Не возжелай жены ближнего своего

  Они дружили с раннего детства, вместе ходили в детский сад, затем в школу. Первая бутылка пива, первая сигарета – одна на двоих, первый сексуальный опыт с Анькой из соседнего дома – тоже на двоих. В армию уходили – проводы справляли вместе. Служить вместе не довелось, но вернувшись, домой через два года, Павел и Серега вновь стали неразлучны. Институт, дискотеки, бесшабашные, доступные девушки…. Появление в жизни Павла веселой кареглазой Ниночки все изменило. Шумные компании, походы в бары ушли даже не на второй, а на сто второй план. Весь первый заняла она – хрупкая, миниатюрная, мечтательно-романтичная, опьяняющая своей юной свежестью. Теперь на все предложения Сереги оттянуться на «дискаче» или выехать на природу с шашлыками и пивом, Павел отвечал:

- Я спрошу у Ниночки.
 
 Серега поначалу обижался, но вскоре махнул рукой – Пашка был «отрезанный ломоть». Если между друзьями встала баба – пиши - пропало, дружба врозь.
 
 Павла переполняла любовь и нежность, иногда ему казалось, он задыхается от этой нежности.  Ему хотелось защитить ее, свою любимую, тоненькую, как тростинка, наивно-доверчивую, от всего агрессивного и опасного Мира! Романтичные прогулки под луной, поцелуи до одури, до головокружения, до нестерпимого желания…
 
 Свадьбу справляли во дворе частного дома принадлежавшего тетке Ниночки – родителей у нее не было. Давно, когда она была еще совсем крохой, они погибли в автокатастрофе, и заботу о девочке взяла на себя одинокая бездетная тетя Капа, родная сестра отца.
 
 В длинном белом платье и воздушной фате Ниночка казалась Павлу каким-то неземным существом, эльфом, волшебным образом, изменившим всю его жизнь, превратившим ее в чудесную сказку.
 
 Свидетелем на свадьбе был, разумеется, лучший друг Серега, а свидетельницей – подруга Ниночки Алена. Высокая, пышногрудая, яркая, с длинными светлыми волосами и огромными синими глазами Алена, представляла собой резкий контраст с маленькой, черноволосой, по-мальчишески коротко остриженной Ниночкой. Видно и впрямь противоположности притягиваются.
 
 Несмотря на то, что все внимание Павла было обращено на молодую жену, он не мог не заметить взглядов, которыми обменивались его лучший друг и Алена. Павел был так счастлив, что ему хотелось сделать счастливым весь мир, и он стал исподволь подталкивать Серегу к сближению с девушкой. 

- Чего сидишь как истукан? – Толкал он локтем в бок друга. – Пригласи девушку на танец.

И Серега послушно приглашал девушку Алену.

- А давайте выпьем шампанского на брудершафт. – Предлагал Алене счастливый жених. – Мы с Ниночкой, а вы - с Серегой.

И все четверо пили на брудершафт. Закончилось все тем, что в конце вечера Серега пошел провожать Алену домой, а через три месяца Павел и Нина гуляли уже на их свадьбе, для которой родителями Алены был арендован целый ресторан в центре города.

Счастливые молодые пары договорились дружить семьями.
 
 Павел и Нина не захотели жить ни в крошечном домике тети Капы, ни в двухкомнатной «хрущевке» родителей Павла, а снимали однокомнатную квартирку на окраине города – там арендная плата была гораздо ниже, чем в центре. Серега с женой переехали в собственную «двушку», подаренную им на свадьбу родителями Алены.
 
 Отец Алены весьма успешно занимался бизнесом и через пару месяцев после свадьбы дочери открыл новый филиал своей фирмы, директором которого сделал новоиспеченного зятя, выдернув того из заводского цеха, где Серега и Павел по окончании института работали мастерами. Серега быстро «пошел в гору» и уже через полгода ездил на собственном новеньком иностранном автомобиле, а первую годовщину свадьбы он и Алена отметили в Париже, который, как известно, является городом всех влюбленных.
 
 Павел каждое утро целый час добирался со своей окраины на автобусе до работы и столько же – обратно. Приходил домой измотанный и сердитый. Денег катастрофически не хватало, да еще Ниночка забеременела, страдала от токсикоза, не переносила запахов еды, и уставшему Павлу приходилось готовить себе обеды и ужины самостоятельно. Он стал раздражительным, все чаще возвращался домой «под шафэ», и Ниночка просто физически ощущала его отчуждение.
 
