Экспансия-2

Утопия или неотвратимость модели

Дневник Смита-101

Крюгер – Кальтенбруннеру:
– Я прошу прощения за домик в горах для Плэйшнера – это уже слишком. Нет ничего опаснее иудейских партизан. Но Плэйшнер, запряженный Штирлицем в проект Булава-2 и Satan-13 – это допустимо  с точки зрения канонов. За хороший паек Плэйшнер будет работать. За резервный запас денег на банковской карте, тоже будет работать. Не хочешь – заставим.
– И все же, внимательнее, Крюгер, – это нацменский или, все-таки, европейский проект?

Обрати внимание на эволюцию образа Кальтенбруннера. В начале Романа он искренне представлял австро-нацменство: «Штирлиц и сейчас курирует ряд вопросов, связанных с оружием возмездия».
Поздно! Штирлиц, как носитель арийской военной экзистенции (и особого прифронтового мнения) уже давно курирует не ряд, а все вопросы, связанные с оружием возмездия.
Оружие как обаяние. Штирлиц как обаяние.   
На оружие Смит смотрит холодными глазами профессионала. Потому что не исчерпан Жанр!


У Макса Штирнера, быть может, и не такой сильный язык и метафорический напор, как у Ницше. К образу Штирнера я обращаюсь едва ли не чаще, чем к Ницше. И Макса Штирнера (идеолог реванш-столетия) и Макса Штирлица (разведка будущего, сверхпроект Европы) объединяют лаконичность, неудержимая милитаризованная логичность: работа на Родину – это работа на себя, на белый чистый Запад, на чистую логичность, на чистую мысль и русскую неудержимость. На движения Европы. Любовь к Родине – это любовь к военной экзистенции.

Игра на вылет:
– А ты не хочешь за мной немного поухаживать?
–  А это тебе нужно?
– Это нужно тебе.

Вайс в черном плаще гуляет с Ангеликой, пока еше не порочной, с Джинни из «Миража», Региной-метафизикой. С Блондинкой из Подполья.

Вся твоя жизнь прифронтовой Смерш, на Шиловичском массиве августа сорок четвертого, на стилистике и стилизации, свирепой настойчивости. Метео-войны, лингвистические войны… Стилизация жесткости, метафизики, до неузнаваемости. Огнеметчик Смит, у тебя оператив-обрез под черным плащом, иди в ельник. Рейнджер-ловушка для зверя-баскервиля. И это перспективно. Вся твоя жизнь как ответ ангела-европейца. Стратегия жизни – это когда ты живешь в местности, где гуляют медведи. Жизнь и смерть в Студеной стране. «Слишком много трупов».

«15» августа 2013 г.
Из новостей сегодня то, небесная незнакомка, что месяц назад отарки-медведи опять свалились сверху на вторую группу проверяющих (центровых), и сожрали всех, без остатка. (О первой группе я уже рассказывал в «Тяжелых ангелах»).

Толпой, бесплатно, вниз от Карского моря... «Все блюда, как у космонавтов, максимально обезвожены и калорийны. Сломалась антенна спутникового телефона» – а без телефона слабо? Где героизм? Спонсоры, академики, попугайские расцветки.

В вишерской школе идеализма все не так. Есть теория опасности лесного ведомства в единственном числе. Черный Бизон, набитый провиантом, оружием (Томпсон, топор, лопатка Гусева) и бивачным оборудованием (палатка, телогрейка белого человека). Меня не интересует голодная раскладка.

Рискованна не только прифронтовая контрохота, но и продвижение. Но продвижение и есть контрохота, если по-хорошему. Резонансные нападения. Тогда как быть с походным весом?

Изменчивый ветер.
Грубая фактура-монолит.
Грубая скальная фактура.
Зверь  с отмороженными  лапами.

«Зловещая» сила кинопропаганды. Мустангер Джеральд. Взгляд ковбоя – сталь правит миром – так говорит обрез. Страна сильной географии уже взяла под ближний прицел индейский континент (через промежуточную площадку).

«На Брайтон-Бич рухнул дом». Грязь, Турция и негро-джаз, а завтра… - Родину продаст?

Большие массивы, тюремные интерьеры, терминал Пижма, захламленные пущи вблизи моховых болот. Мрачная гоп-атмосфера. Вот что пишет In The Deathcar: «Апогеем медвежьего нашествия стал случай на кладбище в Чове (Коми). Оголодавший медведь разрыл не слишком глубокую могилу и поживился останками. Август 2013. Под Сосногорском медведь загрыз нетрезвого. Последний раз пятидесятилетнего оболтуса видели  живым в июне, когда он вечерком в нетрезвом состоянии сидел на лавочке. Останки нашли через месяц. Разорванные тапочки, куртку и штаны опознала жена. Имелись частицы шерсти. Тропа, помет, разрытая яма, человеческие челюсти и череп с повреждениями. Это урок для тех, кто работает против жизни и дальше хочет жрать».

