1978 - 30

Глава 30.

«…не забывай, что путешествие в десять тысяч лиг начинается с одного шага. Будь немножко китайцем…»
(«Шамал». СУББОТА, 24 февраля. Глава 48. База ВВС в Ковиссе.)

Меня не оставляло в покое воспоминание о том чувстве стыда, которое я испытывал, разговаривая с Чары Дурдыевым о сражениях Великой Отечественной Войны: этот туркмен знал историю военного искусства лучше меня, выпускника военной академии! Поэтому перед следующей экспедицией я решил немного «нахвататься» этих, не столь уж специфических, знаний.  Выбор пал на книги мемуаров генерала армии Сергея Матвеевича Штеменко «Генеральный штаб в годы войны», занимавшие видное место на моей книжной полке.
Книги я брал на дежурства внутри своего полка, но времени для чтения не находилось. Наконец представился случай – дежурство на ЗКП, запасном командном пункте округа.
Стратеги вынесли ЗКП нашего Туркестанского военного округа на территорию Среднеазиатского военного округа – в Казахстан к посёлку Абай. Впрочем, САВО просуществовал с 1969 по 1989 годы, прежде здесь была территория ТУРКВО и ЗКП, в котором я дежурил в 1978 году, создавался в своём округе.
В день заступления на дежурство от северных ворот огромного здания штаба ТУРКВО отправлялся наш УАЗик. Дежурный с помощником должны были поспеть к назначенному времени  – половине восьмого утра, либо по предварительной договорённости подсесть попутно. К девяти часам мы были на месте, а УАЗик увозил в Ташкент предыдущую смену, оставляя нас в небольшой постройке ЗКП посреди степи.
На основном КП дежурили генералы и полковники, их помощниками ходили подполковники и майоры. На ЗКП дежурили полковники и подполковники, а помощниками были майоры и капитаны. Дежурными назначались представители оперативного управления, помощниками – офицеры от разведуправления или подчинённых ему частей.
И КП, и ЗКП утром и вечером принимали одни и те же сводки о происшествиях в частях округа, о состоянии их боеготовности. В такой час приходилось записывать сообщения, поступающие к нам по двум телефонным аппаратам. Связь со многими частями была отвратительной, приходилось переспрашивать, записывать искажённые фамилии и названия населённых пунктов, отыскивать их на карте, перезванивать для уточнения. По окончании суточного дежурства в книге рапортов писался письменный отчёт. Обычно этим занимались помощники дежурных, а дежурные только расписывались. Эти процедуры длились по часу-полтора. Зато остальное время было в нашем распоряжении; просто у телефонов кто-то из нас двоих должен был находиться постоянно.
Иное дело принимать решения в случае чрезвычайных ситуаций. Это уже была прямая функция дежурного.

Хотя… однажды при моём бдении в качестве помощника дежурного по ЗКП пришла информация о побеге из Чирчикской бригады «спецназ» двух солдат с автоматами. «Моему» подполковнику позвонил генерал – дежурный по основному КП и скомандовал: принимай решение и мне доложишь. Подполковник выругался:
- Вот хитрожопый!
Потом ко мне:
- Что будем предпринимать, Станислав?
Выругался он напрасно: решение генерала было правильным, так как сам «мой» подполковник был «родом» из той бригады, откуда бежали солдаты.
Я предложил:
- Вашу бригаду, наверное, уже подняли. Думаю, беглецы пойдут в Ташкент, где у них кто-то есть; в автобус не сядут, пойдут вдоль Чирчика (реки) виноградниками; пойдут пешком, потому как народ тренированный. На их пути химики, полк ПВО и мой полк. Химиков они уже прошли. Но стоит поднять по тревоге все эти части и начать охоту на беглецов с прочёсывания местности; на дорогах выставить патрули. Связаться с комендатурами Ташкента, Кибрая и Чирчика.
Однако подполковник знал размещение частей вокруг города Чирчик лучше меня:
- Есть ещё танковое училище в Чирчике и охрана стрелкового полигона в Кибрае. Поднимем всех, а ты прикинь, кому какой район прочёсывать. В комендатуры, комитетчикам и милицию я позвоню сам по каналам особого отдела. На всё про всё десять минут!

В октябре 1978 года дежурство на ЗКП было спокойным, и я просмотрел обе книги, к некоторым местам возвращаясь по нескольку раз. На полках у Дурдыева я книг Штеменко не видел. Казалось бы, это давало мне шанс. И только дойдя до места, где Штеменко пишет о любви Сталина к русской игре в городки, я понял, что и этого шанса у меня нет: начальник заставы Толя Иванов, когда мы с ним обсуждали этого туркмена-танкиста, обмолвился, что тот обучал туркменских мальчишек игре в городки. Конечно, работая инструктором вождения в танковом училище в Ульяновске, Дурдыев мог приобщиться к этой игре. Но не настолько, чтобы обучать туркменских мальчиков чуждой для них забаве! Сталин был кумиром для Чары, и всё, что любил Отец Всех Народов, любил и Чары; о любви Сталина к городкам Дурдыев, конечно же, вычленил из книги Сергея Матвеевича Штеменко. Значит, и Штеменко он тоже перечитал.

