Пособие по гниению. Некулинарная книга Внимание гр

Предисловие об обложке



Мне хотелось бы оправдать минималистичность обложки протестом против антипиратского закона, или глубиной книги и её черноты, аналогично с «квадратом Малевича». Но упрёки в простой лени, конечно же, будут уместны.



От автора

«А стоит ли метафор Ваша маленькая жизнь?»



Здравствуй, Дорогой Читатель. У Вас есть уникальная возможность покопаться во множестве личностей, заключенных в одном единственном человеке. Конечно, не факт, что автор описал себя, и верить в его слова совершенно не стоит, но сама мысль, что есть кто-то, кто открыл свой внутренний мир нескольким избранным читателям, что открыли для себя эту книгу, предвкушает что-то интересное. В конце концов, Вы сможете сравнить своих личностей и найти свои, а в некоторых случаях лишь себя. Приятного чтения.



Глава 1.

Части тела



Виктор. Главврач больницы



«Мы не успевали деньги считать. Они считались комнатами, поэтому сложно сказать, сколько там было денег. Эти комнаты не охранялись – заходи и бери. Охрана обошлась бы дороже. Это как бой стеклотары было бы. Если баланс положительный – значит, все нормально. А это обычные усушки и утруски, на которые даже не стоит обращать внимания, потому что борьба с ними еще дороже обойдется» © Сергей Мавроди на передаче Минаев Live



Все эти люди за дверью стоят копейки, те, что я оставляю в кафе за несколько обедов. Еда не вкусная, но дорогая – это важно. Не знаю, сколько стоят блюда в отдельности, но всё вместе образует хорошую сумму. Я плохой математик, но очень люблю цифры – только большие цифры. Все знают, что у меня хватает денег и хватает связей, поэтому уважают и боятся. Жена готова делать всё, лишь бы я не бросил её. Сын учится исключительно хорошо, потому что боится потерять почку. Подчиненные просто в ужасе бросаются в стороны, видя меня злым. А водители на дороге сторонятся моего «БМВ» ха-серии.

В кабинет со слезами на глазах и дневником в руках входит мой сын.

-Ну и что на этот раз?

-Пап, прости. Пап, я..я…я… - заикаясь, произносил сын.

-Что я-я-я? Говори, чего получил.

-Четыре, пап.

-Четыре? Как четыре?! – освирепев от ярости, кричал я, - Ты что, хочешь, чтобы я почку твою продал?

Сын со слезами убежал из кабинета. Он меня любит и уважает. Вот так нужно детей воспитывать! А вы о любви какой-то.

Успокоившись, я сел за свой «макбук». Просматривая электронные полки с бизнес литературой, у меня возник вопрос, который заставил пересмотреть свой взгляд на эту самую литературу. Я задумался, почему большая часть книг начинается со слова «как», причем вариации самые разные: от «Как стать богатым» до «Как забросить слона в облака», но смысл, однако, примерно одинаков. Выходит, бизнес литераторы – некреативные люди, они просто делают всё по образу и подобию других. Все говорят «как», и никто не говорит «зачем». А мне вот интересно, зачем мне зарабатывать честно, впахивая, как папа Карло, если я могу спокойно наворовать. Ну а как наворовать я уже знаю - благо не первый год на высокой должности. Так что место этим книгами в мусорке. Я же творческий человек. Вон как креативно я сына воспитал.

Так и хочется повесить у входа большую табличку, где будет написано: «Бедным просьба не беспокоить». В нашу больницу никогда не придёт (по делу) здоровый человек, поэтому мы рады видеть больных и богатых – обязательно одновременно – людей. После разговора с приятелем, у которого я купил больничные койки, вернулся в свой кабинет и провел там целый день за чтением деловых книг и игрой в «Ipad».

На следующий день пришёл больной из травматологии, который так ничего и не заплатил, пожаловался на бездействие докторов. Я выпроводил его к чертям и через несколько минут начал собираться в отделение, чтобы похвалить своего работника за отличную работу. «Во славу капитализма!» - прокричал я, выходя из своего кабинета, как почувствовал дыхание позади меня. Я понял, что это был мой последний день.



Лжеучитель. Бизнес-тренер эзотерического направления

Искусство мага в том и состоит, чтобы спутать все тропинки, чтобы ты в конец растерялся и заблудился. И только заблудившись, ты сможешь найти то, что действительно имеет смысл...© Фрэнки шоу



«Неужели они поверят? Индеец, который говорит на чистейшем русском. Бред. Так, послушал Фрэнки, почитал книжки, и можно в путь. Доброй вечности, меня зовут…» - думал про себя Я.