 В тот день Алена и Серега пригласили Павла и Ниночку отметить новоселье в недавно купленной четырехкомнатной квартире. Едва войдя в подъезд, Павел и Ниночка поняли, что им никогда не достичь такого уровня жизни, как у друзей. У дверей в просторный светлый холл сидел консьерж, который оглядев китайские джинсы и куртку Павла, и скромный плащ Ниночки, подозрительно спросил:

- Вы к кому?

- К Смирновым, в сто вторую. – Ответил несколько растерявшийся Павел.

- Подождите. – Скомандовал консьерж и, подняв трубку стоящего перед ним на конторке телефона, набрал номер.
- Сергей Петрович, - Уважительно произнес он в трубку. – Тут двое молодых людей, говорят, что вы их ждете. Как ваша фамилия? – Консьерж деликатно прикрыл ладонью трубку и повернулся к окончательно оробевшим Павлу и Ниночке.

- Красновы. – Выдавил из себя Павел.

- Красновы. – Сообщил трубке консьерж и кивнул. – Хорошо Сергей Петрович.Проходите. Седьмой этаж. – Сказал он, кладя трубку.

Павел и Нина поднялись на бесшумно работающем уютном лифте на седьмой этаж.
 
 На светлой площадке было всего две красивых филенчатых двери темного дерева. У чистого огромного окна стояли два маленьких диванчика и две кадки с пальмами. На полу лежал мягкий коричневый ковер. Одна из дверей распахнулась, на пороге показался Серега – в светлых, явно фирменных джинсах, белоснежной футболке с эмблемой знаменитой фирмы на нагрудном кармашке и босиком.

- Привет! – Радостно произнес хозяин квартиры. – Проходите!
 
Он еще шире распахнул двери, и Павел с женой вошли в огромную дорого обставленную, уютно пахнущую прихожую. Павел сразу определил для себя природу этого запаха – пахло богатством.

- ЗдорОво дружище! – Серега сгреб Павла в охапку и, приподняв над полом, несколько раз встряхнул. – Ого! Тяжеленный, какой стал! Сколько мы не виделись? А? Месяцев пять? Шесть?

- Шесть! – Засмеялся Павел, освобождаясь из крепких объятий друга. – Смотрю, у тебя все в ажуре, барином стал, растолстел, пузцо отрастил.
И он легонько похлопал друга по округлившемуся животу.

- Это не пузо. – Возразил Серега, любовно поглаживая круглый сытенький животик. – Это – комок нервов. Чудесно выглядишь, Нинок! Беременность тебе к лицу.

- Беременность всем к лицу. – Улыбаясь, возразила Ниночка.

- Ну, не зна-а-ю. – Шутливо протянул Серега. – Мне вот, к примеру, не очень.
И он громогласно засмеялся.

- А где же моя любимая подруга? – Поинтересовалась Ниночка и, вытянув худую шею, попыталась заглянуть за широкую спину Сереги. – Где ты ее прячешь?

- Я здесь. – Раздался голос из глубины квартиры, и в прихожую выпорхнула Алена. В светло-голубых, как джинсы мужа, очень коротких шортиках, высоко открывающих длинные, крепкие загорелые ноги. Коротком белом топе, с глубоким декольте, из которого бесстыдно выглядывали два больших крепких полушария.  Плоский упругий живот с маленьким пупком украшал пирсинг. Светлые густые волосы собраны на затылке в небрежный пучок и закреплены заколкой. В кажущейся небрежности ее прически, как и во всем облике, сквозила женственная сексуальность. У Павла заныло где-то внизу живота. Он судорожно сглотнул.

- Привет Нинуль! Чудесно выглядишь! – Улыбаясь белоснежной голливудской улыбкой, произнесла соблазнительная Нимфа и, обняв Ниночку, звонко расцеловала ее в обе щеки. Затем потянулась к Павлу и слегка тронула губами его щеку. Павел почувствовал теплые, мягкие губы на своей щеке и тонкий аромат дорогих духов. В голове вдруг стало пусто и холодно, он с трудом подавил вздох.

- Спасибо. – Улыбнулась подруге Ниночка. – И ты тоже. Просто красавица! Загореленькая такая. В солярий ходишь?

