Б. Акунин о нас и для нас

«Ну нет у нас на сегодняшний день никакой «великой русской литературы».  Эти слова Леонида Геннадьевича Парфенова по поводу творчества Бориса Акунина, опубликованные в № 23/24 журнала «Сеанс», являются своего рода приговором всей современной общественности, которая позволяет в тех или иных документальных фильмах, телепередачах и даже в коротеньких сюжетах новостных блоков под своим именем появляться слову «писатель». Так, например, знаменитая современная поэтесса Вера Полозкова в интервью под названием «Они своими «16+» хотят создать какую-то пародийную реальность — а ты в это же время на том же языке делаешь что-то невозможно прекрасное» заявила: «Я очень хорошо отношусь к Акунину, и мне кажется, это нездоровая фигня. Меня это ужасно расстраивает». Этот приговор Акунину только усиливает вердикт Парфенова, вынесенный и в том числе этой молодой поэтессе. Да, действительно, по сравнению с такими писателями, как Достоевский, Толстой, Шолохов, Распутин, Акунин явно уступает. Но в контексте этого противопоставления тогда следует сравнить ту же Полозкову (и, по моему мнению, подобных ей по качеству слова современных поэтов Александра Васильева, Диану Арбенину, Светлану Сурганову), не заходя так далеко в историю великой русской литературы, с Б.Б. Гребенщиковым, Ю.Ю. Шевчуком, А.Н. Башлачевым. Мне кажется, ее «Фотосинтез» или «Знак неравенства»  теряется на фоне таких поэтических вещей, как «Черный пес Петербург» (Ю. Шевчук), «Русский альбом» (Б. Гребенщиков), «Тесто» (А. Башлачев). Акунин не хуже и не лучше подобно ему сегодня издаваемых авторов. Но я не буду выражать сейчас своей скорби за русское слово нашей с вами современности.
Рассмотрим некоторые особенности акунинских романов об Эрасте Фандорине.
Одно из свойств этих романов в литературоведческой науке сформулировано как «исторический роман». Акунин не изобрел этот жанр, до него к истории обращались и архиепископ Феофан Прокопович, и Пушкин, и Толстой. Список можно дополнить, но побережем бумагу и чернила. Попытка обращения к ретроспективной форме анализа беспокоящих автора проблем есть акт восприятие человеческого бытия в контексте исторической динамики (и не обязательно тот или иной литературный текст не противоречит научно-историческому взгляду на эту часть общественной действительности). И это естественно, ибо каждый человек является частью некоего конкретного общества, находящегося на совершенно определенном историко-культурном и политическом этапе развития, каждый человек имеет совершенно конкретный социальный и материальный статус. Без этого жизнь человека на земле не возможна. А как известно, найти черты подобия можно у различных периодов истории как одного народа, так и свершено различных исторических формаций. К этому-то и обращался в свое время А.С. Пушкин, Л.Н. Толстой, В.М. Шукшин и др. Ретроспективный взгляд свойственен и каждому отдельному человеку, когда он вспоминает свое детство или юность, размышляя о сейчас беспокоящих  его вопросах. В какой-то степени, любое литературное произведение можно назвать историческим, но только уже не по отношению к писателю, а к читателю, который читая тексты, написанные двести лет назад, воспринимает картину прошлого, запечатленную писателем.
Путем классического исторического романа идет и Борис Акунин, и упрекать его в этом было бы не честно.
Обратим внимание на еще одну особенностей романов Акунина о Фандорине. Эраст Петрович – своего рода тип идеального человека. Борис Борисович Гребенщиков однажды во время беседы в передаче «Белая студия» (телеканал «Культура») на вопрос о том, почему ему близки такие супергерои, как Джеймс Бонд, Шерлок Холмс, ответил: «А разве это не естественно для человека смотреть на тех, у кого хочется учиться и на кого хочется походить, и кто может сделать тебя лучше» Если рассмотреть данный тип человека в, скажем, русской литературной традиции, то мы их встретим довольно много. Вспомним житийную литературу, которая является одним из самых главных элементов русской средневековой словесности. В основной массе текстов главные персонажи этих произведений – так называемые супергерои в своей социально-политической и идеологической сфере. Когда некоторые говорят, что у Фандорина единственный недостаток, вставленный Акуниным специально, только для того, чтобы немного смазать идеальный портрет героя, - заикание, не хотят ли эти люди вспомнить героя текста Епифания Премудрого о Сергии Радонежском, а ведь его герой вообще не имеет недостатков. Так же можно привести пример супергероя в литературе XVIII века в тексте «Гистории о матросе Василии Кореотском», который не является святым, т.е. он не отвечает требованиям идеального человека культурной формации российского средневековья, но он занимает свое место в историческом контексте петровских реформ. То же самое можно сказать и о Василии Теркине, который отвечает требованиям супергероя, предъявляемым человеку, находящемуся в составе вооруженных сил Советского союза, ведущих борьбу против фашистских захватчиков. Конечно, описываемый писателем герой может совершенно не иметь аналога в исторической действительности, но литературный текст и не ставит такой задачи, это дело ученых историков – описывать действительность объективно и адекватно. Хотя мы можем вспомнить немало примеров не выполнения этих задач.
Поэтому, когда кто-то, читая Акунина, говорит, что его Фандорин  - человек, каких не бывает, и поэтому я не буду читать книги о нем, он мешает естественному для человека процессу самосовершенствования.  При этом следует отметить, что романы Акунина написаны довольно хорошим литературный языком, который в некотором отношении лучше языка Хемингуэя и Диккенса.
Эраст Фандорин должен стать эталоном нравственным и гражданским для современного человека. Потому что довольно большое количество наших современников выбирает тот или иной жизненный путь, профессию, работу, место жительство, прежде всего опираясь на свои финансовые и бытовые желания, даже не потребности, а именно желания. Современный человек в своих действиях довольно безнравственен, ему порой бывает безразлично, чем он будет заниматься, бизнесом или работать дворником, главное, чтоб платили за это побольше. Фондорин же занимается тем, что ему по душе, что отвечает запросам его сердечных переживаний и чаяний. Не так ли поступил отрок Варфоломей, будущий преподобный Сергий, когда решил уйти в пустынь?
Значение романов Акунина намного глубже, нежели думают нелюбящие его критики. Вспомним, что произошло с Ромейской империей и культурой, когда мотивацией действий членов правительства стали низменные желания увеличения своих богатств и власти ради власти. Она была разрушена самими ее носителями. Что разрушило Российскую многовековую культуру в период революций – именно то же самое. Романы о Фандорине – романы о нас и для нас, а отказ от этих текстов есть акт нашего культурного и политического саморазрушения, что является противоестественным.

P.S. На месте Леонида Геннадьевича Парфенова, слова которого приведены в начале статьи, я бы не стал так резко выражаться в отношении современной русской культуры. По моему, русская литература уровня классической словесности позапрошлого столетия сменила книжно-бумажное платье на фильмо-пленочное. Я все-таки осмелюсь назвать «Преступлением и наказанием» нашего времени фильм «Остров» Павла Лунгина, современным «Вишневым садом» фильм «Два дня» Авдотьи Смирновой. К такого рода «литературным» шедеврам следует отнести «Мусульманина» Владимира Хотиненко, «Дерижера» уже упомянутого нами Лунгина и, осмелюсь сказать, многие другие российские кино-работы. Так что русская культура жива, а не является частью экспозиции «музея древностей», как то пытаются нам доказать порой даже некоторые ученые.