Альбина

alba (лат.) — белая, чистая, светлая

1
- Бог умер, - сказал Фридрих Ницше.
Ну, не знаю, подумал я, чиркая намокшей зажигалкой в надежде прикурить намокшую сигарету.

Казалось, дождь уже не кончится никогда, и я умру от переохлаждения прямо здесь, на обочине. Однако, этого не случилось, потому что человек с лицом Тома Хэнкса остановил свой ланос возле меня, и я сел в машину. В салоне было тепло, играла песня Нирваны, а мелкие и частые капли дождя уже не долетали до меня, разбиваясь о стекло.
- Куда направляешься? - спросил водитель.
- Не знаю, - говорю. – Туда же, куда и ты.
- Я в Казань, - говорит.
- Вот и я тоже… в Казань.

Я достал из своей сумки фляжку, наполненную водкой, и отхлебнул. До безумия люблю такие моменты… Хотел было предложить глоток человеку, не лишенному сходства с Томом Хэнксом, но подумал «а вдруг он за рулем», и не стал ничего предлагать.

На зеркале заднего вида висел крестик, красиво сплетенный из бисера.
- А Ницше сказал, что Бог умер, - говорю.
- Ну, у него, может, и умер, а у меня – нет.
- Как ты об этом знаешь?
- Если я в Него верю, значит, Он жив.
- Здорово тебе.
- Не без этого.
И мы едем дальше, а магнитола поет нам голосом Кобейна:
She eyes me like a pisces when I am weak
I've been locked inside your Heart Shaped box for a week
 I was drawn into your magnet tar pit trap
I wish I could eat your cancer when you turn black…

2
- Братан, просыпайся. Мы в Казани, - говорит мне Том Хэнкс. – Тебя где высадить?
Дождь так и моросил.
- Да мне не принципиально. Останови, где покрасивее.

Он высадил меня на незнакомой улице, в незнакомом районе, в незнакомом городе. Распрощавшись с моим кратковременным другом, я зашел в какое-то кафе и сел за столиком. Подошла официантка и спросила, что я буду заказывать. Я сказал, что ничего не надо, что я просто погреться немного зашел. Она ушла, и тут же передо мной возник охранник.
- Молодой человек, покиньте, пожалуйста, помещение.
- Можно я просто погреюсь несколько минут? Я очень замерз.
- Нет, нельзя.

Я вышел из здания и побрел в парк на другой стороне улицы. Сел на лавку и отхлебнул из фляжки. Мимо проходили веселые, наверно, только что дунувшие, ребята. Увидев меня, они приблизились, озираясь по сторонам с целью убедиться в отсутствии палева. Один из них спросил меня:
- Слышь, Васян, есть телефон? Позвонить нужно.
- Я вынул из кармана пальто свой, с позволения сказать, мобильный, посмотрел на него и сказал:
- Он промок. Позвонить не получится.

Они рассмеялись.
- А деньги есть? – спросил другой.
- Нет у меня денег. Есть мандарины. Хотите?

Они рассмеялись еще громче.
- Какие еще мандарины! Ты придурок, что ли?!
- Нет. Я художник… Скульптор.

На самом деле, я никогда не занимался скульптурой. Это была ложь.
- Ты откуда тут взялся? Ты кто такой вообще?
- Говорю же, я скульп...
Но этой реплике не суждено было быть законченной: тот из них, что заговорил со мной первым, выбросил свою сжатую в кулак руку вперед, прямо мне в нос. Визуальное восприятие действительности было нарушено, все расплылось у меня в глазах. Я рефлекторно втянул голову в плечи и вскинул руки, закрывая голову, но это мало помогло мне. Через несколько секунд я уже лежал на холодном и мокром асфальте, сгруппировавшийся донельзя, и продолжал прикрывать голову руками, а невоспитанные мальчики щедро избивали меня ногами с таким старанием, будто это могло решить все их проблемы разом. Надежда, что вот сейчас из ниоткуда возникнет полицейский и задержит моих обидчиков, была даже наивнее, чем желание научиться летать, но тем не менее не покидала меня.

- Все, хватит! Валим отсюда! – закричал один из них.
Удары прекратились, и звук удаляющихся шагов немного высвободил меня из жарких объятий  нарастающего страха смерти.

Я оставался лежать на асфальте, скорчившись от боли, а дождь неистово продолжал ронять на меня свои мелкие капли. Они падали мне на лицо, с мокрых волос стекали по шее под воротник пальто, по рельефу ушной раковины стекали в слуховой проход… Я был точно насквозь пропитан сыростью и болью. И то, и другое жутко тяготило меня. Боль стремительно растекалась по всему моему существу, не давая пошевелиться.

Приоткрыв глаза, я увидел, как моя кровь, смешиваясь с дождем, растекается по асфальту. Частые удары моего сердца отдавались в барабанные перепонки, отчего я не мог как следует различать звуки – все сливалось в один глухо пульсирующий шум.

