со вздохом на устах Клинок

               


                Воронин К.

                Вторая книга трилогии "Камень,Клинок,Кулон".


                "… со вздохом на устах…"(Клинок)




                Часть первая

                Бледнолицый брат мой.

   Написано по просьбе Подлесного 
   Владимира  Алексеевича, рьяного поклонника вестернов.
                                                

     Наш новый начальник штаба сильно отличался от предыдущего, старого служаки, ушедшего наконец-то на пенсию. Это был молодой офицер, только что закончивший академию. До академии он служил полевым командиром, дело наше знал не только по бумажкам. Отношения у нас сложились неплохие. Поэтому, в кабинет к нему я вошел спокойно. Козырнул, доложил о прибытии. После того, как мы обменялись рукопожатием, сел на стул и закурил. Сам Петер Лемке курил нещадно. Пепельница вечно полна окурков. Вот и сейчас он достал из полупустой пачки очередную сигарету, прикурил, выпустил струю дыма к потолку, где дым мгновенно засосало в мощную вентиляцию.
     – Иванов, из твоего личного дела установлено, что ты умеешь ездить на лошади, хорошо владеешь холодным оружием, неплохо умеешь стрелять из лука. Соответствует истине?
– Раз написано в личном деле, значит, соответствует.
– В силу наличия вышеперечисленных навыков ты признан годным к выполнению специального задания командования. Дополнительными факторами, повлиявшими на выбор, являются высокий уровень стрелковой подготовки и мастерское владение приемами рукопашного боя.
– Петер, а нельзя ли без канцелярского языка?
– Просто перечислил все требования к кандидату, приведенные в официальной бумаге. Именно так и запросили: чтобы умел ездить верхом, стрелял из лука и любой огнестрелки, владел рукопашкой и холодным оружием.
После своего последнего отпуска я увлекся фехтованием на мечах, а заодно освоил за полгода и топоры, и копья, и прочее холодное оружие (шпаги, сабли, боевые молоты, кинжалы). Служивший в моем батальоне кореец Чанг научил меня метать ножи и суррикены, работать с нунчаками и цепями. И уж "до кучи" обучил меня стрельбе из лука. Короче говоря, прошел я курс обучения средневекового воина.
     – А суть задания? – спросил у Лемке, не надеясь получить четкий ответ. Если запрос пришел сверху, то там и задачу ставить будут. И точно, подполковник пожал плечами:
– Там скажут. Даже не знаю, где – "там". Запрос пришел из штаб-квартиры. Велено перебросить вас на Луну. Больше ничего не знаю.
– Вас?
     –  Вас троих. Все обладаете полным набором требуемых качеств. Всего трое, из всей бригады.
     Перспектива идти на неизвестное, но, вряд ли, простое задание, неизвестно с кем, меня не радовала. В бригаде я знал многих, но не всех. А умение скакать на лошади, ничего не говорит о личных качествах.
Но Петер меня успокоил. Точнее, даже обрадовал:
– Остальные двое из твоего батальона. Чанг Сен и Джордж Поллак.
– Ну, с этими-то я могу и в огонь, и в воду.
– Вот и отлично. Час вам на сборы. Форма полевая, без снаряжения, оружие личное. Полетите на патрульном катере. Домчат в момент. На Луне вас встретят. Командование батальоном передай Адамсу. Желаю удачи.
– Удачи всем нам,– ответил я стандартной фразой, отдал честь и вышел из кабинета.

Патрульный катер – это не транспорт и даже не фрегат. Приткнувшись на полу в ходовой рубке, мы подремали пару часов, пока катер шел от базы к Луне. Будучи людьми опытными, не строили предположений о грядущем задании, не излагали друг другу гипотезы. Куда пошлют – туда пошлют.
     Когда выпрыгнули из люка катера на бетон космодрома, к нам тут же подъехал джип. За рулем сидел человек в военной форме, но без знаков различия.
     – Майор Иванов, сержанты Сен и Поллак?
– Так точно.
– Извините, господа офицеры, произошла небольшая накладка. Еще не все готово для выполнения задания. У вас есть восемь часов свободного времени. Можете провести их здесь, в Луна-сити, тогда я вас отвезу в гостиницу. Если желаете, можете успеть слетать на Землю. Спиртное, пожалуйста, по минимуму, не более 150-200 граммов виски. Какое примете решение?
Чанг решил поехать в гостиницу.
– Я, пожалуй, слетаю к отцу с матерью на ранчо,– задумчиво сказал Лимонадный Джо.
– Ну, и я махну в Новгород, в Россию.
– Хорошо,– ответил посланец,– через семь часов тридцать минут я буду ждать вас здесь, на космодроме, у выхода с летного поля. На Землю вам улетать с 4-го сектора. На ваше везение, сейчас пойдут рейсы и в Штаты, и в Россию. Садитесь, подброшу, так быстрее, чем пешком.

     От Санкт-Петербурга автобус за час домчал меня до Новгорода. Такси за четверть часа – до дома Петровых. Учитывая обратную дорогу, в моем распоряжении было три часа.
Дорожка к дому, выложенная плиткой, с аккуратным бордюром, была уже чиста от снега – на дворе был март месяц. Но во дворе, да и на улице, снег еще лежал. В дверь звонить я не стал. Она была не закрыта. Войдя в дом, тихонько постучал по косяку.
– Венчик, можешь стучать громче, наша принцесса уже проснулась,– донесся Ольгин голос из-за закрытых дверей комнаты, которую Петровы назначили детской.
– Я и не стучу,– Веня выглянул из кухни. – О! Мать-королева, посмотри-ка кто к нам заявился!
– Николаич, проходи, посмотри, как мы растем,– отозвалась Ольга.
Я прижал палец к губам, подавая Вене знак молчать. Пожав ему руку, обнявшись и похлопав по спине, снял берцы и прошел в детскую. Ольга, увидев меня, радостно ахнула: – Ой, Сережка! – подскочила с маленького детского стульчика, на котором сидела возле надувного манежа. Расцеловавшись со мной, отступила на шаг в сторону и гордо изрекла:
– Вот, можешь полюбоваться.
В манеже, обложенное подушками, сидело маленькое чудо, с рыжими, по-младенчески пушистыми волосенками. Бойко трясла погремушкой, крепко зажатой в пухлой ручонке. Поглядывала на нас как-то лукаво. Как и все младенцы, за редким исключением, была ангелоподобна. Но даже в детских чертах лица было что-то необычайно знакомое.
Я подошел к манежу, оглянулся на Веню с Ольгой.
– На руки-то можно взять?
– Ой, это вряд ли,– вздохнула Оля,– на руки только ко мне, да иногда, если в очень хорошем настроении, то к Вене. Тут Венины родители у нас гостили месяц назад. Так, только попробуют взять на руки, сразу в крик. Ничего сделать не могли. Расстроились наши бабушка с дедушкой. Николаич пытался, Вовка, Оксана – жена Вовкина. Ни к кому не идет.
     Девочка отшвырнула в сторону погремушку и потянула ручки ко мне. Я, без всяких усилий, поднял почти невесомое тельце, одетое в ярко-желтую распашонку и розовые ползунки. На меня серьезно посмотрели два темно-зеленых глаза, даже на пухлощеком личике выделявшиеся своей величиной. Затем розовые губки растянулись в улыбку, открывая беззубый ротик. И крошечная мягкая ладошка легонько шлепнула меня по щеке. Бережно держа малышку, я повернулся к онемевшим от удивления Петровым:
     – Вы чего, родители, на дочу клевещете? Как назвали-то?
     – Викторией. Ты же не велел ни Валей, ни Катей. Вот и дали имя по месту своего знакомства,– ответил Веня, – ну, потрясающе. К деду с бабкой не пошла, а тут…
     – Понимает ведь, кто кроме родителей способствовал ее появлению на свет,– радостно сказала Ольга,– ладно, давайте я ее покормлю, а вы на стол накрывайте в кухне.
     Пока Веня доставал из холодильника огурцы, мясо, бутылку с водкой, я выложил то, что купил на скорую руку в Новгороде, в магазине возле автовокзала. Общими усилиями накрыли стол. В кухню вошла Ольга с Викой на руках, и ребенок сразу же потянулся ко мне, улыбаясь и радостно лопоча.
     – К отцу родному так не тянется,– ревниво заметил Веня.
     Сел я возле стола, посадив девочку к себе на колени. Она тотчас же схватилась ручонкой за кобуру, висевшую у меня на поясе. Вытащив пистолет, положил перед собой на стол. Похлопав ладошкой по рукоятке, Виктория Вениаминовна засмеялась и повернула ко мне сияющее от восторга личико. И вновь мне почудилось что-то знакомое в ее облике.
     Веня налил в две рюмки водку.
     – Давай мне Викуньку, чтобы есть не мешала,– Ольга хотела взять дочь у меня, но та запищала недовольно, вцепившись в мой рукав.
     – Вот это номер,– хохотнул Веня,– уже и мать побоку.
     – Не трогайте ее, она мне не мешает,– вступился я за малышку. И она продолжила, лопоча, хлопать ладошкой по пистолету.
     Первую выпили за встречу. Вторую, не чокаясь, за тех, кого нет с нами – стандартный тост десанта за погибших. Хотел отказаться от третьей, но Веня напомнил поговорку про троицу. Прикинув объем рюмки, решил, что в сумме будет около 200 грамм, разрешенная норма.
     – А, ладно. Давай за малышку. Чтобы росла здоровая, красивая, умная.
     Выпили, плотно поели – Ольга успела разогреть суп. Вика, привалившись ко мне, задремала. Я подложил левую руку ей под спинку, она на нее откинулась и тихонько засопела. Мы перешли на шепот.
     Правой рукой я выудил из внутреннего кармана кредитную карточку и протянул Вене. Карточка была завернута в бумажку, на которой был написан пин-код.
     – Все свои деньги я раскидал на три счета. На одном лежат два миллиона, это мой НЗ. На втором – семьсот тысяч – это текущий счет. А вот на этой карте – шесть миллионов. Так, Веня, не делай страшные глаза, я тебя не боюсь. Деньги не вам, а вот этой крохе. С наследства надо платить налог, если что, с двух семисот и заплатите. А шесть – без налога. Сегодня вечером я буду черт знает где. Вернусь ли, нет ли – не знаю. Поэтому решил сделать так. Я же к вам всего на пару часов. Вскоре и обратно. На кладбище схожу, и в Новгород. Дальше – на Луну, дальше – не знаю. Куда-то…
     Посидели еще с полчаса. Веня сходил за фотокамерой, сфотографировал меня с дочерью на руках. Я осторожно встал, держа спящую Вику. Поцеловал в тугую белоснежную щечку. Девочка во сне зачмокала губами, вызвав улыбки стоящих рядом. Передал малышку Оле, чмокнув и ее в щеку. И Оля унесла ребенка в кроватку.
     – Тебе может куртку мою дать? Чего это ты в одном мундирчике? – спросил Веня.
     – На Базе, сам знаешь, вечное лето. Луна-сити под куполами, тоже не холодно. А здесь, из автобуса – в такси. Из такси – в дом. Мала мне твоя куртка будет. Не околею. Тем более, что водочки хлебнул.
     – Я там все сделал, как ты велел. Памятник, чтобы усадки не было, поставили на специальный фундамент. А фото привезли из Англии. Гамильтоны в сентябре приезжали.
     – Спасибо, Веня. За все спасибо. Я пошел. Удачи всем нам.
    
     Дорога к кладбищу была расчищена. Новая кованая ограда аккуратно выкрашена кузбаслаком. Могила у самого входа на кладбище, поэтому я увидел ее, еще подходя к воротам. Огромный темно-серый гранитный камень был с одной стороны отполирован. Золотыми буквами нанесено: "Иванова Екатерина". Под золотыми – серебром написано: "Она любила жизнь".  А над надписями – большая Катина фотография под стеклом. Кто и где ее сфотографировал – не знаю. Но в последнюю неделю ее жизни, так как на фото у нее была короткая мальчишеская стрижка. И улыбка. Та самая, про которую Эстер сказала: "До того, как тебя встретила, она так счастливо улыбаться не умела".
     Сдернув с головы пилотку, постоял минуту у могилы. Даже мысленно ничего не произнес. Промолчал. Повернулся и медленно пошел к выходу. Выжжено все внутри. И уже отболело.
     За оградой я одел пилотку и перешел на быстрый, твердый шаг. Такси, автобус, космоплан. За полчаса до назначенного времени был на космодроме Луна-сити.

     Задание давал штатский. Надо было нам троим влезть в кабину хронопорта, очутиться чёрте-где и спасти молодого талантливого ученого. Который по дурости своей(парадокс: талантливый ученый, но совершает глупости) влез в только что изготовленный хронопорт и отправился… Куда? А не знает никто. Настройки аппаратуры остались нетронутыми и нас могли послать в то же самое место. Мы отправимся туда в капсуле, рассчитанной на четверых человек. Найдя ученого(хорошо, если живого) надо затащить его в капсулу, нажать кнопку и нас "выдернут" обратно. Одно "но": в капсуле, изготовленной из пластика, не должно быть ничего металлического, иначе переход не удастся. Поэтому и отбирали десантников у которых нет ни металлических пломб и коронок во рту, ни пуль и осколков в теле, никакого металла. Вооружат нас углепластиковыми луками с пластмассовыми стрелами, ножами из особо твердой пластмассы. Они уступают, конечно, стальным ножам, но хоть какое-никакое оружие. Нас переодели в спортивные костюмы, выдали кожаные пояса с пластмассовыми пряжками. Пластиковые ножны, пластиковые колчаны для стрел. При чем езда верхом? А при том, что куда попадем – неизвестно, а до 20-го века главным транспортом были лошади.
     Получив все необходимые инструкции, взяв все снаряжение, вошли в пластмассовую кабину и закрыли за собой дверь.
     Ощущения при хронопортации не самые приятные. Чтобы понять – надо испытать самому. Но длится это всего несколько секунд. Открыли засов, запиравший дверь капсулы. Я выскочил наружу с луком наизготовку – стрела лежала на тетиве. И отпрыгнул сразу же в сторону. Во-первых, открывая выход остальным. Во-вторых, уходя с линии атаки гипотетического противника.
     Но вокруг не было ни души. Под ногами лежала обычная трава. Шумел лес. Нам не просто повезло с местом высадки – нам дьявольски повезло. Светило солнце, пели птицы. Рай, да и только. Именно в этот рай вчера поутру и отправился этот чертов ученый. Ну, что, аукать его по лесу будем?
     Отправил Чанга на разведку. Он вернулся через десять минут. Опушка леса совсем недалеко. Дальше начинается степь. На горизонте виднеются горы. На опушке леса видны следы множества копыт. Сам лес, в котором мы находимся, не так уж и велик, скорее роща, а не лес.
     Теперь в другую сторону пошел Лимонадный Джо. Его задачей было: обойти лесок вокруг капсулы, поискать какие-либо следы. И  следы нашлись. На поляне, справа от капсулы были остатки потухшего костра. Затем Джо ушел влево, а я и Чанг, повалив капсулу набок, стали забрасывать ее ветками и травой. Цвета капсула была защитного, маскировать было легко. Джо появился, когда мы закончили свою работу. На плечах он нес подстреленного олененка. К старому кострищу натащили сухих веток. Чанг при помощи спичек(в каком-то музее их откопали и выдали нам по коробку) разжег костер, пока Лимонадный Джо ловко свежевал убитое животное пластиковым ножом.
     Вскоре на прутьях над огнем, шкворча, жарилось свежее мясо. По паре кусков решили взять с собой про запас и подкрепиться перед дальней дорогой. Плитки концентрата, выданные в Луна-сити, еще пригодятся.
     – А кто это позволил вам, парни, охотиться в наших угодьях? – вопрос был задан на английском языке, впрочем, с американским акцентом. Что ж, это был мой командирский промах. Как ни мало людей, а один должен был стоять в охранении. Теперь нас держал под прицелом вышедший на поляну мужчина в высоких сапогах и стетсоне, сдвинутом на затылок. В руках у него был карабин, а на поясе, в открытой кобуре, висел револьвер.
     С другого края поляны шевельнулись кусты. Там явно кто-то прятался. Я покосился на свою команду. Вроде бы, к  делу готовы.
     – Кажется, вам, парни, жить надоело? – Продолжил спрашивать мужчина. У него был холодный расчетливый взгляд убийцы. Вот только умом он не блистал. Хочешь убить – убивай. Не хочешь – не надо с оружием баловаться. Я дотронулся пальцем до кончика носа. Это был сигнал. Сидевший на корточках спиной к подошедшему мужчине, Лимонадный Джо распрямился, как сжатая до предела пружина. При этом повернулся на девяносто градусов и нога его с хряском впечаталась в грудь незнакомца. И в это же самое мгновение Чанг метнул в кусты два ножа одновременно, обеими руками. В лесу продолжала царить тишина, пели птицы.
     Чанг вытащил из кустов труп, вынул из кобуры длинностволый револьвер, снял с пояса патронташ, поднял карабин и стетсон, свалившийся с головы убитого. Джо проделал точно такие же операции со своей жертвой.
     В итоге мы приобрели два винчестера, "Кольт", "Смит и Вессон" полсотни патронов, пару неплохих стальных ножей.
     – На сапогах у них шпоры,– задумчиво сказал Джо и нырнул в чащу леса. Через пять минут вернулся, ведя на поводу двух лошадей.
     – Чтоб я сдох, командир, но это – Штаты,– взволнованно промолвил обычно невозмутимый Джо,– и мы с вами на Диком Западе. Чанг, томагавки кидать умеешь? Йоху-у-у! Сбылась мечта идиота! Бизонов увижу!

     Покойников мы оттащили в кусты, как можно дальше от места,где была спрятана капсула. Через четверть часа я и Джо вышли на опушку леса и там сели на лошадей. Чанга пришлось оставить сторожить капсулу. Не дай бог, кто-нибудь на нее наткнется, залезет вовнутрь и нечаянно или из любопытства нажмет кнопку. Останемся мы тогда тут, в 19-м веке до скончания дней своих.
     И все-таки хорошо, что не занесло этого ученого куда-нибудь в Древний Египет. А здесь и языкового барьера нет, и с кольтами мы обращаться обучены, местным ганфайтерам можем конкуренцию составить.
     Нашли мы место, где подъехали к лесу наши жмурики. И направились по их следам, справедливо рассчитывая, что они должны куда-то вывести. Не ошиблись. Вскоре вдали показалась река, а за ней находился городишко, состоящий из деревянных домов. Словно сошедший с экрана вестерна. Продолжая ехать по следам, подъехали к броду, переправились через реку и очутились на одной из двух улиц городка. В конце улицы виднелась коновязь, где стояло десятка полтора лошадей. Но, еще не доезжая до этого места, увидели невзрачное зданьице, на котором "красовалась" пыльная и грязная вывеска с надписью "Hotel".
     Спешившись и привязав лошадей к перилам крыльца, мы вошли в полутемное помещение. Сидевший за конторкой лысоватый человек, опустил очки со лба на переносицу.
     – Чем могу быть полезен, джентельмены?
     – Нам нужен номер. На двоих. На один день.
     – С вас один доллар,– и придвинул к себе толстую конторскую книгу,– назовите себя, господа.
     Сделав Джо знак молчать, я ответил:
     – Иванов и Петров.
     – Какие странные фамилии…
     – Мы русские, из России.
     – О, это те, что послали нам на помощь свой флот во время войны за независимость?
     – Они самые.
     – Прошу, ваш ключ от номера. Он на втором этаже.
     Отдав портье или хозяину гостиницы серебряный доллар, который мы без зазрения совести вынули из кармана покойника, по скрипучей лестнице поднялись наверх. На ключе была бирка с цифрой семь, и среди десятка дверей без труда отыскался седьмой номер. Внутри стояли две железных кровати, застеленные одеялами, деревянный стол и два стула. На столе стояла пара стаканов из толстого стекла.
     – Так, надо производить опрос местного населения. Лучшего места, чем салун, не найдешь. Сколько у нас денег, Джо?
     Подсчитали всю наличность. Шесть долларов и восемьдесят пять центов. Не так уж и мало, учитывая , что доллар, во времена данные, ценится очень высоко. Карабины попрятали под кровати. Джо подошел к окну, выглянул на улицу и флегматично сказал:
     – Шериф топает. К гостинице. Чтоб мне пусто было, если не по нашу душу. Лошадей-то у гостиницы видно.
     Мы сняли пояса с револьверами и патронташи. Остались в спортивных костюмах и кроссовках. И вскоре в дверь нашего номера громко и решительно постучали.
     Шериф был мужчиной крупным, с загорелым медальным лицом и огромной металлической звездой на груди. Звезда была начищена до блеска.
     – Здорово, парни. Пибоди сказал мне, что вы русские. Это так?
     – Да, шериф.
     – Что ж, это проверить легко. Давайте-ка дойдем до аптеки. Аптекарь у нас русский, он и поможет разобраться, русские вы или нет.
     – Хорошо, сэр,– с готовностью отозвался я,– только пусть мой товарищ здесь останется. У него больная нога и с ним мы будем до вашей аптеки полдня ковылять.
     – Ладно,– махнул рукой шериф,– пойдем.
     Джо остался в номере, а мы с шерифом, выйдя из гостиницы, прошли по улице мимо двух домов и вошли в аптеку. От других строений ее отличала небольшая витрина, где были выставлены муляжи аптекарских товаров. Когда открыли дверь, в глубине дома звякнул колокольчик и тотчас у прилавка появился аптекарь в сюртуке и в пенсне.
     – Здравствуйте, шериф. Чем могу служить?
     – Дело вот в чем, Соломон, ты ведь русский?
     – Я не русский, но я жил в России,– ответил Соломон, чьи пейсы говорили о его национальности.
     – Тогда, здравствуйте, многоуважаемый,– сказал я ему по-русски. – Торгуете, значит, порошочками и клистирными трубками? Ну, и как торговля?
     – Благодарю вас. Неплохо. Много лучше, чем в Житомире,– отозвался еврей на русском языке.
     – Что скажешь, Соломон, этот парень – русский?
     – Очень может быть. Разговаривает по-русски без акцента.
     Шериф смерил меня взглядом с головы до ног.
     – Одет ты как-то странно.
     – Мы в Америку через Китай добирались. Это китайская одежда.
     – Что скажешь, Соломон? Ты у нас здесь самый умный.
     Слово "умный" было произнесено не без издевки. И это Соломона, похоже, задело. Что сработало на меня, в итоге. Аптекарь важно подтвердил:
     – Да, видел я в Бостоне китайцев. Так же одеваются.
     – Тогда спасибо, Соломон. Это всё, что мне требовалось.
     Выйдя на улицу, шериф спросил:
     – А за каким бесом в наши края?
    Это была чудная возможность получить информацию. Если кто хоть что-то знает в этом городке, то это – шериф.
     – Да ищем своего соотечественника. Папаша его помер и оставил крупное наследство. А сынок недавно в Америку подался. На днях тут никто у вас не появлялся,– и добавил почтительно,– сэр?
     – Нет, давненько у нас новеньких в городе не было,– задумчиво сказал шериф,– уже с месяц, наверное.
     – А просто через ваш город (чуть не сказал – городишко) не мог проехать?
     – Первый дом от реки – мой. Вас вот я сразу увидел. А с другого конца города – салун. Его тоже не минуешь. Я в салун несколько раз за день захожу, мне бы сказали, если бы кто неизвестный появился. Или даже мимо проехал.
     – Спасибо за сведения, сэр. Придется нам продолжать поиски.
     – Удачи,– кивнул шериф,– а лошадка-то у тебя – точь в точь, как гнедая Питера Терлейка. Если бы я не знал, что они с Уилкоксом подались в горы за индейским золотом, то подумал бы, что ты у него лошадь украл.
     – Ну, мало ли лошадей похожих?..
     – Так-то оно так…– протянул шериф,– ладно, ступай. Пойду, в салун загляну…
    
     Вернувшись в гостиницу, посоветовался с Джо, и мы решили поехать к горам. Может быть, там что-то обнаружим.
     Хозяину гостиницы объяснили, что к вечеру, может, и вернемся. Тот пожал плечами, мол, за номер заплачено, поступайте, как хотите. Отвязав лошадей, запрыгнули в седла. Когда проезжали мимо дома шерифа, тот вышел на крыльцо и посмотрел нам вслед. Казалось, он жалеет о том, что оба его "писмейкера", висевшие на поясе, остались невостребованными.
     У реки дали лошадям немного напиться. Направились в сторону гор, оставляя рощу, где сидел Чанг, справа. Заезжать туда смысла не было, нельзя терять время понапрасну.
     Когда до гор оставалось около километра, слева от нас из-за небольшой группы деревьев, возвышавшихся посреди травы, выскочили два всадника. Они мчались во весь опор. Вослед из-за деревьев показался большой отряд верховых. Над ними то и дело взлетали дымки – порох еще не был совсем бездымным.
     Когда погоня приблизилась к нам, мы смогли увидеть, что это два индейца пытаются ускакать от кавалеристов в синих мундирах. Индейцы скакали по направлению к горам. Но было видно, что кони их уже измождены долгой скачкой. Один из индейцев – здоровяк, навроде Лимонадного Джо, второй – маленький и худенький. Однако, под здоровяком и конь был покрепче. Потому что конь маленького индейца, сделав еще несколько отчаянных прыжков, стал заваливаться набок. Индеец успел соскочить и, увидев нас, мчащихся на него, натянул лук, с наложенной на тетиву стрелой. Я поднял вверх обе раскрытые ладони, показывая, что оружия в руках нет. Осадив лошадь в десятке шагов от индейца, и, хлопнув по лошадиному крупу, проорал во все горло: "Go, go!".
     Не знаю, ведал ли индеец английский язык или понял мой жест. Он рванулся к моей лошади и, птицей взлетев в воздух, оказался позади меня. Я ударил по бокам лошади и она начала набирать скорость. Здоровенный индеец, уже скакавший к нам с поднятым томагавком, увидев, что происходит, стал разворачивать своего коня снова в сторону гор. За время этих наших маневров, преследователи приблизились к нам метров на двести. Захлопали выстрелы и я, как учил меня Чанг, припал к гриве лошади. Рядом знакомо пару раз свистнула пролетевшая мимо свинцовая смерть. Моя лошадь, полная сил, стремительно ускоряла свой бег, несмотря на двойную ношу.  Индеец, сидевший позади, обхватил меня руками за пояс, чтобы не свалиться, плотно прильнул к моей спине. Я почувствовал, даже через разделявшую нас одежду, упругость двух прижавшихся к спине выпуклостей. "Черт! Да это – индианка!"
     Скакавший неподалеку Лимонадный Джо одной рукой, словно пистолет, вскинул карабин. Значит, преследователи совсем близко, если Джо решил стрелять. Но оглянуться я не мог. Одной рукой вцепившись в луку седла, второй расстегнул молнию на кармане куртки и ухватил ладонью лежавший в кармане гладкий овальный камень.
     Горы уже совсем рядом и виден узкий проход между скал. Индеец, скакавший впереди, влетев в ущелье, спрыгнул с коня, который, сделав еще шаг, рухнул замертво. Джо натянул поводья, разворачивая свою лошадь. А я отдал мысленный приказ Повелителю камней* и тоже стал останавливать лошадь. С двух сторон вздымались почти отвесные скалы. А позади нас была каменная гладкая стена высотой двадцать метров и толщиной в пять метров. Я посчитал, что этого достаточно, чтобы надежно отделить нас от погони.
*О том, как Иванов стал обладателем артефакта "Повелитель камней", рассказывается в книге "…выполняя приказ".

