Записки на лодыжках Анны

Я вывел пальцем на снегу «Аня дура» и сказал:
- Смотри.
Аня посмотрела.
- Дура - у меня в штанах, - говорит. – А ты пидор.
- Нет. Пидор, сама знаешь, кто.
Она рассмеялась.
- Ты про своего знакомого, что ли, который поклонник Дан Балана?
- Про кого же еще. Почему ты не в универе?
- А почему я должна там быть?
- Потому что ты там учишься, наверно. Разве нет?
- Ты хочешь, чтобы я ушла на пары сейчас?
- Да.
И она ушла. То есть почти ушла: прошагала метров двадцать, развернулась и вприпрыжку вернулась обратно.
- Ну ладно, ладно. Не уйду я никуда. Мне просто с тобой охота побыть. И вообще… отдай моё бухло, - она выхватила из моей руки коньяк и отхлебнула.
- Если ты его купила, это не значит, что оно твое, - говорю.
- Пошел ты, - сказала она и засмеялась.

Я предложил:
- Поехали со мной?
- Куда?
- На Алтай.
- Пошел ты еще раз.
- Как хочешь. А я поеду.
- Как думаешь, лед прочный? Сможем на тот берег перейти?
- Я бы не стал рисковать. Зачем тебе на тот берег?
- Чтобы целоваться, - сказала она, поставив бутылку на снег.
- А здесь тебе никак не целуется?
- Ну, здесь мы уже целовались, а теперь я хочу там.
- Дура.

Она ударила меня по плечу, и я обнял ее.
- Я красивая? – спросила она.
- Нет.
- Что ж ты тогда меня обнимаешь?
- А что, - говорю. – обнимать только красивых можно?
- Отпусти меня.
Нет, ответил я и повалился вместе с ней на снег.

- Ты правда туда поедешь?
- Правда, - вздохнул я.
- Нарисуешь меня?
- Только твои лодыжки.
- Тебе нравятся мои лодыжки?
- Я их обожаю.
- Я не знала, - улыбнулась она. – Почему?
- Помнишь, мы с тобой бухие спали на полу?
- Угу.
- Я проснулся раньше, а твои ноги лежали у меня на груди. И я написал пальцем на твоих лодыжках стихи. Первые и последние мои стихи. Теперь только твои лодыжки знают их. С той поры они мне роднее всего.
- Ты придурок, - она прыснула от смеха.
- Давно ли для тебя это новость?
- О чем были эти стихи? Прочти их.
- Нет. Я уже их не помню. Помню только, что они были необыкновенно красивы. Как ты.
- Ты же сказал, я некрасивая.
- Оттого, что я так сказал, ты же не стала менее красивой, чем есть.
- Когда ты уезжаешь?
- Пока не знаю. Думаю, скоро.
- Надолго?
- Навсегда, наверно.
Ее взгляд сделался немного грустным.
- Ты врешь.
- Для чего бы я стал врать?
- Зачем тебе на Алтай? Не уезжай. Я не хочу, чтоб ты уезжал.
- Так поехали вместе.
- Не могу: дедушка же. Кто с ним останется?
- Давай, его с собой возьмем.
Она рассмеялась.
- Ну, дурак, что ли! Он же не доедет.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
- Как думаешь, если ты нарисуешь мои лодыжки, их кто-нибудь купит?
- Даже если захотят купить, я не продам.
- Почему? А если миллион бачей предложат?
- За твои лодыжки? Сомневаюсь.
- Я замерзла. Поехали к Жене? – предложила она. - У нее пианино есть.
Мы поднялись и направились к городу, отряхиваясь от снега на ходу.
- Я знаю, что у нее пианино есть. А тебе оно зачем?
- Играть. Ты что? Пока ты там в своем Оренбурге тусовался, я несколько мелодий разучила.
- Вон оно что. Так ты скоро концертмейстершей будешь, значит?
- Да. И буду еще в «це дзипе» играть на клавишах.
- Где играть? – переспросил я.
- «Це дзип», группа такая, не знаешь, что ли?
- Не-а. Что за группа?
- Классная группа. Что-то типа панк-рока играют, - и вдруг запричитала: - Не уезжай, пожалуйста. Я без тебя не смогу. Неужели тебе так важно туда уезжать? Неужели я тебе не нужна?
Я хотел смеяться и плакать одновременно.
- Да я не навсегда, - говорю. – Побуду там некоторое время и вернусь.
- Некоторое время – это сколько?
- С неделю где-то.
- Тогда ладно. А ты точно вернешься? Обещай мне, что вернешься.
- Обещаю – вернусь. Обязательно.
- Блин… Классно!
Она радостно взвизгнула, обхватила мою руку обеими варежками и положила голову мне на плечо.
И вдруг вспомнила:
- Надо Жене позвонить, предупредить, что приедем.

