В промежутках между сном

               

        Сижу и пивом запоздало  оплакиваю умершего ребеночка. Ночка выдалась еще та…
Вечером  узнал, что пришли аж две женщины рожать. Одновременно. Неотвертишься.  Спросив  возраст, удостоверился, будет как-то. В смысле - неизвестно как. Обеим по 17 лет, первые роды. Это всегда не предсказуемо. Нет, наверное, в книге судеб уже записаны судьбы всех четырех, я имею ввиду, очень скоро будущих мамаш и их детей. Кому-то или чему-то это возможно известно, но не мне. Ине молодому парню медбрату Крису, чья ночная смена - сегодня. Но я рядом (мой дом находится в 30 м от госпиталя), и договоренность сильней «не хочу» . В любой момент ночи он меня зовет и я бегу с кровати прямиком в родзал .
  Накануне, приехал координатор нашего проекта  из Найроби, поэтому поводу были рыба и пиво. Но рыба не соленая, а свежая, из озера (Виктория), и много. Я дал женщине 500 шилингов (около 50 гривен) и сказал «плииз, три, четыре рыбки», она это поняла по своему и принесла семь! И все сантиметров по шестьдесят - семьдесят. Опять таки озеро, мы на острове, где еще свежую и дешевую  рыбу есть, как не здесь. Вечер выдался очень сытный. После, с детьми  из нашего детдома , посмотрели кино и спать. На этот раз я познакомил детей с «Ларой Крофт» и «Одним дома». И спатки, спатки, спатки, зная и ожидая, что в любой момент позвонит Крисс и все. Дальше неизвестность .  Хочется, чтоб звучало это без пафоса, но иначе не скажешь.
  Крисс позвонил в 3.21 ночи.  Я, как можно быстрее  оделся, кинул манговый леденец в рот, и на роды. Захожу в родзал и первым делом одеваю маску. Вонь. Вонища!!! Местные медики почему-то не клизмят мамаш перед  родами, и те какают невольно в процессе. Некоторые очень много какают и угадайте, что приходится с этим делать? Да и гадать нечего! Убирать приходится. Руками.  Рождение человека это очень грязное, кровавое и дурно пахнущее дело. По крайней мере, в Африке.
- Помоги надавить, я разрежу немного. Мамаша сложная,  не слушается.
- Ок.- я надел белый клеенчатый фартук, отметил, что Крисс в моих резиновых сапогах, надел две пары перчаток, и поехали…Крисс хотел разрезать немного ножницами выход (или вход), откуда  торчал треугольничек головы. Роды затяжные, долгие, мамаша одурела от боли и усилий, не слушается Криса , тужится невпопад, мечется на кровати. Крисс берет ножницы, заводит пальцы между головкой ребенка и плотью мамаши, и режет. Я слышу звук разрезаемых тканей и смотрю на женщину. Она кажется даже и не почувствовала разрез на фоне общей, безграничной, не передаваемой боли . Все ее лицо покрыто крупными бисеринками пота . Они блестят на черной , мокрой коже. Я начинаю двумя руками давить на живот.  Мамаша устала, перестает  тужиться. Крисс не выдерживает и начинает кричать, что сейчас не время отдыхать, надо напрячься один последний раз, но очень сильно и мы родим. Я опять начинаю давить на живот. Давлю достаточно сильно, но не все время уперся и давишь, а рывками, и наблюдаешь с каждым толчком, как головка появляется все больше и больше. Мамаша напрягается настолько, что ее вены на шее и груди, кажется, сейчас лопнут. Разрез кровит, Крисс пытается высвободить головку, я толкаю. Так и хочется сказать - картина маслом! Самое сложное это родить головку, дальше обычно проще. Я вообще стараюсь не думать о происходящем, тело выполняет какие- то действия, автоматически, разум, сознание моё смокчет манговую  конфетку. Я вообще 10 минут назад ещё спал!
           И тут с хлюпающим хлопком выскользнула головка, обдав Крисса  дурнопахнущей, зелёно-жёлто-кровавой струёй околоплодных вод. Дальше ерунда уже, рождаем левое плечико, затем правое, и ребёночек сам выскальзывает.  Живой. Замечательно. Трубочкой отсоса убираю всё, что у него скопилось в носике, рте, прочищаю дыхательные пути. Ребёночек начинает кашлять, плакать.  Великолепно! Наверно самый приятный звук для всех находящихся в этой комнате. Если плачет,  значит, дышит, дышит – живёт, живёт – все рады! Я марлевой салфеткой, намотав её на палец,  убираю остатки скопившейся в ротике слизи. Теперь хорошо. Дыши. Живи. Будь. Девочка. Мой мозг по-прежнему обращает внимание только на вкус  конфеты, но тело счастливо. Расслабление. Сделали. Накладываю два зажима на пуповине и между ними перерезаю её. Самая волнительная и можно даже сказать, торжественная, процедура (по крайней мере, для меня).   Воображаю,  что именно я отделяю ребёночка от матери, отправляю в жизнь, в открытый космос через мои руки, типа от меня,  что-то зависит большое, важное, хрупкое.  Иллюзия,  что ты, что-то можешь решать. Не зря же существует понятие, что у хирургов, травматологов и аккушеров-гинекологов присутствует «комплекс  Бога». Я не один из них, но волею судеб,  я понимаю, о чём речь.