     Джо, глядя на стену, замысловато выругался. Сидевшая за моей спиной индианка, ловко спрыгнула с лошади на каменистую землю. Здоровенный индеец, выхватив из-за пояса томагавк, шагнул ко мне. Но Джо, со спокойно-безразличным выражением лица, по-прежнему одной рукой, поднял карабин. Пуля, щелкнув о камень у ног индейца, рикошетом ушла вглубь ущелья.
     Я слез с лошади, снял свой винчестер со специального крюка на седле и  закинул на ремне за плечо, прикладом вверх. Левой рукой протянул поводья девушке, ладонь правой руки положив себе на сердце. Улыбнулся ей открытой улыбкой. На ее смуглом, широкоскулом лице появилась ответная робкая улыбка. Маленькая рука взяла поводья. Девушка так же, как и я, приложила правую ладонь к, заметно приподнимавшему рубаху, холмику груди.
     Индеец хмуро наблюдал за нами, но под дулом карабина Джо стоял молча и без движения.
     Девушка вскочила в седло, произнеся несколько слов на незнакомом мне языке с очень гордой интонацией. Затем, что-то повелительно приказала своему спутнику и, тронув лошадь, поехала по ущелью. Индеец покорно
побежал трусцой вслед за всадницей. Отъехав от нас на приличное расстояние, индианка обернулась и помахала рукой.
     Будучи опытным воякой, Лимонадный Джо не задавал лишних вопросов. Не спрашивал, откуда взялась стена. Не спрашивал, что мы будем делать вдвоем с одной лошадью. Командир знает, что делает. Он принимает решение, солдат выполняет.
     Создав с помощью Повелителя камней лестницу сбоку от стены, я поднялся по ней и осторожно выглянул за стену. Кавалеристы ускакали прочь. А возле стены топтались три лошади. На их спинах были не седла, а попоны. Это были индейские лошади. И объяснение было самым простым. Поскольку спасенные нами индейцы поехали вглубь ущелья, где-то там и находилось индейское поселение. Лошади, оставшись без хозяев, пошли привычной дорогой к дому. Путь им преградила стена. Под ней они и стояли.
     Спустившись вниз, убрал лестницу, а затем и стену. Уселся на одну из лошадей. Двух других Джо повел за собой. Ехать без седла и стремян было непривычно. Но, я дал лошади полную свободу, и она неспешным шагом шла вперед. Моя задача состояла лишь в том, чтобы удержаться на ее спине.
     Проехали потихоньку около часа, когда ущелье закончилось и перед нами открылась неширокая долина между гор. Посреди нее и находилось полсотни вигвамов.
     Нас уже заметили. К нам мчались два десятка вооруженных индейцев. Не снимая карабин с плеча, я поднял обе руки без оружия вверх. Индейцы остановили своих коней, не доезжая нескольких шагов, и держали нас под прицелом нескольких луков и трех ружей. Один из них подъехал вплотную и спросил на ломаном английском языке:
     – Что белый человек хотеть в наш край?
     – Мы ищем другого белого человека. Он был один. У него не было оружия.  Он не воин.
     От вигвамов скакал к нам одинокий всадник. Им оказалась девушка, которой я отдал свою лошадь. Она громко крикнула что-то на своем языке, луки и ружья опустились. Подъехав к нам, сказала несколько слов моему собеседнику и он перевел:
     – Вождь мой племя просит вас быть наши гости.
     Коряво, но понятно. Девушка улыбнулась мне и повторила мой жест, прижав правую руку к сердцу, затем показала рукой на вигвамы. Сопровождаемые индейцами, мы подъехали к  поселению. Встречал нас самый, что ни на есть настоящий, словно сошедший с экрана, вождь – в уборе из раскрашенных орлиных перьев, с лицом, преисполненным гордого достоинства. Спешившись, мы подошли к нему. Рядом с нами встал и переводчик.
     – Приветствуем тебя, вождь, и хотим сказать, что пришли на твою землю с миром,– как можно более дружелюбно и почтительно сказал я. Черт его знает, как надо разговаривать с вождями. Хотя, в академии на лекции посвященной контактам с инопланетянами, преподаватель объяснял основные принципы беседы с представителями других рас.
     Переводчик перевел. В разговор вмешалась девушка, сказавшая что-то вождю. Вождь величественно изрек несколько фраз и нам перевели его речь.
     – Мой вождь рад вам. Он благодарить за спасение его дочери. Бледнолицый человек, который вы искать, был у нас. Его хотели отвезти к белые люди. Но белые воины нападать на наши воины. Бледнолицый человек, который не воин, остался у белых воинов в плену. Если его не убили, то увезти в форт, где много белые воины.
     – Можете показать, где этот форт?
     Принесли кусок шкуры и на нем куском древесного угля мне нарисовали примитивный план. Из него я понял, что к форту можно подойти только из прерий.
     Пока разбирались с планом, несколько индианок "накрыли стол". Вождь сделал приглашающий жест. Уселись вокруг расстеленной прямо на траве самой настоящей льняной скатерти, заставленной деревянными и глиняными мисками. Мясо вареное, мясо жаренное, какие-то салаты из неизвестно чего, лепешки из пшеничной муки грубого помола, очищенные коренья…
     В самом начале пиршества вождь торжественно достал бутылку виски:
     – Бледнолицые гости будут пить "огненную воду"? – Перевел переводчик вопрос вождя.
     Джо отрицательно помотал головой – он вообще не употреблял спиртное.
     – Благодарим тебя, вождь, но мы не пьем "огненную воду" пока не выполним то, что нам приказали сделать,– осторожно сказал я, боясь обидеть индейцев отказом. Но вождь одобрительно покачал головой, сказал что-то переводчику, а тот передал нам его слова:
     – Вы хорошие воины. "Огненная вода" делает людей слабыми и глупыми.
     Когда трапеза подошла к концу, вождь поинтересовался у нас, намерены ли мы сейчас ехать в форт и не дать ли нам провожатых десятка два.   
     – Нет,– ответил я ему через переводчика,– нас не встретят в форте как друзей. Поэтому мы поедем туда ночью. Потихоньку заберем своего товарища, которого увезли в форт и уберемся оттуда.
     – Солдаты очень хорошо охраняют форт. Их там много,– переводчик показал на пальцах, что солдат в форте сто двадцать человек. – У них есть пушки и скорострельные ружья. Стены у форта очень высокие. Вам будет  трудно.
     – Ну, что ж, потратим завтрашний день на разведку и заберем товарища следующей ночью. А, если солдаты вздумают нам помешать, придется взорвать форт.
     – Как вы думаете его взорвать? – В голосе вождя послышалось некоторое волнение. – У вас есть динамит?
     – К сожалению, динамита у нас нет. Но в форте обязан быть склад боеприпасов. И, если его поджечь, или подложить самодельную мину, то, наверное, бахнет не слабо…
     – И вы вдвоем хотите справиться со всеми солдатами?
     – Постараемся… Во всяком случае, я не имею права подвергать ваших людей неоправданному риску. Это наше задание. Нас учили такие задания выполнять. Думаю, что справимся.
     Вождь поднялся и пошел к большому костру, горевшему посреди вигвамов, расположенных кругом возле этого костра. Туда же потянулись индейцы-мужчины. Похоже, назревало что-то вроде совета. Поскольку нас никто туда не приглашал, я отдал Лимонадному Джо приказание. Он пошел к нашим лошадям, пасшимся неподалеку от вигвамов, уселся на свою лошадь и поскакал по ущелью к лесу, где прятался Чанг. Надо было забрать у Чанга наши луки. Во-первых, они были намного мощнее индейских луков, во-вторых, в отличие от винчестеров, были бесшумным оружием. А я все-таки хотел попытаться забрать ученого из форта без лишнего шума.
     Индейская "принцесса", дочь вождя, подобрав ноги под себя, сидела рядом со мной. Я показал ей знаками, что хотел бы почистить оружие. Она поняла, но, как и положено принцессе, сама никуда не побежала, а отдала приказание пожилой индианке, проходившей мимо. Та убежала в вигвам и вскоре у меня в руках оказались тряпки и склянка с ружейным маслом.
     Привычно и быстро почистил, смазал карабин и револьвер. Удивило одно: в магазин "Винчестера" входило только двенадцать патронов. Между тем, четко помнил, что эти карабины были пятнадцатизарядными. Смутная догадка блеснула у меня в мозгу. Серебряный доллар, который я достал из кармана, подтвердил мою догадку. Но долго размышлять мне не дали.
     Здоровенный индеец, тот, который сопровождал Покахонтас (так я про себя окрестил дочь вождя), вышел из-за моей спины. Я почувствовал его приближение, но поскольку сидевшая рядом со мной индианка была совершенно спокойна, не стал дергаться.
     Индеец подошел к толстому дереву, стоявшему шагах в тридцати от нас, томагавком ловко стесал на нем кору, где-то на уровне своего лица. Не было на него экологической полиции и никто не заставит его платить штраф в две тысячи кредов за испорченное дерево.
     На свежеоструганной белой поверхности дерева индеец куском угля нарисовал овал. На овале появились примитивно изображенные глаза, нос и рот. Чья-то рожа… Подойдя к нам вплотную, индеец что-то сказал на своем языке. Я не успел недоуменно пожать плечами, как вынырнувший сбоку переводчик перевел:
     – Большой Медведь говорит, что бледнолицые хотят вдвоем победить всех белых воинов в форте. Он хотел бы, чтобы ему показали ваше боевое искусство.
     После этих слов Большой Медведь взмахнул томагавком и с силой послал его в дерево. Томагавк воткнулся как раз в середину «лба» намалеванной физиономии. Индеец насмешливо посмотрел на меня.
     – Ты можешь так сделать? – перевели мне его слова. Я попросил переводчика: – «Дайте мне два ножа». Мне протянули ножи с рукоятками, изготовленными из рога какого-то животного. Проверив их баланс, достал из ножен свой нож, точнее, тот, который был снят с мертвого ковбоя. Взяв все три ножа в левую руку, правой поочередно и безостановочно метнул ножи в цель. За моей спиной раздался одобрительный гул. Индейцы, сгрудившиеся толпой позади меня, видели, что два ножа воткнулись в глаза нарисованной на дереве мишени, а третий – под подбородок, там, где была бы шея.
     – Хорошо,– сказал Большой Медведь,– если ты еще и побороть меня сможешь, то я поверю в то, что ты – великий воин.

     Индейцы встали в круг, внутри которого оказались Большой Медведь и я. Скинув с себя спортивную куртку, стал вспоминать, было ли у индейцев что-либо, напоминавшее приемы единоборств. Ничего не припоминалось, но на всякий случай, спешить с атакой не стоило. Начал движение по кругу, ускользая от устремившегося ко мне противника.
     Большой Медведь был обнажен по пояс, размеры его бицепсов внушали уважение. Да и весил он на добрых килограммов двадцать-тридцать поболее моего. Вот он бросился на меня, выставив вперед руки. Поднырнув под его левую руку и оказавшись позади него, успел, прежде чем Большой Медведь врезался в кольцо зрителей, достать его, пяткой  в спину. Повалив трех человек, индеец, однако, устоял на ногах. Повернувшись, разъяренным зверем кинулся ко мне. Я же не хотел наносить ему калечащие, а тем более, смертельные удары.
     Наконец, через пару минут кружения, Большой Медведь обхватил меня своими ручищами. Но, к счастью, руки мои оставались свободными. Чувствуя, как затрещали ребра, не теряя ни доли секунды, ладонями хлопнул его по ушам. Это очень больно. Хорошо, что длинные волосы были собраны у него в пучок на затылке.
     Без всякой паузы, расслабленной кистью руки хлестнул его по глазам. Выпустив меня из могучих объятий, Большой Медведь на мгновение поднес руку к глазам. И этого мне хватило. Обрушив его на землю классической подсечкой, зажал шею индейца руками в замок, обхватив его ноги своими ногами, проводя удушающий прием.
     Ладонью тут по траве не хлопали в знак того, что сдаются. Поэтому пришлось держать замок до тех пор, пока тело, бьющееся подо мной в бесплодных попытках освободиться, не обмякло. Нет, я не задушил индейца, но в бессознательное состояние привел качественно. Подойдя к переводчику, сказал:
     – Пусть на него выльют ведро холодной воды, он очнется.
     А ручонки-то у меня подрагивали после напряжения. Здоров все же Большой Медведь.
     – Что тут у вас такое? – Спросил подъехавший Лимонадный Джо.
     – Да так, проходил небольшую проверку на вшивость у аборигенов.
     – Ну, и как?
     – Как видишь… Или мы не из десанта?..
     – Или мне тоже себя показать? – раздумчиво протянул Джо, снимая с плеча лук. Положив стрелу на тетиву, натянул до отказа и пустил стрелу вверх. Через несколько секунд на траву упал орел с торчащей из груди стрелой. Индейцы восторженно загудели. Ко мне и спешившемуся Джо подошел вождь в сопровождении переводчика.
     – Вы – хорошие воины и доказали это. Я вам и так верил. Но Большой Медведь хотел сам убедиться,– вождь с усмешкой показал на мокрого индейца, который стоял на четвереньках и мотал головой, приходя в себя. – Но вас ждет тяжелое испытание. Я хочу помочь вам. И потому, что вы спасли мою дочь. И потому, что вы – отличные воины, мой опыт позволяет мне определить это. И потому, что белые воины из форта убивают наших людей, охотятся на наших землях, загоняя нас в горы.
     Вы не хотите, чтобы мои воины помогли вам. Но я дам вам три вещи, которые помогут вам выполнить вашу очень и очень трудную задачу.
     Пока переводчик переводил слова вождя (приведены в литературной обработке), мы подошли к вигваму, стоящему в самом центре поселения. Этот самый большой вигвам и был жильем вождя. Откинув полог из шкур, закрывавший вход, вождь пригласил нас вовнутрь. Глаза сравнительно быстро освоились с полумраком в вигваме. Вождь подошел к большой куче шкур, лежавших у стенки жилища. Нагнувшись, он вынул что-то из-под шкур и протянул мне.
     – Это первая нужная вам вещь, – сказал он через переводчика.
В моих руках был отличный большой бинокль. Да, штука неплохая и весьма пригодится.
     Следующая вещь привела в восторг Лимонадного Джо. Вождь торжественным жестом отбросил в сторону пару шкур, накрывавших какой-то длинный предмет.
     -Командир, да это же "ручник"! – восхищенно ахнул Джо.
     Действительно, на сошках стоял ручной пулемет с дисковым магазином, деревянным прикладом и толстым кожухом на дуле. Запасной диск лежал рядом.
     – Смахивает на "Льюис", – прирожденный пулеметчик Джо был знаком почти со всеми системами этого оружия.
     Пулемет выглядел ухоженным, блестел от смазки. Джо легко подхватил его на руки, снял диск, клацнул затвором, нажал на спуск. Щелкнул боек. На лице Джо появилось выражение как у малыша, получившего огромную конфету. Вождь посмотрел на Джо и с улыбкой благосклонно кивнул головой, давая понять, что отдает пулемет нам.
     – И вот это вам поможет,– тут вождь отбросил в сторону остальные шкуры. Под ними скрывался деревянный ящик, на крышке которого крупными белыми буквами выведено: «DINAMIT». Внутри ящика лежали длинные цилиндрики со вставленными с торца обрезками бикфордова шнура.
     – Всё я вам отдать не смогу, моим воинам тоже нужны эти громовые заряды, – сказал вождь, – но вот столько дам,– и он показал десять пальцев на руках. Что ж, это был поистине царский подарок. Теперь мы были во всеоружии.
     Не медля ни минуты, завершили недолгие сборы, горячо и искренне поблагодарив вождя за помощь и гостеприимство. Вождь, в окружении всего племени, проводил нас до края стойбища. Пожелал нам удачи в пути и в битве. Когда я и Джо уже были готовы запрыгнуть в седла, индейская "принцесса" порывисто шагнула ко мне, затем смутилась и шмыгнула за широкую спину отца. Оттуда и донесся ее звонкий голос.
     – Дочь Великого Орла желает вам победы и возвращения, – перевел  переводчик, которого вождь вместе с четырьмя индейцами отправил нас сопровождать.
     – Мы победим и вернемся, – ответил я, садясь на лошадь. "Покахонтас" махала нам вслед, пока вигвамы не скрылись из глаз.
    
     Когда мы подъехали к выходу из ущелья, солнце, послав последние багряные сполохи, село за горизонт и нас окутал густой мрак. Луна была скрыта облаками. Но индейцы прекрасно ориентировались в полной темноте и уверенно двигались в известном им направлении.
     После долгой езды, когда мерное покачивание в седле начало вгонять в дремоту, впереди показались отблески света.               
     – Форт там,– показал рукой в направлении зарева сопровождавший нас индеец-переводчик.
     Вскоре я смог различить в бинокль горящие на стене факелы, озарявшие колеблющимся светом подступы к воротам форта. В свете факелов были видны сторожевые вышки, возвышавшиеся над бревенчатым частоколом стены. На вышках тускло поблескивал металл, но из-за полумрака и дальности расстояния трудно было разглядеть подробнее.
     Индейцы, пожелав нам удачи, повернули коней назад. А мы двинулись к форту, забирая вправо, поближе к горному массиву. Джо вел на поводу лошадь, подаренную нам вождем индейцев. Даже, если ученый и не умеет ездить верхом, перебросим его, как куль, через лошадинный хребет. Или Джо повезет его перед собой, как младенца, периодически пересаживаясь с одной лошади на другую, отдохнувшую.

     Рассвет застал нас расположившимися с максимально возможными удобствами в сотне метров выше форта. С одной стороны форта протекала река. А тыл надежно защищали горы, к которым форт и прижался. Высокие отвесные скалы гарантировали полное отсутствие врагов с этой стороны. Поэтому здесь не было ни частокола, ни часовых. Между тем, Повелитель камней позволил нам обосноваться в небольшой пещере, из которой, как на ладони, был виден весь форт. Из пещеры во двор форта вела каменная труба-тоннель, по ней можно моментально спуститься вниз. Две амбразуры позволяли вести огонь по любой точке форта. Возле одной из амбразур стоял на сошках ручной пулемет. Возле второй лежали наготове стрелы с прикрученными к ним динамитными шашками.
     Форт охраняли две сторожевые вышки с установленными на них станковыми пулеметами на турелях. На каждой вышке сидели по два солдата. Один наблюдал за прериями, второй, очевидно, пулеметчик, дремал, ежась от утреннего холода. На горы никто внимания не обращал. Посреди двора стояли два орудия и конные передки со снарядными ящиками. Если в снарядный ящик попадет динамитная шашка – защитникам форта мало не покажется.
    