-Доброй вечности, меня зовут Джераламо Бадунидзе. Я из тех мест, или даже пространств, наименование которых не сыграют совершенно никакой роли. Сегодня я расскажу Вам о гниении. Просьба дожевать свои хот-доги и сменить гримасы отвращения. Не подавитесь, мадам, Я не буду слишком углубляться в процесс. Итак, пока мы идём по жизни, решаем множество проблем: прорубаем себе путь в неизвестное, возводим новые ступеньки в карьерной лестнице или просто избегаем ссор с близкими людьми. Но какой ценой? Ведь нужно чем-то жертвовать. Ещё Ньютон говорил про действие и противодействие, ну Вы же образованные люди - должны помнить. Мы открываем для себя новые двери в прекрасное будущее, и это великолепно. Но если дверь открывается со скрипом, или по ходу открытия отваливаются ручки и петли, охрана из двух высоких амбалов-охранников, как в древних мифах, обязательно возьмёт соизмеримую плату за проход через эту дверь. Вы отдадите им свою гордость и лицемерие, похоть и лживость. Могу поспорить, Вы скажите, что обойдетесь и без них. Но куда Вы без ощущения, что именно Ваш лоб был одарен поцелуем свыше? Кем Вы будете без лжи, без похоти? Ни соврать, ни пошутить. Согласны? Значит, Вы уже гниете, но это нормально. Пока разлагается всего лишь Ваш пищеварительный тракт. Но мы ведь говорим о духовной пище, а не материальной. В нашем случае пищевой тракт – это Ваш мозг. Дальше разлагается всё тело. Вы близки к этому. Рыба гниёт с головы!»

Я чувствовал, что импровизация зашла слишком далеко, ладони и лоб начали обильно потеть, микрофон выскальзывал из рук – просить микрофон на прищепке уже поздно. «Всему виной моё прошлое тамады…» - думал про себя я. За спиной показался силуэт смуглого, низкорослого мужчины. «Сегодня это не грех, а надежда на исцеление!» - громогласно воскликнул он, после чего вонзил нож мне в шею. «До свидания, дамы и господа».



Сергей. Патологоанатом



-Давай выпьем?

-А какой повод?

-С каких пор тебе нужен повод? Пятница. Я принес. Какой ещё повод тебе нужен?

-Аргумент. Наливай, не стесняйся.

После того, как графин оказался пуст, опустели и наши слова, они потеряли основу - смысл. Живой разговор в помещение для мёртвых тел звучал неестественно. Когда наступила тишина, всё встало на свои места. После долгого молчания, мой собеседник шмыгнул носом и удалился в отхожее место. Я боролся со сном как мог, и звук скрипящего стула нанёс решающий удар по Морфею. Это вернулся Алексей. Выждав, когда стул перестанет источать эхо старины, он попробовал восстановить нить размышлений часовой давности. Однако, прервавшись на полуслове, решил начать новую тему разговора:

-Вот ты знаешь, есть такая духовная практика – холотропное дыхание. Изобрёл её Станислав Гроф. Он долгое время изучал ЛСД - пробовал сам и давал пробовать другим. Но после всех изысканий, он остановился на практике, в основе которой лежит дыхание. А дыхание, к слову – в основе жизни.

-Ты это к чему?

-Ты тоже должен пережить этот опыт.

-И как же я это сделаю?

-Садись на пол.

-Так холодно же!

-Сними простынь вон с того чудика, подложи под себя и садись. Теперь интенсифицируй дыхание.

-Чего?

-Дыши быстрее.

-А что будет-то?

-Да мне самому интересно.

-Твою мать, Лёха!

-Не задавай вопросов.

-Лёх! Я сейчас вернусь!

-Ты чего?

-Недавно прочитал Кастанеду по твоему совету. Не хочу опростоволосится на твоих глазах. Мочевой пузырь полный, а одежда новая!

-Ну, хоть собак тут нет.

-Тут есть люди! Трупы! А если я с ними начну играть? Меня же уволят нафиг!

-Хоооом…

-Да нет нифига эффекта!

-Подожди…



Я помню как «труп» поднялся. Я начал кричать что-то вроде: «Лёха!!! Что за херня? Пусть меня отпустит!». С «трупа» слезла простынь.



На следующий день я пошёл к Алексею похмелиться. О вчерашнем дне я не вспоминал, точнее не мог вспомнить. Попойка оказалась очень не слабой. В его кабинете висели красивые картины его собственного написания. И всё в них было прекрасно, кроме названий. Бредовые, честно говоря, названия.



-Я войду?



Алексей. Психотерапевт



Сергей пришёл ко мне на приём. Как жаль, что он только по алкоголю.

-Я войду?

-Входи.

Бутылка коньяка глухо ударилась о край стола.