Очередное «Бог умер», мелькнувшее в моей голове, и приближающийся женский голос – последнее, что я помню до того, как сознание покинуло меня.

3
Передо мной сидела девушка. Когда я открыл глаза, она заулыбалась.
- Живой? – спрашивает меня.
- Не знаю, - говорю. – Ты кто?
- Я Альбина. А ты?

Какое красивое имя, подумал я и назвал ей свое.

Альбина была примерно моего возраста, милая девушка с красивым и добрым лицом, непослушными каштановыми волосами и зелеными слегка прищуренными глазами.
Она сидела на стуле возле кровати, на которой я лежал. На ней был пушистый голубой халат. На мне был почти такой же.
- Я твои вещи все постирала, а так как мужской одежды у меня нет, надела на тебя халат.

Я попытался подняться, но головная боль тут же заставила меня передумать, и я вернулся в исходное положение.
- Долго меня не было? – спрашиваю.
- Меньше суток, - отвечает.
- Я вообще где? В Казани?
- Ну да, а где тебе еще быть?
- Мало ли где я могу быть.

Альбина рассказала мне, как ее окликнул бомж возле парка, попросил вызвать скорую и указал на то место, где лежало мое тело. Когда меня доставили в больницу, врач, которого моя спасительница назвала сволочью, отказался меня принимать, потому что при мне не было обнаружено медицинского полиса и никаких других документов.
- Я плюнула на него, взяла такси и привезла тебя сюда. Вот так, - закончила она свой рассказ.
- Так ты еще на такси потратилась. А у меня денег нет, чтоб тебе отдать.
- Да ладно, не надо ничего отдавать.
- Я тебе, наверно, неудобства доставляю?
- Да нет, все нормально, не беспокойся. Я одна живу, сейчас на больничном пока. Так что ты мне не мешаешь.
- Ну, здорово. Слушай, спасибо тебе.
- На здоровье. Ты любишь литературу? – вдруг спросила она.
Я не сразу нашел, что на это ответить.
- У меня нет интереса к литературе, литература — это я сам. Франц Кафка, - говорю.
- Прикольно. Значит, любишь.
Она достала с полки книгу. Это был Джон Стейнбек, хороший писатель.
- Я тебе почитаю.
И начала читать вслух. Я слушал ее приятный голос и смотрел, как шевелятся ее немного пухлые светло-красные губы. Боль понемногу отпускала. Мне становилось легче.

4
Через два дня Альбина вышла на работу. Она трудилась в какой-то библиотеке. Когда она ушла, я начал скучать. За это короткое время я очень сильно привык к этому человеку. Мне никогда раньше ни с кем не было так хорошо. Я мог говорить с ней о чем угодно – она всегда с интересом вступала со мной в диалог, внимательно слушала, а потом сама говорила так, что я не мог ее не слушать, она даже понимала мои мало кому понятные шутки и искренно смеялась над ними. Вечерами мы лежали на кровати, и она читала вслух Стейнбека, Золя, и других хороших писателей.

Вернувшись во второй половине дня, она достала из своей сумки бутылку шампанского и, широко улыбаясь, возвестила о том, что «та-дааам!»
- Ну, что, отпразднуем твое выздоровление?
Честно сказать, я уже и забыл, что совсем недавно был почти инвалид.

Я позвонил домой и попросил сестру прислать мои документы почтой. Получив их, я устроился работать дворником. Мне идеально подходила эта работа: не нужно общаться с теми, с кем не хочется; много свободного времени; зарплата не позволяет покупать ничего лишнего; и главное - никаких перспектив.

Так проходили лучшие дни моей жизни.

Одним воскресным вечером мы вернулись с прогулки, легли на кровать, и Альбина читала мне стихи своего любимого Артюра Рембо. Дочитав до конца «Пьяный корабль», она захлопнула книгу со словами:
- Всё. Я – спать.
Я лежал на спине и смотрел в потолок.
- Слушай, - говорю ей. – Вот Ницше сказал, что Бог умер. А ты что думаешь?
- Ну, Бог ведь не может умереть. Он ведь бесконечен. Может, Ницше имел в виду, что умерла вера в людях, а если умерла вера, значит… умер Бог внутри них. Значит, и они умерли. Так, что ли?
- Не знаю, - еле внятно произнес я.
Она еще подумала немного и добавила:
- Но мы ведь с тобой любим друг друга, правда?
- Правда, - говорю.
- Вот. Значит, любовь есть. А если есть любовь, то и Бог не умер.
Она рассуждала, как ребенок – так же наивно и в то же время правильно. Это не могло не вызвать улыбки у меня на лице.

Я вышел на балкон и закурил. С противоположной стороны улицы на меня смотрел мужик. Я узнал его. Это был Фридрих Ницше. Хотя мне до сих пор непонятно, как я его узнал, если я никогда не видел Ницше.
- Нет, чувак, - думаю, - Бог не умер. Он все так же молод и полон энергии.
Ницше сплюнул и показал мне средний палец, а на следующий день выпал первый снег.

2013