     После утренней поверки на плацу форта и подъема флага, я уже знал, что форт охраняют два взвода пехоты и кавалерийский отряд около полусотни человек. Десяток артиллеристов и четыре офицера. Казарма, конюшня, склад и домик для офицеров. Женщин, детей и гражданских в форте не было. Но не видел я пока и нашего ученого. Где его могут держать?!
     Мне не пришлось долго решать эту логическую задачу. Кавалеристы принялись выводить из конюшни лошадей и седлать их. Вышел из домика офицер, на ходу надевая белые перчатки. А из казармы два солдата повели к офицеру того, кого мы и искали. Офицер что-то спросил у ученого, показывая рукой на кавалеристов. Тот отрицательно помотал головой. Похоже, сообщил, что не умеет ездить на лошади. Та-а-ак, собрались его увозить куда-то. А вот этого допустить никак нельзя. Значит, действия диктует обстановка.
     Я наложил стрелу с динамитной шашкой на тетиву лука. Джо, чиркнув спичкой, поджег бикфордов шнур и схватил следующую стрелу. Первая стрела, пущенная мной, немного не долетела до дальней сторожевой вышки, когда шашка взорвалась. Однако, силы взрыва вполне хватило, чтобы смахнуть вниз, за стену форта дощатую будочку с пулеметом. А вторая стрела воткнулась в доски ближней вышки, и взрыв разнес её, что называется "по бревнышку". И не успели еще эти бревнышки упасть на двор форта, как заработал пулемет Лимонадного Джо. Ровная строчка пуль вышибла кавалеристов из седел, словно кегли в кегельбане. Рухнул офицер в продырявленном на груди мундире. Ученый упал ничком в пыль, прикрыв голову руками. А по двору метались солдаты, паля из винтовок и карабинов во все стороны. Артиллеристы бросились к орудиям, но Джо уложил их всех, потратив на них остаток диска. Откинул пустой диск, вбил в гнездо полный, передернул затвор.
     – Джо, прикрой! – крикнул я, ныряя ногами вперед в тоннель, сжимая в руках два револьвера. В самом углу форта Повелитель камней по моему приказу создал в скалах тоннель, выходивший за стену форта в ущелье, туда, где были привязаны наши лошади.
     Тоннель, по которому я скользил, был отполирован до блеска. Скорость падения всё увеличивалась. И вот тогда я понял свою ошибку. Лучше бы сделал лестницу. От трения о гладкий камень, мою спину и седалище, казалось, припекают на адской сковородке. Взвыв от нестенрпимой боли, вывалился во двор форта, прямо под стену конюшни. Обогнув здание и всё еще скрипя зубами из-за обожженых спины и задницы, наткнулся на винтовочное дуло. Сухо щелкнул боек, не встретив патрона и солдатик, державший винтовку, побледнел, за мгновение до того, как умер. До ученого было рукой подать, всего несколько шагов. Но каждый из этих шагов мог стать последним.
     – Рама, ко мне! – заорал я во всё горло, выпуская весь барабан "Смит-Вессона" в офицера, бежавшего к лежащему ученому. Ученый обладал труднопроизносимым индусским именем, поэтому друзья звали его просто Рамой. Так нам объяснили, выдавая задание. Мой окрик возымел действие. Ученый встал на четвереньки и пополз в мою сторону. Какой-то кавалерист прицелился в него из карабина, но "Кольт" в моей руке хлопнул, во лбу кавалериста появилась дырка. Бешенно заработал пулемет Лимонадного Джо. Схватив Раму за шиворот, я вздернул его на ноги и поволок за собой. Потом пропустил вперед, прикрыв своей спиной, и пинком придал ему направление к тоннелю:
     – Бегом, мать твою!..
     Вяло перебирая ногами, ученый вошел в тоннель, я влетел следом и с силой толкнул Раму вперед. Потому что знал, что сейчас Джо кинет динамитную шашку в зарядный ящик. За нашими спинами раздался ужасающий грохот. И почти сразу же – второй взрыв. Потом – третий. Нагревая рукой Повелителя камней, я приказывал ему закрыть тоннель позади нас.
     После полумрака тоннеля, солнечный свет в ущелье ослепил. Щурясь, я бросился отвязывать лошадей. Сбежавший по каменным ступенькам Джо запрыгнул в седло, нагнувшись, легко поднял одной рукой ученого, кинув его перед собой на холку лошади.
     Ударив свою лошадь пятками по бокам, я сунул "Кольт" в кобуру и вытащил из седельной сумки две последние динамитные шашки. Но спичку на скаку зажечь не удавалось. Пришлось остановиться. Поджег сразу оба шнура и метнул шашки за стену форта. Поскакал следом за Джо, ведя третью лошадь на поводу. Погони за нами не было. Позже Лимонадный Джо рассказал, что взорвал офицерский домик, лишив солдат командования, а при взрыве зарядных ящиков, рухнула конюшня, превратив кавалеристов в пехоту. Так что теперь за нашей спиной были только огонь и дым полуразрушенного форта.

     Весьма довольные собой (правда, Джо сокрушался о брошенном пулемете), мы проскакали с добрый десяток километров, когда везение наше закончилось. Прямо на нас выскочил отряд, состоящий из вооруженных до зубов ковбоев, под предводительством нашего "старого знакомого" – шерифа. На этот раз оба длиностволых "миротворца" были не в кобурах, а зажаты в его здоровенных волосатых кулаках.
     – Хэлло, русские! Вы, кажется, нашли вашего богатого наследничка? А не хотите ли, парни, прокатиться с нами до форта? Что-то там нынче шумно и как-то дымно…
     И вправду, со стороны форта вздымался к небу столб черного дыма.
     – Нет, спасибо, шериф, но мы торопимся в Бостон. Надо успеть на судно, уходящее в Россию.
     – Ладно, не хотите ехать в форт, как хотите. Вот только на документы ваши хотелось бы взглянуть.
     Джо осторожно потянулся к карабину на седле. Но люди нас окружили опытные и жизнью битые. Один из спутников шерифа, клацнув затвором, направил свой "Винчестер" на Джо и снисходительно помотал головой: "Не рыпайся".
     – Так, в гостинице документы, шериф, – попытался выкрутиться я.
     – Тогда придется проехаться с нами в форт, – в голосе шерифа зазвенел металл. – Поедете в Россию на следующем судне. И точка. И не обсуждаем. Кстати, парни, оружие придется отдать моим людям. Когда увижу ваши документы, всё вернём, до последнего патрона.
     Ехать в форт было нельзя. Спорить с шерифом было бесполезно. Скал рядом нет – Повелитель камней не поможет. Что остается?
     "Господи, яви чудо!", - мысленно взмолился я.
     Шериф покачнулся в седле и, подавшись вперед, ткнулся лицом в гриву своего коня. И было от чего. Между лопаток у него дрожала оперением длинная стрела. И тут же выстрел опрокинул навзничь ковбоя, державшего на мушке Джо.
     – Индейцы! – истошно заорал кто-то. Отряд, бросив шерифа и еще двоих, проткнутых стрелами, помчался по прерии в сторону форта, надеясь найти там защиту. Что ж, десятка два солдат там, может быть, и осталось.

     Из-за деревьев, где раньше прятался отряд шерифа, показалась на лошади улыбающаяся, счастливая "Покахонтас" с луком в руке. Рядом с ней силился сдержать торжествующую улыбку Большой Медведь. Следом за ними выехали еще три десятка индейцев с луками и ружьями.
     Под охраной индейских воинов мы благополучно доехали до рощи, где нас ожидал Чанг. Где была спрятана капсула.
     Переводчика среди индейцев не оказалось и всю дорогу до рощи индианка, ехавшая возле меня, молчала и улыбалась мне, смущаясь от этой своей улыбки. Большой Медведь, ехавший чуть поодаль, мрачно наблюдал за нами. Ему было ясно, что дочь вождя предпочла могучему индейцу белого воина.
     Чанг, увидев нас в окружении индейцев, остался невозмутимым, как всегда. Деловито принялся сгребать ветки, скрывавшие капсулу. С помощью Джо поставил её вертикально и распахнул дверцу. Вопросительно глянул на меня и застыл в ожидании.
     Мы отдали индейцам все свое оружие, лошадей и деньги, лежавшие у нас в карманах. Лимонадный Джо обнялся с Большим Медведем, они гулко похлопали друг друга по широким спинам. "Покахонтас" не сводила с меня умоляюще-печального взора, а я старался не встречаться с ней взглядом.
     Чанг первым вошел в капсулу, следом шагнул в нее Джо. Рама чуть замешкался у порога и я подтолкнул его:
     – Шагай, бледнолицый брат мой. (Хотя, смуглый индус был не более бледнолицым, чем любой из индейцев). Войдя в капсулу, я повернулся лицом к выходу. Индейская принцесса плакала молча. Крупные слезы катились по щекам. Рука моя медленно задвинула пластмассовый засов двери.
     – Ну же, командир,– не выдержал Лимонадный Джо.
     И я нажал на кнопку возврата.

   
                Часть вторая.

                "… со вздохом на устах…"

                Пролог

                Хорошо, если конь закусил удила
                И  рука на копье поудобней легла,
                Хорошо, если знаешь - откуда стрела,
                Хуже - если по-подлому, из-за угла.
                (В.С. Высоцкий  "Баллада о Времени")       
               
      – Господин генерал, господин подполковник, мистер Маковски готов вас принять, – торжественно провозгласил лощеный секретарь, распахивая старинную дверь из резного дуба. По толстому пушистому ковру мы вошли в огромный кабинет, где за огромным столом, в огромном кресле сидел огромный человек.
      – Бригадный генерал Донован, подполковник Иванов, мистер Теодор Маковски, – представил нас друг другу секретарь и, поклонившись, вышел из кабинета.
     Ха, и вовсе он не Теодор Маковски, а Тадеуш Маковецкий. Поляк, который став миллиардером, решил поменять имя и фамилию на более "американские". Что его, кстати, не очень хорошо характеризует. Чего стыдиться? Польша – нормальная страна, поляки – веселая и добродушная нация. Ну, да не суть.
     – Присаживайтесь, господа,– пророкотал Тадеуш, он же Теодор. Мы уселись в широкие кожанные кресла, как положено офицерам – не развалившись, ноги вместе, спина прямая.
     – Как вы знаете, я человек не бедный…
     Ха, ещё бы не бедный! Один из самых богатых людей на Земле. В десятку богачей-то уж точно входит.
     – Я спонсировал научные исследования,– продолжал рокотать Маковски,– и в моих лабораториях учеными был создан хронопортал.
     Ха, создан. Да, скорее всего, украден. Какие мастера промышленного и научного шпионажа работают на Маковецкого нам известно.
     – Мне сообщили, что вы, господин Иванов, несколько раз совершили переход через хронопортал. Также я знаю, что вы отлично стреляете из лука. А про генерала Донована мне известно, что он – великолепный охотник. Но охотиться в наше время становится всё проблематичнее, и удовольствие это не из дешевых. Я же хочу предложить вам поохотиться в далеком прошлом, когда дичи было много и не было ещё Красной книги.
     – Вам хочется свежей медвежатины?– с некоторой иронией спросил Донован.
     – Вы меня не дослушали,– гневно засопел Маковски,– мне нужны не мертвые, а живые животные. Как вы знаете, через хронопортал нельзя пронести ничего металлического. Но вы получите пластиковые луки с пластиковыми стрелами. А в каждую стрелу вставлена ампула с сильным, быстродействующим снотворным. Вы стреляете в животное, оно засыпает, вы его через хронопортал отправляете ко мне. Когда запас стрел закончится, возвращаетесь. За каждое отправленное вами животное я заплачу вам кругленькую сумму. Вам предоставляется возможность неплохо отдохнуть в экологически чистом прошлом и заодно прилично пополнить свой счет в банке. Что вы скажете о моем предложении?
     – Хм, заманчиво,– буркнул Донован. Вроде бы размышлял, но я, хорошо его зная, понял, что в Папе проснулась охотничья страсть.
     Меня не прельщала охота, деньги мне тоже не особенно нужны, свои не знаю, куда девать. Впрочем, знаю куда – отписал всё на Викторию Петрову. Но был и у меня кое-какой интерес. Во-первых, возможность проникнуть в "империю" Маковски интересовала разведку нашей Корпорации. А это было сложно. Во-вторых, хотелось посмотреть, что за хронопортал создали ученые Тадеуша. Я уже больше трех лет руководил группой "Грона". В нее входило всего шесть человек, включая меня. Нас уже несколько раз перебрасывали в прошлое с различными задачами. И только четверо человек из шести (двое пребывали в блаженном неведении) знали, что мы оказываемся в прошлом не нашего мира, а одного из параллельных миров. Кроме нас четверых, об этом знал ещё только один человек – начальник разведки Корпорации. И еще одна была интересная деталь: не каждый мог пройти через хронопортал. Первоначально в "Грону" набрали двенадцать человек. Но шестерых пришлось "списать". Вот ситуация: в капсулу хронопорта входят пять человек. Включают аппаратуру. Капсула исчезает в прошлом, а два человека в растерянности стоят на платформе портала. Пока ученые так и не смогли выяснить, что влияет на способность человека проходить через хронопортал. Поэтому и группа небольшая. Но мы справляемся. Вот и хотел я посмотреть на другой портал.
     А Маковски продолжал:
     – С вами отправится хороший специалист-зоолог – Барбара Брековецкая. Она будет подсказывать: на каких животных надо охотиться. Кроме того, она и энтомолог. Будет собирать в прошлом всяких жуков и бабочек. На них тоже спрос огромный. Сейчас я вас с ней познакомлю.
     Он даже не поинтересовался, согласны мы или нет. Наверное, считал, что отказаться невозможно.
     – Анджей, пригласи Брековецкую,– приказал Маковски своему секретарю. И через пару минут в кабинет вошла красавица. Это была какая-то ошибка. Этой девушке следовало не бабочек ловить, а бабочкой порхать с цветка на цветок. Высокого роста, стройная, с пышным бюстом. Длинные волосы жгуче-черного цвета шелковисто блестят. Глаза огромные, черты матово-белого лица правильные. Чуть портили впечатление решительно сжатые губы.
     – Познакомься, Барбара, это твои спутники в предстоящем путешествии.
     – Сергей Иванов,– представился я, хотел по привычке козырнуть, но не стал.
     – Генерал Донован,– и Майкл галантно поцеловал даме ручку. Это что-то с чем-то;! Неужто сдавать стал наш Папа? Или она его загипнотизировала?
     Я взглянул в черные глаза Барбары и ощутил, как погружаюсь в бездонный омут. И тут же это ощущение сменилось другим – утопаю в черной липкой грязи. Всплыла в памяти улыбка Викуньки Петровой и вытащила меня из болотной жижи, даже показалось, что чавкнуло. Уже спокойно посмотрел еще раз в глаза Барбары и она недовольно передернула круглыми плечами, отвела взгляд в сторону.
     – Барбара уже совершила два перехода через наш хронопортал в прошлое с целью разведки,– вещал Маковски. – Она обнаружила очень подходящее для охоты место, изобилующее дичью. И обузой для вас она не будет. Девушка спортивная, отлично стреляет из лука, имеет черный пояс по карате.
     Донован посмотрел на Барбару с уважением.
     – Примерно в какой эпохе мы будем находиться?– поинтересовался я.– На динозавров не придется охотиться?
     Барбара пожала плечами:
     – Трудно сказать, что это за эпоха. Лиственно-хвойный лес. В нем волки, лисы, белки. Видела оленей и медведицу с медвежатами. Это может быть и наша эра, и каменный век, и эпоха фараонов.
     – Барбара была там больше недели, почти две,– пояснил Маковски,– но никого из людей не встречала. А зверей бояться нечего.
     Барбара кивнула, но было в этом поспешном кивке что-то не совсем искреннее. Впрочем, меня и Донована обучали охотиться и на людей – самых опасных представителей фауны.
     – Когда отправляемся?– спросил Донован у Маковски.
     – Аппаратура готова. Хоть завтра, если успеете собраться.
     – Солдат собирается за полчаса. Завтра, так завтра,– согласился Донован.
     – Страховка, аванс?– спросил я.
     – Страховка – как для офицера десанта. Аванс – по двести тысяч кредов.
(Не густо. Не зря легенды про жадность Маковецкого ходят).
     – ОК. Куда являться?
     – За вами утром заедут и отвезут.

     Выйдя из роскошного особняка, в котором нас принимали, Донован повернулся ко мне:
     – Ну, что скажешь?
     – Вроде бы и неплохое предложение, но как-то мне…
     – Но ведь согласились уже. Да и поохотимся от души. Когда еще такая возможность выпадет? Ладно, пойду собираться. Хотя, чего там собираться? Всё на базе. Надо купить соответствующее обмундирование. А то у меня только шорты с футболками. Хотел же позагорать где-нибудь на морском берегу.
     – Мне проще. Я полевую форму с собой захватил. Как чувствовал. Одену ее и успею еще на Новгородчину смотаться.
     – К зазнобе?
     – Можно сказать и так. Только зазнобе этой четыре годика.
     – А-а-а, это ты к Вене Петрову собрался?
     – Ну, да. Ну, да.

     Капсула хронопортала оказалась не тесной, а очень тесной. Я привык к четырех-пятиместным капсулам, где можно свободно разместить снаряжение. А тут… Мы втроем еле втиснулись. Сначала влез массивный Донован, следом проскользнула Барбара. Я, по привычке, вошел последним, таща перед собой здоровенный рюкзак, которым и припечатал Барбару к Доновану.
     – Генерал, вы меня сейчас проткнете своим восставшим фаллосом,– томно проворковала Барбара. Но я уже задвинул засов на двери. И начало перекручивать и корежить, словно пропуская через гигантскую мясорубку. У меня какой-никакой, а навык был. Барбара тоже совершала хронопереходы. А вот на Майкла, когда он вывалился из капсулы, было жалко смотреть.
     Место высадки было замечательным – небольшая поляна посреди густого леса. Донован и я, не медля, собрали луки, приготовили стрелы. Распаковали рюкзак, достали нехитрую снедь, поставили палатку и наломали хвороста для костра.
     Барбара начала накрывать на траве походный стол Углепластиковым ножом нарезала хлеб и тонкие ломтики мяса. Но основная часть пищи была в пластмассовых тубах. Положив на хлеб кусок мяса, выдавил из тюбика себе в рот картофельное пюре.
     – Мальчики, а не отметить ли нам прибытие в край дивной охоты хорошим глотком французского коньяка?– лукаво посмотрела на нас Барбара, доставая из кармана своей куртки плоскую пластмассовую фляжку.
     – Ну, по глотку-то, пожалуй, можно,– согласился Донован, не отводя глаз от улыбающейся Барбары. Девушка ловко скрутила колпачок фляжки, в нем оказался еще один, чуть поменьше.
     – Стаканчиков всего два,– показала на колпачки, вмещавшие в себя граммов по 50-70 жидкости,– но я могу свой глоток выпить и из горлышка.
     Донован запротестовал:– Из горлышка хлебну я, а даме полагается стаканчик.
     – Нет, нет,– возразила Барбара,– мне чуть губы смочить, а вы всё же мужчины…
     И она разлила по колпачкам жидкость чайного цвета. Запахло хорошим, дорогим коньяком.
     – За счастливую охоту,– подняла фляжку Барбара.
     – За очаровательную охотницу,– провозгласил Майкл и залпом опрокинул в себя содержимое стаканчика. Я чуточку помедлил, вдыхая коньячный аромат.
     – Серж, ты что же, не хочешь поддержать мой тост за нашу прекрасную спутницу?– обиженно и сердито проговорил Донован.
     Глядя, как Барбара подносит ко рту фляжку, я сделал глоток коньяка. И тотчас же передо мной возникло кругленькое личико Вики Петровой: "Сережа, не пей, не надо",– произнесли ее пухленькие розовые губы. И я увидел, что Барбара, прижав фляжку ко рту, только делает вид, что пьет. Опустив стаканчик с коньяком на траву, я отрицательно помотал головой:
     – Увы, не могу допить до дна.
     – Не уважаешь меня,– взревел Майкл, совсем как русский забулдыга, и вдруг, икнув, повалился набок.
     – Что ж, хватит с тебя и одного глоточка, дружочек,– ласково пропела Барбара.
     На глаза стала наползать темная пелена. Руки и ноги отказались повиноваться. Занавес опустили…
               
                Глава I
               
                Замок временем срыт и укутан, укрыт
                В нежный плед из зеленых побегов,
                Но развяжет язык молчаливый гранит -
                И холодное прошлое заговорит
                О походах, боях и победах…
                (В.С. Высоцкий)

     Пришел в себя от монотонного скрипа, непривычного мерного покачивания и несильной тряски. Голова раскалывалась, как после грандиозной попойки. Руки и ноги связаны, сверху накинута тонкая нейлоновая сеть. Эти очень прочные, но легкие сети, входившие в наше снаряжение, выстреливались сжатым воздухом из толстых пластмассовых труб, похожих на гранатометы.
При необходимости ею легко опутать медведя, тигра, кабана. Сейчас в роли кабанов, выступали я и Майкл, привалившийся ко мне. Он был ещё без сознания, из уголка рта стекала слюна.
     Я догадался, что лежу на дне конной повозки. До меня доносились запахи конского пота и конского навоза. А еще запах немытого человеческого тела. И открывать глаза я не торопился. Сначала попробую разобраться, что творится вокруг.
     – Ось, дывысь, Яцек, вже и замок поблизу,– услышал я звонкий юношеский голос.
     – Авжеж, пивдня едемо,– ответил грубый мужской.
     – А чи дадут, дядьку, нам по полштофа вудки за цих лайдаков?– спросил молодой.
     – Яка тоби вудка, ще млеко у матки сосать треба,– насмешливо откликнулся старший.
     – Бачь, вже стража назустричь едет…
     Это была какая-то смесь из русско-польско-украинского языков. Украинский я немного знал, благодаря бывшему десантнику Вовке Панченко, а знания польского были минимальными. Но всё же русскому человеку такая речь почти понятна.
     – Щиро витаемо тебе, моя крулева,– донесся до меня зычный возглас.
     – День добжий, Збышек.
     Черт побери, это голос Барбары!
     – В замке всё готово для достойного приёма, ясновельможная крулева.
     – Дякую тоби, Збышек. Только треба поперву нашу добычу разместить.
     – Ого! Знатных зверей заполевали. А що то за кибитка на другой телеге?
     – Эта штука нам еще может пригодиться. Хотя… Ладно, сломать успеем,– ответила Барбара.