-Серёг, вот мне всегда было интересно, почему ты так ненавидишь отца?

-Ненавидеть отца – святая обязанность любого сына.

-Хм, интересно… - усмехнувшись и тщательно разглядывая в руках бутылку коньяка, протяжно произнес я.

-Знаешь, у нас это наследственное. Ну, ненавидеть отца – наследственное, в смысле. Он тоже своего отца недолюбливал.

-Ладно, хватит, этот разговор вечен.

Сергей одной рукой протянул мне стакан, а другой задел кактус. Стакан выпал из рук Сергея и звонко разбился об пол.

-Твою же мать, - грустно выругался Сергей, - Вот нахрена тебе тут кактусы?

-Да, нехорошо получилось. Но кактусы – дети солнца. Разве не могу я держать рядом частичку этой выжигающей всё и вся звезды? Они ведь прекрасны. Мрут без своей матери. Я их балую редкими встречами. Так приятно смотреть, когда они рядом - так друг по другу скучают. Тем более, это не простые кактусы.

-Ну, вот запиши на их счёт 50 грамм коньяка. Пусть эти рыжие расплатятся. Или ты за них плати!

Спустя час Сергей направился в своё отделение, оставив меня наедине с портретами вождя. Кисти не могут передать того бальзамического аромата, что представляется мне при виде этих картин. Размытые краски, размытое восприятие, размытое понимание сути. «Viva la Revoluсion!». Нужно пойти поздороваться с Че.



Кирилл. Терапевт



Не подумайте ничего превратного, я не «правый», не националист и не расист. Ничего из этого по отдельности и ничего вместе. Просто некоторые люди одним лишь взглядом – и ещё более поступками – так и просят клеймить их «чурками», «жидами», «неграми», «рузке» и т.д. Нет во мне желания делить людей по какому-либо признаку, но часто объекты оскорблений сами заставляют отделять их от общества; часто сами делятся, открыто демонстрируя свою отвлеченность от российского общества – и вообще общества в целом, общества в привычном понимании - посредством надписей и наклеек на предметах одежды и аксессуарах. Они не хотят быть обобщенными с остальным народом, они хотят кучковаться своими стаями. С «жидами» всё несколько иначе, но принцип тот же, плюс цинизм и жажда наживы.

Да, я тоже циник и лицемер. Я не забочусь о будущем нации, как «делают» это националисты. Я до сих пор не знаю кто я есть, под какой эгидой скакать по дороге в вечность. Под одной эгидой я буду ущемлен в правах и интересах, но зато я буду на «коне». Под другой – я сам буду маленькой, но свободной и веселой пони. Честно говоря, мне либо рано об этом думать, либо уже поздно. К слову, я по сей день не определился с верой в Бога (следовательно, и чёрта тоже), а вы мне предлагаете выбрать модель поведения. В общем и целом я коммунист.

Я ненавижу всех, в том числе этих русских антисемитов. И просто русских ненавижу. Этих кавказцев, арабов, турок, евреев… Я ненавижу людей. Поэтому я желаю, чтобы с этого момента вы ненавидели меня с той же силой, что и я вас. Давайте аккумулировать эту энергию. И прошу вас, не превращайте эту энергию в электрическую. Если вдруг заряды окажутся противоположными, сами понимаете, что произойдёт. Уже чувствуете легкое покалывание? Тогда прекратите меня любить.

Единственный, кого я уважал и уважаю по сей день – Алексей. Несколько его картин хранятся у меня в кабинете. Это великолепные портреты. Не думаю, что он понимал их превосходство над всеми другими картинами этих новомодных «писак», но с названиями он точно не прогадал: «Кому вниз, а кому вверх в коммунизм» и «Лени нам не надо, а Ленина – надо». Я тоже родился не без таланта, почитайте хотя бы это: «В детстве горы казались мне чем-то возвышенным, красивым, с белыми снежными шапками на самом верху, которые периодически сдувает ветром, и шарф в виде деревьев не спасает шапку от падения вниз. А теперь представляю небритый необразованный люд, «калашниковы» и всё те же прекрасные пейзажи».



Измаил. Пациент терапевтического отделения



Мы с Че детально продумали план действий. Новые жесткие порядки скоро вступят в силу. Мы будем во главе угла. Но первым делом нужно поесть. Столовая стала мне родным домом, после того, как старый сгорел. Погибли и родители. А я с небольшими ожогами попал сюда, в больничное отделение. Че на ночь запирали в оковы, и нужен был ключ. Я договорился с немного чокнутой продавщицей, что та принесёт мне копию ключа. Даже не хочу знать, откуда она его собиралась достать. Осталось лишь незаметно передать ключ мне, а потом я уже спокойно отдал бы его Геннадию.