К сожалению, моё дополнительное самообразование оказалось напрасным: когда мы прибыли в район Кзыл-Атрека в ноябре 1978  года, Чары уже не было в живых… я чувствовал себя как тот мальчик, которого родители заставили умыться, а гости не пришли…

Мой сорок третий день рождения отмечался действительно в «узком кругу» – в купе поезда, только-только отчалившего от перрона ташкентского вокзала. Это был своеобразный «подарок» от писателя Михаила Шевердина, из-за причуд которого задержался наш отъезд… хотя отмечать день рождения лучше в купе поезда, чем на иранской границе, где мы соблюдали «сухой закон».
Пока солдаты перетаскивали в купе десять моих алюминиевых чемоданов с секретной аппаратурой и ящик с пистолетами и бумагами, я спохватился, что не взял водки. Сергей Томабаев, только сейчас узнавший, что у меня сегодня день рождения, взял организацию отметин на себя, резонно заметив:
- Мы все с прощальных обедов, сытые до икотки. Давай сорганизуемся ближе к вечеру.
"Сидор" в дорогу заботливые жены расстарались почти всем. А вот приобрести дыню-торпеду и арбуз если бы мы и забыли, то нам напомнили горки этих чудес природы на привокзальной площади и запахи: над горячими платформами перронов плыл аромат спелых узбекских дынь, а в вагонах народ утолял жажду арбузами. Не остался в стороне и наш постоянный «начпрод» Муминов. На первой же остановке он ввалился в купе с виноградом и ворохом горячих, запечённых с тмином, лепёшек – накупил прямо на перроне. Словом, на застолье жаловаться не пришлось.

Командир той воинской части у кишлака Изгант вблизи Ашхабада, где приютилась «точка» – отдельная пеленгаторная рота, и где обычно стояли на колодках машины наших узлов радиоперехвата, выслушал мою просьбу и, не спрашивая что и для чего, вызвал своего зампотеха и распорядился выдать всё, что мне надо. Я попросил напрокат штук пять диктофонов с запасными бобинами магнитной ленты, немецкий рулонный телетайп Т-51, рулоны бумаги и красящую ленту к нему, несколько рулонов электрохимической бумаги (ЭХБ), набор радиодеталей.
Такая сговорчивость сначала тронула, но потом я догадался, – наш «куратор» подполковник П-евский успел «надавить».
ЭХБ была мне нужна не по прямому назначению записывать сигналы, а для отпугивания комаров. Сухая ЭХБ, если поднести зажжённую спичку, не горит, а тлеет; тлеющая полоска, шурша и светясь мелкими искрами, ползёт по бумаге, как змейка эфа, которая перемещается по песку боком; при этом дым вызывает у человека сухой кашель, а комары пулями уносятся прочь.
Я раздавал клочки ЭХБ всей своей группе для походов в туалет.… Иногда, открыв окна, зажигал такой клочок в комнате: несколько минут – и ни одного комара.
В ноябре, как было и в марте, от туркменских комаров спасу нет: пограничники спят под марлями, задыхаясь; над солончаками «туман» из комарья вдвое снижает видимость; даже с клочком ЭХБ при походе в туалет надо уложиться в несколько минут, иначе… ну, читатель может и сам может представить себе последствия (на заставе туалеты во дворе, те самые, что американцы называют «русскими», а русские – «американскими»).
Весной листок ЭХБ Комионко подарил одному туркмену из кишлака Гудри-Олум, после чего мы наблюдали такую картину: тлел холмик навоза, в который тот туркмен подмешал кусочки ЭХБ; дымок стелился вдоль земли, а под его струйкой лежали друг за дружкой  верблюдица и верблюжонок; оба животных кашляли, как люди, но продолжали лежать. Когда я об этом наблюдении рассказал в комнате нашего жилья на заставе, Дед пояснил:
- У верблюда кожа тонкая, как у человека, и он очень страдает от укусов комаров; по этой причине в пору, когда комаров особенно много, верблюды уходят в пески, в барханы.
Не по прямому назначению мне были нужны и радиодетали: я уже сталкивался с тем, что туркмены близлежащих кишлаков, узнав, что появились «связисты», стали обращаться с просьбой о ремонте бытовой радиотехники; приёмники, магнитофоны, радиолы, а то и телевизоры были в каждом доме, даже в юртах; до ближайшей радиомастерской тысяча километров, мелкая неисправность – и аппарат просто надо выбрасывать; я мог бы помочь, время позволяло, ведь три дня выходных в вооружённых силах Ирана (исламская пятница и американские суббота-воскресенье) армейские радиосети молчали, давая и нам свободное время, но отсутствие радиодеталей не позволяло.

При отборе солдат в группу я столкнулся с обстоятельством, которое должен был предвидеть, но упустил: все операторы, подготовленные нами во время весенней и летней экспедиций, оказались уволенными в запас.
Вплоть до моего ухода на пенсию, в последующие четыре года, я этот фактор учитывал, и преемственность таких специалистов позволяла группе работать более эффективно. Хуже обстояло дело с подбором офицеров, так как с началом афганской кампании увеличилась ротация переводчиков и направленцев, работавших с материалами на фарси.

Ноябрьская экспедиция 1978 года  существенно отличалась от предыдущих тем, что теперь у нас было боевое задание, и хотя оно казалось расплывчатым, вернуться «с пустыми руками» означало не выполнить приказ. Серьёзность такой ситуации ещё предстояло довести до сознания офицеров маневренной группы.


Продолжение: http://proza.ru/2013/08/31/21