Амурские были-небыли

В голове полная сумятица. Что делать, Как поступить? Мне предлагают переехать работать в райцентр. А как же школа, ребята? Ведь за год освоился, прикипел, появился какой-никакой опыт работы завуча. Лежу на берегу реки, и события последнего года жизни, как в кинематографе проплывают перед глазами…
Строгая комиссия и слушать не хочет, что я очень хотел бы ехать после окончания института в родную степь. Ее решение категоричное: «Лучше гор могут быть только горы». А ежели так – даешь поближе к Белухе. Дали. И вот я в горном селе, с красивым названием Амур, что помнится у римлян, считается божеством любви. Правда, на счет Рима и не пахнет, а как на счет любви? А она пришла к этому селу, к народу, который живет там, и, кажется навсегда. Представьте большое село, чуть в стороне, от основного тракта, на берегу горной красавицы реки Коксы. Несколько улиц, не слишком чистых, но и не чересчур грязных, и на последней, ближе к реке, домик. Вот мое первое самостоятельное жилище после института, правда на двоих, с директором школы Семеном. Этот Семен, кадр еще тот был. Мы с ним четыре года в одной группе учились. Ладно, о нем в другой раз. А поселил нас сюда сам директор совхоза Н.Ф. Семенов. Как выяснилось, хороший руководитель, и гостеприимный хозяин, и большой юморист. С первой встречи сразил. Показывая в приемной на свою секретаршу, он вполне серьезно сказал: - Анатолий, как тебе эта женщина? Присмотрись, очень даже ничего. У него было две дочки-близняшки шестиклассницы, которых, мы учителя, часто путали. Но самое интересное, они никогда этим не пользовались. Мы быстро подружились с этим семейством, и часто, по субботам,  бывали у них в гостях: во-первых – баня. А во вторых – пельмени, до которых Николай Федорович был очень охоч, да и мы не возражали.
А какие там были учителя! Один Аркадий Федорович Сковитин чего стоил. Среднего роста, костистый, благородная седина. Работал, говорят, в райкоме партии, но чем-то не угодил и попал на исправление в эту школу. Большой был оригинал, и очень большой шутник. В те, шестидесятые, многие только и говорили, о космосе. Аркадий Федорович – не исключение. Сколько помню, он всегда напевал:
- Я Земля, я своих провожаю питомцев,
Сыновей, дочерей.
Долетайте до самого Солнца.
И домой возвращайтесь скорей.
Знаю, когда человек уже в солидном возрасте любит небо, речку, песни – это хороший человек. Он страшно, как говорят сегодня, любил приколы.
Перемена, шум в коридоре, как полагается. Открывается дверь в учительскую, на пороге появляется женщина. Сразу видно, не совсем трезвая, но пытается, чтобы это не было заметно.
- Здравствуйте, - говорит она, но, вспомнив что-то произошедшее с ней в коридоре, быстро поворачивается к еще не закрытой двери, и снова к нам:
- Сволочи! – немая сцена  в учительской, Понимаем, что это не к нам, а Аркадий Федорович выручает: - Правильно Анна. Так их. С чем пришла? – Выяснив все необходимое, играет уже на меня.
- Анна, вот Анатолий Александрович интересуется, почему у тебя восемь детей, а фамилии у всех разные?
Анна понимая подвох, но подыгрывая, тем более настроение подогретое:
- Так, Аркадий Петрович, мы ведь не кастрированные, – после этих слов, и ее гордого ухода, в учительской хохот неимоверный. И под этот хохот он мне поясняет, что женщина не может выговорить слово «зарегистрированы», и выдает то, что мы услышали.
- Но это больше для смеха, любят у нас, Александрыч, пошутить.
…Сижу на уроке у учительницы начальных классов. О таких, еще Некрасов писал:
Коня на скаку остановит,
В горящую избу войдет!
Дети увлеченно слушают рассказ о птицах.- Эти, ребята, скворцы осенью собираются в большие стаи и летают, летают и очень часто, прямо с неба какают.
- Что делают скворцы? – переспрашивает какая-то девочка.
Учительница с восторгом: - Какают! – моментально приходит в себя, лицо становиться пунцовым, глаза с мольбой смотрят на меня. Огромным усилием воли сдерживаю себя, и делаю вид, что крайне поглощен тетрадью, рядом сидящей ученицы. И только месяца через два, мы с ней от души смеялись над тем казусом.
Об одном «педагогическом методе» воспитания «трудных детей», который применила однажды Степанида Селифонтовна, до сих пор с восторгом вспоминают учителя. Был такой «трудный» и у этой учительницы. Приходит она однажды на урок, все дети на месте, а его нет. Ну, нет, так нет. Проходит минут пять-семь, и из под пола слышится, в начале мяуканье, потом хрюканье, ржание – в общем, весь животный набор. Но он зря, этот «трудный», не на ту напал. Как бывалый товарищ и брат по цеху, прикладывает палец к губам, бесшумно выходит из класса и возвращается с топором и двумя гвоздями. -- Валентин, вылезь по хорошему, просит она. В ответ, те же крики зверей.
