Вместе

День начался неожиданным звонком. Приятельница вернулась из отпуска, спешила похвастаться. Да мне некогда было болтать.
- А твои-то как дела? - вспомнила она о приличиях в конце разговора.
- Отлично! Убегаю, Надюша.

Выходя на работу спустя две минуты, я заглянула в почтовый ящик. Надо же, письмо. Ах, черт, письмо. Ну да, конечно, обещали в течение недели сообщить результат. Прочла...

Постояла на перекрестке. На зеленом. Вообще-то на зеленый идут. Ну так и иди!  Взглядом выхватила, как на противоположной стороне улицы в толпе людей трамвайные пути переходила высокая женщина с двумя сыновьями, лет 8 и 11. Зацепилась глазами за ее безбровое лицо мадонны, синий самодельный тюрбан, плотно облегавший безволосую голову. Зачем она мне встретилась? Почему я так отчетливо запомнила ее глаза, смотрящие на мир со всепрощением и надеждой?

Ну и люблю же я плакать среди толпы! Кривилась, давилась, чуть не рот зажимала руками, и все же хлынули слезы, как обязательный дождь в индийской картине. Толпы спешащих на работу людей вежливо делали вид, что все ок.

Какие-то глупости оживились в голове. Влезли когда-то в башку, и вот зашевелились, как отогревшиеся змеи в клубке. Список to do before you die! С непременным Эверестом и прыжком с парашютом. Ну ладно, на Эверест меня ничто не загонит. Даже страх смерти. Да и парашют финансово, пожалуй, не потяну.
Смешно, ей-богу. Деньги считаю...

Хорошо, что работа. Привычная социальная роль, привычная маска, привычная рутина. Весело поздоровалась и поболтала с коллегами, занялась своими делами. В первый раз порадовалась, что их так много. Время и правда прошло незаметно.
Выходя из офиса после рабочего дня, пересеклась в коридорах с коллегой из другого отдела, пришлось начать светскую беседу. Она вообще-то уже давно на пенсии, но ее вызывают на авралы в бухгалтерию. А это случается часто.

- Алла, не хотите пойти в кафе на выходные? Наши женщины веселый девичник собирают.
Она замялась:
- Да мне вроде как нельзя веселиться.
- А что так? - удивалась я, зная ее компанейский и веселый нрав.
- Да у меня любовник умер.
- Ах, ты боже мой! - я остановилась. - А что с ним было?
- Рак вообще-то. Но еще и ...застрелился.
Тут я задала самый логичный, но неважный в ситуации вопрос:
- А где он пистолет взял?
- Вот, взял.
- Может, так и лучше, не хотел становиться обузой для семьи...- предположила я.
- А ведь такой эгоист всегда был! Как ни позвонит – только про свои болячки. Я трубку положу на диван, изредка беру – ага, ага - и снова кладу.
- Однако своим последним поступком реабилитировал себя...

Позже, в автобусе, я подумала, что он просто не хотел мучиться сам.

- Накануне мне звонил как ни в чем не бывало. Хоть бы намекнул! Еще и по каталогу кучу ерунды заказал...
- Это тот грузин? - вспомнила я ее спутника.
- Нет, грузин – это другой. Он у меня не единственный был, - немного смутилась Алла, - Но мы все ж с ним 10 лет были вместе. - Она как будто пыталась оправдать свой траур. - А тут подружке Таньке позвонила, поделиться, так она на меня наорала, чего я ее расстраиваю, и трубку бросила!
- Боже! Какая идиотка!
- Да и у меня тут тоже нашли... - прибавила Алла.
- Господи! Что? - я снова остановиалсь и вгляделась в ее непривычно растерянное лицо со следами круговой подтяжкой.
- Ну что, новообразование...
Хорошее слово – нейтральное, нестрашное, почти невинное. „Опухоль“, (выхухоль, юдоль, голь перекатная) - куда неприятней, не говоря уже о "раке“. (Рак. Рр-р-р-ак! - Рык. Кар! Ворон над падалью. Боль, смерть).
- А где? - уточнила я.
- Там... Как её? Возле печени...
- Понятно.
Не слишком ли много для одного дня?
- Да тебе-то что,- спохватилась Алла. - Ты еще молодая! От тебя это все еще так далеко!

И тут я почти открыла рот, чтобы рассказать получужой женщине то, чего еще не говорила никому, ни себе, ни близким. Рассказать просто потому, что разговор зашел. А почему он зашел? Что это?
Но тут подошел мой автобус, и мы расстались на полуслове.

Все без исключения пассажиры моложе 40 сидели с наушниками или уткнувшись в свои новомодные гаджеты. Как ловко умные люди придумали новую игрушку для взрослых, внушили миру мысль, что без нее теперь жизнь совершенно невозможна, и благополучно разложили по своим карманам миллионы и миллиарды из карманов осчастливленных юзеров.

Напротив меня сидел молодой мужчина с широко расставленными глазами. Я тупо уставилась на него. Еще одна дурацкая привычка - пялиться на людей. Обычно никто не отвечает на мой взгляд, а этот вдруг на мгновение отключился от своей музыки в ушах и равнодушно скользнул по моему лицу. И все же в этот миг я почувствовала себя не одинокой.

Нет, это не был тот ангел, который встретился мне 20 лет назад, когда рушился мой брак, и я сходила с ума от горя. Тогда я тоже переходила улицу в толпе спешащего народа и не могла сдержать слез. Шедший навстречу черный негр, такой черный, каким и должен быть негр, один из всех увидел меня, остановился, подошел, и, с трудом говоря по-русски, спросил:
- Что случилось? Вам помочь?
- Спасибо. Вы мне уже помогли, – растроганно ответила я и погладила его большие черные крылья.

Выйдя на своей остановке, я услышала, как туристки пристают к прохожим с расспросами. Я поспешила к ним. Вам помочь? Нет. Уже все поняли. Черт, не удалось мне карму улучшить добрым делом. А так бы кстати было... Когда эта фраза проговорилась в моей голове, я истерически рассмеялась. Припаркованная у обочины машина резко сорвалась с места, как будто испуганная моим смехом наедине с собой. Это происшествие насмешило меня еще больше. Я расхохоталась до слез.

Придя домой, я решила принять ванну с "аромотерапией", обещавшей глубочайшее расслабление для души и тела. Самый раз! Пачули и сандаловое дерево. Отлично. Не возражаю. Жидкость в бутылочке оказалась темно-синего цвета, и вода в ванной стала синей, как чернила или синька – кто помнит? Или этот цвет называется индиго? Таинственное индийское индиго. Ин-ди-го. Цвет, конечно не индиго, а самый что ни на есть чернильный. Но само слово больше подходило к сандалу и пачули, а я люблю подходящие слова.

Обещанного расслабления не наступало, ни глубокого, ни даже поверхностного. И ступор в голове не прошел. Наоборот, я поймала себя на том, что нервно сжимаю и разжимаю кулаки. Пытаюсь подержать их за себя? Сама? Ведь больше особо некому...

Боже, да это же никакой не индиго, это цвет тюрбана той безбровой после химии женщины!..

Я посмотрела на свое синее тело - а не окрасится ли оно в синий навсегда? Вчера бы я рассмеялась этой мысли. Сегодня расплакалась.

Тело... Часто критикуемое мною и вполне себе хвалимое всеми остальными - мое тело со всеми его составляющими. Я наконец посмотрела на него и его составляющие сквозь синюю воду.

Я читала, что есть женщины, дающие имена своим грудям. Чаще что-то ласковое или смешное, типа: шерочка с машерочкой. Я – нет. Вообще, относилась к своим женским признакам довольно спокойно, даже равнодушно. Ценила их функциональность - все же отлично выкормили двоих детей, бесперебойно обеспечивали мне оргазмы в то время, когда моим телом еще интересовались мужчины - сейчас дети разлетелись, мужчины разбежались. Вокруг – пустота и тишина.