     Телега, в которой везли меня и Донована, запрыгала на ухабах, затем копыта многих лошадей застучали по дощатому настилу и, наконец, загрохотали по камням.
     – Тпру, холера ясна,– почти над самым моим ухом проорал возница и телега встала. Решив, что пора оглядеться, я открыл глаза.
     – О, цей очи отворыв,– воскликнул кто-то рядом.
     – Того, что очнулся, оттащите в зал, а другого бросьте в темницу,– приказала Барбара суровым, непререкаемым тоном.
     Дюжие руки выволокли меня из телеги, откинув в сторону сеть, и поставили на ноги. Я стоял в просторном дворе большого замка. Вокруг толпились воины в кольчугах, многие в стальных шлемах, с мечами или топорами на боку. По стенам замка прохаживались часовые с луками и арбалетами. Средневековье, одним словом.
     В нескольких шагах от меня верхом на лошади сидела Барбара. Причем, сидела довольно уверенно. Рядом с ней на могучем коне – рыжебородый гигант. Шлем с забралом и огромный двуручный меч приторочены к луке седла. На боку висит внушительных размеров секира с двумя лезвиями. Грива рыжих волос перетянута кожанным ремешком. Оба всадника насмешливо взирали на меня.
     Чувствовал я себя далеко не лучшим образом. В голове еще стоял туман и хотя руки и ноги связаны, ощущал, что будь я свободен от пут, движения мои будут не очень скоординированными.
     Тряхнул головой, пытаясь придти в чувство, но меня уже подхватили под руки и поволокли по двору. Втащили через распахнутые настежь широкие двери в полутемный, длинный коридор, который вывел в такой же полутемный, но очень большой зал. Почти под самым потолком были окна, сложенные из маленьких кусочков стекла. На стенах горели факелы. Вдоль стен – широкие деревянные скамьи. В стенах несколько дверей разной величины.  В глубине зала находится возвышение, на которое ведут несколько ступеней, застеленных ковром. На возвышении стоит большое деревянное кресло с высокой резной спинкой и широкими подлокотниками, украшенное позолотой. Меня поставили перед этим креслом и держали с обеих сторон, не давая упасть. Связанные руки и ноги слегка затекли, но, при желании, я мог бы быстро избавиться от веревок. Если б не моя охрана.
     Сколько мы простояли, сказать трудно. Но вот одна из дверей отворилась и в зал вошла Барбара. На ней было длинное платье из черного бархата, на шее – толстая золотая цепь с огромным золотым медальоном. В одной руке она держала золотой чеканный кубок, украшенный драгоценными камнями, в другой – маленький арбалет из черной пластмассы с пистолетной рукояяткой. В него была заряжена стрела. Вероятно, со снотворной ампулой. На голове Барбары красовалась небольшая ажурная корона.
     Усевшись в кресло, Барбара отхлебнула из кубка.
     – Прекрасное вино,– сказала она мелодичным, хорошо поставленным голосом и неожиданно хихикнула: – И совсем без снотворного…
     Потом приняла серъезный вид, преисполненный величавости и продолжила деловым тоном:
     – Мне жаль, гоподин Иванов, что вам не довелось поохотиться, но у меня не было времени смотреть, как вы будете усыплять невинных зверюшек. Впрочем, при вашем благоразумном поведении, я обещаю вам настоящую охоту. Королевскую.
     Сейчас в кузнице замка кузнецы своими молотами заканчивают крушить на куски капсулу хронопорта. Так что, обратного пути у нас нет. Координаты места нашей высадки известны только мне. А пан Тадеуш, точнее, его ученые не знают, в какое время мы отправились. Я уж постаралась… Теперь нам придется здесь жить до конца дней наших. И по сему у меня к вам деловое предложение. Вы опытный солдат, полевой командир со стажем, закончили академию. Вы самый молодой и перспективный подполковник среди офицеров Корпорации, и Треста, и Синдиката. Точнее, были им. Сейчас я предлагаю вам возглавить армию. Мою армию. Граф Збышек Вышеславский, владеющий этим замком, собрал неплохое войско. В окрестных деревнях полно крепких мужиков из которых получатся отличные солдаты. Но сам граф – никудышный стратег. Он хорош, как тактик в коротких стычках на границах своего графства, великолепен в поединках "один на один". Но он не сможет грамотно управиться с крупным воинским соединением, а уж тем более – провести кампанию. Вот вы этим и займётесь.
     – Почему я? Есть ещё Донован. Я всего лишь подполковник, а он – генерал.
    – Видите ли, по моему мнению, генерал уже немного староват. И для войны, и для постели,– тут Барбара улыбнулась мне так обольстительно, что у многих мужчин на моем месте дрогнуло бы сердце. И еще дрогнуло бы то, что ниже пояса.
     – Соседним графством правит старый граф,– продолжала, улыбаясь, Барбара,– у которого нет сыновей, только три полоумные дочки. Он с ними занимается инцестом, не пропуская мимо и всю женскую прислугу в замке. Воины его, глядя на своего повелителя, погрязли в блуде и разврате. Привыкшие только девок на сеновалах портить, они серьезного сопротивления нам не окажут. Ещё рядом есть три захудалых баронства. Их мы тоже приберём к рукам. А объединив все силы и натренировав должным образом армию, сможем одолеть и могущественного князя Плоцкого. После чего в стране останется несколько небольших графств и слабеньких баронств. И я сяду на престол королевства Барбария. А вы будете моим главнокомандующим и моим фаворитом. Я могу гарантировать вам незабываемые ночи,– и улыбка стала призывно-бесстыдной.
     – А граф Збышек?..
     – Что граф? Он свою роль выполнил. На данном этапе становится лишним и сходит со сцены.
     – А если я ему сообщу об этом?
     – Не советую,– Барбара продолжала улыбаться, но теперь эта улыбка была способна вызвать ужас у самых заядлых почитателей триллеров,– если вы откажетесь от моего предложения, я заменю вас генералом Донованом. Уж он-то рад будет прыгнуть ко мне под одеяло. Вас же просто повесят или отдадут лучникам, чтобы они потренировались на живой мишени. А вот, если ты распустишь свой язык,– голос Барбары от волнения даже сорвался,– граф поверит мне, а не твоим сказкам. Тебя же вздернут на дыбу, немного польют кипящим маслом, а затем я вдоволь поиздеваюсь над твоими гениталиями. Так, что от воплей у тебя пропадет голос и ты будешь только сипеть. После чего придётся тебя закопать. Живьем, разумеется. Если не подохнешь во время пыток. Как вам такая перспектива?
     – Что ж, убедительно. Ваша взяла.
     – Я верила в твоё благоразумие, милый,– бархатистый голос Барбары сулил райские кущи…
     – Ваша взяла. Вешайте. Или расстреляйте из луков.
     Барбара длинно и грязно выругалась, стукнув кубком о подлокотник кресла. Вино выплеснулось на ее шикарное платье.
     – В темницу этого сукиного сына! Приковать к стене, стоя! Пусть там и подохнет! Подохнет!– голос сорвался на визг.
     – Фу, какие модуляции… А нервишки-то лечить надо, ваша ясновельможность.
      – Ладно, я тобой ещё займусь. Попозже. Ты ещё меня о смерти умолять будешь.
     – А как же обещание повесить?
     – Я своему слову хозяйка: хочу – даю; хочу – беру обратно. Ты меня оскорбил и за это поплатишься. Мною ещё никто не пренебрегал.
    – Значит, я – первый. Но, боюсь, что не последний…
     – Уведите его,– затопала ногами Барбара.
     "Ишь, как ножонками-то засучила. С такой выдержкой королевой не станешь. Королева – это ледянное спокойствие прежде всего",– подумал я, когда меня волокли по коридору из зала.
     Протащив меня по двору, открыли здоровенным ключом толстенную дверь, обитую железом изнутри и снаружи. Принесли откуда-то факел, пришел бородатый кузнец в кожаном фартуке, с двумя молотками. Мне развязали ноги и подталкивая в спину остриями мечей, заставили спуститься по каменной лестнице без перил на глубину в три-четыре метра. Здесь, при тусклом свете факела, я увидел связанного Донована, лежащего на охапке соломы.
     Меня тщательно обыскали. Впрочем, в карманах у меня пошарили раньше и в них ничего не было, только Повелитель камней. Этот замечательный артефакт, благо он был не из металла, я брал с собой во все походы через хронопортал. Взял и в этот раз. Почему его не забрали при первом обыске – не знаю. Но сейчас один из троих стражников пробормотал: – Навищо ця каменюка, тута их и так багато,– и бросил голыш в угол, где лежала кучка камней.
     Ко мне подошел кузнец. Затекшие руки развязали, но тотчас же на запястьях оказались железные оковы. Цепь, соединявшая их, была пропущена через кольцо, вмурованное в стену довольно высоко. так что, когда меня закуют, я смогу только стоять на ногах или висеть на вздернутых вверх руках. Стражники отошли в сторону, чтобы не заслонять кузнецу свет от факела. Кузнец вставил в кандалы штифты. Сейчас он их расклепает и буду я стоять-висеть, пока меня не поволокут к Барбаре на расправу.
     – Свобода, равенство, братство,– неосознанно пробормотал я. Кузнец чуть заметно вздрогнул.
     – Що вин лопоче?– спросил стражник.
     – Не розумем,– равнодушно ответил кузнец и начал стучать молотком по тому концу штифта, что был обращен к стражникам. А второй молоток бил не по штифту, а по краю кандалов, не задевая штифта. Сердце моё учащенно забилось от нахлынувшего чувства надежды. Закончив стучать, кузнец, поворачиваясь, легонько наступил мне на ногу.
     – Добже?– спросили кузнеца.
     – Авжеж,– всё так же флегматично ответил он.
     Меня толкнули к стене так, что я зазвенел цепью, моля бога, чтобы незаклёпанные штифты не выскочили из кандалов на глазах у стражников. Воины подхватили с пола Донована и потащили к выходу. Дверь с лязгом захлопнулась и я остался в кромешном мраке – факел унесли с собой.
     Я уже хотел вынуть руки из кандалов, но побоялся, что в полной темноте не смогу быстро одеть их обратно, если вдруг заявится стража. И оказался прав. Через некоторое время замок в двери заскрежетал, дверь распахнулась. Посветив вниз факелом, стражник удовлетворенно кивнул, увидев меня стоящим в кандалах у стены и крикнул:
     – Давай,хлопцы, кидай його.
     По ступенькам скатился Донован. Дверь захлопнулась, лишая нас света. Майкл застонал.
     – Как ты, Майкл? Расшибся о ступеньки?
     – Об Барбару я расшибся. Заставила своих псов попинать меня, когда поняла, что не купит меня на свои титьки.
     Донован вкратце рассказал, что Барбара по отношению к нему применила другую тактику. Донована развязали и провели в спальню, гда в соблазнительном виде возлежала на широченном ложе будущая королева. Но у Майкла после коньяка со снотворным словно пелена с глаз упала. Медоточивым голосом излагала Барбара свои чувства к нему, свои планы. При этом гладила ему руки, прижималась своим роскошным, жарким телом. Вот только лживость и коварство сквозили в её словах. И Донован прямо, по солдатски сказал ей всё, что о ней думает. Барбара вскипела (опять ей выдержка отказала), позвала солдат и велела им бросить Майкла назад в темницу, избивая его по дороге.
     Так что, когда Донована вывели во двор, полный солдатни, ему крепко досталось. Но рёбра, кажется, целы, не зря клубком сворачивался.   
     – Хорошо, что тебя не приковали,– как мог, утешил я Майкла.
     – Да, тебе-то нелегко придётся,– вздохнул он, ощупав цепь, кольцо и кандалы.
     – Нелегко будет через двор замка незамеченными пробраться,– ошарашил я Донована. Затем, без особых усилий вынул штифты из кандалов, стараясь не брякать, повесил их на стене. Присел на корточки в углу, где были свалены булыжники и принялся наощупь искать Повелителя камней. Задача оказалась не из сложных. Я уже привык к его размерам, форме и весу. И он отличался от остальных камней идеальной гладкостью. Найдя Повелителя, спросил у Донована:
     – Когда тебя во двор выводили, ещё день был?
     – Да, но думаю, через пару часов вечер начнётся.
     Я принялся считать про себя. Донован не лез ко мне с распросами. Досчитав до десяти тысяч, я решил, что уж пара часов-то точно прошла. Стал вспоминать расположение двора. От Донована в этом плане толку было мало. В темницу его приволокли без сознания. К Барбаре вели ещё полусонного. А выведя от Барбары сразу начали бить.
     Так, темница в угловой башне, дальней от ворот замка. Ворота, наверняка, на ночь закрывают, мост через ров поднимают. Ров с водой или без? Хорошо бы приказать Повелителю проделать дыру сразу из башни в ров. А если уровень темницы ниже уровня рва и в дыру хлынет вода? Какова толщина стены башни? Мы к тому же находимся в яме, ниже уровня двора. Значит, выход надо проделывать снизу вверх, со ступеньками. Если между камнями двора и подземельем не сплошной камень, а есть слой земли, то Повелитель над землёй не властен.
     Я подошел к стене, расположенной параллельно лестнице, ведущей к двери. Согрел в руке Повелителя камней и отдал приказ сделать три ступени, ведущие вверх на высоту один метр и шириной в один метр. Ступеньки появились, то есть мы углубились в стену башни или в её фундамент на один метр. Приказал сделать ещё три ступеньки и тут под ногами у меня что-то звякнуло. Нагнувшись, пошарил по ступенькам и рука моя наткнулась на металл. Ощупав, понял, что это – маленький кинжальчик, почти игрушечный. Но всё-таки хоть какое-то оружие. Его ведь и метнуть можно. Особенно, если в горло.
     Подумав, приказал ещё ступенек соорудить. И тут башня закончилась. Три метра толщины, три метра глубины. Я увидел двор, а вот вечер ещё, к сожалению, не наступил. Но на нашу башню падала тень. Донован позади дышал мне в затылок. Прижимаясь к стене башни, мы прошли в самый тёмный угол – между башней и крепостной стеной. Я приказал Повелителю закрыть вход, который он проделал из темницы. теперь обратного пути не было.
     Вдоль крепостной стены мы прокрались к башне, находившейся с фасада замка, и опять затаились в углу. Здесь нас не могли увидеть часовые со стен замка, но могли заметить со двора. Слава богу, дверь в темницу никто не охранял, наверное, считалась очень надёжной.
     В полумраке, царившем в углу, я принялся разглядывать найденный кинжальчик, продолжая греть в руке Повелителя камней. Донован молчал, ожидая моих действий или распоряжений.
      После мрака темницы и в полутьме можно было разглядеть находку. Лезвие кинжальчика было длиной около десяти сантиметров, такой же длины была и рукоять. В эфес вделаны два довольно крупных камня. С одной стороны – светло-зелёный, с другой – кроваво-красный. Удерживая кинжальчик в правой руке, я нечаянно надавил большим пальцем на красный камень. Донован вздрогнул, а я аж подпрыгнул на месте. В моей правой руке был отточенный обоюдоострый клинок длиной чуть более метра. И казалось, лезвие клинка излучает белый холодный свет. Но этот свет заметили и солдаты, сидевшие во дворе и чистившие оружие.
     – Щось там блестит?– воскликнул один из них и направился к "нашему" углу.
     – Майкл, давай к воротам,– скомандовал я и мы побежали.
     – Да это же пленники из темницы! Держи их! ("Та ц ж полоняне из таемници! Стримай их!". Так кричали солдаты, но чтобы не заставлять читателя расшифровывать смесь украинского с польским, сразу перевожу язык аборигенов на русский. Как и в дальнейшем.)
     Когда мы подбежали к воротам, перед нами толпилось два десятка солдат с топорами и мечами, а пара человек так и вовсе без оружия.
     Вдруг почувствовал, как завибрировал меч в моей руке. Глазом эта вибрация была не видна, но рукой ощущалась. А в голове моей зазвучала какая-то странная мелодия: ликующе-торжественная и суровая одновременно. Лишь потом узнал, что это клинок запел Песню смерти.
     Но, оказавшись у ворот, ещё не знавший всех повадок и качеств новоприобретённого меча, я остановился в растерянности. Будучи неплохим фехтовальщиком, вполне бы справился с тремя-пятью мечниками. Но с двумя десятками!..
     И тут меч потянул меня к солдатам. Торопливо сунув в карман Повелителя камней, ухватился за удлинившуюся рукоять меча двумя руками и сделал прыжок вперёд. В грудь мою устремился меч переднего солдата, но я легко отбил его ударом плашмя и тотчас же, повернув меч, рубанул этого мечника по плечу, прикрытому кольчугой. Его меч, зазвенев, упал на камни двора, а его самого откинуло в сторону уже без правой руки, которая валялась рядом с мечом. Мой же меч, без малейших усилий, перерубил древко протазана, рассекшего воздух слева от меня, прочертил замысловатую петлю, и голова протазанщика покатилась солдатам под ноги, заставив их попятиться.
     Вес меча почти не ощущался, хотя, при такой длине, должен он весить прилично. И не я управлял мечом, а он – мною. Руки, вцепившиеся в рукоять, следовали за движениями меча, поневоле мне приходилось следовать за своими руками.
     От группы воинов отделился мечник в шлеме, со щитом и большим, тяжелым мечом.
     – Заруби его, Лесь,– подбодрили товарища солдаты. Лесь взмахнул мечом, но я легко парировал удар. Затем мой меч заставил меня отступить назад и кончиком лезвия разрезал напополам щит Леся, как будто, щит был не из твердого дерева, обитого железом, а из… хлебного мякиша слеплен, что ли.
     Пока Лесь ошеломлённо взирал на половинки щита, меч рванул меня на широкий шаг вперёд и, взвившись высоко вверх, разрезал шишак Леся и его самого от макушки до паха на две удивительно симметричные половинки. Меч, которым Лесь пытался прикрыться, тоже был разрублен надвое. То есть, клинок мой резал металл словно бластер, правда, при этом не оплавляя края разреза и без малейшей задержки.
     Половинки того, что только что было Лесем ещё не упали на камни двора, а меч торжествующе взвыл (этот ликующий вопль раздался в моей голове), пронзил насквозь воина с топором и смахнул голову ещё одному мечнику.
     – Меч смерти! Меч смерти!– заорали солдаты, бросаясь врассыпную от ворот.
     Меч заставил меня повернуться на сто восемьдесят градусов, чуть не выдернув руки мне из плеч. И перерубил напополам стрелу из лука, выпущенную мне в спину часовым с крепостной стены. Так же легко сбил на лету болт из арбалета и ещё пару стрел.
     Граф Збышек Вышеславский, выскочивший во двор с секирой в руке, заорал: – Пикинеров давай!
     Но меч перерубил древки у двух пик, у третьей отрубил наконечник и, уводя меня в сторону от удара алебардой, проткнул кольчугу алебардщика, словно она была бумажной.
     Донован подхватил упавшую алебарду. Со стороны замковой постройки, где была, очевидно, кузница, бежал знакомый мне бородатый кузнец с кувалдой в руках. И меч его не тронул. Потому, что кузнец, подскочив к воротам, стал ударами кувалды выбивать из петель ворот тяжелый дубовый брус, на который эти ворота были заперты.
     – Пся крев!
     Ой, какой знакомый голосок. Это на крыльцо замка выскочила Барбара с арбалетом в руке. Прицелившись, выстрелила в меня. Стрела с ампулой срикошетила от моего клинка, которому всё нипочём, и воткнулась в руку графа, стоящего посреди двора в полотняной безрукавке. Через пару секунд граф, выронив свою смертоносную секиру, рухнул рядом с ней (аж гул пошел), заснул на камнях беспробудным сном.
     Кузнец с Донованом безуспешно пытались отодвинуть засов, который вставлялся, очевидно, десятком людей, а то и двумя. Я просунул меч в щель между створками ворот и перерезал им дубовый толстенный брус, как нагретым ножом – брусок сливочного масла.
     И снова пришлось вертеться волчком, меч отбил вторую стрелу Барбары и перерубил стрелу из лука, летевшую в кузнеца. Кузнец с Донованом, навалившись изо всех сил, слегка приоткрыли одну створку ворот.
     – Опускайте мост,– крикнул я им, а меч молнией вжикал вверх-вниз, сбивая стрелы. За моей спиной залязгали, загрохотали цепи моста. Проскользнув в щель между створками ворот, оказался в относительной безопасности. Никто не решится последовать за мной, опасаясь моего меча. Поглядел на зеленеющий вдали от замка лес и с тоской подумал, что придётся до него пятиться спиной вперед. Ибо, как только мы ступим на подъемный мост, в нас полетят стрелы с крепостной стены. Дальность стрельбы боевого лука – триста-четыреста шагов. До пятисот. Перспективочка… Но других вариантов нет. Пятится спиной, прикрывая кузнеца и Майкла. Самым опасным будет момент, когда мы начнем идти по мосту. Стрелять в нас будут почти вертикально, сверху вниз. Сможет ли меч защитить нас всех троих?
     Объяснив Майклу способ передвижения, повторил то же самое кузнецу, мешая русские слова с украинскими. Он понимающе покивал головой. И тут я услышал пронзительный вопль Барбары:
     – Конников на них с копьями! Седлайте скорее!
     Совершив отчаянный рывок, мы оказались почти на краю моста.
     – Вот они!– раздался торжествующий крик со стены. Стрела впилась в перила моста и торчала там, дрожа. Меч её проигнорировал, поскольку летела она мимо. Следующие две стрелы и два арбалетных болта отбил. Надо было спешить, пока лучников на стене ещё немного. Я провёл мечом по доскам моста, опиравшимся на край рва. Даже бензопила справилась с этой задачей бы похуже. 
     Ворота замка распахнулись, толкаемые толпой солдат. Всадники с копьями наперевес подлетели к мосту. И тут, меч, смахнув еще пару стрел, перерезал последнюю доску. Я отпрыгнул назад и в сторону. Кузнец с Донованом поспешили укрыться за моей спиной. А мост обрушился в ров, подняв тучу брызг(ров был заполнен водой). Конники останавливали коней, но двое всё же влетели на мост и теперь пытались повернуть лошадей, так как мост кренился всё сильнее.
     А мы пятились к лесу. Первым шел кузнец, лицом вперед. За ним след в след медленно шел вполоборота Донован. В его задачу входило поддерживать меня, чтобы я шел в нужном направлении и, не дай бог, не оступился и не упал. Ведомый Донованом, я размахивал, как веером, мечом, отбивая стрелы, которые летели всё гуще. Лучников на стене замка прибывало и руки у меня уже болели.
     Но вот некоторые стрелы стали падать, не долетая до нас. Дольше всех стреляли арбалетчики. Последнюю короткую, толстую арбалетную стрелу я сбил, когда уже подошли к лесу.
     Нырнув в спасительную зелень, мы дружно бросились бежать и, только достаточно углубившись в лес, перевели дух.
     – Стах,– кузнец протянул мне широкую, мозолистую ладонь и я крепко пожал её.
      – Серж, а это – Майкл,– и кузнец с Донованом обменялись рукопожатием.
     – По вашей одежде видать, что вы из тех же краёв, что и эта ведьма, которая нашего графа обворожила…
     – Это точно. И из тех же краёв. И ведьма…
     – Так вы по её душу явились?
     – И да, и нет.
     – Ясно. Что ничего не ясно. Ну, да мне чужие тайны без надобности. А вот как вы Меч смерти умудрились добыть? А я-то не верил, что он на самом деле есть. Но, по легенде, найти его может только тот, кто весь замок графов Вышеславских разрушит. А замку уже без малого четыре сотни лет. И стоит себе.
     – Можно сделать так, что стоять не будет.
     – Правда?
     Я прикинул, что радиус действия Повелителя камней – около полутораста метров. Днём на такое расстояние к замку не подберёшься, а вот ночью – вполне.
     – Правда. Вот только рановато пока. Послушай, Стах, а ты видел, куда дели кабинку, которую Барбара, ну, ведьма эта, с собой на телеге привезла?
     – Разломали её на куски. Молотами лупили, пока не разлетелась. И я участвовал. Велели – делал. Материал какой-то диковинный. И прочный, и легкий. А все куски ведьма велела в мешки сложить и к ней в покои отнести.

     Конечно, пластмасса Барбаре может пригодиться. Значит, и впрямь мы здесь останемся на веки вечные. Н-да. Не смерть, разумеется. Но, всё равно неприятно, когда лишаешься своего дома, друзей, привычных вещей и уклада жизни. А особенно жаль мне, что не увижу больше мою маленькую наследницу – Вику Петрову. Хотя, мать и отец у девочки есть, десять миллионов кредов я ей оставил. Хватит на образование и жильё. И, тем не менее, жаль, что не увижу больше смышлёные зеленые глазенки, не поглажу рыжий ёжик волос на круглой головёнке.
     – Категорически требует, чтобы стригли "под ноль",– жаловалась Оля Петрова, – Ну, что за девочка без причёски?
     – А ты сама коротко стрижешься,– парировала Вика.
     – Не "под ёжик" же…
     – А вот Серьёже нравится. Правда, Серьёжа? Погладь моего ёжика,– и забиралась ко мне на колени,– Колючий?
     – Колючий,– отвечал ей, проводя рукой по коротеньким, но по-детски мягким волосам.
     – Вот, один Серьёжа меня понимает. Поэтому я его больше всех и люблю.
     – Больше меня?– подначивала Ольга.
     – Тебя я очень-очень люблю, но Серьёжу чуточку больше. Самую маленькую.
     – Почему Серьёжа, а не Серёжа?– спрашивали её родители.
     – Не знаю. Знаю, что Серьёжа.
     А я молчал. Серьёжей называла меня моя жена – Катя.

          Донован отвлёк меня от грустных размышлений: – Что дальше делать будем, Серж? Капсулы нет. Надо как-то обживаться здесь. Куда податься, чтобы нас Барбара не достала? Кстати, дай твой чудо-меч поглядеть.
     – На,–  протянул ему меч. Донован аккуратно прислонил к дереву алебарду, с которой так и не расстался и взялся за рукоятку меча. Хлоп! В руке Майкла был маленький кинжальчик.
     – Нажми вот на этот красный камень,– открыл я Майклу секрет. Давил Донован на камень, давил – всё без толку. Взял я кинжальчик у него из рук, нажал на красный камень, и сияющий клинок оказался у меня в руке. Но он не вибрировал и мелодия не звучала. Оно и понятно – врагов вокруг нет. Нажал я на светло-зеленый камень и меч опять превратился в кинжальчик. От случайных превращений гарантировало то, что нажать надо было сильно и именно большим пальцем. Дал кинжальчик Доновану. Тот аж вспотел, давивши на камень – кинжальчик никак не реагировал.
     – Знает хозяина,– хохотнул Стах, с улыбкой наблюдавший за усилиями Майкла. Я всей легенды о Мече не знаю, а вот бабка Ядвига из моей деревни – знает. Можно будет её поспрашивать. Подаваться-то всё равно в деревню надо. Поедим, да у моего отца на сеновале и переночуем. Вечереет уже. Тут по лесной дороге ходу-то – час от силы. Дотемна успеем.
    
     И он повел нас, неплохо, по-видимому, ориентируясь в этом лесу. Но, подойдя к дороге, мы услышали топот копыт. Нырнули в густые заросли кустарника и оттуда стали наблюдать. На дороге показались всадники в шлемах и кольчугах. Ехали по трое в ряд. Всего два десятка. За ними толпой шли безоружные селяне в обычной деревенской одежде. Человек тридцать-сорок. Следом шел десяток мечников и десяток копейщиков. Замыкали шествие двадцать лучников с угрюмыми лицами. Я увидел, что Стах зло прищурил глаза и тяжело засопел.
     – Куда это их?– спросил я его, когда топот лошадей стих, удаляясь по направлению к замку.
     – В солдаты забрали,– мы вылезли из кустов и размашисто зашагали в сторону противоположную той, куда ушел отряд, то есть прочь от замка.
     По дороге Стах объяснил, что войско графа Вышеславского состоит из трех видов солдат: наемники, как правило, пехота; добровольцы, которым доверяют служить в кавалерии и взятые из деревень по рекрутскому набору.
     Селяне хорошо умеют обращаться с луками, так как часто охотятся в окрестных лесах. Их делают лучниками. Всего из каждой деревни ежегодно забирали по два, редко – по три мужика. Если граф нес большие потери в какой-нибудь пограничной "войнушке", могли забрать по пять мужиков из деревни. А  вот теперь граф затеял большую войну и мужиков решили забрать почти всех, кроме старых да увечных.
    
