Улица

                У Л И Ц А

Такие преступления в следственном отделе, где работает Павел Казанцев, принято называть простыми, обыденными и даже банальными, будто преступления являются обязательным условием для жизни. Времена менялись и старший из всех следователь Агапов, проработавший более пятнадцати лет на этой должности, помнил, что такие дела раньше поручались самым опытным и считались тяжкими.   
Всё в действительности началось банально и обыденно для нынешнего городка. Поздно вечером трое подвыпивших парней и девица устроились на скамейке возле детской песочницы между двумя пятиэтажками, где попивали пиво и «беседовали». Слова их, громкие и сплошь перемешанные отборным матом звучали в тишине, отражаясь эхом в обоих корпусах. Жители первых этажей, боясь возможного «прилета» кирпичей в окно, боялись и как всегда молчали. Зато старшая по дому тетя Зоя, проживающая на пятом этаже, вышла на балкон и пыталась их урезонить. Оскорбленная словами, о существовании которых ранее не знала,  стала отвечать им, что вызовет полицию. Видимо, это в их планы не входило. Изрыгая угрозы и оскорбления, компания снялась с места, покинув скамейку. Когда, сразу за углом, им повстречались парень с девушкой, они были «на взводе», готовые выместить хоть на ком-либо обещанные, но не исполненные угрозы.
- Давай, покурим твоих, - остановил один из них парочку.
- Я , парни, не курю.
- Ты что, блин, спортсмен? Здоровья много!- подбежал другой, и толкнул парня в грудь.
Парнишка, запнувшись об поставленную подножку, упал на землю и сразу получил ногой в живот. Тут удары лежащему парнишке стали наносить все. Подняться ему не давали. Девица, из компании, тоже не захотела стоять без дела и кинулась на девчонку, схватила её за волосы, стараясь царапать лицо. 
При суматохи нанесения ударов ногами, на землю выпал нож одного из тех, кто били лежащего. Парнишка, обрадованный такой удаче, смог соскочить на ноги и, уже не отдавая отчет своим действиям, крикнул «Маринка беги!» и ударил в живот одному из напавших.
  Парнишка, коим оказался Николай Малинин, обвинялся по двум статьям уголовного кодекса: умышленное причинение тяжкого вреда и ношение холодного оружия. Дежурный следователь усмотрел то, что и следовало. С них требовали не оставлять неразрешенные материалы, если усматривается состав преступления, а возбуждать дела во время дежурной смены и задерживать подозреваемого. Дело окажется, впоследствии у другого следователя, который не обязан доделывать то, что можно было проделать за смену. Злодей задержан сразу после совершения преступления, нож со следами его рук изъят, а хирург не сомневается, что ранение проникающее, с повреждением внутренних органов. Что еще надо? Все налицо. То, что нож будет признан холодным оружием, следователь не сомневался. Сколько их прошло через его руки  за время работы в милиции.

- Не тяни, Павел, с этим делом,- говорила  на оперативке начальник следственного отдела Ада Леонидовна, - мы в этом квартале отстаем по количеству дел, сданных в суд.
- Не так все просто оказалось, Ада Леонидовна, - отвечал Павел. – Пусть эта четверка в один голос твердят, что Малинин грубо ответил на просьбу угостить сигаретой и кинулся на них ножом,  чувствую – они топят его умышленно и наговаривают.  Не мог он накинуться на троих здоровых ребят, а шел мирно и был с девушкой, и нет у меня доказательств, что нож принадлежит ему. Да, он ударил этим ножом, чего и сам не отрицает, но ношение предъявит ему не смогу. Не хочу радовать и без того задирающих носы адвокатов. Отменять они эту статью, как пить дать. А вот «терпила» и  сотоварищи действительно могли иметь этот нож. Они личности давно знакомые в дежурной части, «отмечались» не раз, а если послушать участкового, то им и место в наших казематах. Отпущу я Малинина, Ада Леонидовна, по подписке. Не хочу, чтобы сидел до суда. И дело я хочу переквалифицировать на превышение пределов необходимой обороны.