-Гарсон, кофе!

Никто не подходил и я начал паниковать. Ведь эта фраза была своего рода позывным. Неужели забыла? Нехорошо. Я подошёл к стойке.

-Вам с сахаром, - ехидно спросила продавщица.

-Таки не надо сахара, я и так сладкий, Вы шо.

В блюдце был аккуратно замаскирован ключ, прикрытый чайной ложкой. Я знал, что она не подведёт. Спокойным размеренным шагом побрёл к предварительно занятому столу. Томно посмотрел на продавщицу и поблагодарил её взглядом, после чего спокойно присел за стол. Краем глаза увидел Кирилла – этого чертового терапевта. Ненавижу этих русских антисемитов!

-Присяду – любезно произнес Кирилл и, не дождавшись ответа, сел за стол напротив меня.

-Таки что ты от меня хочешь?

-Пришёл похвастаться. Вчера бомжонка видел у метро, милостыню просил, напевая «Хава Нагила». И что думаешь? И правду еврей! – с усмешкой произнес Кирилл.

-И что ты этим хочешь сказать? – недоумевая от наглости этого расиста, спросил я.

-Ну как же, вы с ним очень похожи.

-Кроме национальности, у нас нет ничего схожего.

-Не Родиной одной «жидины»! Ну, то есть едины, конечно. Немного оговорился, с кем не бывает?

-Сарказм ваш неуместен. В отличие от него у меня есть деньги, работа и была семья.

-Ну, у него тоже есть деньги, я кинул ему «полтишок». Может даже он считает это своей работой. Вон Пугачева поет и считает это работой, чем же он отличается? А насчёт семьи – это вы вообще не парьтесь. Все мы – братья и сестры. Все мы – одна большая семья. Только у вас она таки отдельная.

Я бы, несомненно, ответил на эту провокацию, но милый женский голосок прервал нашу непродолжительную беседу.

-Здравствуйте, меня зовут Ира. Присяду?

-Конечно, - протягивая свой стул, начал подлизываться Кирилл.

-Измаил, я вчера познакомилась с Вашим хорошим другом – Геннадием. Очень приятный человек. Не могли бы Вы передать ему, что я буду ждать его у регистратуры?

Началось общее собрание. Я выполнил просьбу Ирины – кстати, она попросила называть её Иришкой – но Геннадию нужно было поговорить именно со мной.

-Где ключ?

Я быстро передал ключ Геннадию. Он выскользнул у него из рук. Че присел, дабы поднять этот крайне важный кусок метала, но Ира наступила на ключ и всячески не давала его забрать. Геннадий толкнул Иру, но она протащила ключ ногой и случайно швырнула его в толпу. Ключ с едва различимым позвякиванием всё больше отдалялся от нашей компании, прыгая как «блинчик», пущенный по не совсем спокойной воде, и вскоре он затерялся в толпе. Я, как истинный «самый крайний» джентльмен, встал на колени и начал ползать по полу в поисках ключа. Я нашёл его спустя две минуты, и мы с Геннадием удалились.

-Надо будет избавиться от неё. Она сильно мешает.

-Ты о ком? Об Иришке?

-К сожалению, завтрашний рассвет она уже не встретит.

Геннадий через меня назначил ей свидание в курилке. Быстро от волнения докурив сигарету практически вместе с фильтром, Гена пытался уговорить её пойти в кладовку под предлогом уединения. И она согласилась – кто бы сомневался. Там она последний раз закричала. Она кричала от боли. Последний (наверное, сотый по счёту) удар тяжелой металлической шваброй и об Ирине можно было забыть.

Я взял пистолет и направился «устранять» охранников. С пистолетом в руках и походкой в духе Винсента, я ощущал себя героем своего любимого фильма. Закрыв глаза, я уже расстреливал из пушки охранников под тираду из 25ого стиха 17ой главы пророка Иезекииля. Не заметив на полу биксы, я с грохотом швырнул их в стену ногой. На шум выбежал один из охранников и начал тыкать в меня дубинкой. Я взял ещё одну биксу и запустил её в лицо охраннику. Аккуратно зашёл в кабинет охраны и, грозя пистолетом, связал второго. Никто не хотел их убивать, просто обездвижить.

-Всё нохмально, Буч, - не выходя из образа, произнёс я.

Спустя некоторое время, Гена спустился ко мне и попросил помочь ему с трупами. Он разыгрался не на шутку. Его мания убийств не совпадала с физическими возможностями, и утащить трупы в одиночку Гена уже не мог. Мы спустились в морг вместе с нашей компанией: трупом Иришкой и трупом Виктором. Виктора замаскировали так, что мама родная не найдёт, а Иришку с индейцем пришлось утаскивать. Я тащил их очень долго. Неимоверно долго. Но в одиночку утащить два трупа очень тяжело. Не идти ведь с такой ношей до кладбища. Без доли сожаления, но с огромной радостью, я сбросил ношу в помойку.



