхнего выреза столь же безобразно чуть ли не вываливается рыхлая масса, отдаленно напоминающая женскую грудь.  Лолита Милявская – без комплексов, поэтому, очевидно, так откровенно демонстрирует то, что считает своими «прелестями». Лолита Милявская, стараясь скрыть косноязычие, присущее большинству телеведущих, говорит восторженно, говорит много и долго, посыпая слушателей эпитетами (чаще всего, совсем не к месту) в превосходной степени. Лолита Милявская упоена тем, что ее видит и слушает вся Россия.

Несколько секунд и я понимаю, о чем сейчас идет речь. Тема ток-шоу «Без комплексов»: что значит быть мужчиной. Один из героев дня полулежит на диване, гора мяса в полтораста килограммов, пыхтя и отдуваясь, маслеными глазками, заплывшими жиром, озирает народ.

Милявская изливает чувства.

- Какая счастливая женщина, которая имеет такого настоящего мужчину! Не мужчина, а горный орел!

Вопрос моему читателю: к какой национальности имеет отношение этот «настоящий мужчина»? Ну, конечно, не к русской. Герой ток-шоу – огненный кавказец, точнее – грузин, который, судя по всему, только что рассказал, как его любят русские женщины, любят и вешаются ему на шею, потому что он и только он может дать женщине всё – изобилие, нежность, рыцарское внимание и страстную любовь в постели.

Эта грузинская глыба кивает, слушая хвалу в свой адрес, и произносит:

- Мы – такие… Горячий, да, народ… Любим и боготворим женщину… На руках носим… Русские не умеют так горячо любить…

Кавказец мне показался знакомым. Именно: показался. Потому что я с ним никогда не встречался. А показался из-за того, что напомнил другого настоящего мужчину и тоже грузина…

Асбест того времени, о котором вспомнил, был на слуху у всей страны. Беспрестанно мелькал в газетах. Его еще называли – город горного льна.

В самом деле, в окрестностях были огромные залежи асбестовой руды, добываемой не шахтным, а открытым  способом. Горную породу взрывали, грузили на большегрузные самосвалы и вывозили из огромных чаш-котлованов на обогатительные фабрики. Это месторождение считалось одним из самых крупных в мире и первым - в СССР.

Горный лен – стратегическое сырье, применявшееся даже в строительстве космических кораблей. Как известно, асбест выдерживает огромные температуры. Так сказать, в огне не горит и в воде не тонет.

В городе было пять обогатительных фабрик по переработке асбестовой руды. Но к тому времени стали морально устаревать. Асбеста требовалось все больше и больше, в том числе и на экспорт, а имевшиеся мощности не справлялись с заданиями. И тогда было принято решение на самом верху – построить еще одну фабрику, шестую, причем по объему выпуска готовой продукции самой крупной в мире.

Сказано – сделано. Площадку подыскали в десяти километрах от города. Начали строить. Но, как это было всегда в советские годы, дела пошли ни шатко, ни валко. Получился настоящий «долгострой». Потому что за первые пять лет строительства не на всех объектах комплекса даже фундаменты заложили.

 Также обычная история: долгая спячка, а после короткая горячка. Иначе говоря, объявили аврал. Партия бросила лозунг: «К 50-летию Великого Октября сдать в эксплуатацию шестую фабрику!» Партия сказала? Комсомол ответил: «Есть!» И ЦК ВЛКСМ объявил строительство «всесоюзным ударным комсомольским». В Асбест хлынула основная рабсила -  «комсомольцы-добровольцы».

Поехали посланцы из всех союзных республик СССР. Говоря по чести, от таких посланцев толку не было никакого. Особенно, от представителей Кавказа и Прибалтики. Из солнечной Грузии, к примеру, ехали исключительно парни (не парни, а горные орлы), а из Латвии - слишком раскованные (без комплексов) девчонки. Первые, получив подъемные и места в общежитиях, не спешили показываться на стройке, а преимущественно пропадали на рынках, торгуя либо цветами, либо кишмишем. Вторые, как прирожденные белоручки, совсем не думали возиться с растворами или красками, а отдавали явное предпочтение иному роду профессиональной деятельности, к коей были гораздо лучше приспособлены, - проституции. И тех, и других – только тронь. Не успеешь закончить перечисление претензий, а в ЦК комсомола Грузии или ЦК комсомола Латвии уже летит телеграмма-молния: караул, мол, - сплошные притеснения, причем, дескать, по национальному признаку. Приняв сигнал бедствия, национальные республиканские органы начинают звонить в ЦК ВЛКСМ, а из Москвы – на Урал: в чем дело, мол, немедленно прекратить безобразия. Объяснения, что в Асбесте никто и никого не притесняет, что, мягко говоря, контингент едет не тот, который здесь надобен, Москвой напрочь игнорируются. Короче говоря, как грузины, демонстрирующие богатырское здоровье, так и рижанки, умело выпячивающие на первый план свои очаровательные прелести, исключительно занимались своими делами. Как те, так и другие – постоянная головная боль для принимающей стороны.

Георгий Тевзадзе, попавший мне на глаза, являл собой приятное исключение. Он, как и десятки других соплеменников, прибыл по комсомольской путевке. Это был высокий и мускулистый парень двадцати пяти лет, с пронзительным взглядом и пышной цвета вороного крыла шевелюрой, острым и выдающимся значительно вперед носом, приятным обхождением, впечатлял. Сказать, что Жора сразу стал всеобщим любимцем, - это все равно, что ничего не сказать. Все девчонки от него сходили с ума. Да и только ли они? По словам бригадира комплексной комсомольско-молодежной бригады Николая Степанова, Жорик отменно, без устали и безотказно трудился. При этом неизменно  добавлял: «Бетонщик – хоть куда!» Приятно радовало и то, что проявлял активность в общественной жизни, не отказываясь, а берясь с охотой за выполнение любого комсомольского поручения. Не парень, короче, а сущий клад.

Вскоре я стал замечать, что на разного рода молодежных мероприятий Жора все чаще оказывается возле секретаря комсомольской организации одного из строительных управлений Валентины Тимофеевой. В том не было ничего удивительного: у девчонки немало явных и тайных воздыхателей, потому что хороша собой (этакая высокая длинноногая блондинка с густыми русыми волосами, волнами скатывающимися с головы на плечи), потому что энергична и везде первая, потому что весела (хохотунья, каких еще поискать надо), задорна и, танцуя твист, не имеет себе равных.

Оказалось, что Георгий Тевзадзе также замечательно танцует твист. Так что пара - Жора-Валя – вызывала неизменный восторг и, конечно, зависть. В том числе, и с моей стороны .

Словом, для меня ясно стало, что грузин неспроста увивается за русской девчонкой: он имеет далеко идущие виды. Ясно стало и то, что Валя, принимая ухаживания, все-таки осторожничает и слишком близко не подпускает горячего парня с Кавказа. Тот, не теряя надежды покорить сердце русской красавицы, с прежней настойчивостью продолжает ухаживания.

Прошло несколько месяцев.

Однажды, когда в моем кабинете не было никого, Валя завела разговор о своих взаимоотношениях с Жориком. Как я догадался, она хотела излить душу, поделиться сокровенным, посоветоваться с человеком, мнением которого дорожит.

- Не знаю, что мне делать, - сказала девушка и тяжело вздохнула.

Я решил пошутить:

- Не вздыхай тяжело, не отдадим далеко.

Валя вскинула на меня глаза.

- Так… ты все знаешь?!

- Что именно?

- Ну, то, что мне Жорик сделал предложение, - пояснила она.

- Настолько серьезно? Так далеко зашли ваши отношения?

Девушка кивнула и вновь тяжело вздохнула.

- Он такой… Он так красиво ухаживает… Он добрый и деликатный… Знаешь, утром встаю с постели, подхожу к окну, а Жорик – уже там: стоит и машет мне букетом живых цветов, воздушные поцелуи посылает. И это чуть ли не каждый день.

- Ты приняла его предложение?

- Нет… пока… но… Жорик торопит и…

- Как твои родители?

- Отец – глухо ворчит, а мама сказала: делай, как твое сердце подсказывает.

- И что же «сердце подсказывает»?

Валя опустила глаза, и на щеках появился румянец.

- Люблю я его… Очень-очень.

Я не знал, что сказать. И все же решил предостеречь.


- Он – с Кавказа. У них все не так, как у нас. Сможешь ли принять и понять их нравы, обычаи? К тому же, я слышал, грузины не очень-то любят русских.

- Жорик – не такой. У него – современные взгляды.

- Если веришь, что…

- Верю! Верю ему!

- Тогда – счастливо, Валя, и в добрый путь!

На другой день Георгий развеял даже мой пессимизм. Он пришел ко мне и сказал, что хочет, сыграть свадьбу здесь. Более того, стал просить, чтобы свадьба была комсомольская.

Сыграли, короче говоря, комсомольскую свадьбу. Валя, судя по всему, была счастлива. Через месяц узнал, что Георгий Тевзадзе засобирался на свою родину. Причина? Родители, мол, старые и что-то часто стали болеть. Увез Георгий Тевзадзе в горы нашу девушку.

Прошло полтора года. О Вале Тимофеевой ни духу, ни слуху. Но как-то раз в мой кабинет вошла женщина. Бросив беглый взгляд, подумал: «Странно выглядит».

В самом деле, женщина выглядела странно. На голове – черный полушалок, закрывающий даже лоб и подбородок. На ней – не то платье, не то какой-то длинный и черный балахон. На ногах – не то сандалии, не то домашние тапочки. Лицо - серое и в морщинках. Взгляд – тусклый, не выражающий никаких чувств. По мне женщина поняла сразу, что ее не узнают.

- Я – Валя… Тимофеева, - сказала она и по-старушечьи поправила на голове платок.

- Валя?! Ты?! – непроизвольно переспросил я. – Проходи. Присаживайся. Что за наряд на тебе?

Присев и одернув и без того длинный подол балахона, Валентина сказала:

- Муж, когда мы приехали к нему, собрал все мои девичьи вещи, изрубил и сжег в очаге. Сказал, что больше не пригодятся, что наряжаться не для кого, что не позволит перед мужиками вертеть хвостом. Запретил красить губы и подводить ресницы. Запретил работать. Со двора – никуда. Вас, говорит,  русских ****ей, нельзя оставлять без присмотра, ложитесь, говорит, под каждого, кто заплатит. Ревнует к каждому фонарному столбу, даже к своему старику-отцу.

- Как он может?! – во мне все заклокотало внутри. – Он же первый в твоей жизни мужчина! Забыл, что ли?

Валя развела руками.

- Выходит, забыл. Совсем озверел, когда принесла девочку. Он-то хотел парня. Покажется, что не так на него взглянула, - лезет с кулаками.

- Неужели бьет?

- Еще как бьет.

- Куда смотрят родители?

- Они – на стороне сына. Надсмехаются. Говорят, что у русских так принято: если муж бьет, значит, сильно любит. Я в доме вместо домработницы: убираюсь да обстирываю. За все время нигде не была, даже в кино. А он, - заметил, что она ни разу не назвала имени мужа, - вечно с приятелями, появляется под утро. Сказать ничего не смею, чтобы не получить зуботычину.

- Но вот… отпустил… Приехала.

- Ну, да! Поехал сюда своим кишмишем торговать и не захотел оставлять одну.

- Брось его, - посоветовал я. – Пусть один возвращается.

- Не позволит. Угрожает: если что, то дочь заберет с собой.

- Это ему не Грузия, где законы не писаны.

- Нет-нет. У него и здесь всё схвачено.

- Оставь его.

- Не могу. У девочки должен быть отец.

- Так и станешь мучиться?

- Видно, судьба такая.

Мда… Я бы посчитал все услышанное за обычные бабьи россказни, но передо мной сидела женщина, которая всего за полтора года жизни с красавцем-кавказцем превратилась в старуху (ей, между прочим, было всего двадцать один год). Надо было сильно постараться. И бывший ухажер, по которому вздыхали сотни девчонок, сделал все, чтобы молодая девчонка с озорным блеском в глазах и постоянной улыбкой на лице, переродилась в нечто, напоминающее бесправную и униженную всеми рабыню.

Кавказцы все списывают на свой южный темперамент, на свои вековые обычаи, где место женщине отведено на заднем дворе.

Хотите этого, россиянки? Тогда – вперед. Вас ждут горячие кавказские парни, умеющие так красиво завоевывать вас. И бить смертным боем они также мастаки.

АСБЕСТ – ЕКАТЕРИНБУРГ, июнь 1967 – декабрь 2008.