Ползет желтый плут-зверь с противоположными partisan-задачами. За Ауспией… Я демонстративно взял топор (1,6 кг) и пошел точно на него. Браконьер замер. Замерли все. Вообще-то я пошел рубить дрова, но он этого не знал, важно, что по пути. Остановился, и, глядя в глаза, объяснил, как следует ко мне обращаться. Пьяный-то пьяный, но в мозгу что-то переключилось. Я ушел. Кстати, среди них была женщина, лет пятидесяти, видимо, такая же парашница, коли позволяет своим мужьям жрать. Курящая женщина суть падшая женщина, городская клоака, она поганит свой рот.

Равнодушие на жеребьевке охотники проявили к лесам Усть-Ишимского района Омской области, где водится наибольшее количество зверей. Над вами будет смеяться вся разведка северо-запада.

Типичное поведение камчатского медведя: определил местоположение головы вконец доставшего его Мичио, ударил его через стенку палатки, унес и съел в кустах. Что делал фотограф-японец в русских лесах?
В здоровые зимы шатуны, не способные спать, выслеживают и атакуют людей, в том числе врываясь в дома.

Енисей обезлюдел, и медведи забыли о существовании людей. В заповедные леса Европы, далекие, дикие и холодные, «медведей больше, чем волков, рысей и росомах вместе взятых». Клубных выродков. И одна сплошная «болота» (ударение на последний слог) и «мошка» (ударение на последний слог). Рейнджеры! Теоретики опасности! Все в Томскую область, предмет: взбесившаяся особь. «Клятва, сделанная на шкуре, считалась очень сильной».

Вьетнам закаливает и укрепляет. Все будет как в Кино.
Ангелы Европы! Годы киноэпизодов нас создали, закалили и укрепили. Штирлиц идет по Коридору. Блондин решает задачи. Такой не уйдет к нейтралам.

*- А вот и жесткий демарш: «Стучите в кастрюли, сковородки. Используйте громкие инструменты (!) Пасти ангорских коз».
Я окружен лингво-предателями и знаками-депрессантами. Очень злобный мексиканский континент.
В лесу выдает любое движение. Ощупал  голой  рукой  когтистые следы – это твоя львиная доля. Запах псины, потеет, загрызы, закусы и задиры. А еще быстрая закупорка раневого отверстия сгустком крови-жира.
__________

Думаем не «как удобно», а по-контрработе.

C утра хорошо при водных процедурах, зарядке и завтраке. После этого жизнь идеальна. Кто мешает это делать в лесах, на вылазках? Никто.
Борьба за Тонус. Ночь и правильный рейнджер неразделимы. Исходим из того, что бытие есть абсолютная и злобная провокация. Как только исчезнет буфер в виде скота-домашних животных, волки начнут действовать. Человек, наблюдение за ним на предмет привыкания и съедобности есть для волков постоянная необходимость. 

Тень от леса и движение зверя – это медведь, прорвавший накануне облаву полевого подразделения в единственном числе. Поставить врага на нож. Прифронтовая контр-охота в горах древнейшей (и вечно молодой) Европы занятие строгое, в целях карательных, ты стреляешь сразу в пасть. Блок К-81. Оперативный спектакль. Простреленные борты. Трасса М-5 контролируется. Трасса с приманкой!

Красно-плутогонный призрак (сегодня это лже-континент, новый красный проект) был выращен специально для Европы. Миром командуют красные мартышки. Формула ненависти шире, не только Мертвое море. Как и нацменские, якобы «религиозные» войны. Нет, здесь европеец рубит европейца. Жизнь-ненавистничество. В общем, чушь. 

Один герой философии жизни дороже батальона шпионов. Ни итальянец, ни француз, ни самоназвание deutsch не способны думать о других тоже. Русский дьявол способен о героях в целом. Я скучаю по Холодной войне, по жестким роковым дискам, по выразительным и необычным ландшафтам.

Помнишь ответ военного лингвиста Барнза («Взвод», 1986)?
– Боб, у меня плохое предчувствие, я не думаю, что мне нужно быть там! Ты понимаешь, что я тебе говорю?
 – Everybody gotta die some time, Red, – Все когда-нибудь умрут.
Это действительный ответ Европы не-Европе. Военный метафизик с военными мозгами Барнз – настоящий хозяин Европы.

Кинематограф-жизнь сам расставляет все по своим местам. Произведение начинает диктовать свою, железную волю белой ницшеаны. Арийский гений, создавший образ Вайса, Йоганна Вайса: – За что вы так уважаете Ницше? – Он добавил перца в нашу кровь.

С пулеметом и фортуной. На пристрелочную площадку, по кромкам скал, прославляя одиночные походы (метафизику опасности) и таежный реваншизм. Религия нашего времени (безотказная и мощная), запах оружия, теория опасности из глубоких безлюдных мест, ее тексты – возбуждают. Сейчас все амбиции – здесь.

Жизнь планирует чистоту киносценария и мотоциклетную речь. Кругом кусты, обломки скал, сугробы. Ты делаешь триумф текста. Ты одержим жизнью, Смит. Философия, огонь и движение: легко бросаем с камня на камень пружинистые ноги, боссы Европы. Рев, треск, хриплое дыхание зверя.

Встреча в ельнике, взмах  топора и треск черепа.

***
События, герои, место действия являются литературным вымыслом; также прошу не отождествлять героя произведения с автором.


Рецензии