     – Вот сейчас из моей деревни повели. Отца-то не тронули, стар уже. А мужа старшей сестры забрали. У них детей пять ртов, кто их кормить будет? И двоюродного дядьку взяли, а он положенные двадцать лет у графа в лучниках отслужил. Только вернулся, женился и – на тебе…

     Если раньше войско графа составляли пятьсот человек, то теперь, после поголовного сгона крестьян под знамёна, будет больше полутора тысяч. Нам с Майклом повезло – граф разослал большую часть своих солдат по деревням – сгонять крестьян в замок. В замке остался только небольшой гарнизон. А вот, если бы все пять сотен графских солдат на меня навалились скопом, неизвестно, сумел бы Клинок смерти их всех перебить или нет.

     А еще Стах нам рассказал по дороге, что он работал вместе со своим отцом – потомственным кузнецом. Но потом "лесные братья" (Не, ну, какое же средневековье без робингудов, лесных мстителей и т.п.?!) попросили его пойти работать в замковую кузницу, чтобы иметь там своего осведомителя. Да ведь Стах не только мог посчитать, сколько мечей и копий наковали. Он мог сделать так, чтобы мечи были более хрупкими, а наконечники у стрел и копий – мягкими. Хотя, саботажем ему пока заниматься не велели.
     И еще он должен был помогать всякому, кто придёт к нему и скажет: "Свобода, равенство, братство". Поэтому, услыхав пароль, и не заковал меня. Сидя в дверях кузницы, размышлял: как освободить нас из темницы. Ключ-то у него был. Какой же ты кузнец, если ключа сделать не можешь? И не только от темницы, но и от оружейной, и от конюшни, и от других помещений замка. Хотел он нас освободить ночью, под утро. А увидев, что пробиваемся к воротам, поспешил на помощь…
     – Много ли "лесных братьев"?– спросили мы его. И узнали, что всего сотня человек. И, хотя все – отличные лучники, но с войском графа им не тягаться.

     Напившись парного молока со свежим хлебом, мы улеглись на сеновале. Уже стемнело, сквозь щели сеновала светила яркая луна.
     – К бабке Ядвиге с утра сходим, она рано встаёт. Лишь бы в лес за травами не ушла,– сонно пробормотал Стах и, укрывшись овчиной, вскоре захрапел. Мы с Майклом, измученные бурными событиями дня, тоже почти мгновенно уснули.   

                Глава II
               
               
                Упадут   сто замков и спадут сто оков,
                И сойдут сто потов целой груды веков, –
                И польются легенды из сотен стихов
                Про турниры, осады, про вольных стрелков.
                (В.С. Высоцкий)
               
      Вставши с первыми петухами, пошли к бабке Ядвиге. У встреченных по дороге селянок и селян лица были мрачными. Ещё бы – накануне уборки урожая самых сильных и работящих мужиков угнали в замок.
     Нам был понятен замысел графа и Барбары. Мужиков еще надо обучить солдатскому ремеслу. Свой урожай старики, дети да бабы как-нибудь уберут. А обученные солдаты Вышеславского нагрянут к соседям тогда, когда у тех урожай соберут, а продать не успеют.

     – Вы с Ядвигой-то повежливее разговаривайте,– поучал нас Стах,– её сам граф боится и солдаты никогда не трогают. Она ведь проклясть может и помрешь от страшной болезни. Но, вообще-то, она добрая – и скот лечит, и селян лечит, и детей. Роды помогает принимать, заговоры всякие знает. С виду-то сердитая, всё ворчит, но добра много делает. Все её уважают, еду носят. Она-то огород свой весь травами лечебными засевает. Да в лесу их собирает. И будущее умеет предсказывать. Приезжал к ней граф, говорил с ней наедине о чём-то. Уезжал расстроенный, но оставил старухе пригоршню золота. Так она графскому управляющему этим золотом за всю деревню налог заплатила. Теперь селяне при встрече ей кланяются в пояс. А она ровно и не замечает, всё что-то бурчит себе под нос. Вот и пришли,– остановился он возле потемневшей от времени и слегка покосившейся избушки, которой явно не хватало куриных ножек. – Хотели ей всем миром избу новую сладить, так отказывается. Говорит, здесь родилась, здесь и помру. Головами, смотрите не бейтесь,– и, нагнувшись, шагнул в низкую дверь, предварительно громко постучав в нее. В маленьких сенцах все стены были завешаны пучками трав, а уж запах от них стоял – аж голова кружилась!
     А Стах вошел в следующую дверь, такую же низенькую. Пройдя за ним, мы оказались в чистой горенке. У небольшого оконца, затянутого полупрозрачным бычьим пузырем, сидела на красивом стуле с резной спинкой невысокого роста старушка. Перед ней на столе были разложены пучки высохшей травы, она их перебирала и толкла в деревянной ступке. В побелённой печи булькало какое-то варево в горшке.
     – Здравствуй, бабушка Ядвига,– почтительно сказал Стах, не отходя от порога.
     – Здорова, внучок, и тебе того же,– язвительно заметила старушка.
     – Здравствуйте, пани Ядвига,– почти хором промолвили я и Майкл, топчась на месте.
     – Один меня в бабушки произвел, другие – в пани. Умора с вами. Проходите уж, садитесь на лавку. Ты, Стах, сбежал, значит, из замка. Теперь тебе только к лесным братьям дорога, ежели не хочешь на суку качаться. А приедут за тобой уже сегодня, после обеда.
     – Спасибо, что предупредила, Ядвига.
     – Вот то-то же, что спасибо. Так и зови: просто Ядвига. Без всяких там… Тоже мне, внук нашелся. Не столько за тобой приедут, сколько за этими вот двумя,– кивнула Ядвига на меня и Майкла.– И много их понаедет, Клинок смерти вам не поможет.
     – А откуда вы знаете, что он у нас?– Недоуменно спросил Майкл.
     – Он не у тебя, а вот у этого молодца,– показала на меня Ядвига,– думаете, что если он в кинжал обратился, так я и не узнаю? Я ж его чувствую. Здесь он. А пришли вы легенду про него послушать. Ну, так слушайте.
     Когда строил старый граф Вышеславский свой новый замок, то хотел он, чтобы стоял тот замок вечно. И мало показалось ему птичьи яйца в раствор замешивать для крепости. Повелел он пригнать из деревень своих триста девушек и на крови их тот раствор замесить. А перед тем, как умертвить их, отдал своим воинам на потеху. Среди девушек тех оказалась единственная дочь очень могущественной колдуньи.
     Как узнала колдунья, что дочь её умертвили, перед этим позору предав, пошла она к лучшему в округе кузнецу. Три дня и три ночи колдовала она у него в кузнице. Заколдовала и молота, и наковальни, и горнило. Потом принесла кузнецу железо заколдованное да два камня – кроваво-красный и светло-зеленый. Заперлись они с кузнецом в кузнице и сутки оттуда не выходили. Только искры ночью из трубы летели да молот грохотал.
      И не смог кузнец никому рассказать ничего, как только пытался заговорить об этом, так язык у него и отнимался. Про что угодно говорить мог, а чем он в кузне эти сутки занимался – ни словечка.
     А колдунья еще сутки, запершись в избе, колдовала. Потом пошла на то место, где новый замок строили, да в чан с раствором что-то и бросила. Уж как не процеживали строители раствор – ничего не нашли. Колдунья же сказала графу, когда её провели к нему:
     "Простоит твой замок больше трехсот лет. Но однажды, разрушивший замок, найдёт Клинок смерти. И нашедший Клинок этот, разрушит замок твой до основания, сравняет его с землей. И потомству твоему отомстит за смерть дочери моей – прервет он род Вышеславских".
     Повернулась и пошла. И никто не смог удержать её, все оцепенели. Только через час очнулись, кинулись искать колдунью, но её и след простыл. Так и не нашли. Долго гадали, как же так: чтобы Клинок смерти найти, надо замок разрушить. А замок разрушить может только тот, у кого Клинок смерти есть. Так и решили, что никому это не дано.
      И вот теперь я вижу того, про кого моя прапрапрабабка говорила. За то, что привел его ко мне, Стах, за то, что я своими глазами увижу, как будет разрушен замок Вышеславских, выполню одну твою просьбу. Говори, чего хочешь: золота, зелья приворотного, яду или противоядия.             
     – Говорят, ты будущее предсказывать умеешь,– робко пролепетал Стах,– так мне бы…
     – Не предсказываю, а вижу,– строго поправила его Ядвига,– хорошо, скажу тебе, что тебя ждет. И другу твоему новому, на радостях, что дожила-дождалась дня светлого, скажу, что его ожидает,– показала она на Майкла, который под её взглядом заёрзал на лавке.– А владельцу Клинка (это она явно про меня) уж просто обязана сказать его будущее.
     Тут она закрыла глаза и замолчала. Посидела так с десяток томительно тянувшихся минут. Открыла глаза, вздохнула:
     – Тяжело это – в будущее глядеть. Сил много отнимает. Ну, да ладно. Слушай, Стах. Станешь ты богатым и знатным. Не зря ты, работая в замке, вместе с солдатами упражнялся в воинском искусстве – много тебе придётся сражаться. Не раз ранят тебя, но не убьют. Умрешь ты своей смертью, от старости. Будет у тебя красивая жена, три сына и красавица дочь. Все будут тебя любить, уважать, почитать. За славу твою воинскую, за смелость и храбрость. За богатство со щедростью и хлебосольством. Счастливо жизнь ты проживешь.
     – Ой, спасибо,– радостно воскликнул Стах.
     – Да не за что. Своими руками да умом счастье добудешь. Теперь о тебе, пришелец из краёв дальних,– обратилась к Доновану. – Есть у тебя и слава воинская, и почет, и уважение. Но уже дают знать о себе годы. Скоро отойдешь ты на покой от дел. Найдешь себе женщину тихую да скромную и будете вы век свой с ней доживать, радуясь друг другу. Но детей у вас не будет, род твой на тебе прервётся. Уж не обессудь, не накаркиваю, а говорю, что есть.
     – Спасибо вам,– искренне сказал Майкл,– хорошо, когда точно знаешь, что ждет впереди.
     – Это конечно,– согласилась Ядвига.– Ну, а теперь главное. О тебе.
     И я внутренне затрепетал. Верил во всё это, верил. И Повелитель камней, и Клинок смерти заставляли верить в то, что не всё на свете подчиняется научным законам.   В то, что есть силы неведомые. И светлые, и тёмные. Так что будущее моё мне изложат абсолютно точно. А Ядвига покачала головой:
     – Ох, парень, несладко тебе в прошлом приходилось, и в будущем не сахар ждёт…
     – Не пугайте,– бормотнул я.
     – Тебя испугаешь,– рассмеялась она,– ты сам кого хочешь, напугаешь. Не зря пришли к тебе Клинок смерти да камень твой колдовской из краёв сверхдальних…
   ( Ого, она и про Повелителя камней знает! Впрочем, чему я удивляюсь?)
     – Не буду тебе говорить о делах воинских, в коих достиг ты искусства большого и еще большего достигнешь. И благодаря силе духа своей, и благодаря двум артефактам, к которым и третий присоединится, а какой – не ведаю, не дано мне это знать. Ни деньги тебя не влекут, ни слава воинская, хотя за неё тебе всегда почет и уважение. Проcто долг свой ты исполняешь честно, с сердцем чистым, с совестью незапятнанной. И за это все силы светлые горой стоят за тебя, а темные – тебя боятся. Много ждет тебя впереди испытаний и свершений, и всё ты исполнишь с честью и как должно. Женишься ты.
     – Нет!– непроизвольно вырвалось у меня. Сразу Катю вспомнил.
     – Да. Не смотри, что она ещё маленькая. Она предназначена тебе судьбой, это твоя вторая половинка. У вас будут дети-двойняшки – мальчик и девочка. Девочка будет похожа на мать, мальчик – на отца. Она будет рядом с тобой во многих испытаниях и много раз тебе поможет, как и ты поможешь ей. И ещё : она колдунья. Именно колдунья, а не ведьма. Светлая колдунья, которая овладеет светлой магией.
     – Станет колдуньей?– Спросил я.
     – Колдуньями не становятся, ими рождаются.
     – Как Барбара?– Встрял в разговор Майкл.
     Ядвига гневно на него взглянула:
     – Барбара ваша не колдунья и даже не ведьма. Она не знает ни черной, ни светлой магии. Это просто хитрая, коварная, обольстительная женщина, владеющая некоторыми навыками гипноза. Её называют ведьмой не за черную магию, а за её черную душу. И не встревай! Итак, Сергей,– она назвала моё имя абсолютно правильно и без акцента,– твоя будущая жена – колдунья.
     – Как её зовут?– Не утерпел я.
     – У неё два имени и две души. Обе чистые и тёплые. И обе горячо и искренне тебя любят. Но имен я тебе не назову. Я не хочу лишать девушку счастья объявить тебе о своей любви. У вас не будет горечи потери друг друга. Вы умрете в один и тот же день. Дочь твоя тоже будет колдуньей. Сын – великим воином. Жизнь твоя и твоей жены продлится в ваших детях и внуках. У вас будет много внуков. Вот и всё. А теперь вам пора идти.

     В комнату вошла очень красивая девушка с толстой русой косой.
     – Здравствуй, бабушка.
     Ядвига не поправила её, как Стаха, а просто ответила:
     – Здравствуй, Марысенька.
     Девушка приобняла Ядвигу и поцеловала в щеку. Я понял, что старушка и вправду приходится ей бабушкой.
     – Принеси-ка, Марыся, ларчик ореховый из чулана,– попросила Ядвига.
     Открыв принесенный ларчик, она достала оттуда два камня в оправе, но не на цепочках, а на прочных кожаных шнурках. Один камень был зеленого цвета, второй – светло-фиолетовый. В центре каждого камня, внутри, в самой сердцевине была видна красная точка. Ядвига протянула камни мне:
     – Вот тебе обереги, фиолетовый – для тебя, зеленый – для твоей жены. Как с кем-либо из вас приключится беда, и помощь нужна будет, так внутри камня засветится красный огонёк. Носи их пока оба на себе, пусть они твоим теплом напитаются. А зеленый оберег только твою жену  и признает.
     – Бабушка!– С укоризной воскликнула Марыся,– ты же говорила, что эти обереги для великого воина и дивной красавицы!..
     – Для тебя и твоего Федора другие обереги будут. Молодец этот более великий воин, чем твой Федор, а жена его, уж не злись, покрасивее тебя будет. А теперь проводи гостей моих в лагерь лесной, а то неровен час графские псы нагрянут раньше времени.
     Марыся капризно оттопырила нижнюю губу.
     – Ступай, ступай, гордячка капризная. Сумка с припасом в сенцах, напьетесь из родника. Ну, прощевайте, гости, не гневайтесь, если чем не угодила…
     Стах и Майкл, встав с лавки, попрощались, низко поклонились и пошли к выходу. А я, повинуясь душевному порыву, шагнул к Ядвиге и поцеловал ей обе руки:
     – Спасибо, Ядвига, за всё.
     Она шутливо шлепнула ладонью меня по лбу:
     – Ступай уж, чадушко. Удачи тебе.
     – Удачи всем нам,– автоматически ответил я, вбитыми намертво в сознание словами. И, поклонившись в пояс, вышел из избушки.
    
     Майкл уже держал в руках алебарду, которую прислонил к избушке возле двери, прежде чем войти. Стах оставил у отца кувалду, с которой убежал из замка и вооружился мечом и луком. Заходя к Ядвиге, оружие спрятал под крыльцо, а теперь стоял во всеоружии. У Марыси на плече была холщовая сумка. От избушки Ядвиги, которая стояла на краю деревни, девушка пошла по тропинке в лес. Мы втроем двинулись за ней. Походка у Марыси была легкая, почти летящая, и мы шли широким, быстрым шагом. Шли молча. Каждый размышлял над будущим, рассказанным Ядвигой. Особенно приходилось мне ломать голову. Как так – две души? Что значит: еще маленькая? Роста маленького? Мелькнула мысль о Вике Петровой, но я её тут же отогнал. Во-первых, разница в годах уж больно велика – почти четверть века. Во-вторых, ну, не вернуться мне уже в тот мир, чудес не бывает. Точнее, бывают, но не в нашем с Майклом случае. Кроме Корпорации хронопорталы были и у Треста, и у Концерна, и у Синдиката. И у Маковски. Но, чтобы кто-то попал при переходе именно в это время, и именно в это место, и именно этого паралллельного мира – такая вероятность ничтожно мала. Она равна нулю.
     Ладно, поживём – увидим, что там за красавица, что даже нашей проводницы Марыси краше.
    
     Отшагали часа два, присели передохнуть.
     – Есть хотите?– спросила Марыся,– тут бабушка дала немножко на дорогу.
     – Да, вроде, не голодные пока,– ответили все трое.
     – Что ж это вы двое оборуженные, а "воин великий" с голыми руками?– язвительно подколола Марыся. Её, похоже, всё ещё глодала обида, что бабушка отдала вожделенные обереги не ей.
     – А он у нас взглядом убивает,– не остался в долгу Стах,– прищурится, да как зыркнет – так сразу сорок человек и наповал.
     Все, включая меня, расхохотались.
     – Да ну, тебя, Стах, с шуточками твоими. Нет, раз бабушка сказала, то я ей верю. Только, почему он без оружия?
     – Ты про Меч смерти слыхала?– спросил Стах.
     – Ну, конечно же!
     – Покажи ей, Серж. Она всё ж внучка Ядвиги, ей, наверное, можно.
     Я вынул из кармана маленький кинжальчик и нажал на кроваво-красный камень. Марыся ахнула:
     – Всё, верю, верю! Права бабушка, как всегда. 

     Ещё через два часа ходьбы, остановились у родника. Поели хлеба с сотовым мёдом, попили студёной водицы.
     – Теперь уж недалече,– сказала Марыся, поглядывая на Донована – из нас четверых он выглядел самым уставшим. Что ж, чаще надо "в поле" ходить, господин генерал. Подрасслабился на штабной работе…
     Действительно, примерно через час мы оказались у засечной черты. Деревья были повалены так, что конница не пройдёт через эти заостренные сучья, да и для пехоты препятствие нешуточное. Засека была всего метров тридцать в глубину, но из-за неё нас окликнули:
     – Кто идёт?
     – Свобода, равенство, братство,– звонко выкрикнула Марыся.
     – О, да это Марыська. Беги, Янек, доложи Федору.
     Марыся провела через лабиринт засеки. Встречали нас трое крепких бородачей в кожаных безрукавках, с луками в руках.
     – Здорово, Стах,– сказал один из них,– новеньких привели? Ну и чудная на них одёжа. Но для леса – как раз.
    
     Через десять минут мы оказались в лагере лесных братьев. Дымились костры, на которых начинали варить ужин. Десятки шалашей уставили всю огромную поляну. Виднелось и несколько землянок.
     Встречал нас командир. В отличие от бородачей в лагере, он был гладко выбрит. По дороге от засеки до лагеря, чуть поотстав от Марыси, Стах сказал мне:
     – Здешний старшой – Федор, он не из наших краев. Пришлый, как ты, Майкл или Барбара. И имя-то у него не наше. Он сейчас-то хорошо говорит на нашей мове, а поперву говорил, как русич. Ну, примерно, как ты, Серж.
     – А ты знаешь русичей, Стах?
     – Встречал русских купцов на ярмарке в Вышемысле – это город наш ближний. Русь где-то восточнее нас находится. Дён двадцать пути, а то и поболе.

     Познакомившись с нами, Федор первым делом обратился к Стаху:
     – Как там, в замке, дела?
     – Да вот, граф  мужиков из деревень в рекруты гребёт всех подряд…
     – Ну, это мы уже знаем. Человек сто к нам прибежали, от графских солдат спасаясь. Так что, в наших рядах пополнение.
     – У нас сто человек добавилось, а у графа – пятьсот. Да для всех уже заготовлено оружие. В замке мечи и секиры день и ночь куют. Граф ездил за оружием в Брекслав, привез арбалеты, щиты, кольчуги и шлемы. Основ для луков на четыреста человек наготовлено. Шестьсот мечей и триста пик. Сотню коней из Вышемысля пригнали. Серьёзно к войне граф готовится.
     – Да,– вздохнул Федор,– с таким войском нам пока не управиться. Ну, ничего, мы на болоте кузню поставили, теперь тоже мечи и пики ковать начали.
     – Так я завсегда..,– просиял Стах.
     – Нет, ты нам здесь нужней. Мужиков ратному делу обучать надо. Учить их мечом и пикой владеть, секирой рубить. А кузнецов там трое, да подмастерьев шестеро. И без тебя обойдутся. Эй, Олеся!
     К нам подошла высокая статная девушка. Плотно сбитая, но с гибким станом. Кровь с молоком. Красавица, глаз не отвести. Не хуже Марыси будет. Стах аж рот приоткрыл.
     – Олеся, покорми Стаха и покажи ему пустой новый шалаш, помоги разместиться. Он теперь моей правой рукой будет.
     – А я?– ревниво спросила Марыся, стоявшая рядом.
     – Ты – левая рука. Она к сердцу ближе,– погасил гнев красавицы Федор.
Марыся потупилась, но заулыбалась счастливо.

     Стах с Олесей ушли. Федор отослал Марысю готовить ужин и повернулся ко мне и Доновану:
     – Откуда к нам прибыли, господа хорошие?
     – Весьма издалека,– я перешел на русский язык. Его и Майкл хорошо знает.
     – Судя по вашей камуфляжной форме, вы – солдаты.
     – Это точно.
     – И какого же рода войск?
     – Десантники. (Не стал уточнять – какие).
     – Вокруг на многие тысячи километров десантных войск нет.
     – Однако, об их существовании вы знаете. Также не называете камуфляжку диковинной одёжей, как местные жители. Хотя вы и переоделись в здешнюю одежду, но ваша более высокая степень развития лезет наружу.
     – А вы наблюдательны.
     – Профессионализм обязывает. В разведке служу. Служил.
     – Не знаю, из каких времен вы явились и каким образом, но ваше появление меня настораживает. Можно честный ответ на честный вопрос?
      – Можно.
     – Вы не из хронослужбы? 
     – Даже не знаем, что это такое.
     – Уф-ф-ф! А я уже подумал, что меня всё же вычислили каким-то образом. Но сюда-то вы попали через хронотелепорт?
     – Да. Примерно так это называется.
     – Тоже что ли сбежали из своего времени?
     – Нет, не сбежали,– и мы рассказали вкратце, как здесь появились и как здесь "застряли".
     – Что ж,– задумчиво сказал Федор,–  я сбежал из своего прилизаного, скучного мира, жаждая авантюрных приключений, а ваша Барбара жаждет королевской власти. Каждый имеет право на собственное безумие.
      Пожалуй, мы могли бы заключить соглашение. Вы мне поможете расправиться со здешними графьями-баронами, да и с Барбарой тоже. А я вам предоставлю свою хронокапсулу.
     Сердце моё бешено забилось от радости.
     – А как мы найдём место, где высаживались из нашей капсулы?– спросил Донован,– нас увозили оттуда без сознания.
     – Это проще простого. Надо порасспросить тех, кто вас вёз на телеге. Они-то должны помнить, откуда вас забирали.
     – Точно,– обрадовался Майкл,– не Барбара же нас на телегу грузила. Но они же в замке Вышеславского.
     – У меня, кроме Стаха, в замке ещё двое засланных лазутчиков. Один – повар, второй – конюх. Вот и передам конюху, чтобы разузнал, кто вас вёз. Пообещаем им золота. За сотню золотых они и мать родную продадут, не то, что графа с Барбарой.
     – Ну, что ж, мы готовы тебе помочь изничтожить здешнюю аристократию.
     – Да какие они аристократы,– махнул рукой Федор,– быдло самое настоящее. Моя Марыся в сто раз их аристократичнее.
    
