Ксения Куприна в моей жизни. Часть 2

Здесь погибнет ее уникальный талант актрисы европейского класса, звезды французского кино и театра. В Московском театре им. Пушкина, который по уровню своему был явно не европейским, ей не дадут сыграть ни одной мало-мальски стоящей роли. Ее начнут использовать как статистку. Ксения будет возмущаться, недоумевать, бороться, переживать. Все напрасно. Она наткнется на глухую стену. Главным режиссером театра в те годы был Б.И. Равенских. Человек не без способностей, но очень темный, некультурный. Он русскую классику-то знал «через пень колоду». Куприна не читал. Слышал только про «Гранатовый браслет» да «Поединок», да и то потому, что в кино показывали. А уж про французские театры и французское кино ему вообще невдомек было. Ко всему прочему, Б.И. Равенских работал в строгом соответствии с установками на социалистический реализм. Ставил всевозможные политические агитки типа «Драматической песни», увлекался массовкой и световыми эффектами. То, что он пичкал зрителя развесистой клюквой, его не волновало. Он работал для власть предержащих и ждал оттуда наград и званий. И получал в изобилии. Пользовался большой симпатией и покровительством министра культуры   Е. А. Фурцевой. И, конечно же, в его планы не входила какая-то французская артистка. Даже если она дочь Куприна. Не Хрущева же дочь! Или еще какого-нибудь члена правительства! Скажем… Брежнева! Да и личных отношений нет. Кто она ему? «Великому» режиссеру Б.И. Равенских! Никто. Даже не любовница. Тут бы дело было серьезней и понятней.

Всей этой советской помойки Ксения пока еще не знала и не могла знать. Она была пришлая. Не знала Ксения ничего и о мертвых театрах соцреализма. И о советских холуях во всех сферах общества. Ей бы перечитать Сухово-Кобылина и Салтыкова-Щедрина. Тогда бы понятно стало, что старой России с ее бюрократической машиной далеко до советской казуистики. Поэтому Ксения Александровна решилась обратиться к Фурцевой, поговорить с ней о своей актерской судьбе, предложить новые реформы в театрах. Во Франции можно попасть к министру культуры. Но то во Франции! Фурцева в этот момент болезненно переживала смещение Хрущева и свое неизбрание членом Политбюро. Хрустальной ее мечте, похоже, не суждено свершиться. Она рвала и метала. Екатерина Алексеевна Фурцева была женщина своеобразная. Два свойства характера довлели над ней всю жизнь. Властолюбие и истеричность. На министра культуры она, конечно, не тянула. Культура вообще ее мало интересовала. Последнее время она серьезно занималась проблемой собственных портных и массажисток, и вдруг какая-то дочка, какого-то давно умершего Куприна, «нахально» просится к ней на прием. Фурцева вызвала своего заместителя, выругала его на всякий случай и приказала: «Пусть ее примет начальник управления. Ну, в крайности Вы, зам. министра. Что, ей мало?» Но Ксении было мало. Тогда разгневанная Фурцева отказалась вообще ее принимать когда-либо. Так и не состоялась «историческая встреча».

Ксения Александровна тяжело переживала свое положение в театре. Кроме морального унижения прибавлялось еще и материальное. Ста рублей — зарплаты в театре не хватало на жизнь, в 1961 году вместе с денежной реформой Хрущев временно повысил цены на основные продукты питания. Понятие «временное» превратилось в постоянное. Преемники Хрущева действовали гораздо наглее и безответственнее. Они повышали цены не на 30 — 40%, а на 200 — 300%. Началась брежневская вакханалия, которую сегодня называют застоем. А тогда почти все поголовно славословили нового вождя. Когда-то Лермонтов писал о России: «Страна рабов, страна господ!» Сколько раз в истории ея сие повторялось?!