Che Геннадий. Пациент психотерапевтического отделения



Делать следует только то, что действительно нужно. То, над чем время не властно. Нет смысла в мимолетных делах, как и нет смысла в чувствах. Первые – уничтожит время, вторые – затуманят разум. Именно поэтому Я убью её. Она подходит под оба описания, а значит – вдвойне вредна. Наш пусть труден, и мы не должны испытывать жалость. Мы уже добились многого. Устранив Джераламо, навели страх на окружение. Оковы стали туже, а еда ужасней, но и мы стали сильнее и выдержим это! Предстоящий бой должен выдаться неимоверно тяжелым. Необходимо устранить охрану, чтобы некому было следить за камерами. После нужно пробраться на верхний этаж в кабинет главврача и убить его. А как же труп? Да, конечно, труп. Труп отнесём в морг и замаскируем под тело нашего исполнителя - за ним так никто и не приехал. «Морг… значит, Сергей тоже обречен. Я не хотел бы…» - что-то говорило внутри меня. Отставить! Жалость не уместна! План имеет место быть, но сначала нужно выбраться. Фффу, еда – гавно, но мы должны выдержать!

«Нет истин "крупного стиля", которые были бы открыты при помощи лести, нет тайн, готовых доверчиво совлечь с себя покровы: только насилием, силой и неумолимостью можно вырвать у природы ее заветные тайны, только жестокость позволяет в этике "крупного стиля" установить "ужас и величие безграничных требований". Все сокровенное требует жестких рук, неумолимой непримиримости; без честности нет познания, без решимости нет честности, нет "добросовестности духа". "Там, где покидает меня честность, я становлюсь слеп; там, где я хочу познать, я хочу быть честен, то есть строг, жесток, жесток, неумолим"» - словно мантру, нашёптывал я про себя отрывок из произведения Ницше.

Но Гевара тем временем диктует свои правила. Ведь «главное для революционера – это любовь». Не знаю, кого слушать. Оба слишком искренни, чтобы врать. Какая в таком случае может быть противоречивость?



-Изя, где ключ?

В руках Измаила поблескивал ещё новенький ключ. Я взял его, но он выскользнул из моих рук и упал в ноги Ирины. «Плевать на неё» - про себя подумал я. Ира швырнула ключ в сторону толпы и Изе пришлось искать его.

-Надо будет избавиться от неё. Она сильно мешает.

-Ты о ком? Об Иришке?

-К сожалению, завтрашний рассвет она уже не встретит.

Я докуривал последнюю сигарету, руки дрожали. Я до сих пор не определился с выбором. Кому же мне верить? Ирина явно думала, что я выбирал из подарков: цветы с конфетами или только цветы.

-Привет.

-Ир, я не могу выбрать.

-Из чего выбрать? Я не понимаю.

-Это очень важно. Особенно, для тебя. От этого зависит наше будущее. Наше по отдельности.

-Ты меня бросаешь?

-Нет, что ты. Это сложно объяснить.

-Как говорят умные люди, слова - такая мелочь.

-И кто же такое говорит?

-Не знаю, видела «в контакте».

-Раз «слова – мелочь», может, сходишь со мной?

-Куда?

-Сюрприз.

-Хорошо, - расплываясь в улыбке, прошептала Ирина.

-Тогда закрой глаза и иди за мной.

Я протянул ей руку, и мы пошли в подсобку. Рассказывать о дальнейшем тяжело. Просто знайте, что Ницше был прав.

-Дальше, Изя, мы пойдём к твоему земляку. Он тоже еврей, хоть и родился в России.

-Он мне не родственник, аргентинец. Иди один.

Здесь выбора не было. И не прав тот, кто говорит, что выбор есть всегда. Сейчас нет никаких «либо», я делаю только то, что хочу. Всего одно действие. Нет выбора. Нож сладостно впивался в тело жертвы. Я принесу ему на могилку мёртвые цветы за пару шекелей.

Я спустился за Измаилом и попросил помочь. Оба трупа были сложены в подсобке. Изе нужно было всего лишь дотащить один из них до морга. В морге было как обычно тихо и лишь наши разговоры тревожили сон пациентов, но им мы не сможем помешать. Слава Богу, их сон отнюдь не чуткий. Я поменял труп индейца на труп Виктора и швырнул первого на пол. Ире не нашлось места, пришлось отнести её подальше. Я сказал Изе, чтобы он оттащил оба трупа (Иры и индейца) подальше от больницы, попросил похоронить Иру, а сам направился в регистратуру.