- Кто такой Альбер Камю? – спросила Аня, когда мы подходили к остановке трамвая.
- Камю?... Философ, писатель. А почему ты спрашиваешь?
- Вон, - она указала на баннер. – Увидела рекламу «camel» и вспомнила, как нам препод про Камю что-то задвигал. И про экзистенциалистов. Он ведь к ним относится? Кто такие экзистенциалисты?
- Ну, вообще, да, его к экзистенциализму относят чаще всего. Это философия существования.
- Это как?
Я немного задумался.
- Как бы тебе попроще объяснить… Ну, я попробую только основную мысль передать.

Вот, к примеру, возьмем этот трамвай, - я указал ей на желто-красный вагончик, плывущий по рельсам в нашу сторону. – Он существует с определенной целью. Его создали именно для этого, и он не может, например, полететь на луну или в другой город. Или вон та собака. Она родилась собакой и до последнего дня будет только собакой и никем другим, она ничего не решает в своей жизни, - мы входили в салон трамвая. - Будет у нее хозяин или нет – решает не она. Это называется «существование определяет сущность».

С человеком несколько иначе. У него «существование предшествует сущности», но не определяет ее. Что это значит? Человек рождается никем, как бы чистый лист бумаги. Кем он станет в дальнейшем – решать ему. Здесь, он вроде как выпадает из общей природы существования – он сам может определять себе цели, наполнять себя смыслами или избавляться от них, менять свою сущность или не менять ее… Экзистенциалисты утверждали обреченность человека. Обреченность на свободу. Это главная черта, отличающая его от всех остальных существ и приближающая его к Богу-Творцу. Недаром некоторые экзистенциалисты делают акцент на творческой природе человека.
- В смысле?...
- В смысле… человек же - существо какое? Разумное, биологическое, социальное, политическое... Это он сотворен таким. А еще – творческое. Здесь уже ему самому дается власть творить.
- Поэтому ты стал художником?
- Скорее всего. Но рисовать-то я еще в детстве начал, когда не знал ничего об этом.
- Это что получается, можно вообще что угодно делать со своей жизнью? И также можно ничего не делать?...
- Ну, как-то так. Правда, еще один момент есть. С одной стороны, можешь сам для себя изобретать какие-то смыслы, наполнять ими свою жизнь. Можешь сам себе ставить любые цели и стремиться к ним, а можешь ничего этого не делать, впустую убивать время. И то, и другое по-своему правильно: ведь это твое время, твоя жизнь, и только ты сам волен распоряжаться этим, как вздумается. В этом - твоя свобода. Но. С другой стороны - любая свобода предполагает ответственность. То есть в какой-то момент тебе придется ответить за свой выбор. Перед самим собой в первую очередь. Может возникнуть какой-то непонятный страх. Это будет означать, что ты делаешь что-то не то. Какая-то внутренняя пустота образуется… Многие даже не могут понять, что это за необъяснимое чувство страха, откуда оно взялось вообще… Умирают с этим страхом, так и не поняв, что прожили не свою жизнь.
- Прожили не свою жизнь?!... Вот отстой!
- Отстой, - кивнул я. – А еще отстойнее то, что многие считают это нормой. Иногда смотришь на людей и думаешь, до чего же одинаковая жизнь у них: одинаковые мысли, одинаковые идеалы, ценности – все одинаковое.
Одна жизнь на всех таких разных людей.
- С нами ведь такого не будет, правда? Мы ведь клали на их представления о жизни.
- Конечно, не будет.

Мы увидели, как машина сбила женщину, перебегающую через дорогу. Возможно, она выживет, но мне интересно - в момент столкновения мелькнула ли в ее сознании мысль типа «Господи, только оставь меня в живых! Я буду работать еще усерднее!».