Иногда я мысленно ворчала на свою безымянную тяжелую грудь – форма не идеальная, лямки впиваются в плечи, резинки лифчика натирают - ненавижу его носить. А с возрастом кожа растянулась, потеряла эластичность, и провисла моя сомнительная „красота“ так, что стало заметно невооруженным глазом. Но при этом, разумом я понимала, что грудь вполне подходит ко мне и, несмотря на мою самокритичность, являются объектом зависти 60 процентов женщин, наделенных менее примечательными формами. Подумаешь - неидеальная форма! Не все же на свете Софи Лорен!

Идиотка, как я могла ее ругать? Да и пусть бы провисла, хоть до пояса!

„Отче наш. Иже еси на небеси...“ Сбиваясь и проглатывая слова, я три раза прочла молитву. Пронеси, боже, пронеси! Если ты есть, пронеси!.. Но легче мне не стало. Понятно, это не та молитва, не та мантра, не тот код, не тот пароль.

Все не могла наложить нужное средство на мочалку, чтоб оттереть грязь дня и синьку этой воды. Сначала налила молочко для лица с огуречным экстрактом, потом кондиционер для волос - запуталась в трех бутылочках. Наконец, нашла нужное - жидкое мыло для тела. Нет, синим оно не осталось.

Признаки женственности. Какое правильное слово! Жимолость, желание, журчание, девственность, естественность, нежность - сколько сразу звуковых ассоциаций. И одна прекрасней другой по звучанию и смыслу. И заменить такую прелесть кошмарным скрипучим „секси“ ?! Люди редкие глупцы. Сечь, рассечь, серпом, косой секли, скосили своим дурацкий секси - совсем ведь другие ассоциации.

Как назло, в вечерней программе был мой любимый фильм „Шербурские зонтики“ - печальный рассказ о любви, разлуке и предательстве с юной Катрин Денев в главной роли. Только его мне сегодня не хватало - совсем ведь обрыдаюсь. Хотя, может, это и хорошо – облиться слезами над вымыслом. Только над ним и надо обливаться ими, по большому счету. Или, может, киношные страсти отвлекут меня, как работа сегодня...

Фильм я смотрела почти не моргая, напряженно и внимательно читая перевод того, что пели актеры друг другу. Да, всплакнула над последней сценой под гениальную простоту музыки Леграна, но только над ней. Не так там все и трагично, как мне казалось раньше. По крайней мере, главный герой Ги вполне счастлив со свой чернявой женой и ребенком. А Женевьева богата. Я вот ни тем, ни другим похвастаться не могу... Что мне их оплакивать? Они вот меня не оплакивают.

Все. Закрыла рот. Утерла сопли!

И вдруг... Иже еси... Я услышала. Мне ответили. Кто? Внутренний голос, подсознание, божественное во мне, мировой разум? Вековая женская память? Я! Невольно, не осознавая, я весь этот дурацкий день ждала подсказки и помощи от себя, своего внутреннего голоса – больше не от кого. И вот он отозвался. Он послал мне код, пароль в новую, так вдруг, в один день изменившуюся жизнь.

„Я вас отстою!“ - пронеслось в голове. И прибавилось обращение – мои девочки. „Я вас отстою, мои девочки!“ - повторила я вслух.

Это был тот крохотный крючочек, из которого я смогу сделать якорь и зацепиться за рыхлое дно жизни. Я вас не отдам. Я поборюсь, я отстою вас, мои девочки. Я обещаю.

Я посидела с полчаса в полутьме, изредка повторяя новую мантру. Потом достала из сумочки утреннее письмо. „Центр маммографии... уважаемая... к сожалению... снимки показали отклонения... срочно явитесь...“

Я вас отстою, мои девочки. Я обещаю. И умрем мы не раньше, чем через 50 лет.
Вместе!


.