Начались новые хлопоты. Речь шла о пенсии за отца. Ждать пришлось долго. Наконец, какой-то чиновник сообщил о решении выплачивать ей пожизненно 100 рублей за отца. Величайшая милость воровского правительства Брежнева прозвучала как пощечина. Смысл этой пощечины заключался в том, что если взять и подсчитать все беспошлинные доходы государства за издания и переиздания А. Куприна в СССР, плюс фильмы, спектакли, детские книги и т. д., то полагающихся наследникам процентов с лихвой хватило бы Ксении Александровне Куприной на всю оставшуюся жизнь. И не пришлось бы с протянутой рукой просить правительство то, что ей полагалось по закону. Может, Ксения не понимала этого? Понимала. Но она видела и чувствовала всю гнусность и опасность тоталитарной полицейской системы. И она боялась ее. Впервые стала задумываться о правильности своего поступка — возвращения. Она была так же одинока и никому не нужна. Даже хуже, чем в Париже… Там друзья… тут знакомые.
Володина встреча с Ксенией Куприной произошла в декабре 1965 г. Декабрь выдался снежный и морозный. В ее маленькой квартирке было тепло и уютно. Горела большая настольная лампа. На стенах висели картины. Вот набережная Сены. Портрет Ксении. Ей двадцать лет. Удивительно красивая девушка. Глаза живые… Взгляд умный. Тонкие, хотя и крупные черты лица. На маленьком сундучке-кофре сидел рыжий персидский красавец кот, пушистый и царственно спокойный. Его звали Пус, он знал, что он любимец. Две изящные рыжие кошечки той же масти ушли на кухню: мать и дочь. Похоже, Ксения Александровна унаследовала любовь отца к животным.

Они долго говорили в этот вечер. Ксения рассказывала об отце, о матери, о себе, о Париже, идея Володи снять художественный фильм о А.И. Куприне ее обрадовала, она оживилась. Володя предложил ей играть в фильме саму себя и стать соавтором. Эта встреча явилась началом их дружбы. А фильм вышел спустя несколько лет.
А пока начавшаяся между ними дружба радовала. Она продолжалась до самой смерти Ксении Александровны. Володя почувствовал колоссальную потерю, когда ее не стало. Потерю друга, прекрасного доброго человека. И выдающейся личности. Так и непонятой и неоцененной в России.

Огромное влияние оказала на Володю Ксения Александровна, на его духовное развитие. Собственные Володины мысли и идеи, понятие добра и милосердия укрепляла она и помогала осмыслить их. Она была щедра душой, и рядом с ней человек чувствовал себя уверенней и спокойней. Она всегда помогала людям. Но делала это деликатно, чтобы не обидеть, не унизить человеческое достоинство. Хотя разве добро унижает человека?!

Да, бывают в жизни утраты невозвратимые, невосполнимые! О них помнишь всю жизнь!
А тем временем наступил 1966 год, месяц май. Володя с Ксенией Александровной начали серьезно работать над сценарием. Центральное телевидение утвердило тему. Они подписали контракт. И пошло самое трудное – изучение архивов в спецхране Ленинки, и в ЦГАЛИ, и дома у Ксении. Володя все больше узнавал Куприна, его судьбу, его неизвестные работы в газетах в эмиграции. Он прочитал никогда не издаваемый у нас «Купол святого Исаакия Долматского» — роман времени. Его письма удивляли тонким юмором и великолепным языком, живым, свежим, образным. Письма к близким друзьям, к жене, дочери… Известным людям. В результате Володе вдруг стало казаться, что он познакомился лично с Александром Ивановичем Куприным и беседовал с ним. Работа продвигалась. Появились первые интервью и статьи о будущем фильме в Париже. Русская Франция с интересом следила за успехами. В этот майский теплый день они с Ксенией Александровной поехали на пароходе по Москве-реке. И она рассказала Володе, как тяжело было быть эмигрантом в двадцатые-тридцатые годы, если ты не берешь французского подданства. И еще много об отце, о Париже, о Бунине, о Мережковском. Пароход все больше удалялся от Москвы, а они словно совершали путешествие в ее прошлое…

Read more: