Чучмек

— Эх ты, чучмек нерусский, — презрительно, но незлобно ворчал старик, заведовавший училищным подсобным хозяйством.— Ну кто ж порося за ухи держит? Это ж тебе не кроль. Вот гляди, берешь его ласково так, одной рукой за ляжки, другой — за шкирку и бубликом его, аккуратненько так, верть. Он и выскользнуть не могет и верещит не так. Понял? Чуток вот так его подержи, а я ему тем временем прививку и сделаю. Тык его в жопу — и готов. Потом, смотри. Сюда, говорю, смотри. Cтавим на ем теперь зеленкой крест с двух сторон. И все, готов, как зеленый огурец. Понял?
Старик любовно пошлепал намазанного зеленкой поросенка и выпустил его на свободу.
— А зачем с двух сторон-то?
— Чево с двух сторон? — переспросил старик.
— Да, мазать то, зачем его с двух сторон? Вы ведь ему прививку только с одной стороны делали.
— А, что ж, он к тебе по команде будет крашеной стороной жопу поворачивать? А так завсегда видно, кто дезинфектный, а кто нет. И-эх, чучмек он и есть чучмек.
— Послушайте, а что вы меня все время “чучмеком” зовете? — не выдержал я. — Никакой я вам не чучмек. Я вообще из Ленинграда.
— Ну, дак и что, что с Ленинграда? Тут уж давно много всяких понаехало нерусских. Ну, а если не чучмек, так кто ж? Может, еврейчик тогда? — предположил он.
Я промолчал.
— Во, молчишь. Значит так оно и есть. Я вашего брата за версту чую. Если кто поросей боится и не любит, то или чучмек или из евреев. Одним словом — нерусский. Русский человек свинью любит, она ему друг.
— Ага, ничего себе друг. Какой же вы ей друг, если вы ее потом съедите?
— Ну, дак и что, что съем. На то она и свинья. Но все равно, можно сказать — друг, товарищ и брат. Так, ну лады трепаться. Tы у нас, хлопец, вроде пошустрее будешь, — обратился старик к Слону. — Вот ты их загоняй по одному и, как словишь, передавай своему подельнику, чтоб он их держал, покуда я им самостоятельно прививки делать буду. A то так целый день воландаться будем. Эх, охфицеры-защитники, вашу мать. Порося он боится.
Слон, в отличии от меня поросят не боялся. Он довольно ловко их отлавливал, цепко хватал и, не обращая внимание на их пронзительный визг, прижимал к своему животу и тащил ко мне. Дело пошло веселее, и примерно через час, мы закончили прививать все поросячье семейство.
— Все ребяты, шабаш на сегодня, — скомандовал старик. — Перекурите пока, а я вас потом в училище свезу, а то пехом то вам нельзя без увольниловки. Загребет еще патруль – отбивай вас потом.
Мы уселись на телегу, в которую была запряжена старая училищная кляча по имени Игрек, и стали ждать, пока старик закончит свои дела.
— А ты гляди, и вонёта, вроде, уже прошла, – с удовольствиеем отметил Слон, дрыгая ногами и пытаясь сбить прилипшую к сапогам грязь. —Просто удивитльно, и как это человек ко всему привыкает? Вроде сперва так воняло, что хоть топор вешай, а теперь — ничего. То-ли вонять перестало, то-ли нос привык. Вот так скоро и мы к армии привыкнем, а потом, вообще, станем офицерами, — продолжал философствовать он. — Я, кстати, слышал, что навозом дышать полезно. Вроде, легкие укрепляет… А ты, что и правда еврей? — вдруг неожиданно спросил он.
— Ну еврей, а ты что, против этого что-то имеешь?
— Да не, ничего я не имею. Наоборот, у меня лучший друг дома остался, так вот и он еврей. Мы с ним с детского сада дружим. У него мама, тетя Песя, знаешь как готовит? Кисло-сладкое, рыбу фаршированную. С ума сойти можно. Она, правда, меня всегда “шейгецом” зовет. Но это так, любя.
— Шейгецом? Это что?
— Во даешь, еврей, а не знаешь. Шейгец – это вроде или жулик, или вор — точно сам не знаю, но что-то в этом роде. А с папой Сенькиным, дядей Фимой, мы частенько у них поддавали, — продолжал Слон. — Он, вообще, любитель поддать. Позовет тихонько на кухню, когда тети Песи нет, и говорит: “Давай, Шурик, мы с тобой малехо треснем. Ты у нас в доме один приличный человек”. И, кстати, очень он любит закусить салом. Я ему сам на базаре копченое сало покупал и втихаря приносил, чтобы тетя Песя не видела. Он его в сарае прятал, а то она бы и мне и ему за то сало голову сорвала. А ты говоришь, я чего-то к евреям имею. Ничего не имею, даже наоборот.
Слон не врал. Он на самом деле ничего не имел к евреям. И к армии он быстро привык.
А вот я — нет.