Лихов переулок гл 1

Глава 1. МОЛИТВА ЕФРЕМА СИРИНА

– Я в деревне родилась, космонавту отдалась! – неожиданно крикнул князь.
– Ух ты, ах ты, все мы космонавты, – нечаянно сказала я.
– Прошу вас немедленно переменить тему, – сказала племянница католикоса всех армян.
Характеры определены. И пусть дальше действуют, как хотят.
– Читай молитву, – сказал князь. – Читай молитву Ефрема Сирина. Подлая,мерзкая, грешная, окаянная, читай сейчас же!
– Господи и владыко живота моего, – сказала я. – Дух праздности, уныния и любоначалия не даждь ми, дух же… Дух же, дух же, дух же… – я застряла.
– Дух же любомудрия, смиренномудрия и любве даруй ми, рабе Твоей! – рявкнул князь. – Аминь.
– Вот наказание Господне, – сказал князь. – Одоробло ты наше советское, произведение природы доисторическое. Маркс-Энгельс с нами. Не пропадем.
– Юрочка, что вы себе позволяете?
– Не ты, тиран, напоил, не тебя и слушаюсь, – сказала я.
– Боже, царя храни!  – запел князь. – Утешителю! – вопил князь. – Спасителю!.. Вседержителю!.. – пока не исполнил всё. И немедленно перешел к народному стилю. – Сидит Ваня на крыльце. С выраженьем на лице. Выраженьем выражает. Выраженье на лице.
– Комсомолка. Спортсменка. Общественница. Член партии с 905-го года и, вообще, дэвушка!
– Да что вы пристали к бедной Прише? – сказала племянница католикоса. – Приша, налейте ему кофе.
– Налей сейчас же кофе, – сказал князь. – Подлая, мерзкая. Девушка смирная, но доверчивая, – размышлял князь. – Девушка задумчивая, но пугливая.
– Ах ты… ах ты…
– Молчать! – сказал князь. – Молчать! Байкал осушить! Капусту насадить. Квадратно- гнездовым способом. – Он откинулся на диване и отдыхал с минуту.
– Князь, – подумав, сказала я. – Это ты стоишь перед Моссоветом с протянутой рукой, там, на коне, и на тебя еще голуби какают?
– Дура, – сказал князь. – Опять не закусывала? Барятинских с Милославскими перепутала? Я – Барятинский, – он ткнул себя пальцем. – А они Милославские.
 – Вообще-то, там, на коне, Юрий Долгорукий, – осторожно сказала племянница.
 – Ну я и говорю. Милославских с Долгорукими перепутала. То-то я смотрю, этот Долгорукий всё ручкой показывает. Я, говорит, Москву построил, а вы, уроды, ломаете.
Князь отдохнул еще.
– Юрочка, что это вы такой злой сегодня? – спросила племянница католикоса.
– А это он, Идочка, получил четверку вместо пятерки, – сказала я. – В ниверситете. На экзамене.
– Правда, Юрочка?
–  У женщины климакс, а я виноват, – сказал князь.
– Привык, жлоб, пятерки получать.
– Товарищи, откройте форточку! – вскричал князь. – Накурили, нечем дышать. Это же газовая камера.
В комнату полился чистый морозный воздух.
– До г’еволюции, когда я был ма-а-аленький, – запел князь тонким визгливым голосом, пародирую своего профессора, – я часто ездил с бабушкой во Флог’енцию. – Князь закатил глаза. Он нещадно грассировал. – Я люблю Флог’енцию, ея площади, ея галег’еи, – князь выпучил глаза. – До г’еволюции, когда я был ма-а-аленький, – пошел князь по новой, – я часто ездил с бабушкой в Венецью, – он еще раз закатил глаза. – Я люблю Венецью, ея каналы, ея двог’цы! – восторженно закончил он и оглядел нас.
– Юрочка, что ваш отец? – спросила Ида.
Князь подробно осмотрел чашечку с кофе. – Опять налила одну гущу.
– Он вас любит, – сказала Ида.
– Сегодня встретились на кухне. Попросил сигарету. Получил в глаз.
– Как вы обращаетесь с отцом, Юрочка?
– Заслужил! – грозно сказал Юрий. – Я, что ли, пытался пропить родословную князей Барятинских? Я, что ли, пытался пропить орден Героя Советского Союза? Отобрал. Держу под подушкой.
 – Кстати, вы знаете, при каких обстоятельствах он получил Героя?
Описание сократить, диалоги усилить. Почему? По кочану. Ида сидит в маленькой комнатке, полной мебели, где едва можно пройти. Круглый стол. Кресло, старинное, с высокой спинкой, уютное, с подлокотниками, немного продавленное. Тот кто приходил первым, всегда его и занимал. Зеленый китайский фонарь с цветными стеклами. Ида делает искусственные цветы, потому что на сорок рублей пенсии прожить невозможно, и относит их в свое ВТО. Левая больная рука забинтована черным бинтом, здоровая работает. Ваза на столе полна белых нарциссов. Тут же термос с кофе, которым мы и напиваемся.
– Ох, сердце болит, и под сердцем болит, – исполнил Юрий.  – Сидит милоцка на лавоцке, ницо не говорит!
– Юрочка, это весь ваш репертуар на сегодня?  – спросила Ида, медленно крутя нарцисс. – Или еще есть?
– Дорогой Шарико, – сказал князь, обращаясь исключительно ко мне. – Дорогой Шарико! – сказал он с неподражаемым грузинским акцентом, уставя на меня свои бесовские глаза, – я пью не за твоих трех жен и четырнадцать любовниц, – у всех у нас не одна жена и не одна любовница; я пью не за твой трех этажный особняк, – всче мы живем не в одноэтажном; я пью не за твою белую «Волгу», – все мы ездим не на «Запорожцах», – нет, дорогой. – Князь поднял чашечку. – Я пью за то, что ты честный, принципиальный коммунист!.. – князь поставил чашечку.

__________________________________________

– Не пьёт, не курит, девушек не любит, – сказала я.
– Это подозрительно, – сказала Ида, смеясь. – Да, это странно.
Князь допустил паузу.
Я хихикнула.
– Спокойно, Джордж. Спокойно, Джордж, – сам себе сказал князь. – Quietly, George. Quietly, George.
– Поди сюда, – сказал князь, похлопав рукой по дивану.
– Не пойду, – сказала я.
– Напрасно, – сказал князь. – А то бы мы все увидели, что я делаю с социалистическими реалистами.
– Начинается, – сказала Ида.
– Ты кто такой? – сказала я. – Ты кто такой? Ты сольфеджио учил? Нет. Выйди отсюда.
– Юрочка, я вас умоляю, – сказала Ида. – Нет, я убедительно прошу вас прекратить этот кавардак.
– Что вы хотите из под меня? – сказал князь. – Я старый, бедный, больной еврей.
_____________________________________________ 

Ну и где же история летчика? Давно обещанная, она здесь.