Песочные часы

На улице, за окном, гомонила толпа. В стекло несколько раз попадал камень, и оно жалобно дребезжало - "не в силах устоять перед праведным народным гневом", - косо усмехнулся он. Но это было хорошее американское стекло, стоящее затраченных на него денег, и оно устояло.
Сильверадо Хосе Маурицио откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.
На душе было легко и покойно - он завершил все свои земные дела и не планировал новых; и сейчас маялся откровенным бездельем, словно готовясь сдать дела преемнику.
Он выдвинул ящик письменного стола и поставил на стол массивные песочные часы. Рядом положил старый револьвер с выщербленной рукоятью, и отдался воспоминаниям.

- Пора пощипать этих жирных котов! - Альварес в русской комиссарской фуражке и воткнутой за ухо алой розой был смешон, но сказать ему об этом никто не удосужился. За стеной склада тарахтел мотор, но мастерские Сан-Хуана словно и не ведали, что происходит за их стенами, и поэтому Альваресу приходилось кричать.
Альваресу это не нравилось, и от этого он морщился.
- Нужно убить Алонцо Мартина, - сказал он. - Иначе он уйдёт от карающего меча революции!
- Стоит ли руки марать? - Возразил Чико, - Семья у него и без того на Севере, вместе с деньгами, да и сам он не тиран. Не тот, против кого мы восставали.
- Его продажная пресса достаточно долго поливала нас грязью. К тому же он - верный пёс Президента Лемьера. Президент сейчас собирает контрреволюционные отряды в Уоше. Его следует напугать!
- Вряд ли Лемьера напугает убийство, - сказал ещё кто-то, из задних рядов. - У него руки в крови не по локоть - по плечи.
- Таково решение партии, - упрямо сказал Альварес и замолчал.
Стоявший у стены Сильверадо поднял голову и оглядел склад. Тридцать членов партии, пламенных борцов за свободу чувствовали себя не в своей тарелке.
Конечно, решение ЦК не обсуждают. Выбирают лишь лучший вариант его исполнения. Похоже было, что Альварес намеревается отправить человек пять. А револьвер - старый морской кольт, повидавший за полвека самые разные ситуации и самых разных людей - был лишь один.
- Я это сделаю, - сказал Сильверадо.
Тридцать голов повернулись в его сторону как одна.
- Тихоня? - в голосе Альвареса слышалось облегчение пополам с удивлением. - Ты действительно это сделаешь?
Сильверадо кивнул.
- Хорошо! - голос Альвареса окреп. - Я сделаю это сам. Сильверадо мне поможет. Принято единогласно.
На лицах революционеров явственно читалось облегчение.

Столица встретила Сильверадо буйством красок. Какая-то девушка, увидев на рукаве революционера трёхцветную повязку, жарко поцеловала его. Где-то в стороне слышались визгливые голоса дуделок. Уличный оркестрик то наигрывал зажигательную румбу, то сменял её чёткими ритмами скверно выученной "Варшавянки".
"Карнавал", - подумал Сильверадо. - "Мы воспринимаем революцию как карнавал. Рабы поменялись одеждой с господами, только и всего. Да и были ли господа? Если бы Лемьер и его приспешники были бы господами, у них бы не было нужды каждый день доказывать это... замешивать власть на крови политических противников..."
- Чего грустишь, камрад? - Сильверадо открыл глаза. Какой-то рослый мужчина радостно хлопнул его по плечу. - Революция, компадре! Новое время! Наше время!
"Это я и без тебя знаю", - подумал Сильверадо. Потом сорвал с рукава повязку и бросил её мужчине.
- Повяжи себе, если тебя это развеселит, - сказал он и зашагал к зданию городского совета.
Мужчина посмотрел вслед странному типу - уж точно провокатору, но фигура Сильверадо скрылась за углом раньше, чем он успел произнести эту фразу вслух. Мужчина сплюнул и повязал трёхцветный кусочек ткани себе на руку.