     Скрепив свой союз крепким рукопожатием, мы втроём отправились к шалашу Фёдора, где Марыся накормила нас пшенной кашей с мясом, приготовленной на костре. Это было объеденье! Федор налил в три оловянных стопки местной вудки и мы выпили за успех нашего предприятия.
     – Какого предприятия?– не удержала своего любопытства внучка Ядвиги.
     – Сделать тебя королевой,– хохотнул Фёдор.
     – А что? И запросто,– сказал Майкл.
     Я промолчал. Неужели мы сможем вернуться в свой мир?!

                Глава Ш

                И вовеки веков, и во все времена
                Трус, предатель – всегда презираем,
                Враг есть враг, и война всё равно есть война,
                И темница тесна, и свобода одна –
                И всегда на нее уповаем.

                (В.С.Высоцкий)

     Утром начали претворять план, выработанный вчера вечером, в жизнь. К баронам Кублицкому и Вышесловскому были отправлены гонцы с письмами, в которых был описан коварный план Барбары. А я, усевшись на красивого гнедого коня, в сопровождении конного отряда из двадцати пяти лучников, которых вооружили лучшими мечами, одели в кольчуги и стальные шлемы, отправился к старому графу Закржевскому. Именно он был сейчас основной преградой планам Барбары. Именно захват этого графства открывал возможности для похода на князя Плоцкого.
   
     Как ни быстро мы ехали, но только к следующему полудню увидели впереди замок Закржевского. Приказав своей охране спрятаться на опушке леса, пришпорив коня, поскакал к замку. Мост был опущен, в замок как раз загоняли стадо овец. Часовых на стене не было. Я спокойно въехал в замок и спросил пастуха, гнавшего овец, где мне найти начальника замкового гарнизона. С графом было решено не разговаривать. Если то, что сказала о нем Барбара, хоть сколько-нибудь соответствует истине, то поговорить с ним серьёзно не удастся. И увидев начальника графских войск – старого сурового рубаку, с лицом, обезображенным большим шрамом, понял, что решение принято верное.
     Выслушав меня, он засопел, набил короткую трубку вонючим табаком, вынул из шкафчика бутыль с самогоном и коротко изрёк:
     – Будем биться!– после чего набулькал полную глиняную кружку самогона, настоянного на калганном корне, и пододвинул мне: «Пей». Рядом положил золотой. Опёрся огромными кулачищами об широкий дубовый стол и сказал:
     – Пойду собирать своих олухов. Хватит им баб тискать, начнём готовиться. Вряд ли победим, но погибнем, как положено воинам. Спасибо за то, что вовремя сообщил.
     Такой расклад нам и был нужен. Пусть в сражении между графскими войсками погибнет как можно больше вражеских солдат.
     Золотой я забрал, пригодится, а самогон оставил старому вояке. Выйдя во двор замка, увидел молоденькую девушку в одной нижней юбке. За ней с хохотом гнался, покачиваясь на кривых ногах, плешивый старик: "Стой, стой, любовь моя!".
     Увидев меня, девушка ничуть не смутилась своего вида, нахмурила бровки и показала на меня тоненьким, но грязным пальчиком:
     – Папа, я хочу этого мужчину ко мне в постель!
     Запрыгнув в седло, я поскакал к воротам. Звук трубы, созывавшей солдат, заглушил злобный визг графской дочери.

     Дальше события стали развиваться стремительно, внося свои коррективы в наши планы. Первым подвергся нападению графа и Барбары барон Вышесловский. Он вывел своих двести солдат в поле, на сражение. Им противостояли четыреста солдат графа. Но перед сражением, к строю баронских солдат подъехал парламентер и во всё горло проорал:
     – Кто хочет сменить букву "о" на букву "а" и вместо Вышесловского, служить Вышеславскому? Тот получит штоф водки и три золотых! (На четверть золотого можно купить двух коров).
     Всё войско барона, до последнего человека, пожелало служить графу. С досады барон сломал свой меч и ускакал к князю Плоцкому, наниматься на службу. Граф Вышеславский загнал в солдаты крестьян барона, и войско его увеличилось до полутора тысяч человек.
     У графа Закржевского было четыреста пятьдесят солдат, погрязших в лени, пьянстве и распутстве. Поговаривали, что графские дочки не брезгуют наведываться в казармы. Тем не менее, их «прелести» защищать никто не захотел. Солдаты послали гонца к Вышеславскому, сообщая, что готовы предаться ему на тех же условиях, что  и баронские воины. На что Вышеславский ответил: "Хватит с вас и по одному золотому на каждое свиное рыло". И солдаты согласились.

     Начальник войск графа Закржевского допил самогон, настоянный на калгане, взял верных ему сорок всадников и поскакал к барону Кублицкому. Барон же, получив наше послание, собрал двести пятьдесят лошадей и посадил верхом всё своё войско. Кавалеристы Закржевского присоединились к барону и эти триста верховых изрубили "в капусту" трусливое воинство графа Закржевского, шагавшее по дороге к замку Вышеславского.
     Крестьяне Кублицкого и Закржевского, узнав, что Вышеславский насильно забирает селян в солдаты, дружно кинулись в лес. И число "лесных братьев" сразу выросло до восьмисот. Не успевали ковать оружие для вновь прибывших. Стах с раннего утра до позднего вечера учил крестьян воинским премудростям. Старый начальник гарнизона Закржевского Казимир, оставив своих кавалеристов барону, пришел к "лесным  братьям" и теперь натаскивал полторы сотни всадников. Кублицкий стоял лагерем неподалёку. Его кавалеристы тоже ежедневно упражнялись в верховой езде, рубке, владении копьем.
     Среди "лесных братьев" было много девушек. Как только графские слуги хотели забрать в замок красивую дивчину, она сбегала в лес. Вот и собралась целая орава красавиц. Марыся, услышав от Федора рассказ об амазонках, решила создать из девушек боевой отряд. Но, к её великому расстройству, командиром отряда выбрали Олесю. Олеся и из лука лучше всех стреляла и на мечах билась не хуже завзятого мечника. Марыся погоревала, погоревала и, продолжая тренироваться вместе с остальными девушками, стала кем-то вроде ординарца при Федоре.
     Я тоже включился в процесс обучения уже не крестьян, но ещё не солдат. Кое-что всё же знал и умел. Слушались меня беспрекословно-почтительно. В лагере уже знали, кто хозяин Клинка смерти.

      Вышеславский был не глуп и в лес предпочёл не соваться. Однако с его полутора тысячами солдат выступать против князя Плоцкого, у которого было шесть тысяч воинов, нечего было и думать. Рушился план Барбары – взойти на престол. Король, сидевший в Брекславе, был слаб, войск у него почти не было. Но за ним стоял могущественный князь, негласный правитель страны.
     Воины графа пожирали мясо и хлеб, опустошали винные бочки в замковом подвале. Надо было принимать какое-то решение. Распустить солдат из крестьян по домам и умыть руки, довольствуясь баронством Вышесловского и графством Закржевского? Барбара решилась на отчаянный шаг. Она собрала все имеющиеся у графа финансы и с надёжной охраной убыла в неизвестном направлении.

     Тем временем, мы выманили из замка возницу Яцека, который вывозил меня и Донована сонных из леса. Он довольно точно показал поляну, откуда нас забирали. Удалось нам определить и место, где стояла капсула. Обложив это место камнями, и обставив вешками, отпустили в замок довольного Яцека с мешочком золота. Велели молчать, а не то не только золота лишится, но и головы. Яцек дал самую страшную клятву, что слова не проронит, даже жене.

     Накатывала осень, листва в лесу начала желтеть. В лесном лагере на месте шалашей возводили землянки с печками. Народ за два месяца неплохо натренировался. Да и урожай с горем пополам удалось убрать. То один, то другой "лесной брат" исчезал из лагеря и через пару-тройку дней возвращался сияющий, неся на горбу мешок с зерном. Ну, значит, еще с одного надела урожай собрали. Фуражиры Вышеславского ездили по деревням, отбирая хлеб и скот. Но, после того, как кавалерия Кублицкого вырезала подчистую два таких отряда, ездили из замка только большим отрядом на ярмарку в Вышемысль.

     После уборки урожая в деревнях играли свадьбы. А в лагере тоже свадьбы. Марыся вышла замуж за Фёдора. А Олеся – за Стаха. Пара из них вышла на загляденье. Пророчества Ядвиги начали сбываться. А я всё носил на груди два оберега. И привык к ним, спал, не снимая.
     Как-то утром, выйдя из землянки, пошел к ручью, умываться. У ручья сидела девочка лет десяти и горько плакала. Русые волосы острижены совсем коротко, огромные серые глаза полны слёз.
     – Что случилось, малышка? Кто тебя обидел?
     – Дядька Казимир дал кусочек сахара, а я его в ручей уронила. Побежала за палкой, чтобы достать, а он раста-а-аял.
     – Вот так горе! Да я тебе десять кусков сахара дам. Не плачь только.
     – А десять кусков, это сколько?
     – Ну, сколько у тебя пальцев на руках, столько и кусков.
     – У-у, как много! А не обманешь?
     – Я никогда не обманываю детей. Кто это тебя подстриг так коротко?
     – А, мамка. Болела я сильно. Волосы стали вылезать, вот она меня и обстригла.
     – Ты теперь, как ёжик.
     – Вот такой? – Она сморщила курносый носишко и смешно зафыркала.
     – Он самый. Ты стой здесь, я сейчас сахар принесу.
     Заскочил в землянку, выгреб весь свой запас сахара и отнес девочке.
     – Ой, спасибо, так спасибо. И братишке дам. И маме.
     – Зовут-то тебя как?
     – У меня два имени,– важно сказала она,– Анеля-Катаржина.
     – Ну, беги к маме, Анелька-Катаржинка,– я взъерошил её короткие волосы.
     – До свидания, дядечка. Спасибо ещё раз. Можно я вас поцелую за это?
     – Можно.
     Пухлые детские губки неумело ткнулись мне в щеку. Она умчалась вприпрыжку, а я задумался, плеская на лицо воду из ручья. Удастся ли нам в капсуле Федора вернуться туда, откуда отправлялись вместе с Барбарой? А вдруг попадём черте-куда. И такое вполне может быть.

     Когда вернулся от ручья к землянке, ко мне подбежал Стах.
     – Серж, только что сообщили, что всё войско графа вышло из замка.
     – А Барбара?
     – Её с ними нет.    
     – Чёрт! Что же они задумали?
        Усевшись на коней, Стах, Федор, Донован и я отправились на разведку в сопровождении отряда "амазонок и конников Казимира. Конечно, Марыся была при Федоре. А Стах ехал возле Олеси. Но не успели мы отъехать далеко от лагеря, как мои смутные мысли оформились в конкретное решение. Посовещавшись с Федором и Стахом, велели Казимиру остаться, собрать всех лесных братьев до единого и идти вослед за нами. И к Кублицкому послали гонца, чтобы выступал немедля, если хочет принять участие в большой потехе.

     За воинами графа наблюдали издали. Ещё с месяц назад, переодевшись крестьянами, ездили с Федором в Брекслав. Там потратили почти весь наш золотой запас, закупив диковины – подзорные трубы. И теперь в них было хорошо видно, что в войске Вышеславского не осталось пехоты. Только кавалеристы и лучники. Лучники сидели на лошадях позади всадников, поэтому войско двигалось очень быстро. Мы продолжали держаться поодаль.
     Вот миновали, после ночёвки, замок Закржевского. И тут увидели Барбару. Её отряд состоял из сотни кавалеристов и кучи тяжеловозов, запряженных в телеги. На телегах везли двадцать длинных и, похоже, очень тяжелых ящиков. И квадратные ящики, поменьше, но тоже очень тяжелые. На телегах с ящиками сидело около сотни человек. Скорость движения соединившегося войска замедлилась. Вскоре они расположились на ночлег.
     Мы отъехали, как можно дальше, чтобы из лагеря графа не увидели наших костров. Ночи становились холодными, да и людей надо было покормить горячим.
     – Чтоб я сдох, но они идут на Брекслав,– высказался Стах.
     – Это точно,– согласился я, оглядывая в подзорную трубу горизонт.
     – И Плоцкий их встретит на подходах,– сказал Фёдор.
     – Не на подходах, а завтра,– я протянул Фёдору трубу,– видишь на горизонте зарево. Это костры горят в лагере Плоцкого. Пошли кого-нибудь узнать, далеко ли наша пехота и лучники. И за Кублицким надо послать.
     – А чего за мной посылать?– подъехавший барон ловко спрыгнул с коня.
     – Хуже всего придётся нашей пехоте и лучникам. Им всю ночь надо топать, чтобы между Брекславом и войском Плоцкого оказаться, да ещё так, чтобы Плоцкий не заметил. И колья от конницы установить. Надо крестьян на помощь звать. И давайте скорее, друзья. Всего ночь у нас в запасе, да часть дня. Вам, барон, тоже со своими далеконько ехать. Как увидите, где пехота встала, так сбоку от неё в полуверсте и спрячетесь. Или в лощине, или в лесочке. Как услышите страшенный грохот, атакуйте, стараясь идти по дуге, чтобы в спину графским зайти. Коням отдохнуть дайте, как следует.
     – Понял,– ответил барон. Чванства в нём не было.
     – А вот вам сумка. Там ленточки зеленые. Пусть все ваши повяжут себе на рукав, чтобы наши лучники вас не перестреляли. Да и навстречу вам конница Казимира пойдёт, чтобы свои своих не перебили.
     – Умно,– заметил барон, садясь в седло,– удачи вам в битве, друзья.
     – Удачи всем нам,– сказал я ему вослед.
     К костру подъехал наш гонец и сообщил, что пехота в часе ходьбы отсюда.
     – Стах, будешь командовать пехотой и лучниками. Торопись. Оставь мне сорок девушек, самых лучших стрелков, остальных можешь забрать с собой, это твой резерв будет. Пришли Казимира сюда.
     Донован посмотрел на меня.
     – Я, пожалуй, со Стахом.
     – Хорошо, Майкл. Удачи всем нам.
     Фёдор слегка недовольным голосом спросил:
     – А меня куда поставишь?
     – Ты общее руководство осуществляй.
     – Издеваешься? Ты же всех озадачил, кроме меня.
     – Ещё Казимира не озадачил,– тот как раз слез с коня у костра.– Бери своих конников, старый чёрт. Кублицкий будет атаковать на правом фланге, а ты – на левом. У тебя сил поменьше, так ты барона только поддержи. Тоже постарайся со спины зайти. Ну, да что я тебя учу? Давай, чертяка, оторвись по полной,– и хлопнул его по широченному плечу.
     – Девушки,– сказал я "амазонкам",– готовьте огненные стрелы, штук по пять каждая.
     Лучницы принялись греть на костре смолу, наматывать на стрелы полоски ткани и обмакивать их в смолу.
     – Так я –то, что буду делать?– Опять спросил Фёдор.
     – Не царское это дело – в сечу лезть. Ты – хороший организатор, вот и оставайся им. Охраняй Марысю и потомство.
     Даже в полутьме у костра видно было, как Марыся покраснела.
     – Ты обещал её королевой сделать, а какая же королева без короля? Так что, поберегите себя, ваше величество. Будешь сначала возле меня, а потом с тобой "амазонки" останутся.
     – А зачем стрелы огненные?– Марысино любопытство неиссякаемо.
     – Сигнал подать кавалеристам к атаке.

     Я отошел от костра и задумался. Всё ли учёл? Весь мой план строился на предположении о том, что скрыто в длинных ящиках. Ошибка будет дорого стоить всем нам. Но логика – вещь неумолимая. И если Вышеславский с полутора тысячами солдат решил сражаться с шестью тысячами воинов Плоцкого, то в ящиках может быть только одно. Без вариантов.


    



                Глава IV
 
                Звонко лопалась сталь под напором меча,
                Тетива от натуги дымилась,
                Смерть на копьях сидела, утробно урча,
                В грязь валились враги, о пощаде крича,
                Победившим сдаваясь на милость.
                (В.С. Высоцкий)

     Заалел восток. Сорок девушек-лучниц, по широкой дуге объехав лагерь Вышеславского, спешились. Прокрались в тыл лагеря к холму, где расположился шатер графа и Барбары и где лежали длинные ящики. Залезли на деревья, росшие на соседнем холме, шагах в двухстах от шатра. Я перед этим подробно объяснил девушкам их задачу:
     – Каждая, кто попадёт стрелой в квадратный ящик, получит красавца-жениха,– девчонки захихикали, но глазки-то загорелись,– и постарайтесь удержаться на деревьях, когда бабахнет.
     – Что бабахнет?– спросила одна из них.
     – Попадешь в ящик, увидишь, что бабахнет.
     Я с Фёдором и Марысей, привязав коней, влезли на огромный, высоченный дуб, стоявший чуть сбоку от лагеря графа. Оттуда открывался прекрасный обзор на поле предстоящего сражения.
     И вот показались на горизонте первые ряды войска Плоцкого. В лагере графа началась суматоха. Солдаты одевали доспехи, седлали коней. С длинных ящиков сорвали верхние доски и на свет божий выглянули бронзовые жерла. Низ ящика служил лафетом.
     – Пушки!– ахнул Фёдор.
     – А ты думал, там наряды пани Барбары?– съязвил я,– ну, не дуйся. Ты всё же человек штатский, потому и не догадался.
     – Мог бы и додуматься,– с досадой на себя сказал Фёдор.

     Барбара, одетая в свой походный костюм цвета хаки, суетилась возле орудий. Каждую пушку обслуживали шесть человек. Один доставал из квадратного ящика мешочки с порохом и заталкивал в дуло пушки. Банником порох тут же задвигали вглубь орудия. Молодец, Барбара, до мешочков додумалась! Отнюдь не дура. Вот и пыжи забивают. Теперь сыплют картечь. Ай, да Барбара! Картечь – не ядро, такую просеку в рядах войска прорубит.
     А войско – вот оно. Армия Плоцкого остановилась в низине. Н-да. Не великий стратег этот князь. На численный перевес надеется. Сейчас артиллерия тебе покажет, что такое перевес.
     На небольшой холм взошёл князь со своими военноначальниками – там реяло княжеское знамя, а рядом с ним – королевский штандарт. Значит, и "королевус" Брабарии тут.
     Барбара, склонившись над одним из орудий, крутила винт, изменяющий угол наклона ствола. Ещё и наводчица! Вот на полки пушек насыпана затравка, а в руках канониров задымились фитили. Двадцать пушек – это не шутка. Пять батарей, артиллерийский полк по старым меркам.
     Лучники графа стояли у подножия холма. Их было немного. А многочисленная кавалерия, разделившись на две группы, расположилась справа и слева от холма.
     Пехота Плоцкого остановилась шагов за пятьсот от холма с пушками. Король, сняв щегольскую шляпу, прокричал что-то, призывая, наверное, к победе. Пехотинцы равняли ряды перед атакой, но артиллеристы не стали ждать, пока они подравняются. Пятьсот метров для пушек, выдвинутых на прямую наводку – пустяк. И грянул залп из двадцати орудий. Порох был дымным, но дым ветром быстро отнесло в сторону. Стало видно, как споро перезаряжают пушки.
     Последствия залпа для армии Плоцкого были ужасающими. Мало того, что половину пехоты выкосило картечью. Барбара не зря сама наводила одно орудие. Его заряд картечи ударил по холмику, где располагался князь со своей свитой. Теперь холм был пуст. Ни короля с его шляпой, ни штандарта, ни князя, ни его знамени.
     Пока пехотинцы приходили в себя, грянул второй залп, уничтоживший не только остатки пехоты, но и лучников, стоящих за ней. Среди оставшихся в живых воинов князя, похоже, нашелся какой-то командир. Приказ отдан, и вот княжеская конница выдвинулась вперёд, опуская копья наперевес. Но натренированные артиллеристы не промедлили с перезарядкой. Банники так и летали в их руках. В третий раз дым скрыл орудия, а стройные ряды кавалерии превратились в кровавое месиво из людей и коней.
 
     На холм взлетел граф Збышек на своём могучем коне, ведя в поводу белоснежного жеребца. Барбара легко вскочила в седло, граф протянул ей небольшой, но остро отточенный меч. И графская конница, свистя и улюлюкая, бросилась в погоню за мечущимися в панике по полю группками людей – остатками мощной армии, прекратившей своё существование.
     Лучники графа, немного помедлив, бросились вперёд от подножия холма – пограбить раненных, добивая их, помародёрствовать среди трупов. А графские конники, рубя на скаку беглецов, увидели впереди негустую цепь людей. В азарте и пылу погони, продолжая мчаться во весь опор, обнаружили, что цепь пехотинцев прикрыта вбитыми в землю кольями. Пехотинцы крепко сжимали в руках длинные пики с остро заточенными наконечниками. И вдруг за этими пехотинцами поднялись с земли стрелки с натянутыми луками. Их было всего триста человек, но это были лучшие лучники страны. Запели спускаемые тетивы и полетели длинные боевые стрелы, неся смерть.
      
     Одна из девушек, сидевших на деревьях, в подзорную трубу увидела, что кавалерия домчалась до кольев и подала знак подругам. Горящие стрелы полетели в ящики с порохом. Бомбардиры отдыхали от трудов праведных и крышки пороховых ящиков беспечно не закрыли. По-видимому, очень уж хотелось девчонкам красивых женихов, потому что не промахнулась ни одна. Грянули взрывы, сливаясь в один мощный взрыв. Чёрный столб дыма поднялся в небо над холмом. На лучников-мародёров посыпались обломки пушек, ящиков-лафетов, растерзанные взрывом тела артиллеристов.
     Я спрыгнул с дуба, вскочил в седло. Клинок смерти вибрировал в моей руке и пел свою Песню. Фёдор хотел последовать за мной, но Марыся закричала: "Федя, я застряла, помоги слезть!". Ай да  артистка, классно исполняет порученную мною роль.
     А перед кольями творилось что-то невообразимое. Первый залп "лесных братьев" был  убийственно метким. Мгновенно образовался вал из умирающих и умерших всадников, бьющихся в агонии раненных лошадей. Задние ряды кавалерии, перескакивая через этот вал, не в силах сдержать разбег своих коней, напарывались на торчащие из земли колья. И тут же их доставали длинные пики пехотинцев. Сразу же после взрыва на поле появились всадники с зелеными повязками на руках и принялись рубить направо и налево тех, у кого повязок не было. Они зажали в клещи остатки кавалерии графа Вышеславского. Лучники били на выбор графских солдат, пытающихся повернуть своих коней навстречу всадникам барона и Казимира.
    
     Нещадно избивая попадавшихся на пути графских лучников, которые разбегались во все стороны, оглушенные взрывом, я врезался в толпу вражеских кавалеристов, выкашивая их Клинком, словно траву. Граф Збышек Вышеславский возник передо мной с занесённой для удара секирой, но меч перерубил её рукоять. Граф схватился за двуручный меч, висевший у седла, но Клинок смерти отрубил ему правую кисть, затем левую руку по локоть, потом обе руки по плечи – кольчуга от него не спасала. Граф стал падать с коня и тогда Клинок снёс ему на лету голову, да с такой силой, что она отлетела на несколько шагов в сторону.
     Увидев гибель графа, его всадники, прекратив всякое сопротивление, ударились в бегство. Но спастись удалось немногим. А вот хвост белого жеребца Барбары я увидел так далеко, что догнать её не представлялось возможным.

     Победа была полной и безоговорочной. Всадники Кублицкого добивали лучников графа, пытавшихся оказать сопротивление. Но большинство сдавалось на милость победителей.
     Никем не останавливаемые, "лесные братья" дошли до Брекслава и заняли королевский дворец. Охрана сделала робкую попытку воспрепятствовать такому бесчинству, но потом предпочла остаться в живых. И бородатые лучники разбрелись по покоям дворца. Стах всё же оказался на высоте: выставил у дворца часовых, собрал всех слуг и придворных, объявил о смерти короля и о том, что теперь будет новый король. Забрал у виночерпия ключи от винных подвалов. Донован и Олеся ему помогали. "Амазонки" охраняли покои королевы и винные подвалы. Донован прохаживался по дворцу, выгоняя лучников и пехотинцев, отсылая их всех на сбор в большой гостинице "Весёлый лучник", где их ждёт бесплатная выпивка.
     И уже послали в лагерь гонцов, чтобы все, оставшиеся в лагере, отправлялись либо по домам, либо шли-ехали в Брекслав. За Барбарой отрядили погоню из всадников Казимира. Но оказалось, что она заперлась в замке Вышеславского, вместе с десятком уцелевших лучников и двумя десятками кавалеристов. Оставили полусотню конников сторожить выход из замка.
    