- Да нет, - Алена с удовольствием оглядела ровный светло-коричневый загар на своих руках.
– Это мы на Кипре отдыхали, три дня назад вернулись. Пока в квартире ремонт делали, пока мебель устанавливали, то да се, мы решили в отпуск смотаться, чтобы краской не дышать. Ой! Да чего же мы в прихожей-то стоим?! – Спохватилась она. – Давайте, проходите в гостиную, стол уже накрыт. Сбрасывайте обувь. Тапок мы не держим – у нас пол с подогревом.
 
 И соблазнительно покачивая упругой попкой, Алена пошла впереди гостей, показывая дорогу в гостиную. Павел с трудом отводил глаза от ее аппетитной попки, ощущая, как в нем  зарождается смутное чувство, которому он еще не знал названия, но которое с каждой минутой росло и уже весьма ощутимо жгло его изнутри.
 
 Вечер прошел весело для всех, кроме Павла. Серега с Аленой рассказывали, как провели время на курорте, показывали многочисленные фото, Ниночка восторженно слушала, задавала какие-то вопросы, Павел делал вид, что ему тоже интересно, смеялся шуткам друга и незаметно опрокидывал в себя виски. Рюмку за рюмкой. Спасительное опьянение не наступало, голова оставалась трезвой, хотя язык уже заплетался. Монстр, поселившийся у него внутри, не давал забыться в хмельном угаре, нашептывал на ухо:

- Как ты ошибся, когда при знакомстве с двумя девушками, выбрал Нину. Выбери ты Алену и сейчас на твоем месте сидел бы Серега. Он, а не ты носил бы шмотки с китайского рынка, он, а не ты считал бы копейки от зарплаты до зарплаты и жил в убогой съемной конуре. А ведь ты сам свел его с Аленой, сам, своими собственными руками устроил его судьбу, отдал в его руки свое возможное счастье. Идиот!

- А сейчас – сюрприз! – Громко объявила Алена, и Павел вздрогнул, словно ее голос выдернул его из топкого зловонного болота, в которое превратились его собственные мысли.

– Сереж, тащи пакет.
Серега вышел из комнаты и через секунду вернулся, неся в руках яркий пластиковый пакет.

- Вот, это Вам от нас. – Протянул он пакет Ниночке. – Небольшой подарок.

- Ой, ну что вы! – Смутилась Ниночка. – Зачем? А мы к вам с пустыми руками. Паше зарплату еще не выплатили….

- Да ладно тебе, Нинуль! – Сказала Алена и обняла подругу за плечи. – Что за комплексы? Мы же не чужие. Все понимаем. Да и подарки не совсем для вас.

- А для кого? – Удивилась Ниночка.

- Открой пакет и узнаешь. – Улыбнулась Алена и, выхватив пакет из рук не решающейся его открыть Ниночки, принялась вынимать оттуда приятно шуршащие полиэтиленом плотные свертки.
В свертках оказались детские вещи – трикотажные костюмчики, махровые ползунки, яркие резиновые игрушки с ароматом конфет.

- Какая прелесть! – Ниночка восхищенно перебирала вещички. – Спасибо вам большое!

- Какое там спасибо! – Перебила подругу Алена. – Это все подарки для нашего будущего крестника. Вы ведь не откажетесь сделать нас крестными родителями своего малыша?

- Ой, конечно! Мы и сами с Пашей думали предложить вам….

- Пока вас дождешься, рак на горе свиснет. – Ворчливо отозвался Серега. – Ну, что? Выпьем за будущее кумовство?

- Выпьем. – Согласился стремительно пьянеющий Павел и, подняв свою рюмку, произнес. – Что за кума, коль под кумом не была!
Все оторопело уставились на него.
Паша, ты что несешь? – Попыталась урезонить разошедшегося мужа Ниночка.

- Слышь, друг, ты о моей жене говоришь. – Грозно сказал Серега и сердито посмотрел на Павла.

- Да ладно тебе, чего ты завелся с пол-оборота? – Несмотря на опьянение, Павел понял, что перегнул палку. – Это же известная народная шутка. В церкви кум от кумы отрекается, так что не дрейфь, я буду любить ее плт…, плат…, плу-то-ни-чески. – С трудом выговорил он никак не поддающееся слово. - Расслабься.  Ты же мой близкий…, самый близкий друг. Давате выпьем за дружбу!

- Давайте! – С готовностью поддержала Павла Алена. – За дружбу!