«Товарищи! Мы – новая народная сила, что не приемлет нерешимость масс и уважает тех, кто готов открыть для себя истины «крупного стиля» неумолимостью и жестокостью! Запомните! Мы – Ваш новый виток в жизни, Ваш персональный защитник, Ваш новый Бог, который не делит людей по религиозным причастиям. Я, Че, заставлю Вас подняться с колен и прошагать за мной до самого конца! Мы не сдадимся перед лицом опасности. Старое правительство пало. Пришёл наш черёд. Я хочу быть честен, то есть строг, жесток, жесток, неумолим!»



Ирина. Бухгалтер



Я прекрасно понимаю, что не может человек что-то получить просто так. Что бы что-то получить от другого человека, нужно напрячься ещё сильнее, ведь человек – материя меркантильная. Не материя, конечно, но за новый флагманский «Самсунг» мне пришлось принять от него немного материи в себя. И только после этого его духовность возвышается на новый уровень и заставляет делать благородные поступки. Это негласная плата за все мои труды, жаль, но не все в наше время такие благородные. У многих духовность отсутствует на корню. Максимум что есть – религия. Но я не адепт «песочных властелинов» или «нетрадиционных анархистов», поэтому на таком виде духовности пахать не приходится.

Вот и два кандидата: один – бездушный раб материальных ценностей, другой – эссенция революционного духа в симпатичной упаковке. У первого деньги уже есть, а у второго должны появиться – просто обязаны. Выбор был долгим, но Виктор сам сделал свой – скорее всего, не особо обдуманный - выбор и остался лишь Геннадий, исполненный энтузиазмом. Был, кончено, ещё один вариант, но он попадал под категорию «нахнадо». Религиозный фанатик и монах, при всём этом любитель продажной любви. Мне не нужны единовременные выплаты, нужен постоянный доход. Плюс к тому, ещё в эпоху постмодернизма религия была лишь искусством отравления жизни энтузиазмом. У него не останется энтузиазма на меня. Гена, конечно, тоже был в зоне риска по этому поводу, но он хотя бы пытался уделить мне больше внимания.

Гена позвал меня куда-то, он хотел устроить мне сюрприз. Я ждала праздничный ужин, предложения руки и сердца. Я уже успела представить себе всю нашу жизнь на годы вперед. Я открыла глаза и увидела перед собой швабру. Коморка была тёмной и сырой. Я заметила, как Гена пытается замахнуться ножом. Я взяла швабру и ударила его в корпус, долго пыталась отбиться, но Гена забрал у меня швабру и со словами: «Ириша, я люблю тебя» - ударил шваброй по лицу. Нож множество раз опустился сверху вниз и пробил грудную клетку.

-Я тоже тебя люблю.



Часть 2.

Рыба гниёт с головы.



Моими газами.



- Я не стану помогать вам грешить!

-А разве тебя кто-нибудь просил?



-ответил Виктор на реплику, цинично брошенную индейцем. Алексей тихо пробормотал что-то на мексиканском и грустно вздохнул. Никто в зале не обратил на него внимания. Учитель-индеец удалился, оставив за собой лишь гробовое молчание. Не прошло и пяти минут, как весь персонал разошёлся по своим рабочим местам. Больше разговоров об этом инциденте я не слышал. Видимо, новость о «залетевшей» Маринке и неудачных родах медсестры из травматологии – имя которой никто, кстати, так и не вспомнил – гораздо интересней громких фраз какого-то оборванца. Собственно, у него даже нет полиса, поэтому больнице этот персонаж не интересен. А выгонять его придётся мне. «Женя, чего встал. Гони его!»



Камера у кабинета главврача.



Очередная удачная сделка с работником соседней больницы. Он продал Виктору «почти новые» ржавые больничные каталки из морга и психиатрического отделения. Подойти бы к какому-нибудь больному, которого везут на операцию, и с радостным лицом сообщить: «До вас тут лежало сотни трупов и толпы маньяков. Удачной операции!». Но я не могу покинуть пост. Виктор пожал руку второму участнику сделки и заперся в кабинете – считать прибыль, наверное. Через пару минут в замке снова провернулся ключ.



Камера в морге.