Альварес уже ждал его. Площадь 17 сентября была пуста - лишь пара трёхюймовок сиротливо уставивших стволы в небо напоминали о сбежавшей Национальной гвардии.
- Я проверил, здание никто не охраняет, - сказал Альварес.
- Так идём.
- Подожди, не сразу. Я боюсь, как бы нам не подстроили ловушку.
- Все разбежались, - Сильверадо посмотрел на небо. - Скоро дождь. Мы либо идём убивать, либо нет. Думай быстрее.
- Я ведь следил за тобой! - Альварес рассмеялся. - Почему ты бросил повязку?
- Захотелось.
- Почему?! Говори, живо!
Сильверадо внимательно посмотрел на Альвареса. Лидер их ячейки явно нервничал.
- Не стоит превращать революцию в балаган, компадре. Идём?
Альварес выхватил револьвер и направил его на Сильверадо.
- Ты ведь тихоня, Хосе! На собраниях только рассуждать был мастак! Так почему же ты сейчас так спокоен?! Всё знаешь наперёд, да?! А почему, ты, умник, а? Я знаю - ты провокатор! Войдёшь сейчас в дом, и убивать никого не придётся! Ну, говори, сволочь!
Сильверадо не вынимаю рук из карманов смотрел на пляшущее дуло.
- Странно, - сказал он.
- Что странно? - Альварес смотрел на Сильверадо с подозрительностью.
- Что легче убить знакомого человека, чем того, кого ты не знаешь.
- О чём ты?
- Ты боишься убивать Алонцо. Но чтобы не убивать Мартина, ты готов застрелить меня. Потому что меня ты знаешь, а Алонцо - нет. Странно, да?
- Думаешь, я боюсь убивать?! - крикнул Альварес.
Сильверадо вытащил руку из кармана, потёр порезы от бритья на подбородке, и взял дрожащий в руках Альвареса револьвер - не забыв придержать курок вилкой между большим и указательным пальцем.
Тот обескуражено посмотрел на Сильверадо.
- Беги на склад и передай: Алонцо Мартин не доживёт до вечера. - Сильверадо убрал револьвер в карман куртки. Револьвер был длинный, и весь в кармане не поместился, рукоятка нелепо торчала. - И вытащи эту дурацкую розу!


