Игрушечный Медведь

Я - серо-кремовый медведь, сделанный человеком из искусственного меха и синтетического пуха. Я - игрушка, созданная человеком для человека. Людей много, они все разные. Попав на яркие полки магазина игрушек, я был нескоро куплен. Да, моя цена немала, но оно того стоит. Хорошие материалы, меня сделал игрушечных дел мастер. В отличие от тех многих, которые стояли в другой стороне зала. Но я ждал, послушно ждал. Такова доля игрушки - ждать. Ждать, пока купят, ждать, пока обратят внимание, ждать, пока возьмут в руки. Тепло человеческих рук - оно такое приятное. Чтобы ни делал человек - гладил ли, рвал ли, зашивал ли прорехи - приятно. Игрушки всё равно не чувствуют боли.
Но вот время сидения на притемнённых (чтобы не поблёк) полках магазина истёкло. В магазин зашла очередная покупательница, ставшая моей. Моей покупательницей. Я хорошенько рассмотрел её, пока она раздумывала возле полки - худая, с короткой стрижкой, выглядящая молодо, если поглядеть так, и похожая на старуху, если поглядеть эдак. Она сразу пошла в сторону дорогих игрушек, лишь мельком взглянув в сторону разноцветных дешёвок. Она выбирала между мной и белым медведем с бледным вышитым сердечком на груди, но взяла всё же меня. Когда она заплатила мою цену, меня затолкали в тесный плотный пакет, сказав при этом: "Чтобы не запылился".
И вот меня принесли в дом и посадили на спинку дивана. Рядом со мной сидела гильдия медведей. Похоже, они уже давно тут, но они все такие холодные, такие запылённые. Разве игрушечные медведи только для красоты созданы? Но для этого ведь есть медведи, сделанные из керамики, фарфора, гипса - вот они предназначены для красивого стояния на полке или столике. А мы, мягкие игрушки, созданы для скрашивания одиночества людей. Мне рассказали - не только дети берут нас с собой в постель, взрослые ведь тоже бывают одни. А человеку очень нужно кого-то обнимать. А мягким игрушкам - эти объятья. Без них они холодеют и запыляются, в них заводятся противные мелкие насекомые, как в этих несчастных мишках, бесцельно сидящих на спинке дивана. И что же, меня тоже ждут пыль и насекомые?
Что ж, единственное, что тогда остаётся игрушке - ждать.
Женщина жила одна. Утром она уходила на работу, вечером возвращалась. Иногда ей звонили в дверь, но она никого не впускала. Засыпала под телевизор, а утром едва могла подняться. Она нередко звонила. Звонила и сбрасывала, не говорила. Ей перезванивали, а она не брала трубку.
И много дней одно и то же.
Однажды к ней пришла девочка. Женщина тепло её приняла, хотя держались они обе как-то отчуждённо. А потом женщина указала ей на меня. Девочка недоверчиво и с затаённой радостью посмотрела на меня и взяла в руки. До чего это было приятно! Её тоненькие, но по-детски ещё пухловатые пальчики погрузились в мою припылившуюся распушившуюся шёрстку, сдвинули шерсть, налезшую на стеклянные глаза. Светлая, большеглазая, с грустными розовыми губками, чуть тронутыми недоверчиво-радостной полуулыбкой, одетая в большой для неё теплый свитер. Милая девочка. Уже знаю, она рвать меня не будет. Она ждала меня - по ней видно.
До самой ночи она не выпускала меня из рук, а когда легла спать, взяла с собой под одеяло. Я был счастлив! Из множества игрушечных медведей именно я был выбран для скрашивания детской дремоты. Холодные детские ручки крепко прижимали меня к себе.
Но на следующий день девочка ушла. И вновь время для меня наполнилось ожиданием. Но теперь не так горестно было сидеть на новом месте - кровати, заваленной подушками и игрушками. Я знал, что меня ещё раз возьмут в руки, мне будут рады, меня обнимут и возьмут с собой, в живое тепло.
И вот девочка вновь пришла. Но по пришествии времени сна, она не взяла меня с собой, легла так, укрывшись головой и свернувшись крохотным клубочком под одеялом.
Она вновь ушла, спустя какое-то время, вновь пришла на день-ночь, снова ушла.
И так много дней.
Их много прошло. И я бы не знал, что они проходят, если бы не темнело за окном. Но каждый раз, когда девочка приходила и готовилась ко сну, я с надеждой ждал, когда ж она возьмёт меня с собой?
А потом она перестала приходить. Проходило время, а я сидел среди одноцветных игрушек и подушек, теперь такой же холодный и запылённый, как и они.
А потом женщина устроила в комнате девочки уборку, и все вещи девочки отправились в кладовку. С ними отправился в холодную темень и я. Я был засунут с несколькими игрушками в один большой пакет и кинут в дальний угол крохотной кладовки. Уже без надежды на возвращение. И я уснул. Не как люди - они ведь просыпаются. Я уснул без сновидений, стал неживым. Не видел, не знал, не чувствовал.
А потом меня разбудили. Чьи-то цепкие пальцы вцепились мне между головой и туловищем и вытянули на бьюще-яркий свет. Я не сразу всё понял, я долго, отупевши, смотрел не видя.
Когда меня прижали к груди, я понял, что время моего одинокого ожидания прошло.
Вернулась девочка, которая будет брать меня к себе.
Теперь я почти каждую ночь оказываюсь в её теплых объятьях.
Она спит свернувшись калачиком. И я был зажат между её коленками и грудью, а её подбородок вдавливает мою голову в наполненное синтепоном туловище, сжимая всё игрушечное тело. Но мне было хорошо. Игрушки ведь не чувствуют боли. Они могут только видеть и думать. И отвечать игрушечным теплом, когда нагреваешься сам. Тепло-то можно себе забрать, нам, мягким игрушкам, его ой как не хватает. Но мы благодарны. И я люблю эту девочку. Я готов каждую ночь быть сжатым хоть в бесформенную кучку меха и пуха, лишь бы быть в объятьях живой маленькой девочки, что берёт меня к себе под одеяло вместо того, чтобы греться в маминой постели.
А по ночам к ней стал приходить мужчина - худой, темноволосый. Он с заговорщицкой незаметной улыбкой прикладывал палец к губам, подмигивал мне и садился на краешек кровати девочки. Он поправлял сбившееся одеяло, вновь укрывая её плечи, и подолгу сидел, с теплом в глазах смотря на неё и проводя по её волосам большой тонкопалой рукой.