Сергей снова выпивает с Алексеем. Я не слышу их разговоров, но уверен, что всё как всегда: духовные практики, религия, отцы, матери и бабы. Спустя час Алексей удалился в уборную, а Сергей начал засыпать. После прихода Алексея, разговор продолжился. Вдруг, они оба присели на пол. Сергей поцеловал крест – хотя и никогда не видел у него креста, возможно, он просто суеверный – и оба начали учащенно дышать. Но Сергей неожиданно прервал «посиделки» и направился в уборную. По его возвращению, процедура повторилась. Спустя пять минут Алексей уже лег на пол. Его оппонент не выдержал и что-то громко выкрикнул. За спиной Алексея с каталки поднялся труп. С лица трупа медленно сползло, посеревшее от времени и частой стирки, покрывало. Появилась чёлка, потом брови, глаза… Стало понятно, что это терапевт, которого коллеги решили проучить за его незаконный больничный (хорошие отношения с главврачом были частой причиной нарушения врачебной этики). Мягкий свет полупотухшей лампы устало будил терапевта Кирилла. Он наверняка чувствовал себя как дома, в утренние часы. Открылись глаза, тихий всхлип, падение в обморок. В любом случае хотели проучить Кирилла, а матерился, похоже, больше всех Сергей. Вот такая незадача.



Камера в кабинете психотерапевта.



Клиентов нет, и Алексей занимает время как может. Портреты Ленина у него выходят отменно – ему стоило бы заняться этим профессионально. К слову, рисовать вождя он начал после одного интересного случая. Курил он однажды марихуану (с его же слов, неприемлемого качества) и решил первый – и последний – раз попробовать ЛСД. Закинул в рот. Марка глухо ударилась о зубы. Наутро, Алексей всем рассказывал о том, что знает, где находится настоящий труп Ленина – в мавзолее муляж – и он бы, несомненно, рассказал, но координаты инопланетные (широта 10 шредингеров, 5 – долгота). Как только сам узнает, где это – сразу скажет.



Камера в столовой.



Помимо всех прочих скучных и невыразительных, молча жующих персонажей, выделяется харизматичный, вечно бубнящий что-то под нос еврей. Изя – так его зовут все, кого я знаю, включая меня самого – не любит антисемитизм, как таковой, но это не мешает ему шутить на эту тему и приводить расистские цитаты. Любит фильмы Квентина Тарантино и Гая Ричи, но особое наслаждение ему доставляет выдирать из этих фильмов злачные моменты – в морфологическом смысле злачные, «чтобы звучало». Каждый раз, когда я приходил в столовую перед сменой, этот «Мистер Голливуд» приветствовал меня и всех сидящих одной и той же фразой: «Hey, kids. How you boys doing? 1»*. Вот он подошёл к продавщице, вероятно, козырнул очередной крылатой фразой, и забрал чашку. На блюдце лежал ключ, отчётливо видный в мою камеру. Изя присел за стол и принялся опустошать чашку с чаем или кофе – мне не видно. Кирилл сел напротив. Завязалась непродолжительная, но очень оживлённая беседа. Прервать её могла только женщина. Ира взяла стул у Кирилла, что по-джентельменски одолжил ей своей, и спокойно присела за один столик к мужчинам. Около получаса они общались на неслыханные темы – по крайней мере, я не слышал, о чём они говорят. Разговор закончился, когда по громкой связи объявили об общем собрании. Я выключил камеры и неспешным шагом побрёл к регистратуре.



Общее собрание. Моими глазами.



На сцену вышел обаятельный ведущий, который представился Джераламо. Он говорил что-то о каких-то охранниках, древних мифах и дверях. Я не вслушивался в его речь. За моей спиной о чём-то шептались Гена с Изей, нарочно привлекая к себе излишнее внимание. Об их «тайном» обществе «12» знали все – в том числе и я. Геннадий уронил ключ, который только что передал ему Измаил, и громко выругался, да так, что ведущий на секунду замолчал. Гена присел, чтобы поднять ключ, но Ира оказалась первой. Наступив на ключ, она медленно начала опускаться, чтобы поднять его, но Че толкнул Иру в сторону. Ключ ускользнул в неизвестном направлении. Изя, претворившись, что потерял линзу, пытался найти среди толпы ключ. Я отвлекся, чтобы дать платок даме, подавившейся хот-догом. Никого из этой компании «Бони и двух Клайдов» я больше не видел. Через пару минут какой-то оборванец убил Джераламо, после чего вонзил нож себе в живот. Спасти их не удалось. Труп Джераламо забрали родственники на второй день после смерти. Труп Учителя никто так и не забрал. Я много навидался в своей жизни, но события этого дня не дали сомкнуть глаз всю ночь.



