Мой первый таймень

Все, едем на рыбалку. Компания подходящая, и погода что надо. Едем к Ак-Кему, там, говорят, сейчас клев неплохой. Ак-Кем – это в сторону к г. Белухе. Одно название толкает на подвиг. Что такое рыбалка на горных реках? Это тебе не на карася в степи, где-нибудь на Кулунде или обских затонах. Прикормил с вечера жмыхом или кашей с постным маслом и утром успевай дергай, не сходя с места. А еще на самой Оби на закидушки карпа, судачка или сазана ночью, да с пивком. Ух, не говори! Здесь все по-другому. Погода, она конечно, да. Ветерок опять же какой. А мормышки, а мошки, а цвет ниток! Тут целая наука. Но в компании все местные, все знатоки. Да и фарт – большое дело, если будет. Да, чуть не забыл. Некоторые, особенно женская половина, и не знают, что такое мошки и мормышки. Это та вкуснота, на которую ловят рыбу, но сделанная человеком. Ох, и матера есть. Вот взять моего дружка Витька. Сидим  мы, значит, однажды в столовой. Подбегают две девчушки и присаживаются за наш стол. А нам их ну никак не надо. Почему? Дак мы давно не виделись, закуска хорошая на столе, и они. Нам это надо? То-то. Пока мы ходили за своей едой, Витька из беретки что-то вытаскивает и в свою тарелку опускает. Девчонки садятся за стол, хихикают и начинают есть. Витек, обращаясь ко мне: «Слушай, мухи здесь смотри какие наглые. Третья уже в тарелку падает. Смотрю, он со словами: «Не пропадать же добру», берет ее из тарелки и отправляет в рот. Девчонки хватаются за рты и убегают. А Витек, как ни в чем не бывало, показывает мне искусственную муху. Вот она, настоящая рыбья приманка, если даже человек, я имею в виду девчушек, не заметил подвоха.
Таких приманок мы захватили с собой предостаточно, только бы сложилось. Люблю путешествовать. Все заботы и тревоги отодвигаются в сторону, и ждешь чего-то нового, неизвестного. Дорогой останавливаемся у скалы, где высечен портрет вождя пролетарской революции. Попросили у дедушки Ленина удачи. То ли показалось, а может и правда, покачал разрешающе гениальной лысиной.
Вот и место для бивака. Обосновываемся капитально: жить здесь решили дня три-четыре. Ставим две палатки. Неугомонный Лукич уже колдует у костра. Саша и шофер Володя распустили самодуры. Для непонятливых: это приспособление, состоящее из лодочки с длинной леской на моталке. К леске крепятся разной длины поводки с крючками и мошками или мормышками. Остальные готовят валежник для костра. В общем, все путем. Через часик готова каша – первая уха. Как же прекрасна жизнь! Рядом река, палатки, друганы. Нет начальников, нет подчиненных – все рыбацкая братия. До чего же она вкусна, уха, вдали от дома, когда чувствуешь дыхание Белухи и перекаты стремительной реки. Не надо никаких богатств, палат каменных, чинов, и хочется только одного: как можно дольше длись это мгновение. И разговор у костра, он одинаков у всех рыбаков, что в Сибири, что в Германии или Африке.
- А ты помнишь?
- А у меня  в прошлом году…
- Да и не может быть? Врешь ведь?
- Хо, вот мы с батькой вытащили так вытащили.
И это длится долго-долго, пока сморенные сытой едой, определенной дозой «противогриппозного» лекарства, мы не засыпаем под мощный храп Лукича.  И снился мне в ту ночь, перед фактической рыбацкой удачей, которая придет буквально на следующий день, замечательный таежный сон. Будто я не заведующий отделом культуры, а богатый купец, а остальные – мои приказчики.  Встречаем мы купцов из Китая с шелком да разными пряностями. Это, наверное, наслушался побасок Лукича о том, что в этих местах до революции была тайная тропа, по которой и шастали купчики наши в Китай да обратно. Вот даже во сне знал, что все это ерунда, а не поверите, приятно хоть во сне богатым побыть.