- Ну что ж, пеняй на себя, - учительница вставляет гвозди в готовые отверстия доски, которую мальчик выдрал на перемене из пола, и таким образом, оказался в своем убежище, и начинает эти гвозди вбивать. Реакция следует незамедлительная.
- Я сейчас подожгу школу, - кричит подпольный затворник.
Ученики, затаив дыхание, ждут развязки. На чьей они стороне? Да как сказать? Он уже и их достал со своими приколами. А учительница невозмутимо:
- Поджигай, первым и сгоришь. – Минута, другая тишины, и сквозь слезы:
- Открывайте, я так больше не буду. Вот он, на лицо личностно-ориентированный подход к воспитанию. Оказывается он давно открыт в Амуре, а его только сегодня выдают за «ноу-хау».
… А перед глазами новая картина. Суббота, урок истории в 9 классе провел, собираюсь домой. Впереди поход в гости к Семеновым – банька. Хозяйка Николая Федоровича куда-то отъехала, и обещает быть мальчишник. Класс! Но существует всегда закон подлости. И ему безразлично, что суббота, что заканчивается вторая смена, что на мальчишнике уже ждут меня. Открывается дверь. И Валя Жданова, чуть не со слезами:
- Сходи к этим балбесам, в восьмой класс, обросли двойками, ничем не прошибешь.
- Валь, ну суббота же, давай в понедельник? – канючу, но понимаю, что труба зовет.
Настраиваюсь на спокойный лад, иду к «цветам нашей жизни». Сорванцы успели уже пол помыть, сидят хмурые. Кому на воскресение хочется получать нахлобучку. Опытные и нормальные учителя, а шизики и павлины, знают, что кричать на ученика - самое последнее дело, вызовешь только злобу и ненависть, а то и открытое неповиновение или смех в лицо. Я и тогда был нормальным, но опыта явно не хватало и пошло «снимание стружки». Осталось снять, эту самую стружку, с одного и… на мальчишник. И вот тут-то чуть не «сгорел». Этот мальчишка их Красноярки, поселок недалеко от Амура, был, наверное, самый медлительный в школе. Поднимается из-за парты медленней некуда, ребятишки начинают подхихитывать, видя, что я начинаю злиться. Знаю, что нельзя, ну а вы, на моем месте? Там мальчишник уже идет, пельмени, мясо вяленое, а тут этот увалень, кое-как шевелится. Парень видит, что я направляюсь к нему, начинает двигаться побыстрее, но все равно медленно. Мы почти рядом. Протягиваю руку, и вот, она уже около плеча мальчишки. Он в это момент делает судорожное движение вперед, но чертов пол – его только ведь помыли, и понятно, что протерт кое-как. Ученик поскальзывается и падает  ко мне  в ноги. В сознании бешено: в классе подумают, что это я его дернул, и молнией нашелся один единственный выход: - Что? За двойки передо мной на колене! Ты что с ума сошел? Встань!
Тишина в классе гробовая. Таким он меня еще не видел. Лет через восемь мы встретились с этим учеником. И первый вопрос, который он задал мне, был о том, испугался ли я тогда? Услышав, что испугался, юноша признался, что он еще больше. И сказал о том, что я ожидал или не ожидал, не знаю:
- А мы тогда поразились вашей находчивости, а то ведь девчонки могли сто бочек арестов напридумывать.
…И не понять, то ли уже в дреме или наяву вижу Гришу Серых, зав. районо. Это он начал меня перетягивать в райцентр. Сдружились мы с ним крепко и сразу, он тоже из степи. И машина у него была легковая. А в Амуре, и в окрестных селах девчат красивых было, хоть отбавляй. Скажите, а какой степняк не любит красоту. Вот и Гриша, да уж чего греха таить, я тоже сладкое люблю. Так вот, между нами был договор. Если я звонил ему в райцентр и говорил, что «над Амуром небо чистое», то он мог смело ехать поправлять пошатнувшееся здоровье. Если же была фраза, что «над Амуром туман», то здоровье надо лечить дома, около жены.
…Так я о чем? А о том, что Гриша начал меня тянуть в райцентр, в школу. Вот я лежу и думаю, что же делать. И Гриша победил, переманил. Да, но не по честному: сам-то упорхнул в город.
Часто думаю, как бы сложилась судьба, останься тогда в Амуре? Не знаю. Много воды утекло с тех пор. Жизнь закружила, завертела. Но, когда бываю в этом селе, кажется, что приехал в гости к большой родне. А возвращаясь из степи в район и проезжая мимо этого села, всегда чувствую, как сердце застучит быстро-быстро, а в глаза, будто соринка попала… И с чего бы это? Не знаете? Я тоже.
А. Бородин