Общий вид. Переключение камер



«Кто задел эту чёртову камеру у входа?! Нихрена не видно!» - дожёвывая бутерброд, сказал мой сменщик – «Пойду, посмотрю что там». Звуки борьбы. Рация с грохотом упала на пол. Стук в дверь. «Кто там? Кто там? Кто ттам» - про себя повторял я. Фарух, это ты? Открыл дверь. Кто-то в чёрной маске, грозя пистолетом, привязал меня к стулу. Обвязывая запястья, чтобы сделать импровизированные наручники, человек в маске произнес: «Всё ногмально, Буч». Конечно, я узнал этого хитрого еврея. Изя заклеил мне рот, после того, как я спросил: «Таки что ты делаешь?». Я был спокоен, как никогда. Видимо, давала о себе знать бессонная ночь. Спать мне хотелось гораздо больше, чем бояться.

Che Геннадий подзывает к себе санитара и тот снимает с него оковы – это видно в одной из камер. С довольным видом идиота-вольноотпущенника Гена берёт со стола соседней операционной нож, направляется к лестнице и начинает ползти вверх. Каждая ступенька даётся нелёгко, но стражи всё нет. «Где же те два здоровенных амбала, о которых говорил Джераламо?» - вслух спросил я, Изя лишь усмехнулся. Главврач елозит по карманам в поисках ключа, и вот, когда поиски окончены, ключ медленно входит в скважину одновременно с ножом, который медленно вонзается в шею Виктора. Che начинает тащить труп вниз, в подсобку. Изя что-то буркнул и побежал помогать Геннадию, забыв пистолет на пульте управления камерами – я пытался его достать, но ничего не вышло. Я перевёл взгляд на камеры. Из подсобки выходят Че и «Голливуд», что тащат уже два трупа: Виктора и Ирины. Иру никто не видел ещё со вчерашнего общего собрания. Видимо, убили её ещё вчера. Я пытаюсь вырваться из оков, что связывают мои руки друг с другом и тело со стулом причудливыми узлами. Революционеры тем временем медленно тащат трупы через всю больницу в морг. Сергей встретил их не очень радушно, но его можно понять – он спал после очередной попойки. Изя и Гена тела оставили в уголке, а сами начали стаскивать труп Учителя с койки. Что интересно – простыни на нём не было. Изя, в гордом одиночестве, потащил труп Учителя и труп Иры на помойку, а Гена тем временем укладывал труп Виктора на место, где только что лежал труп Учителя. Скорее всего, наши маленькие революционеры просто боялись влиятельных родственников Виктора и хотели, чтобы как можно дольше никто из них не догадывался о его смерти. На родственников Иры им было попросту наплевать, как и им на неё. Изя быстро исчез из поля зрения наружных камер. Че побежал к регистратуре, взял громкую связь и начал читать с листочка очень убедительную речь, которую было слышно в каждом уголке больницы – в том числе и в моём: «Товарищи! Мы – новая народная сила, что не приемлет нерешимость масс и уважает тех, кто готов открыть для себя истины «крупного стиля» неумолимостью и жестокостью! Запомните! Мы – Ваш новый виток в жизни, Ваш персональный защитник, Ваш новый Бог, который не делит людей по религиозным причастиям. Я, Че, заставлю Вас подняться с колен и прошагать за мной до самого конца! Мы не сдадимся перед лицом опасности. Старое правительство пало. Пришёл наш черёд. Я хочу быть честен, то есть строг, жесток, жесток, неумолим!». На этих словах он бросил в стену микрофон и начал движение в мою сторону. Дверь приоткрылась, и блеск ножа ослепил мне глаза. Его взгляд упал на пистолет, оставленный Изей. Он подошёл к пульту, забрал пистолет и начал разглядывать содержимое обоймы. Послышалась сирена и громкий стук. Целый наряд «ОМОНа» пришёл охладить революционный пыл нашего нового «правителя». Спустя несколько выстрелов пожар революции был полностью потушен.

Через пару дней мы – те, кто выжил - успокоились, и узнали, что Изю на подъезде к больнице случайно сбил наряд полиции на «бобике» и даже не заметил этого. Так что беспокоиться о нём не стоит. Я понимал, что Геннадий хотел моей смерти, ведь я слишком много видел, и спасло меня только чудо в виде наряда «ОМОНа».

Тихо. Только птицы поют. Они наверняка хотят что-то сказать. Тело Виктора выдали родственникам. Хорошо, что Че скорее всего признают невменяемым – в тюрьме, с содействием родственников Виктора, ему не выжить. Иру хоронили всей больницей. Было грустно вспоминать, что в шутку я всегда называл её куртизанкой, а она никогда не обижалась на это. Труп Учителя так и не нашли. Алексей, после очередного трипа уверял, что слышал, как птицы рассказывали друг другу о том, как учитель встал из помойки и «пошёл по миру». Выглядел он намного моложе, чем раньше. Его жизнь точно стоила метафор. А Ваша стоит?



Заметки

*Привет, ребятки. Как дела?