     В Брекславе, Вышемысле, Плоцке и других городах королевства народ устраивал гулянья. Оставшиеся в стороне от войны, графы и бароны спешили в столицу, изъявить свою преданность новому королю. Фёдора и Марысю торжественно, под одобрительный гул и радостные вопли народа, усадили на королевские троны. Овдовевшей королеве назначили небольшую пенсию и оставили домик с садом – её загородную резиденцию.  Все "лесные братья" получили освобождение от налогов на десять лет. Барон Кублицкий стал князем. Казимир – бароном. Казимиру досталось баронство Кублицкого, а тому – владения покойного Плоцкого. Прибывшие на коронацию графы и бароны с огорчением узнали, что налоги на крестьян снижены до минимума. Правда, за это им выдали из королевской казны денежную компенсацию. Вообще, всю королевскую казну распотрошили. Золотой дождь пролился на всадников Кублицкого, на "лесных братьев" и семьи, прятавшиеся в лесном лагере, на тех, кто "лесным братьям" помогал. Но Фёдор был спокоен:
     – Роскоши поубавим, введём новые, справедливые налоги, будем развивать экономику – казна и наполнится. А пока – пусть народ отдохнёт чуть-чуть от гнёта. Не будем забывать наш девиз. Свобода есть, братство есть, ну, а равенство – оно как линия горизонта – можно стремиться, но достичь нельзя. Ну, не может дурак быть равным умному.
     Я толкнул его кулаком в бок:
     – Мудёр ты не по годам, ваше величество.
     – Да, уж. Кстати, я забыл приказать тебя повесить за тот фокус на дубе с застрявшей Марыськой. Думал, что жена мне не расскажет, кто ей велел меня к битве не допустить?
     – Ещё раз повторю: не царское это дело. Управились и без тебя. А шальная стрела бы свистнула, мы бы и не узнали, где ты капсулу спрятал.
     – Ах, вот в чём твой интерес был. А я-то думал, ты о моей жизни печёшься. Гей, стража, вздёрните-ка этого молодца посреди дворца.
     – Ишь, стихоплёт выискался. Не нахлебался ещё романтики?
     – С ума сошёл? Только королём стал. Интересно же поправить страной. Да и Марыська там, в будущем, не уживётся. А здесь – вон как счастлива.
     – Ещё бы – королева. Причём по призванию и поведению, а не по родословной.
     – Спасибо, Сергей. Если бы не ты – зимовали бы мы сейчас в лесу с этой королевой. Когда отправляться думаете?
     – Ещё одно недоделанное дельце…
     – Барбара?
     – Она самая.

     Штурма замка не было. Привели к нему сотню лучников и предложили обитателям замка его покинуть, потому как через полчаса он будет разрушен до основания. Всех их, как злостных пакостников, ждёт принудительный труд на рудниках. Кто дёрнется – утыкаем стрелами, как ежа иголками.
     Безоружные и понурые выходили из замка последние солдаты графа. Их тут же заковывали в кандалы и сажали в повозки. Много грехов на них числилось. Именно поэтому и пытались они спрятаться. Но Барбары среди них не было.
     – А где же пани Барбара?– спросил я у пленников.
     – Там, в замке, выходить не желает.
     – Ну, что ж, её воля.
     Марыся привезла в мягком, удобном шарабане Ядвигу. Она хотела увидеть конец замка Вышеславских. Была она и на коронации в Брекславе, который собирались переименовать, как и всё королевство. Но пока не решили, как именно.
     Я не мог подойти к Ядвиге в столице – возможности не было. А сейчас подошел и вновь поцеловал её тёплые, морщинистые руки. Она притянула меня к себе и поцеловала в лоб.
     – Спасибо. И за внучку спасибо, и за народ наш. Любить и уважать будут короля Фёдора, но больше всего песен и легенд о тебе сложат.

     Отойдя чуть в сторонку от всех, я согрел рукой Повелителя камней и произнёс приказ. Замка не стало. Он исчез. И даже не ушел в землю. Вместо него осталась большая куча песка, поверх которой сидела Барбара. В лохмотьях, едва прикрывавших тело, немытая и нечесаная, вся покрытая синяками. Мост через ров остался (он был деревянным). Барбара медленно перешла через него – худая и измождённая. Но не вызывавшая жалости.
     – Они меня насиловали! Все, все! Заставляли им прислуживать, били,– истерично закричала она и зарыдала, закрыв лицо руками в струпьях и в коросте.
     – Отвезите её в дальнюю, глухую деревушку, да и оставьте так, как есть. Хуже ей уже не будет. Смерти она не заслужила. Выживет – человеком станет. Умрёт – собаке – собачья смерть.
     Ядвига хлопнула пару раз в ладоши:
     – Не нарадуюсь я на тебя. Заслужил ты свою жену, ох, заслужил. Обереги сохранил?
     – А то!..
     – Это шучу я так. Провожать тебя не пойду, грустно мне будет, горько. Вот ещё твоей жене от меня подарки,– протянула ореховый ларчик.– Там металла нет. А обереги придётся из оправы вынуть. Фёдор мне объяснял, что металл нельзя. Потом обереги в новую оправу вставишь, там сила не в оправе, а в камнях. Шнурки сохрани, они диковинной, вечной кожи. А с Клинком что делать будешь?
     – Не знаю. И с собой взять нельзя, и оставить нельзя. Наверное, всё же рискну взять с собой. Заверну в толстый-претолстый слой воловьей кожи. Может быть, и проскочит.
     Ядвига прикрыла рукой глаза, помолчала с минуту и сказала:
     – Бери с собой. Он не помешает вам. Всё. Прощай. Счастливого пути,– и шарабан уехал.


                Глава V            
   
                Чистоту, простоту мы у древних берём,
                Саги, сказки – из прошлого тащим, –
                Потому, что добро остается добром –
                В прошлом, будущем и настоящем!

                (В.С. Высоцкий)

     Провожать меня и Донована приехала целая толпа народа. Вся поляна возле капсулы была запружена людьми, а лесная дорога, проходившая у поляны, заставлена конями и повозками – от простой телеги до королевской кареты. В отличие от капсулы Маковски, которая была серого цвета, капсула Фёдора – ярко-зелёная. Места нам двоим в ней вполне хватает. И подарки влезут.
     Новоиспеченный барон Казимир приволок с собой бочонок с медовухой. Узнав, что из-за железных обручей на бочонке мы его с собой взять не сможем, огорчился. Но тут же, вылив в себя полбочонка этой самой медовухи, успокоился и полез к Доновану "почеломкаться".
     Князь Кублицкий привёз глиняную, огромную бутыль, оплетённую лозой и запечатанную сургучом.
     – Вино из княжьего подвала. Полста лет ему.
     Подарили нам медвежий окорок и копчёную кабанью ногу. Всучили огромного осетра. Дали деревянную корчагу с медовыми сотами. "Амазонки" одели нам на головы венки из полевых цветов и, слегка смущаясь, подхихикивая друг над дружкой, по очереди расцеловали нас своими сочными, свежими губами.
     За этими поцелуями ревниво наблюдали их статные красавцы-женихи. Фёдор помог мне выполнить данное лучницам обещание, и нашел им сорок красивых парней.
Впрочем, сами "амазонки" были тоже красавицами – не зря убегали в лес от графских прислужников.
     Бережно поставил я в капсулу ореховый ларец от Ядвиги, а ещё один ларец из дерева вручил нам Фёдор.
     – Золото вам нельзя, а это можно. Ещё никому не помешало.
     Не утерпев, мы открыли ларец тут же. Он был наполнен самоцветами: изумруды, рубины, сапфиры, топазы, опалы…
     – Фёдор, тебе это самому не помешает, точнее, королевской казне,– пытались отказаться мы.
     – Берите, берите, а то ещё насыплю,– пригрозил король.
     – А это от меня,– сказал Стах и положил в ларец пригоршню крупных алмазов,– так как я теперь граф, то и подарок должен быть графским. Правда, графинюшка? И Олеся согласно кивнула. (Теперь ларец еле закрывался).
     Все выпили на посошок знаменитой вудки, заедая свежеприготовленной олениной. Объятия, поцелуи, смех, слёзы…
    
     И вот дверь капсулы закрыта. В моём набедренном кармане, многократно обёрнутый в воловью кожу, лежит кинжальчик с двумя камнями на эфесе. Страшно нажимать кнопку – а вдруг окажемся чёрте-где. Ведь в капсуле есть металл. Но Ядвига обещала мне счастливый исход, значит, всё обойдётся. Иначе бы я не рискнул подвергать Донована опасности. Нажал на кнопку возврата. Сейчас очертания капсулы изменятся, автоматика хронопортала зафиксирует это и потащит нас в наш мир. Возвращаемся!

     Вот лицо Донована в последний раз исказила гримаса. Кажется, приехали. Открыл дверь капсулы, она не распахивалась, а задвигалась вовнутрь стенки. Так, стоим на платформе хронопортала. Возле пульта с кучей кнопок, переключателей и всяких приборов дремал в кресле мужчина в белом халате. При нашем появлении он потянулся и протяжно зевнул. Щелкнул каким-то тумблером и сказал:
     – Передайте мистеру Маковски: они прибыли,– после чего обратился к нам: – С возвращением, господа. Однако, вы долго, очень долго добирались. Я здесь уже восьмой год работаю. Всё ждем вас и ждём. Сегодня вот мне дежурить выпало. А запахи какие чудесные! (Из капсулы на весь зал пахло копчёной осетриной и копчёным мясом.).
     – И надолго наше прибытие задержалось?– Осторожно спросил Донован.
     – Да ерунда, всего какие-то двенадцать лет.
     Вот это было известие! Я уже привык к тому, что, пройдя через  хронопортал, можно находиться в параллельном мире несколько дней или даже месяц-другой. А для тех, кто находится в нашем мире, проходит лишь несколько минут, от силы час-два. Здесь же парадокс получился обратным: на наших головах ещё не завяли венки, одетые нам "амазонками", благоухали подаренные копчёности, свежим был мёд в сотах. Аппаратура хронопортала показала, что мы возвращаемся. И этот сигнал длился целых двенадцать лет. Хронопортал не выключали, оставляли одного дежурного, следить за системами и дожидаться нашего появления.
     Уже были построены для Маковски ещё два хронопортала. Уже и работали они вовсю, принося их хозяину прибыль. И на этих порталах парадокс времени действовал правильно: для путешественников проходили дни и недели, для персонала, оставшегося в нашем мире – минуты. Маковски чертыхался, но исправно ждал нашего возвращения.

     И вот мы сидим в его кабинете. На столе источает дивный аромат копчёная кабанья ляжка, которую мы решили презентовать Теодору Маковски. Однако, хозяин кабинета настроен отнюдь не благодушно.
     – Вы испортили хронопортал! Ведь знали же, что металл нельзя с собой брать! И, тем не менее, ученые уверяют, что металл в капсуле был. Ни одного животного я не получил! Понимаю, что в этом виновата Брековецкая, поэтому не требую с вас неустойку. (Нет, каков наглец?! Можно подумать, это не он нам Барбару подсунул?!). Хронопорт испорчен! А он стоит денег и очень немалых. Кроме того, вы не выполнили условий нашего договора! Аванс вы должны вернуть! И оплатить мне стоимость хронопортала! Всю стоимость!!!
     – А после этого мы можем забрать его себе? Ведь, если мы оплатим его полную стоимость, значит, мы его купили, и он становится нашей собственностью,– вежливо спросил я у Маковски.
     – Да забирайте! Если у вас найдётся двести миллионов кредов. Насколько мне известно, вы стоите лишь десять миллионов кредов, а у мистера Донована и миллион-то с трудом наберётся.
     – Хронопорт стоит двести миллионов? Это подтверждено документально?– голос мой был вкрадчив.
     – Ну, хорошо! Он стоит сто шестьдесят два миллиона кредов и это подтверждено документально! Но и таких денег у вас нет,– прорычал Маковски.
     – Минуточку,– успокоил его я, набирая номер Генри Гамильтона, моего знакомого английского миллиардера. Увидев загорелое, улыбающееся лицо счастливого отца двоих детей (потом выяснилось, что их уже четверо), спокойно произнёс:
     – Привет, Генри. Я потом тебе расскажу, где пропадал. А пока не мог бы ты перевести на счёт Теодора Маковски сто шестьдесят два миллиона кредов? Да, того самого Маковски. Я вскоре верну тебе эти деньги с лихвой, так как мы станем обладателями хронопортала, замедляющего время. Будем обслуживать желающих вернуться на Землю лет через двести-триста. Плюс у этого портала капсула из необычного полимера. На этом тоже можно неплохо заработать…
     – Стоп, стоп!– заорал Маковски, побагровев,– я ещё не дал окончательного согласия на продажу портала! Я… я передумал вам его продавать.
     – Хорошо. Тогда составляйте приложение к нашему договору. О том, что у вас к нам никаких претензий. Аванс мы вам, разумеется, вернём. Прямо сейчас. А за Барбару вам особое от нас спасибо,– не удержался я.
   
     Мы тут же перевели аванс со своих счетов. Всё ещё красный, как рак, Маковски продиктовал компьютеру приложение и размашисто на нём расписался. Взяв наши экземпляры документа, я поднялся с кресла. Донован вслед за мной.
     – Желаю вам всего наилучшего, пан Маковецкий. Надеюсь, больше не увидимся,– и пошел к двери.
     – Можно вопрос?– не выдержал "марку" Маковски,– что за металл вы пронесли через хронопортал? Может быть, я у вас его куплю, если это монеты или другие золотые вещи. Или это платина? Или редкоземельные металлы?
     – Боюсь, что для приобретения этого металла ваших капиталов не хватит, пан Тадеуш. Прощайте.

     Первым делом, не забывая подкрепляться осетриной с княжеским вином, мы с Майклом занялись реализацией самоцветов. Ларец "потянул" на семьдесят миллионов кредов. Мы опешили от свалившегося на нас богатства. Донован поделил деньги решительно: себе взял двадцать миллионов, а пятьдесят отдал мне.
     – Никаких поровну! Мне и двадцати много. Я же в отставку ухожу. Буду пенсию от Корпорации получать. Много ли мне одному надо? На домик с садом и приличную ренту хватит. А детей у меня нет, и  не будет. Забыл, что Ядвига говорила? Поеду в Польшу и найду себе скромную вдовушку.
    
     Действительно, в отсутствие Донована, дивизией десанта Корпорации уже десять лет командовал Петер Лемке, поначалу два года бывший и.о.
     Доновану дали отставку, присвоив на прощание звание дивизионного генерала. Майкл слетал на Базу, устроив там прощальную пирушку, забрал свои вещи и отправился в Польшу, как и обещал. Действуя по-десантному быстро и решительно, он уже через месяц сообщил мне, что его Марта печёт чудесные пироги и варит ему борщ с пампушками. А в саду вовсю поспевают яблоки и малина.
     Доновану не выплатили жалование за время его отсутствия, мотивируя это тем, что был он в отпуске, в хронопутешествие отправился по делам личным и пусть спасибо скажет, что пенсии не лишили за двенадцатилетний "прогул". Но, будучи обладателем двадцати миллионов, Майкл ничуть не расстроился, тем более, что пенсия дивизионного генерала тоже была не маленькой.
     А вот подполковник Билли Адамс уже пять лет, как погиб, возглавляя одну из экспедиций десанта. И, как у многих десантников, прах его покоится неизвестно где.

     Голос начальника разведки Корпорации, как обычно, сух и бесстрастен:
     – Учитывая, что ваше отсутствие произошло с ведома разведотдела, двенадцать лет зачли в ваш срок службы. По выслуге лет вам присвоено звание полковника. Жалование подполковника за девять лет и полковничье за три года переведено на ваш банковский счёт. Вы остаётесь командиром группы "Грона". И.о. командира группы майор Гривцов становится вашим заместителем. Отчёт о вашем задании жду не позднее, чем через три дня. Отчёты о работе "Грона" за последние двенадцать лет вам высланы. Ознакомьтесь, чтобы быть в курсе дел. Вам предоставлен двухнедельный  отпуск, чтобы привести в порядок личные дела, ну, и отдохнуть (ага-ага, за чтением и написанием отчётов). Вы ведь, как всегда, поедете в Новгородскую область? (Начальник разведки знал о своих подчинённых всё. Или почти всё.). Так вот, группа "Грона" состояла из восьми человек, включая вас. Теперь добавился девятый. Поздравьте Иванову с успешным прохождением экзаменов и тестов, присвоением ей звания сержанта и включением её в группу "Грона". В виде очень-очень большого исключения из правил,– в голосе начальника разведки проскользнули тёплые нотки. И это меня поразило: ну, не бывает лёд горячим,– вопросы есть?
     – Вопросов нет.
     Сам разберусь, что это за сержант Иванова с Новгородчины. Если начнёшь задавать начальству такие вопросы – грош тебе цена.
     "– Нечипоренко, для чего тебе голова?
      – Я ею ем. И пью".
    
     Поговорив с Генри Гамильтоном, огорчил его известием, что, в отличие от предыдущих отпусков, не приеду в его поместье кататься верхом. В ответ получил на свой компьютер фотографию Генри и Эстер Гамильтонов в окружении четырёх ребят – две пары очаровательных двойняшек. Катя и Серёжа – серьёзные пятнадцатилетние подростки и озорные мордашки семилетних Эстер и Генри. Под фото была подпись, которая меня слегка озадачила: "Привет Кате!"
     А то они не знают, что Катя уже шестнадцать лет лежит под большим, серым гранитным камнем на кладбище небольшого городка в России?

                Глава VI
   
                Когда вода Всемирного потопа
                Вернулась вновь в границы берегов,
                Из пены уходящего потока
                На сушу тихо выбралась Любовь —
                И растворилась в воздухе до срока,
                А срока было — сорок сороков…
                И чудаки — еще такие есть —
                Вдыхают полной грудью эту смесь,
                И ни наград не ждут, ни наказанья, —
                И, думая, что дышат просто так,
                Они внезапно попадают в такт
                Такого же — неровного — дыханья.
                (В.С.Высоцкий)
               
            Я вылез из автобуса на автовокзале в Новгороде. (Никак не приживалось название "электробус". И "атомобус" тоже не прижился). Успел сделать пару шагов к остановке такси, чтобы ехать к Петровым в городок. Как там меня встретит Вика? Я, по привычке, купил ей игрушку – небольшого мягкого медвежонка, который довольно урчал и вращал глазами. Потом спохватился, что еду не к ребёнку. Что подарить девушке? Заказал набор французской косметики. Будем надеяться, что Вика не будет ею злоупотреблять.

     В одной руке у меня была туго набитая сумка. Другой, свободной рукой, успел поставить блок и маленький, но крепкий и сильный кулак пролетел мимо.
     – Серьёжка, ты – сволочь! Я тебя жду, жду, а ты всё не едешь! Ты не можешь себе представить, как я истосковалась! Любимый мой! – И шею мою обвили тёплые нежные руки, стройные тугие бёдра оплели ноги. И в самое ухо раздалось: "Уи-и-и!!!".
     – Катька!– непроизвольно вырвалось у меня.
     – Она самая!
     Для толпившихся на автовокзальной площади предстала "дивная картина": на шее у седовласого полковника висела высокая, красивая девица и визжала по-поросячьи.
     – Стоп!– сказал я,– ты кто такая?
     – Так, Катя Иванова.
     – Ну, уж нет. Не держи меня за дурачка. Ты – Виктория Петрова.
     – На, смотри мои документы,– она сунула мне личную карточку. "Виктория-Екатерина Иванова" – чётко напечатано возле фотографии девушки с очень короткой стрижкой и огромными зелёными глазами.
     – Но ведь ты – дочь Оли и Вени Петровых. Почему Иванова? Почему Екатерина?
     – При получении документов выбираешь сам, какие имя и фамилию туда вписать. Мама и папа не возражают.
     – Зато я возражаю. Кто дал тебе право?..
     – Так, Катя и дала. Точнее, её душа, которая в меня вселилась.
     " У неё два имени. У неё две души и обе чистые и светлые. И обе любят тебя",– вспомнил я пророчество Ядвиги.
     Больше мне ничего не надо объяснять. Всё встало на свои места. Пазл сложился. Когда Катю убили, рядом сидела беременная Викой Ольга Петрова. Чистая, безгрешная душа Кати нашла себе пристанище в теле нерождённой ещё Виктории Петровой. Проверять версию будем?
     – Как насчёт стакана молока на ночь?
     На лице девушки появилась улыбка. И это была неповторимая лукавая Катина улыбка.
     – Хорошо, сэр. Только ночную рубашку у Грейс попрошу. Теперь-то веришь?
     Не отвечая на вопрос, смотрел на девушку, стоящую в шаге от меня. Внешность её отличалась от Катиной только цветом глаз и волос. Наличие сходства не удивляло. Мать Вики – Ольга Петрова, очень похожа на Катю. Высокий рост, одинаковые черты лица, похожие фигуры. И я, наконец-то понял, чью улыбку мне всегда напоминала улыбка маленькой Вики Петровой.