- За дружбу! – Ниночка подняла свой стакан с соком.
Они чокнулись, и выпили, но фраза брошенная Павлом, черным призраком витала по комнате до конца вечера.
   
 Сын Алешка родился слабеньким и болезненным. Он кричал день и ночь, не давая ни минуты передышки. Ниночка совсем вымоталась, сильно похудела, осунулась, под глазами залегли темные тени, а сами глаза, некогда яркие, сияющие потускнели, превратившись в безжизненные темные провалы. Павла раздражало все – надрывный плач ребенка, неряшливый вид жены, призрачной тенью бродившей по дому, ее усталое бледное лицо и горестно поджатые губы. Раздражала убогая чужая квартира, обставленная утлой старой мебелью, и воняющий солярным выхлопом автобус, увозивший его на работу и возвращавший обратно в его собственный семейный ад. Раздражала рутинная мало оплачиваемая работа, вечное отсутствие денег и та серая жизнь, которой он жил рядом с Ниной и сыном.
 
 Жена с ребенком уехала в гости к тетке, и Павел остался дома один.Он, лежал на скрипучем диване с выпяченными наружу пружинами и представлял себе, как мог бы жить женись он не на Нине, а на Алене. В своих мечтах Павел видел себя, то директором фирмы, в дорогом офисном костюме, покрикивающим на подчиненных; то представлял, как проснувшись утром на роскошной кровати с водяным матрасом, открывает глаза, а рядом с ним в постели, на тонких шелковых простынях, вместо изможденной замученной жены лежит Алена. Светлые длинные волосы рассыпались по подушке, красивое крепкое тело приняло соблазнительную позу, синие глаза прикрыты тонкими голубоватыми веками. Он наклоняется и целует эти глаза, покрытые ровным загаром щеки, пухлые сочные губы. Она, сонная, разомлевшая от его ласк, потягивается всем своим роскошным телом, томно вздыхает, при этом ее великолепные груди высоко вздымаются навстречу губам Павла. Он с жадностью припадает горячими губами к ее груди….

- Паша, ты дома?

Голос жены разрушил созданную воображением Павла идеалистическую картинку. Изнутри поднялось ставшее уже привычным раздражение. Он стиснул зубы, так, что они хрустнули, и, молча, отвернулся к стене.

- Паш, ты чего не отвечаешь? Я тебя зову, зову. Спишь что ли? – Жена с сонным Алешкой на руках вошла в комнату. – Помоги мне, пожалуйста, занести коляску, я ее у подъезда оставила, не стащил бы кто. Паш, ты слышишь?
 
Павел не выдержав, подскочил на диване -  старые пружины жалобно скрипнули. Внутри у него все клокотало от бешенства.

- Чего тебе от меня надо?! – Заорал он. – Что ты ко мне лезешь?!
 
От его крика проснулся Алешка и испуганно заплакал, опешившая от непредвиденной вспышки его раздражения Ниночка застыла с плачущим ребенком на руках, даже не пытаясь его успокоить. Ее молчание еще больше разозлило Павла, он чувствовал, что «слетает с катушек», но уже не мог остановиться.

- Достала! Навязалась на мою голову! Неряха! И где только мои глаза были, когда я женился на тебе?!

- Что ты говоришь, Паша! – Побелевшими губами прошептала Ниночка. – Одумайся!

- Господи! Ну, за что мне все это?! – Павел нервно забегал по комнате. Под ноги ему попалась детская резиновая игрушка, и он с силой пнул ее ногой. Игрушка, ударившись о стену, издала жалкий писк. Ниночка проследила за ней испуганным взглядом. Ребенок надсадно кричал.

– У людей жены, как жены, а моя…. – Не унимался Павел. – Дома бардак, везде игрушки эти дурацкие! За собой не следишь. Ну что это за платье?! А? Ты что монашка?! Да успокой ты ребенка, черт возьми! На тебя же смотреть противно, не то, что спать с тобой! Ты же, как женщина – ничто, полный ноль! Лучше сдохнуть, чем так жить!
 
 Ниночка каменным изваянием застыла на середине комнаты, она не плакала, не возражала, не пыталась защищаться, лишь смотрела прямо перед собой пустыми безжизненными глазами, крепко прижимая к себе сына. Алешка больше не плакал, только горестно всхлипывал и испуганно таращил на мать темные, как у нее глазенки. 
 
 Молчание жены окончательно вывело Павла из себя, он выскочил в прихожую, нацепил ботинки, сорвал с вешалки куртку, и на ходу бросив: - Пропади ты пропадом! – выбежал из квартиры, даже не позаботившись закрыть за собой дверь.
   
 Колючий зимний ветер бросал в лицо пригоршни мелкого снега, пробирался под куртку, трепал волосы. Павел, ничего не замечая, быстро шел по улице. Мимо него спешили прохожие с пакетами полными покупок, обвязанными веревкой елками – до нового года оставались считанные дни. Ему было наплевать и на прохожих и на новый год и на холод и снег – высококлассное бешенство и ненависть к жене, испортившей ему, Павлу, всю жизнь нестерпимо жгли его изнутри, не давая озябнуть. С жены мысли незаметно переключились на Алену. Ну почему она должна была достаться этому тупому увальню Сереге? Ведь он, Павел, как никто другой заслуживает той жизни, которую ведет его друг. Это он, а вовсе не Серега должен жить в уютных апартаментах, ездить на шикарной, похожей на кита с блестящими черными боками, машине рядом с роскошной женщиной. Какого дурака он свалял, женившись на этой дуре, уродине, неряхе Нинке!
 
  На улице уже совсем стемнело, когда Павел, наконец, дошел до нового высотного дома в центре города. Не седьмом этаже сквозь уютные драпри, из окна сочился мягкий желтый свет. В холле сидел неизменный консьерж.

- Я к Смирновым в сто вторую. Меня ждут. – На ходу бросил Павел и, не дожидаясь лифта, стал быстро подниматься по лестнице.

Дверь открыла Алена. На этот раз на ней были плотно облегающие стройные бедра брючки и шелковая блузка с глубоким вырезом, в котором пряталась соблазнительная ложбинка между грудей. Светлые волосы волнами рассыпаны по плечам.

- Привет. – Удивленно произнесла она и посторонилась, пропуская Павла в квартиру. – Ты один? А где Нина и Алешка?

- Сын приболел, Нина осталась дома. – Соврал Павел и, не раздеваясь, прошел в роскошно обставленную кухню.
 
 В кухне вкусно пахло пирогами, жареным мясом и едва уловимо духами Алены. Запах ее духов вновь поднял со дна души Павла мутную вязкую жижу зависти. Он плюхнулся на стул возле круглого стеклянного стола.

- А Сережка на работе задерживается. – Алена вошла вслед за гостем, принеся с собой новую волну аромата духов. – Есть будешь?

- Спасибо, не хочу. – Отказался Павел. – А я собственно - к тебе. Поговорить надо.
Алена удивленно приподняла красивые брови и опустилась на стул напротив Павла.

- Я слушаю.

- Видишь ли, Алена. – Павел ласково взял двумя ладонями руку молодой женщины и слегка сжал тонкие длинные пальчики. – Дело в том…. Ты, наверное, и сама уже догадываешься….

- Нет, не догадываюсь. – Холодно сказала она и решительно отняла у него свою руку. – Выражайся яснее.

- Я люблю тебя. – Бухнул Павел, словно бросился головой в омут. – Нет! Ничего не говори! Я люблю тебя уже давно, еще с нашей с Ниной свадьбы. Ради тебя я готов на все. Я брошу жену, сына - только будь моей!

Алена ошалело уставилась на него. Павел сполз со стула, опустился на колени перед девушкой и принялся неистово целовать ее руки.

- Только не говори: нет! Не отказывай мне, если ты прогонишь меня, я умру….

- Ты с ума сошел! – Пришла, наконец, в себя Алена. – Уходи! Слышишь?! Немедленно уходи!
Она резко встала и сделала движение, словно собиралась вытолкать гостя из своего дома взашей.

- Ты все равно будешь моей! – Окончательно разошедшийся Павел вскочил с колен, схватил ее в объятия и принялся осыпать поцелуями ее лицо, шею, подбираясь к соблазнительной ложбинке в вырезе блузки. Алена отчаянно отбивалась.

- Отпусти! Я все расскажу мужу! – Кричала она, но Павел, словно безумный, продолжал сжимать ее в своих объятиях и жадно целовать ее шею, плечи, грудь.

  За его спиной произошло какое-то движение и через секунду ничего не успевший понять Павел, мощным ударом был отброшен в сторону, упал навзничь и, проехав на спине до выхода из кухни, сильно стукнулся головой о дверной косяк. Чьи-то сильные руки схватили его за отвороты куртки, новый мощный толчок заставил его тем же образом проделать путь к косяку входной двери. Когда туман перед глазами немного рассеялся, Павел увидел прямо перед собой полные бешенства глаза своего друга детства. За его спиной маячило испуганное личико Алены.

- Значит, кум от кумы отрекается? – Сквозь зубы прошипел Серега и взмахнул рукой. Павел почувствовал удар и солоноватый вкус крови у себя на губах. – Значит я твой самый близкий друг? Друг?!

Серега вновь занес руку над Павлом, но в этот момент зазвонил телефон. Все трое участников разыгравшейся драмы замерли и уставились на мелодично поющий аппарат. Первой пришла в себя Алена. Она рванулась к телефону и схватила плоскую полированную черную трубку.

- Алло! – Выкрикнула она и замерла, слушая чей-то далекий голос. – Да тетя Капа, конечно, мы с Сережей немедленно приедем!
Алена медленно положила трубку на столик рядом с «базой» и дрожащим голосом сообщила:

- Тетя Капа звонила. Нину увезли в больницу, отравление, попытка суицида. Дверь была открыта, ее нашли соседи. Состояние тяжелое. Тетя Капа с Алешкой остались в квартире. Поехали Сереж, их нужно забрать и привезти к нам. В таком состоянии тетю Капу нельзя оставлять одну, тем более с ребенком. Я сейчас быстро соберусь.

Она метнулась вглубь квартиры. Серега резким движением поднял Павла на ноги за расстегнутые полы куртки, распахнул входную дверь.

- Пошел вон. – Сказал тихо, устало, без эмоций.
Павел, по-стариковски опустив плечи и шаркая подошвами ботинок, медленно вышел на лестницу….
 
 Весна в этом году выдалась ранняя. Стояли погожие солнечные деньки. Павел стоял за рано зазеленевшим кустом шиповника и наблюдал за резвящимися на детской площадке малышами. Вот уже четыре года он тайком приходит на это место и, прячась, словно вор в кустах, издалека смотрит на сына и бывшую жену. За все четыре года он ни разу не решился подойти к ним, заговорить, спросить: как дела? Он только смотрит со стороны на свою бывшую семью, видит, как растет его сын, как похорошела Нина. Она немного располнела, но легкая полнота ее не портила, наоборот - придавала мягкой женственности, также как и отросшие до плеч темные волосы. Иногда вместе с Ниной сюда приходит Алена с годовалой дочуркой. Женщины болтают, сидя на скамейке, пока их дети возятся в песочнице или носятся по площадке. Несколько раз приходил Серега, но у него слишком много работы, он не может приходить часто. В последние полгода Нина приходит на площадку в сопровождении мужчины. Они бросают друг на друга взгляды, которые не вызывают сомнения в их дальнейших намерениях. Алешка льнет к чужаку, тот катает его на качелях, а с прогулки сын Павла едет домой на плечах этого чужого мужика. Но Павел не завидует чужому счастью, нет, он даже рад за Ниночку и Алешку – они это счастье заслужили. Он вообще больше никому не завидует. Зависть разрушает. Он это знает точно. Четыре года назад она, эта самая черная, гнилая зависть разрушила его жизнь, и чуть было не стоила жизни ни в чем не повинной Ниночке. У Павла больше ничего нет, кроме этих заочных встреч с бывшей семьей. Однажды на улице к нему подошел какой-то человек и сунул в руки тоненькую брошюрку. Всего два листка. «10 заповедей Божиих» было написано на брошюрке. Среди наставлений «не убей, не укради, не сотвори себе кумира, не лжесвидетельствуй, не прелюбодействуй…», было, такое: «Не возжелай жены ближнего твоего, ни дома его, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего». Только потеряв все, Павел понял истинное значение последней, десятой заповеди. Не завидуй - вот что означает эта заповедь. Радуйся тому, что имеешь и благодари Бога за то, что он тебе дал. Не гонись за чужим счастьем, дабы не утратить своего. К сожалению, Павел слишком поздно это осознал.
 
 Солнце валилось к горизонту и Нина с сыном ушли домой. Павел выбрался из колючих кустов шиповника и зашагал в противоположную сторону. В кармане его пиджака лежала, как жизненное напутствие тоненькая брошюра с десятью Божьими заповедями.