Утро знатное пришло на смену сну: и тучки ходят, но не дождливые, и тепло. Чаек, и за удачей. Как для кого, а мне сам процесс важен. Ну и поймать, конечно, охота. Когда сумка к вечеру пустая, а у других плечо от лямки ломит, т о вроде как-то не по себе. В общем, из уважения меня мужики с самодуром первым пустили, потом шофер Володя и все остальные. Рыбачили кто на что горазд: у кого удилище, кто со «склетней», кто со стеккингом. У кого к чему больше душа лежит. Самодур – самое простейшее, ну в самый раз для меня.
Произошло то, что должно было произойти: мне повезло. Даже погода изменила свое настроение, солнце выглянуло во всю силу, тучки начали разбегаться. Иду, мурлычу песенки. Володя сзади, метрах в пятидесяти. Вдруг впереди явственно вижу: большая рыбина лежит на берегу у самой воды. Помимо воли из груди вырывается: «Володя, б…я, гля, таймень лежит», – спина от волнения стала мокрой. Я даже не подумал, с чего бы это ему лежать на берегу, а не плюхаться в воде. Зацепив самодур моталкой за камень, несусь к тайменю. Володя, чудило, делает то же самое. Но я – то профан в этих делах, а он местный! Вот что значит азарт! Хватаю скользкое, упругое тело рыбины, целую ее, ору во всю глотку: «Ура! Получилось! Спасибо, Ильич!» И опять невдомек, почему таймень лежал на гальках, а не в воде. Подбегает Володя, ощупывает его, обнюхивает. Все вроде нормально. И вдруг вижу – голова у тайменя пустая. Смотрю недоумевающе на Володю. Тот разводит руками и уверенно говорит: «Норка, Александрыч. Это она, подлюка. Голова рыбы для нее – первейшее лакомство». Радость сменяется опустошением и унынием. Что за непруха? А ведь хотелось хвастануть своим трофеем, хоть немного прославиться на рыбацком фронте. И вдруг спасительная мысль. А что, если… «Володя, будь другом, подыграй мне, выручи. А вдруг получится? Сквитаемся потом, лады?» Володя утвердительно кивает головой. Хватаю большую гальку и бью с остервенением по голове рыбины. Искромсав ее, ножом отрезаю от туловища. Шофер, вижу, догадывается о том, что я задумал, и ухмыляется. Минут через 30-40 вся ватага догоняет нас. Все ошарашены моим везением. Поймать тайменюка килограммов на пять-шесть, да на самодур, а не на спиннинг! Это сверх всякого чуда. Но все понимают, что всякое бывает в непредсказуемом рыбацком фарте.
Вечером около костра я разов пятнадцать рассказывал, как таймень таскал меня по реке, как мне удалось с ним справиться. Володя – шофер едва успевал утвердительно кивать головой. Все завидовали мне и не скрывали этого.  Тайком ото всех я засыпал в распоротое брюхо рыбы пачку соли, на всякий случай, даже не знаю зачем. Щедро отрезав половину добычи, отдал ее в ведро для традиционной вечерней ухи.
Выпиваем за улов и начинаем есть. Сашка Гапон берет увесистый кусок тайменятины и отправляет в рот. Ждет. Потом почему-то соскакивает и убегает в кусты. Остальные кривятся, только после второго стакана добросовестно доедают уху, но тайменятина у многих остается не съеденной. И всю ночь шла какая-то странная беготня в кусты и нехорошие выражения в отношении местной рыбы.
Правду все узнали уже утром. Из ведра шел такой запах…, в общем, не очень хороший. Пришлось «колоться». Посмеялись, но без обиды. А я еще раз убедился, что халява никогда не бывает вкусной, пусть даже она и первый таймень.
А. Бородин.