Вот такая история. и о великой силе прощения

Вот и подходит к концу лето

Сегодня четко ощутила это: проснулась, а за окном темнота… и затосковала я страшно… предалась греховному состоянию полнейшего уныния, и есть от чего, ну правда. живущие в наших широтах знают о чем я — вот погодный шорт лист на ближайшие 7-8 месяцев

Сначала просто темно, потом темно и сыро, потом темно, сыро и ветрено и как кульминация этого великолепия – темно, сыро, ветрено и холод… вот такая наша родина – «неулыбчивая» так скажем…

И решила я вам кое что еще рассказать – последнее время тянет меня на откровенность)) возраст что ли «мемуарный» настал?)))

Итак, родилась я мамочке с папочкой уже в зрелом их возрасте, в совершеннейшем их желании и была обласкана необычайно – не забалована (хотя и не без этого), а залюблена… история их долгого пути к пеленочно-сосочному счастью уже рассказана – поэтому без повторов.

Я не ходила в садик – была у меня няня, иплюс бонусом прилагался полный комплект бабушек-дедушек, поэтому представление мое о жизни было весьма идиллическим и нисколько не вызывало вопросов к жизни и судьбе в целом))) измученные долгим ожиданием родительского счастья мои mama and papa прочли массу литературы по взращиванию юных гениев и все прогрессивные методики были оттестированы на мне – на счастье мое мало что усвоилось, а то уж не знаю куда я девалась потом умная такая)))))

Однако несколько интересных случаев таки произошли: в частности история произнесенного мной первого слова весьма забавна))))) дело было так – родители с друзьями играли в преферанс «по копеечке», а я тусовалась в детском стульчике и с интересом наблюдала за происходящим на столе. Выигранные денежки папа ставил аккуратным столбиком рядом с собой, в какой то момент он отвлекся, задел локтем эту башенку и монетки разлетелись по полу. Все полезли собирать под стол, а я глубокомысленно и четко изрекла «деньги». Папа так рванулся, что чуть не встал со столом на шее))) все замерли с открытыми ртами)))) а я еще раз – ну чтоб уж никто не усомнился – сказала «деньги» и продолжила пускать пузыри беззубым ртом…))) мне 9 месяцев)))

Слова папа, мама, ав-ав и прочие положенные по регламенту и госту детского развития вехи меня почти миновали – я была девушкой без сантиментов, поэтому свое речевое развитие я продолжила уже слитной фразой – бабушка перебирала комод и прокладывала шерстные вещи корочками апельсина от моли и описывала происходящее мне – годовалой «в режиме – что вижу, то пою»

Вечером я сообщила раздосадованной маме снимавшей чулок с затяжкой и стрелкой – «съела моль»…)))) в общем надежды я подавала в детстве)) однако все уравновесилось нашим школьным образовательным подходом, призванным лишать деток столь мешающей стандартизации индивидуальности – до сих пор не могу забыть процедуру переучивания из левши… даже рассказывать не буду…

И вот собственно расту я – обычная девочка, в обычной советской семье – на утро манка с какао, на обед борщ с котлетой и киселем, на ужин греча с сосисой)))))) то есть все как у всех… и только осенью и зимой нападает на меня страшная хандра… те кто учился не около дома, а ездил в школу меня поймут – подъем в темноте, холодный пол у кроватки, мурашки пока добежишь до ванной и мурашки пока не запакуешься в стопитсот одежек (колготы, рейтузы, юбка, майка, рубашка, джемпер), желтый свет лампы на кухне отражается в темном окне… темная улица, сырая дорога, давка в метро и снова пешком до школы…

вот учеба давалась мне легко, несмотря на то, что я часто и протяжно болела зимой, страдала от холодовой аллергии и покрывалась зудящими красными пятнами иссушенной кожи на спине и лопатках как только температура воздуха опускалась до минус 5 градусов… помню как в мои 9-10 лет папа говорил маме – южная девочка, надо же как гены прорастают… суть папиных реплик была мне не понятна – куда прорастают, кто эти Гены?))

просто чахла я в межсезонье и ныла, часто капризничала без повода, спала днем после школы по режиму грудничка… Мира Моисеевна – мамин врач, большой друг семьи – водила меня ко всем специалистам сразу – аллерголог, эндокринолог, кардиолог и тп – пытаясь понять причину вялости и полного отсутствия жизненных сил – но все чисто – органики никакой – все разводили руками – индивидуальная особенность организма… и каждый раз вручая меня маме возле кабинета в поликлинике с очередным заключением врача о моем полнейшем здоровье – она вздыхала и говорила – а что ты таки Люда хочешь? Нашим генам тут солнца и воздуха не хватает… просто вози на море чаще… пусть летом набирает впрок… и меня возили – папин отпуск 45 дней, плюс мамин 30, плюс на смену тетя на месяцок… лета моего детства это увитая диким виноградом беседка у дома в Евпатории, раскаленная крыша террасы в Геленджике, куда обжигая пятки мы с братом лезем за шелковицей, теплая облизываемая волной галька Туапинсого побережья, тягучий тяжелый песок Нового света… и вот однажды из одного из этих залитых солнцем и радостным гудением цикадпод окном дома лет я – белокожая, синеглазая девочка с волосами цвета ковыля в поле — вернулась смуглой, с неожиданно отдающей ржавчиной пружиной волос и карим ободком в голубых глазах вокруг зрачка – мне 13 лет… и как-то сразу погрустнел папин папа — дед – любимый, невозможно родной, мой союзник во всех детских шалостях и фантазиях. Взгляд его стального цвета глаз всегда был для меня нежен, сухопарый высокий подтянутый старик — строгий и неулыбчивый — для меня всегда был самым сердечным другом… и вот в глазах деда затаилась боль – он все также любил со мной играть, водил в кино и гулять в парк – но иногда под моим пристальным взглядом свой взгляд отводил, как человек, который боится выдать себя неосторожным движением или словом…

деда не стало, когда мне исполнилось 17 лет. С погребального фото смотрел точеный абрис: прищуренные серые холодные глаза, прямой тонкий нос, тонкие губы, длинное лицо с резко очерченным подбородком, высокий лоб и далеко назад зачесанные прямые седые волосы.