- А может суд пусть сам перейдет на эту низшую по санкции статье? Это их право. Ведь если они усмотрят более тяжкую, то вернут нам дело на доследование, ибо сами ужесточать предъявленное обвинительное не вправе. Ты мне хочешь испортить показатели? Только «доследа» мне не хватало.
- Нет, Ада Леонидовна. Суд наоборот может решить оставить первоначальную статью, чтобы засудить виновного на всю катушку, нож как-никак фигурирует, но не найдет её основательно доказанной, Тогда «дослед» нам и вправду светит. Я хорошо подумал о возможных последствиях, и вынесу в рамках уголовного дела обоснованное решение об отсутствии у Малинина умысла наносить тяжкий вред и о недоказанности ношения холодного оружия. Думаю, что такое решение устроит обе стороны. А по ножу, Ада Леонидовна, уже есть ходатайства адвоката о предоставлении доказательств того, что он носил при себе холодное оружие.
- Да-а-а, Павел, не лестно ты об адвокатах. Ой не лестно. А сам-то ты как раз выступаешь в роли адвоката. Тебе так не кажется?
- Нет, не кажется. Парня из-за этой швали могут засудить до восьми лет лишения свободы. А так, он может отделать всего мизерным сроком или осудят условно. Это будет справедливо.
- Ну смотри, Павел. Ты у нас специалист по ножам, думаю, что разберешься. Я еще проверю, что ты хочешь отразить в своем решении о переквалификации дела.    

Специалистом по ножам –шутя- начали звать Павла после расследования им дела Зубова. Тогда весь отдел, включая и следственный, бросили на поимку маньяка, орудовавшего в различных районах города: в парковой зоне, подвалах и пустырях. Он нападал на одиноких женщин и под угрозой ножа и, нанеся побои, затаскивал их в укромное место, где насиловал и совершал развратные действия. Ада Леонидовна могла освободить своих сотрудников от ночных патрулирований, но вопрос, видимо, был решен на уровне областного УВД. Во многих местах, где мог появиться преступник, устраивались скрытые засады, где молодые следовательницы и инспекторы по делам несовершеннолетних фланировали туда и обратно в гражданских одеждах, исполняя роль живца. Особенно потряс город, когда были совершены развратные действия в отношении несовершеннолетней в оставленном туалете из досок в небольшом пустыре, где недавно был снесен барак.  В адрес полиции было много нелестных отзывов, подключилась пресса.
Поймали его в один из поздних вечеров, когда пытался затащить инспектора в гаражный массив, где имелась недостроенная из шлакоблоков коробка будущего гаража. В углу, внутри стен без потолка и ворот, были постелены доски и тряпки, где видимо строители  «отдыхали» после работы. Опер и участковый, находились не так близко, а инспектор привыкшая, в основном,  беседовать детьми и их родителями, принялась звать на помощь, чем привела его в чувство. Когда ребята подоспели и надели на него наручники, то ножа в карманах уже не оказалось. Он успел от его выбросить. Нож был обнаружен на другое утро, когда исследовали местность в светлое время суток, разделив на небольшие квадраты. Нож большой, но складной таким барельефным рисунком, да к тому, же с обильными следами росы, ничем помочь следствию не мог. «Решил напугать в шутку, ножи никогда не носил», - талдычил задержанный. И фотоработы, составленные на него, из-за темного времени суток, так же мало походили друг на друга. Единственным доказательством был старый след укуса одной из потерпевших. Зубов сотрудничать со следствием не хотел, хотя и не особо рвался на свободу.
- Да, Зуб, плохи твои дела, - не уставал напоминать оперуполномоченный Шалаев, - придется тебя отпустить и уведомить прессу, что собраны не все доказательства, чтобы закрыть до суда. Что с тобой сделают родные потерпевших и просто горожане, я не знаю, но надобность в доказательствах, наверное, отпадет само по себе.
Маньяк, метался по одиночной камере, не зная что делать, но решил тянуть время. Во всех случаях фигурировал нож, а его пришить к делу было нельзя.
- Лучше бы малость побарахталась наша детская дама и звала бы на помощь, не убегая от него или отрубила пинком в пах. Изъяли бы нож при обыске из кармана и официально   оформили. И тебе бы лучше было, - говорил Павлу Шалаев, закуривая очередную сигарету.