           Крисс обкалывает лидокаином разрез и зашивает.  Ребёночек в порядке, мамаша пока толком ещё не  осознала всего, но поняла одно – уже не больно. Ну, всё, Крисс дальше справится один. Я иду спать. Время 4-50 утра. В палате корчится на кровати вторая роженица. Её время скоро придёт. Я знаю, что Крисс позовёт опять. Так что хоть 30 минут поспать.
         Крисс позвонил в 5-20. Я даже умудрился уснуть. Опять, но уже не так быстро, оделся, кинул в рот смоктушку с вкусом мяты,  и пошёл. Зашёл улыбаясь в родзал и расстроился сразу и окончательно. Родить то они родили, но ребёночек не дышал, и Крис пытался делать ему искусственное дыхание. Я кинулся за интубационным набором. Нашёл его, открыл, проверил и заорал матом. Батареек не было!!! А это всё… 
          Крисс с помощью маски пытался раздышать ребёночка. Сердечко малыша еле-еле билось.
- Атропин! Адреналин! –  Крисс очень быстро набрал это в шприцы и подал мне. Я вколол это поочерёдно в вялое тельце. Это был мальчик. Я уже видел такое, и уже осознавал, чем это закончится. Но чем, как говорят (кто?) не шутит. Положил салфетку ребёночку на лицо, зажал пальцами ему нос и начал делать искусственное дыхание «рот в рот». Несколько выдохов, несколько раз надавить на грудь, несколько выдохов, несколько надавливаний. Сердечко бьётся, пока качаешь. Остановился, и оно останавливается, продолжаешь, и оно еле-еле трепещется. И так минут 25-30. Тем не менее, ребёночек  синел, сердце билось всё слабей и всё реже, а затем и вовсе остановилось. Дух покинул это маленькое, резиновое тельце, так и не войдя в него. Так прикоснулся слегка, чтоб мы его помучили, и исчез.  Вот как описать эти ощущения, когда под рукой чувствуешь биение этого маленького, созданного для жизни, сердечка, и ощущать, осознавать, что хоть что ты сейчас ни делай, хоть вколи все уколы этого мира, хоть закатывай глаза в шаманских конвульсиях,  оно всё равно затухает и оп…. и как отчаянно не надавливай на грудную клетку, оно не реагирует. Финиш. Какой на хрен «комплекс Бога??!!» какой на хрен «что ты что то можешь!!» Ни фига. Иллюзия и самообман. И всё это происходит под молчаливым взглядом  17-ти летней мамаши, которая и мамашей то побыть и не успела.  Она лежит, смотрит и молчит. Когда я понял что всё, я снял перчатки, фартук, и не сказав ни слова Криссу пошёл спать. Лишние звуки сейчас ни к чему. Я старался вообще ни о чём не думать. Разум цеплялся за вкус остатков мятной конфеты, но не мог на нём удержаться, всё время срывался в какую-то серую пустоту. Когда подобная ситуация произошла в прошлый раз, я как-то странно отреагировал, закрылся в комнате на два дня, выпил 2.5 литра виски, и по кругу слушал Моцарта «Реквиемы» и Гребенщикова. И плакал. Сейчас подобного повторения я не хотел.
            Я зашёл в дом, достал бутылку пива из холодильника, запил им две таблетки снотворного, принял душ и пошёл спать. Да, блин, спать! Что ещё я мог сделать?
             Поспав пару часов, я пошёл в госпиталь, посмотреть как там дела. На улице, рядом с госпиталем, прям на земле, сидели давешняя роженица и её отец. Я подошёл поздороваться, её отец начал меня благодарить, я перебил его и спросил с раздражением, за что он меня благодарит? За то,  что я не смог спасти жизнь его внуку? Он задумался на несколько секунд и говорит:
  - Ты ещё молод, я старше и послушай, что я скажу. Я тебе действительно благодарен, ведь ты делал всё что мог, если бы было что-то,  что можно было сделать ещё, я уверен ты бы сделал.   Значит, тебе не за что корить себя, твоя совесть чиста. А  что ребёнок умер… так Бог он знает, что он делает. У него на каждого из нас есть свой план.  Это сложно понять. Это надо просто принять. У моей матери было 16 (!) детей, 16 раз она рожала, а выжило только трое!  Так что Бог велик, и воистину пути его неисповедимы и не предсказуемы.
От себя добавлю – и не понятны. 
                The end.