У гроба стоял преклонившись мой отец – крупный, широкий в кости, слегка расплывшийся в боках с возрастом, кудрявый, с капризной линией пухлых губ и слишком уж «хищным» очертанием носа…и что-то первый раз меня кольнуло — неуловимая какая-то мысль прошла, промелькнула, оставила в душе какой-то невысказанный вопрос…

прошел год, я студентка, я будущая жена) – уже куплено платье, заказан ресторан и куча гостей уже бегают в поисках подарков… и папа спрашивает меня за завтраком – куда хочешь поехать в свадебное путешествие, я дарю. Одесса… как, почему я так ответила, что за внутренние силы вытолкнули из меня это слово??? Мама как то сразу притихла и села в уголок кухни – скажи ей, Борис, ты же видишь, она все равно будет «тех кровей всегда»…у нее внутри прошита твоя программа… хорошо, что деда уже нет…

1941 год. Мой дед к началу войны был уже взрослым, он офицер, уже воевал на Халкинголе, поэтому был призван немедленно как кадровый военный. В Москве осталась жена – моя бабушка, невероятной красоты женщина – мягкие движения, легкое дыханье, копна светлых волос в высокой прическе, тонкая талия из которой крутым боком произрастали длинные стройные ноги.

И дед воевал за нее, он мечтал и рвался всю войну домой, к своей княгине Ольге. Чудесным образом пули не брали его, и он живой и здоровый дошел до Берлина. И в конце июня 1945 года он вернулся домой. А бабушка уже носила под сердцем папу. Я не знаю и не стану рассказывать про то, что пережил дед, когда узнал, и что за разговор был у него с бабушкой, какие клятвы она давала, лила ли слезы, или гордо молчала, неся свое греховное бремя… пишу только факты – рожденный в срок пухлый еврейский мальчик был назван Борисом и записан на фамилию деда.

Он был восхитительным, любящим отцом, прекрасным мужем – я уверена никогда бабушка потом не получила упрека ни словом, ни взглядом – она была по настоящему счастлива и купалась в любви мужа до самой своей скоропостижной кончины на операционном столе у хирурга-недоучки… 57 лет, такая молодая…

сейчас смотря на дедовы фотографии в рамках на стенах квартиры родителей, я мысленно спрашиваю себя – кто еще мог бы проявить такую силу души, силу любви, силу прощения как он, никогда не упрекнуть, не дать повода усомниться в том, что он счастлив – как он столько лет носил это в сердце? Пока была жива бабушка – он жил только любовью к ней – он ей дышал, она всегда была для него как икона – боготворил как истинный верующий полагается на высшую мудрость бытия… он любил сына и считал его родным — и только столь неожиданно и резко прорвавшая оборону «чужая кровь» во мне сдвинула с заржавевшего уже стоп-крана его душевную муку…

и вот я сижу в кухне просто раздавленная своим новым знанием… вдруг картина жизни приходит в движение и все кусочки мозаики складываются в единый рисунок… как калейдоскоп пролетают обрывки воспоминаний, каких то моментов, сюжетов из детства… вот она откуда тоска по солнцу, невозможная тягость в крови от холода, слезы от выстуживающего подъезды мороза, вот откуда полное ощущение дежавю у моря, когда смотришь с берега в теплое марево на горизонте и понимаешь, что это все твое, родное, непонятно в какой жизни сбывшееся, абсолютное единение с местом – состояние полета души и сердца…

мой дед по крови оказался известным конструктором, вывезенным из Одессы из немецкой оккупации в столицу… еврей, до самого двадцатого колена… вся семья его исчезла в молохе концлагерей и в горящих человеческих топках…

что пережил он тоже остается за скобками рассказа – потерял там, не обрел здесь… условием одним и единственным для бабушки было – никогда не видеть больше этого человека…

и слово свое бабушка сдержала. Она его не увидела… он был на ее похоронах. Его позвал сам дед. Тогда же все рассказал папе, познакомил с … не могу произнести слово… отцом…

и я знаю точно, что папа больше не виделся с этим человеком – не было душевной потребности. Отец для него всегда был один.

Но кровь не водица… я все чаще вижу в зеркале отражение «тех событий»…

кудрявая, с годами со все более тяжелым задним бампером)), но с тонкими запястьями и щиколотками, пышногрудая – я далека от канонов современной красоты – но в Одессе… в Одессе только ленивый удовлетворенно не зацокает мне вслед языком… ))) азохн –вей!!!

Таки да…

************
PS   я знаю сейчас все про своего того деда

он женился в зрелом возрасте, переехал в Ашдод

у него есть сын. мы переписываемся..

я не чувствую себя предательницей дедовой памяти… рассказав все отцу — он какбы дал нам всем индульгенцию на то, чтобы поступать со всем этим своим знанием согласно собственному усмотрению..

я чувствую немыслимую тягу той части своей крови… когда я первый раз прилетела в Израиль — мне, такой прагматичной и твердо стоящей на ногах — захотелось немедленно рухнуть на колени и поцеловать обоженную солнцем землю… и только строгий взгляд погранца\военного увидевшего мое замешательство и как то неприятно изменившего направление дула автомата меня остановил..