- Ну, ты себя-то с ней не ровняй, - отвечал Павел. – Женщина она и в Африке женщина, а не Никита какая-нибудь из кинофильма.
Экспертиза, которую он решил провести, ранее в их отделе не применялась. Видимо, не было надобности. Придя с утра на работу, позвонил в дежурную часть, чтобы конвойные доставили Зубова в кабинет, и пригласил Шалаева с понятыми.  То, что Павел проделал в кабинете, никто не ожидал. Он вывернул наизнанку один из брючного кармана Зубова, отрезал его  и упаковал в отдельный пакет с надписью «левый карман подозреваемого Зубова по уголовному делу №» и проделал тоже самое  и с другим его карманом. Понятые подтверждали оба пакета своими подписями.
Никто на результаты экспертизы по микрочастицам особой надежды не возлагал, но заключение было ошеломляющим. Оно не только допускала возможность нахождения ножа в карманах подозреваемого, а однозначно утверждало, что «нож предъявленный на экспертизу длительное время находился в левом кармане Зубова, который поступил на исследование запечатанный в отдельный пакет за подписями понятых». В правом кармане, согласно экспертизы,  он обычно носил сигареты. Далее, в заключении эксперта шли описания химического состава вещества, коим были обработаны предоставленные вещдоки. Теперь было, что предъявит в суд, да и сам Зубов, ознакомленный заключением «поплыл», прося слезно только одного – чтобы его продолжали содержать в отдельной камере.  С тех Павла -шутя- называли специалистом по ножам.
- Нет, Ада Леонидовна, этот номер тут не катит, говорил он на оперативке. – Такой нож в карманах не носят. Он скорее отстегнулся и выпал из ножен, прикрепленный к поясу. Утверждать, что нож принадлежит Малинину, нет никаких доказательств. Пришить его к другим так же не получится.
Суд, рассмотрев дело, оставил единственную статью о превышении пределов необходимой обороны, но Павел не совсем был уверен в правильности даже такого, казалось бы, мягкого приговора. Он действительно, как главное звено карающего органа, должен быть заинтересованным в неотвратимости наказания, но на самом деле в глубине души не мог согласиться тем, что Малинин имел возможность защищаться иным образом. Его избивали трое против одного, могли забить и до смерти. А как он мог защитить себя, не применив оказавшийся на его счастье нож?
«Вся беда кроется в том, что меня обязывают не отклоняться от обвинительного уклона, а такое понятие, как свидетели защиты никак у нас не хочет прижиться. – думал он.- С меня, получившего  дело на расследование, требуют закреплять и фиксировать те доказательства, которые указывают, на наличие состава преступления и ничего более.  Если я начну допрашивать в ходе предварительного следствия тех лиц, кто утверждает обратное, то ответ начальства будет один – «Иди в адвокаты. Разваливать дело не дадим».
- А ты не особо ройся в таких вопросах, - советовал ему старший следователь Агапов, которого вот-вот должны отправить на пенсию. – Ты много чего недопонимаешь. Время такое. В следствии сейчас тоже нет никакой стабильности. Раньше мы больше тридцати лет пользовались  уголовным кодексом  1961 года, а теперь законы меняют, как кому заблагорассудится. Как не придет, кто новый, так сразу возомнит из себя всезнайку и начинает крушить направо и налево. Наплевать ему на устоявшиеся и проверенные временем законы. Вся тупость любой политики отдается в низах, которые от этого и страдают. Тем, кто наверху это неведомо, да и неинтересно. Теория заменена непонятной нам заумностью, а её связь с практикой и вовсе не ночевала. Раньше, еще до меня МВД назывался Министерством по охране общественного порядка, везде дежурили патрули и конная милиция, а следствие было при судах.  И при мне тоже на первое место ставилась охрана общественного порядка. «Задача по охране мирного труда и отдыха трудящихся» - была основной работой. Теперь трудящихся, как они решили, нет, а потому охранять некого. Про общественный порядок плюнули и забыли. Разгул преступности   искусственно создается именно плевательским отношением к общественному порядку и народу. Сколько мы сдали дел в суд за этот год по хулиганству, сосчитай-ка  Паша. Всего одно дело. А почему? Да потому, что статью о хулиганстве они тоже изменили. Раньше признаками этой статьи считались явное злостное и циничное неуважение к обществу. Людей потому что ценили, Паша. Порядок поддерживали. А теперь, чтобы тебя засудили по этой статье, нужно обязательное условие применения  ножа или циничное поведение должно выражаться по отношению другой религии или социального слоя. Религию других мы должны уважать, а народ свой по боку. Теперь можно устраивать любой бедлам, посылать всех куда хочешь, бить и крушить. Терпи, народ, ты не достоин защиты, а если хочешь привлечь кого, обращайся в суд и попробуй доказать что-либо. Какое же это хулиганство, гражданин хороший, если тебя даже ножом еще не потрошили?  Я, ты меня извини если что, сколько живу, столько и разочаровываюсь. А какое может быть патрулирование, если даже в нашей дежурной части могут ответить на вызов граждан: «Машина на выезде, обращайтесь завтра к участковому».  Для меня, это дико! Вот уйду на пенсию, хоть позориться не буду.