Здание городского совета был пуст, и шаги Сильверадо гулко отдавались по отделанным мрамором коридорам. Дверь в кабинет была приоткрыта. Сильверадо замер на секунду перед ней, размышляя, потом толкнул обшитое бархатом полотно и вошёл.
Алонцо Мартин, казалось, спал. На совершенно чистом столе перед ним было только две вещи - песочные часы и старинный дуэльный пистолет. Почувствовав тень, возникшую в дверном проёме Алонцо приоткрыл глаза.
- Я могу успеть взять пистолет и выстрелить, - сказал он.
- А я не дорожу этим карманом, - возразил Сильверадо.
Алонцо перевернул песочные часы, и кварцевые зёрна струйкой потекли в нижнюю колбу.
- Я не прошу много времени, - сказал он. - Лишь пока сыпется песок. Присядете?
- Глупо быть вежливым в такой ситуации, - сказал Сильверадо. - Вы хотели поговорить?
- Да, - Алонцо снова прикрыл глаза.
Кварцевые зёрна уже выросли в небольшой холмик.
- Ты пришёл убивать меня один?
- Да. Остальные... у них нет оружия.
- И только-то? В моё время мы обошлись бы булыжниками. Думаешь, я действительно виновен в том, в чём меня обвиняют?
Сильверадо, не отрывая взгляд от Алонцо и пистолета отошёл к двери и запер её. Сдвинул стул, чтобы сесть справа от Мартина, чтобы тому было неудобно разворачиваться с пистолетом и сел.
- Вас ни в чём не обвиняют. Просто революции нужны жертвы - иначе она не поверит в себя. Ей нужны павшие герои и получившие воздаяние предатели.
- Так теперь говорят?
- Нет. Но так думают. Вряд ли отдавая себе в этом отчёт. Стаду нужна кровь волка, чтобы поверить в его смерть. Но овцы неспособны на убийство.
- Значит, волк пришёл к волку, - Алонцо хрипло рассмеялся. - Один русский сказал - революцию придумывают романтики, делают фанатики, а плодами её пользуются подлецы.
- В таком случае, я подлец, - сказал Сильверадо, взглянув на часы.
- Не терпится? - усмехнулся Алонцо, перехватив взгляд Сильверадо. Тт покачал головой.- Приятно говорить с человеком, знающим свою сущность. Он не прячется за трескучими фразами, - Мартин закашлялся. - Надеюсь, ты не думаешь, что я остался из героизма? Когда началась заваруха, я выполз из под капельницы дома, оделся и приполз сюда. Так что я... тоже подлец.
- Мне всё равно, - Сильверадо пожал плечами.
- Раз так... как подлец подлецу, не кривя душой, - можешь мне рассказать, зачем ты влез в это дело? Ты ведь презираешь толпу, верно?
Сильверадо левой рукой вытащил из кармана спичку. Сунул в рот, пожевал, выплюнул.
- Я презираю вас, - наконец сказал он. - Революционеров. Нет, не за слова - я сам мастер слов. Не оратор, нет. Я писал речи для партии. И я буду писать их дальше - из вашего кресла.
Сильверадо нахмурился, подбирая слова. Они ускользали от мысли, но постепенно низались в ожерелье речи.
- Мне двадцать пять. Пятнадцать лет назад, сеньор, вы сделали революцию и опрокинули нашу страну вверх тормашками - вот как эти песочные часы. Оказались наверху. Перестроили общество, стали строить свой долбаный капитализм - понимаете, сеньор? - слово сеньор было налито сарказмом, что чугунная гиря. -
Вы - это интеллектуалы. Я вами восхищался, сеньор. Какие мудрые слова вы говорили!
Но вы разрушили общество, сеньор. Вы создали в нём место для себя, со своими красивыми идеями. Потом идеи стали общими фразами, и перестали привлекать и вас, и народ. Но вы, по крайней мере, нашли своё место в этой жизни. Редакторы газет и журналов, торговцы, политики, - верно?
Вы забыли о нас. Да, сеньор, каждый за себя, каждый умирает и побеждает в одиночку и всего достигает сам - я восхищался вашей философией. Человек представляет собой лишь то, что он сам может из себя вылепить. Так, сеньор?
Я вырос, я стал учителем. Мне платят четыреста песо в месяц. На эти деньги нельзя выжить, я был обузой на шее у родителей. В мою сторону не смотрела ни одна девушка, понимаете? Я не умею торговать, сеньор, и не хочу грузить ящики в лавке колониальных товаров. Я не для этого учился, верно, сеньор?
И я сказал себе - мне не нравится тот мир, который вы мне нарисовали. Я не умею торговать - но я умею учить. И я начал рисовать другой мир людям. Мир, в котором сеньоры они - и я. Я создал себе другой мир - и вам в нём места нет. Просто не предусмотрено.
Сиьверадо оборвал свои слова. Песок пересыпался весь.
- Для чего я вам это говорил, сеньор? Вы и сами это знаете. Вы тоже рисовали свой мир. Вы только не предусмотрели там места для меня. И я это очень хорошо почувствовал на своей шкуре.
Выстрел хлопнул, как открытая бутылка шампанского.

Из коридора слышался топот ног.
"Интересно, чего хотят эти?" - подумал Сильверадо Хосе Маурицио. - "В моё время так не торопились".
Он и сам уже не помнил, когда состоялся этот разговор. Двадцать... Тридцать лет назад? Он старался учесть все ошибки предшественников и крепко держал за глотку Президента Альвареса. Но всему приходит конец, и люди, которых не устраивает окружающая их реальность неизбежно появятся. И всё, на что он надеялся - это на честный разговор в самом конце. С точкой из свинца в мельхиоровой оболочке.
Надеждам его сбыться было не суждено. Сначала в помещение, отчаянно дымя пороховым запалом влетела граната, и лишь затем, когда туго скрученная смерть разжалась смертоносной пружиной, в помещение ворвался человек, заливший пространство очередями из автомата.
Прогресс тактики уничтожения себе подобных не оставил времени для разговоров. Да и нашлось ли бы хоть что-то общее?
Сильверадо этого никогда не узнал.

Написано – в конце 1990х или около того.
Напечатано 15082013.