- Так ведь, Виктор Игоревич, мы отделы в следственные комитеты, и не совсем относимся к полиции.
- Наши комитеты существуют при МВД и прокуратуре, которые так же относятся к правоохранительным органам, которым теперь никто не верит. Вот что обидно, Паша. Люди остались с преступностью один на один, и обратиться им больше некому. Не хочу больше даже говорить об этом. 
  Разговоры разговорами, а Павлу до пенсии как до Китая пешком, а потому надо  работать, подготавливая дела для передачи в суд, устанавливая доказательную базу, не придумывая дополнительную головную боль и приключения на свою пятую точку. Однако же вопросы возникали часто и от них никуда не убежишь. На улицах творится такое безобразие, а подрастающий молодняк впитывает все как есть, чтобы быть готовым к подобному образу общественных отношений. Ни к чему хорошему, кроме полного хаоса, это не приведет.
Однажды ночью во  время дежурства, Павел нежданно повстречал среди задержанных за разбойное нападение в магазин старых знакомых.
- Ба, знакомые все лица!
Среди задержанных был и потерпевший по делу Малинина, с еще одним участником по старому делу, который, якобы, так культурно попросил Малинина угостить его сигаретой. С ними был еще один, которого Павел  не знал. Они втроем в масках с ножами ворвались в магазин перед самым его закрытием, переломали витрины и, схватив спиртное и дневную выручку, скрылись в темноте. Правда, на этот раз хорошо сработали ребята из вневедомственной охраны, которые задержали тройку с награбленным, получив сигнал по рации.
Анатолий Писков, как звали парня, был теперь настроен дерзко и терпилу из себя, как было в прошлый раз, не строил. Разговаривать, когда они находятся вместе, не имел смысла. Ребята еще продолжали красоваться друг перед другом, употребляя феню, которую  нахватались из разных источников и «держали стойку».  То, что по отдельности они имеют вполне человеческий облик и дорожат свободой, Павел знал прекрасно. «Лишь бы Ада Леонидовна не поручила расследование этого дела мне. Поди,  догадается». Ведь видно невооруженным взглядом, что Писков уже предрасположен игнорировать следователя. Он, не только от себя, но и впитывая слова родственников «тебя чуть не убили, а преступник уже на  свободе», был зол на Павла и считал его чуть ли не основной причиной даже сегодняшней своей неудачи. Родственники, конечно же, будут так же осаждать  следователя, расследующего это дело.  Ведь срок ему корячился  раза в четыре больше, чем Малинину. 
Да, прав Агапов, - думал Павел. – Остановили бы их вовремя, не было бы такой трагедии. «Добро» из магазина можно всегда возместить, а вот парни вернутся уже другие, злые на весь белый свет. Скоро вот День города, и горстка трижды проинструктированных полицейских будут озадачены хотя бы тем, чтобы многочисленные преступления не переросли в массовые беспорядки. Пожалуй, не допустят, но люди уже запасаются спиртным, а противоборствующие группировки готовят оружия и повылазят педофилы на никем не контролируемые улицы города.  Боже, храни будущее поколение,  мы пока отбиваемся.