     Короткие шорты оставляли открытыми идеально стройные, длинные ноги. Плечи круглые и покатые. Белая футболка, без всякого рисунка, облегает полную, высокую грудь. Под футболкой, естественно, больше ничего нет, маленькие соски чуть приподнимают ткань.
     – Любуешься? – с вызовом спросила,– любуйся, любуйся, имеешь полное право любоваться на свою собственность.
     И тут же смутилась от своих слов, потупила глаза, лицо заалело. Порывисто шагнула ко мне, прижалась и уткнулась лицом в моё плечо. При её росте, спрятать лицо на моей груди никак не получалось. Горячая капля обожгла меня через ткань форменной рубашки.
     – Отставить слёзы, малыш.
     – Есть, командир,– всхлипнув, она провела ладонью по глазам, вытирая их насухо. Улыбнулась,– вот и всё.
      – Какой же я тебе командир?
     – Непосредственный. Ты же командуешь группой "Грона", в которую меня взяли стажером.
     – Погоди, погоди!– и я ахнул:– Так это ты и есть сержант Иванова из Новгородской области?!
     – Да. Вчера посылку с формой и личным оружием получила. И документы.
     – Тебе же только шестнадцать лет!
     – Как сказали: в виде исключения. Поскольку группа необычная, то и состав может быть необычным.
     – Пойдём-ка, на скамеечку вон присядем,– новость была сногсшибательной,– надо мне это как-то осмыслить, Викуля…
     – А за Викулю можно и по шее,– в голосе зазвенела сталь,– никакая я не Уля. И не Уня, так что Викуней тоже не зови. И не Уся. Я – Вика. Виктория плюс Катя. Можно – Котёнок. Можно – Малыш. Не нравится – не ешь. Тогда – сержант Иванова.
     Она села на скамеечку не боком, а лицом ко мне, вполоборота. Секунду поколебавшись, взяла мою ладонь в свои руки. Маленькие, нежные, но крепкие. Пальцы длинные и изящные, но сильные. А чему удивляться? Уж я-то точно знал, какие экзамены и тесты проходят при приёме в группу "Грона". В группе нет ни одного рядового – только офицеры. Помимо английского языка необходимо знание ещё двух языков на выбор из русского, немецкого, испанского и китайского. Владение всеми системами огнестрельного оружия, от кремневого ружья до ракетной установки. Владеть холодным оружием, ездить верхом, водить танк, катер, вертолёт (в идеале – легкий самолёт). Рукопашный бой ставится на уровень выше, чем у рядового десантника. Метеорология, топография, тактика и стратегия, военная история, сапёрное дело – всё на уровне офицерского училища. Разведка и сбор информации, допрос пленного, общение с аборигенами, маскировка, уход от погони, командование воинским подразделением. Много, очень много надо знать и уметь, чтобы тебя зачислили в группу особого назначения. В армии – десант. В десанте – спецназ. В спецназе – группы особого назначения. Кроме "Гроны" были ещё три группы: антитеррористическая, морская и дальней разведки (эти на космосе специализировались).
     – Девочка моя, как же тебе это удалось?
     – Девочка твоя,– мечтательно повторила она и хитро посмотрела на меня,– потому и удалось, что девочка твоя. Или девочка твоя, потому, что удалось.
     На лице блуждала счастливая улыбка: – Девочка твоя. Девочка. Твоя. Твоя. Твоя. Я – девочка твоя.
     – Сержант Иванова!
     – Я,– вскочила, руки по швам.
     – Доложите, как вы попали в состав группы.
     – Есть. Господин полковник, осмелюсь доложить, что ценой неимоверных усилий и колоссального напряжения мне удалось прорвать вражескую оборону в лице начальника разведки Корпорации.
     После чего уселась ко мне на колени и обвила мою шею тёплой, нежной рукой.  Положила мою ладонь на своё тугое, гладкое бедро. Свободной рукой я обнял её за тонкую, гибкую талию. Крохотные бугорки под белой футболкой поднялись, натягивая ткань. Вика прильнула ко мне так, что я ощутил не только упругость её налитой груди, но и твёрдость этого маленького бугорка.
     – Ну, слушай, Серьёжка. Когда мне исполнилось шесть лет, мне надоело приставать к папе с мамой с безответным вопросом:"Где мой Серёжа?" Я пошла к бабушке Ане, которая живёт в избушке на опушке. Её у нас в городке зовут и знахаркой, и ведьмой, и травницей, и целительницей, и экстрасенсом. Но это всё неправильно. Она – колдунья. Я хотела, чтобы она мне сказала, куда ты девался. Только бабушка Аня сразу мне говорить ничего не стала. А начала обо всём расспрашивать: обо мне, о тебе, о родителях. Потом вкусной кашей накормила и отправила домой. Велела завтра прийти, а сегодня спать лечь пораньше.
     Ночью мне приснился сон. Утром, чуть свет побежала я к избушке, а бабушка уже меня поджидала. Говорю ей, что видела тебя во сне, ты ехал на лошади среди густой травы, с тобой ещё какой-то дядька был в кольчуге и с мечом.
     "Значит, жив твой Серёжа",– сказала мне бабушка Аня.
     "А как мне узнать, где он и когда вернётся ко мне?",– спрашиваю я её.
     "Ты сердце своё слушай, оно тебе всё и скажет"
     "Как же его слушать, оно же говорить не умеет?"
     "Я тебя научу слушать, а сердце твоё говорить научу",– сказала мне бабушка Аня.– "Раз тебе после моей каши сон вещий приснился, значит, есть у тебя способности к нашему делу".
     "К какому делу, бабушка?"
     "К колдовскому. Будешь прилежно учиться, станешь настоящей колдуньей".
     Я испугалась сначала, но уж очень мне сильно хотелось узнать, где ты и что с тобой. И стала я колдовству учиться. Да так успешно, что через год сумела позвонить вашему начальнику разведки на его личный номер. На служебный-то меня бы и не подключили. А его личный номер известен только очень узкому кругу лиц. Вот, ты его знаешь? 
     – Нет.
     – И почти никто не знает. Поэтому он на мой звонок ответил, удивился весьма, выслушал. Сказал, что ты выполняешь важное задание и когда вернёшься – неизвестно. Может быть, и никогда. Сказал всё это и отключился. Недосуг ему с семилетней девочкой разговаривать. И тут же личный номер сменил. Тогда я ещё через пару дней ему позвонила по личному и сказала, что хочу попасть к тебе. Он на это ответил, что для этого надо быть зачисленным в группу. Не называя её. И перечислил требования к членам группы. Спросил, сколько мне лет и как я узнаю его номер. Ответила, что лет мне – семь, а как я узнаю номер – моя личная тайна. Он сказал, что подготовка к экзаменам и тестам займет у меня лет восемнадцать. Так что в двадцать пять лет меня могут зачислить, если я пройду все испытания. "А если я уложусь в девять лет с подготовкой?" Он подумал, помолчал и сказал, что, если подготовлюсь за девять лет, то меня, в виде исключения, смогут зачислить, так как человек, сумевший за такой короткий срок пройти такую подготовку, им, безусловно, нужен.
     И я стала готовиться. За четыре года прошла курс средней школы, за три – офицерского училища. Ещё два года оттачивала навыки, готовясь к экзаменам. При этом, продолжала ходить к бабушке Ане, училась у неё колдовским наукам. Когда мне исполнилось двенадцать лет, бабушка Аня сказала, что научила меня всему, что знает сама. Объявила, что передаёт меня на выучку дальше, к другому колдуну. "Ты можешь стать намного более сильной колдуньей, чем я. И станешь",– вот её слова.
     Тут к нам погостить приезжают Гамильтоны – Эстер и Генри, с детишками. Бабушка Аня велела мне никому не рассказывать про то, что в меня душа Кати вселилась. Говорила, что люди, по незнанию и невежеству посчитают, что у меня психическое заболевание – раздвоение личности. Я никому и не говорила, а Эсти открылась. Она мне сразу поверила, потому, что я ей рассказала то, что знала только она и Катя. Эсти обрадовалась, мы с ней подружились. А с Гамильтонами приехал Смайлс…
     – Ювелир?– удивился я.
     – Ювелир – это его хобби. Он очень любит камни и понимает магию камней. Но, на самом деле, он – вице-президент ордена колдунов. Смайлс заведует европейским отделением ордена. Есть еще африканское, австралийское, азиатское и американское отделения ордена. Каждым руководит вице-президент. Его знают колдуны. А президента знают немногие. Меня, например, познакомят с ним, когда мне исполнится двадцать один год.
     Смайлс снял домик в городке и жил здесь два месяца, когда Гамильтоны уже уехали. Смайлс меня кое-чему обучил. Снабдил колдовскими книгами. Сказал, что из меня получится великая колдунья, самая сильная в России, а, может, и в Европе. Мне разрешили всё это тебе рассказать, потому, что ты хотя и не колдун, но связан с магическими силами.
     А начальник разведки Корпорации тоже оказался колдуном. Правда, довольно средненьким. Но, когда я обрела уже достаточную силу, он стал мне помогать. Устроил полугодовое обучение на учебной базе десанта. Затем я полгода провела на офицерских курсах повышения квалификации. Там было сложнее всего. Десантники, узнав, что мне всего четырнадцать лет, не приставали ко мне, решив, что я – дочь какого-то там крупного начальника. Хотя, за уровень подготовки уважали. А на курсах не знали, что мне пятнадцать лет, считали восемнадцати-девятнадцатилетней. Ну, и приставания начались. Пришлось сломать пару рук-ног. Одному череп прикладом раскроила. Комиссовали бедолагу. После этого уже не лезли.
     Не скажу, что экзамены легко сдала, были и ошибки от волнения. Но, в общем, прилично. Одни пятёрки. Так что, теперь я – твой сержант, прошу любить и жаловать.
     – Жаловать – это по заслугам, если они будут. А любить своих подчинённых?.. Беречь – да, заботиться – да, а вот любить…
     – Но ведь маленькую твою девочку…– жалобно протянула Вика.
     – Давай не путать божий дар с яичницей. Как только ты наденешь форму и подпояшешься ремнём с кобурой… Но, когда ты в шортиках и футболочке, тогда, конечно. Устоять невозможно.
     – Ты – противный, мерзкий старикашка,– и стала покрывать моё лицо жаркими поцелуями. Моя рука гладила короткий ежик волос на идеально круглом затылке, отчего дыхание Вики стало глубоким и прерывистым.

     – Лейтенант, что вы себе позволяете в общественном месте?!
     Китель мой лежал между ручек сумки, свёрнутый так, что были видны лишь эмблемы десантника. А перед скамейкой, на которой мы с Викой обнимались, стоял разгневанный, пузатый майор в форме десантника. Китель на объемистом животе застёгнут, галстук стягивает побагровевшую толстую шею. На груди сиротливо висит значок "За двадцать лет безупречной службы".
     – Это он от зависти Меня увидел и слюной весь изошёл. Вон, поодаль и жена его с сыном стоят,– шепнула мне на ухо Вика.
     В нескольких метрах от нас стояла очень толстая тётка и пухлощёкий мальчишка с выпиравшими из-под ремня брюк складками жира, которые не могла скрыть футболка. Они с восторгом наблюдали, как распекает "лейтенантика" их грозный, воинственный папочка.
     В другое время я бы спокойно объяснил майору его ошибку и только бы усмехнулся ему вслед. Но не сейчас. Юного, красивого тела тебе захотелось, пузан? В том, что передо мной стоит интендант, я не сомневался. Не бывают полевые командиры в десанте такими жирными. Даже в штабах таких нет. Стопроцентный кладовщик.
     Подняв свой китель, встряхнул его так, что зазвенели многочисленные регалии, быстро одел и медленно начал застёгивать пуговицы. Лицо майора стало совсем свекольного цвета.
     – Простите, господин полковник…– заблеял он.
     – Нет уж, не прощу. Смирно!
     Майор замер, выпятив пузо вперёд.
     – Лечь!– и он, кряхтя, улёгся на плиты площади.
     – Встать!– так же медленно поднялся. Давно его, гада, по полигону не гоняли.
     – Лечь! Встать! Лечь! Встать!
     – Вы не имеете права, я – офицер…
     – Дерьмо ты, а не офицер! Я тебя на Ледовый пояс закатаю, взводом командовать! Лечь! Встать! Лечь!
      С толстяка лились ручьи вонючего пота. Когда он в полном изнеможении не лег, а плюхнулся на плиты, я чуть наклонился к нему и тихо сказал:
     – Это, чтобы ты не приставал к сержантам и лейтенантам, и не облизывался на их молодых подруг. Ребята кровь проливают, пока ты на складе тряпки считаешь. Вне строя и боевой обстановки они имеют права, которых не имеешь ты,– и легонько пнул его жирный бок.
     Одной рукой взял сумку, второй – обнял за талию Вику и мы пошли к стоянке такси.
     – Правильно про тебя в десанте говорят: справедливый, но строгий. Строгий, но справедливый. А ещё тебя Счастливчиком зовут. Это почему?
     – Потому, что у меня есть ты.
     – Ой, не ври, Серьёжка. Потому, что у тебя потерь в подразделениях мало было. Вот, чёртов майор, нацеловаться не дал. Сейчас приедем домой, а там папа, мама…
     В такси, назвав шоферу адрес, Вика подняла стекло, отделившее нас от водителя, тесно прижалась ко мне.
     – Серёженька, только, пожалуйста, не пей сегодня водку с папой и Николаичем. Чтобы от тебя спиртным не пахло. Всё же у меня это в первый раз. Сказки хочется…
     – Что в первый раз?
     – Сейчас как стукну больно, чтобы дурачком не прикидывался. Я ещё девственница.
     – Ну, так и оставайся пока ею. Тебе же только шестнадцать лет.
     – Не зли меня, Иванов!– она яростно шипела, сдерживая крик,– я тебя двенадцать лет ждала! А с тех пор, как созрела в половом отношении, то не только ждала, но и хотела. Не забывай, что я – Катя. Прекрасно помню, чем мы в постели занимались. Знаю, что буду кричать и кусаться. Знаю, что ты меня хочешь.
     – Хотеть-то хочу, но…
     – Господи, куда мир катится?! Невинная девочка пытается затащить к себе в постель старого развратника, а он ещё и упирается…
     – А что папа с мамой скажут про твои ночные крики?
     – Я живу отдельно от них. Я – самостоятельный человек, а теперь ещё и офицер. Сначала они меня пытались наставить на путь истинный, потом рукой махнули, когда Ванечка у них родился. А теперь, вроде, стали уважать и гордиться. Они считают меня взрослой. Так оно и есть. Не забывай, что Кате – двадцать один год.
     – Сейчас – уже тридцать шесть. (Боже, а мне – двадцать семь!)
     – Нет. Душа её, расставшись с телом, так и осталась двадцатилетней. Я же моложе её. Где же ей было набраться жизненного опыта тридцатилетней женщины?
     – Ох, сложно всё как…
     – Ничего сложного. Будь самим собой и всё. Не занудствуй и не ханжествуй: "Ой, ей всего шестнадцать…". Я – половинка твоя, понял.
     – Знаю. Мне об этом говорила колдунья в том мире, откуда я только что вернулся. Она умела видеть будущее.
     – Далеко умела видеть?
     – На всю жизнь.
     – Здорово! У неё, значит, большая магическая сила. А я пока только года на два-три вперёд умею заглянуть. И что она про тебя рассказывала?
     – Сказала, что ты меня ждёшь; сказала, что ты – моя судьба; сказала, что ты – колдунья и в тебе живут две души.
     – Вот почему ты так спокойно воспринял. Ты уже знал…
     – Да. А ещё она сказала, что у нас будут дочка и сын.
     – Серьёжка! – такси уже остановилось, а её губы никак не могли оторваться от моих.
     В стекло стучали с двух сторон. С одной – водитель. С другой – барабанил по стеклу дверцы Веня Петров. Вика чуть отпрянула в сторону, чуть покраснела, но счастливая улыбка не сходила с её лица.
     Расплатившись с водителем, вылез из такси, вынул из багажника сумку. Вика продолжала сидеть в машине.
     – Мужчина, помогите же беспомощной даме выйти из таксо,– капризно-плачущим голосом простенала она.
     – Вот артистка,– покачал головой Веня. А я протянул руку. Вика взяла её в свою, не опираясь, легко выпорхнула из такси. Обняла рукой Венину шею.
      – Папка!
     Другой рукой обняла меня.
     – Сергунька!
     – А за "Сергуньку" можешь от него и по попе получить,– строго сказал Веня.
     – Это со всем моим удовольствием,– откликнулся я и шлёпнул по упругой попке.
     – Нравится?– показала кончик языка Вика. Так всегда мне показывала язык Катя.
     – Ещё бы!
     – То-то же!– и нарочито покачивая бедрами, пошла по дорожке к дому через распахнутую калитку.
     – Вот же зараза выросла!– посмотрел вслед Веня.
     Обменявшись с Веней рукопожатием, мы приобнялись, похлопав друг друга по спинам.
     – Ну, здравствуй,.. тесть.
     А к нам уже подходила Ольга.
     – И ты, тёща, здравствуй,– чмокнул Ольгу в щёку и получил полотенцем, висевшим у неё на плече, по спине.
     – Какая я тебе тёща?! Здравствуй, Серёжа. Мы уже заждались.
     – Самая натуральная тёща,– ответила Вика, жуя пирожок, который успела вытащить из дома,– поелику я – твоя дщерь, а ентот па-а-алковник – мой муш-ш-ш-ш.
     – Эй, доча, хоть ты теперь и офицер десанта, но за такие шутки я тебя шлёпну не так ласково, как Сергей,– попытался урезонить Вику отец.
     – Серёженька,– нежно пропела Вика.
     Я обнял её за плечи, и она прильнула ко мне, обхватив руками мою талию.
     – Хоть вы ей и родители, но обижать мою жену я никому не позволю.
     – Та-а-ак,– протянул озадаченно Веня.
     А Ольга вдруг заплакала, крупные слёзы потекли по её щекам. Веня совсем оторопел, не зная, что предпринять.
     – Ты что, мамочка?– бросилась Вика к Ольге.
     – От радости за тебя, дурёха. Добилась всё-таки своего?
     – Ага, мамочка. Я сейчас тоже расплачусь. От счастья. Он – мой!
     – Чего добилась-то?– недоумевал Веня,– чина офицерского? Так это ещё позавчера отметили. Чего реветь-то?
     – Отец, и дочка-то у тебя умница, да и сын не дурак… Нужен ей этот чин офицерский… Она его из-за Серёжки получила. А теперь вот мечта её сбылась. Пойдёмте-ка в дом, чего торчим посреди улицы,– сказала Ольга, утирая слёзы. И пошла к калитке. Следом шел Веня, всё ещё удивлённо покручивая головой.
     Войдя, в обнимку с Викой, во двор дома Петровых, я сразу увидел произошедшие изменения.
     – Веня, ты соседний участок себе отхватил?
     – Ну, да,– несколько смущенно ответил Веня,– уж извини, на Викины, то есть на твои деньги. Понимаешь, Вовка Панченко, ну, ты его должен помнить, десантник бывший, собрался на Украину уезжать, жить там постоянно. А на его дом мой сосед глаз положил, да денег у него не хватало. У Вовки дом – картинка, да и на участке Оксана всего насажала. Соседский же дом с участком на такую цену не тянул. Я и предложил соседу – ему покупаю Вовкин дом, а он мне свой участок отдаёт. Столковались, он и переехал. А я его домишко подновил, считай, почти заново отстроил. Получился, как бы, флигель. И баньку соорудили у него на участке. Да Ольга яблони посадила, пару грядок сделала.
     Когда гости в доме – их во флигель. Вот, Гамильтоны там жили, им понравилось. Там и кухня, ванная комната большая, с душем. А когда гостей нет, там теперь Вика живёт. Ванюшка подрос, вчетвером в нашем домике чуть тесновато. Всего-то миллион из твоих потратил. Ну, да за двенадцать-то лет процентов и на девять миллионов набежало. Ругаться не будешь за растрату?
     – Не дури, Венчик. Я ещё круче разбогател. Всем хватит. Можешь, если хочешь, ещё участок прикупить и там дом двухэтажный отгрохать. И мы с Викой где-нибудь неподалёку отстроимся.
     – Так во флигеле и живите.
     – Пока да. Пока строиться будем. А потом ведь детишки пойдут. Мал нам будет флигелёк твой.
     – Это, да,– смутился Веня,– это что ж, я скоро дедом стану?
     – Не скоро, папочка, успокойся. Раньше двадцати лет я рожать не собираюсь. Для материнства ещё не созрела.
     – А-а, тогда ладно,– успокоился Веня.

     Вышедший из дома Петровых мальчишка, как две капли воды похожий на Веню, подошел ко мне.
     – Петров Иван Вениаминович,– важно произнёс, протягивая ладонь "дощечкой".
     С серьёзным выражением лица я пожал ему руку.
     – Иванов Сергей.
     – Мне про вас много рассказывали. Папа с мамой говорили, что они вам всем обязаны.
     – Это они шутят. Мне обязаны лишь кое-чем. А всем – папиному трудолюбию и маминой красоте и доброте.
     – А наша Вика – тоже офицер. Она вчера форму примеряла, ей очень идёт. Только орденов у неё пока нет. Но она очень упорная, она их много получит. У неё ещё пистолет есть, только она мне его не даёт, потому что вредная. А ещё она меня драться научила. Чтобы я мог за себя постоять. Её Николаич и папа научили, а она – меня. А вы и вправду на Вике женитесь?
     – Да.
     – Тогда детей скорее заводите.
     – Почему скорее?
     – У вас родится ребёночек, я ему буду дядей и все перестанут мне говорить, что я ещё маленький, потому что я буду дядя Ваня.
       Хохотали все, даже Ваня хихикнул за компанию, не понимая, над чем смеются.
     – А ещё Вика вас очень любит.
     – Да с чего это ты взял?– спросила покрасневшая Вика.
     – Ага. Вчера как закричит:"Ванька, мой Серёженька завтра приезжает!". И давай меня целовать, как будто я – девчонка. А я читал в Интернете, что женщины, если очень сильно любят, то очень сильно от этого глупеют.
     – Ну всё, давайте все к столу,– смахивая выступившие от смеха слёзы, скомандовала Оля,– второй раз всё разогревать не буду. О, вот и Николаич подоспел.
     Поздоровавшись с Николаичем, уселись за стол. Веня стал разливать водку по рюмкам, но я перевернул свою донышком кверху. На вскинутые удивлённо Венины брови, пояснил:
     – Нельзя мне после временного перехода. Приказано воздержаться.
     – Ну, приказы не обсуждаются,– покладисто согласился Веня,– нельзя, так нельзя. А мы с Николаичем и Олей тяпнем за твоё возвращение. Сержанту нальём?
    – Папка, малолетних нельзя спаивать. Не пробовала и начинать не хочу.
     Все воздавали должное Олиному кулинарному искусству. Когда пришла пора пить чай, захмелевший Николаич, бросая в рот пирожок за пирожком, воскликнул:
     – Пирожки сегодня – просто чудо! Так во рту и тают. Таких и у папы римского не едят. Ты, Оля, саму себя превзошла. На чём же такие пирожки-то напекла?
     – На любви,– засмеялась Ольга,– это Вика для Серёжи постаралась. Всё утро у духовки провела.
     – На любви?– вытаращил глаза Николаич,– таких я точно никогда не ел.

     Николаич с Веней вышли на улицу, покурить, хоть стол и был накрыт на веранде. Тёплый летний вечер сошёл на городок. Ольга хлопотала на кухне, Ваня убежал к компьютеру. Мы сидели рядом, отодвинувшись от стола, и я заметил, что Вику бьет дрожь.
     – Ты замёрзла, Малыш?
     – Нет, милый, это не от холода. От нетерпения. Пойдём скорее во флигель, я уже изнемогаю.
     Вышли во двор. Николаич и Веня дымили на лавочке. А вот я за время хронопутешествий  избавился от вредной привычки – курить бросил.
     – Хоть бы посидел со старыми десантниками,– вздохнул Веня.
     – Зачем ему старые десантники, если у него есть молодая десантница,– хохотнул Николаич.
     – Дядя Коля, ты пошляк,– пробормотала Вика.
     – Нет, я с трудом, но всё же поверил, что моя дочь стала офицером десанта. Ты представь, Николаич, я – рядовой, а дочь моя – сержант. Но то, что она стала женой капитана Серёги Иванова, пардон, полковника, в голове моей никак не укладывается. Он же её крошечную на руках качал. А потом разница в возрасте у них вдруг сокращается на двенадцать лет и… Пожалте бриться. Н-да! Ну и дела!
     Мы хором пожелали всем спокойной ночи.
     – Рано же ещё, время детское,– заметил Веня.
     – Веня, иди, помоги мне на кухне,– позвала его всё понимающая Ольга. 
     Николаич, поблагодарив за угощение, попрощался. Мы с Викой быстрым шагом пошли к флигелю Вика впереди, я – чуть позади, любуясь её статной фигурой и грациозной, летящей походкой. Возле двери Вика обернулась ко мне.
     – И как, нравлюсь?
     – Не то слово…
     – Сейчас понравлюсь ещё больше,– безуспешно пыталась попасть ключом в замок двери.– Чёрт, руки не слушаются. Что ж я так волнуюсь? Спокойно, Вика, спокойно,– уговаривала она сама себя.
     Я помог ей открыть дверь. Захлопнув её за собой, стал оглядываться в поисках выключателя.
     – Не надо включать свет, как-то зажато сказала Вика,– сними только обувь, я полы намыла, чтобы можно было босиком ходить,– и зашлёпала босыми ногами. Вот её силуэт в проёме двери. Она на ходу стягивает с себя футболку. – В ванную вторая дверь справа.
     Двери белели на фоне стены и я, щелкнув выключателем, вошел в просторную ванную комнату. Быстро скинул с себя одежду и шагнул в душевую кабинку. Задвинув за собой дверцу, с удовольствием встал под тугие струи тёплой воды. Дверь в ванную отворилась, задвижки там не было. Вика залезла в ванну, зашумела вода. Через рифлёное стекло двери душа смутно было видно её белое тело.
     Я подождал, пока она помоется, вытрется и выйдет из ванной комнаты. Вика хотела сказки, и не надо было спешить. Вытершись насухо, обнаженный пошел в комнату. Всё правильно, спальня слева, в самом конце коридора.
     В комнате, на столике горела свеча, бросавшая отблески пламени на широкую двуспальную кровать. На белизне постели яркими зелеными изумрудами сияли Викины глаза. Мы не произнесли ни слова, в нашей сказке не было места словам. И сказка началась.
               
                Я поля влюбленным постелю —
                Пусть поют во сне и наяву!..
                Я дышу, и значит — я люблю!
                Я люблю, и значит — я живу!
               
                Глава VII               
               
                И много будет странствий и скитаний:
                Страна Любви — великая страна!
                И с рыцарей своих — для испытаний —
                Все строже станет спрашивать она:
                Потребует разлук и расстояний,
                Лишит покоя, отдыха и сна…
                Но вспять безумцев не поворотить —
                Они уже согласны заплатить:
                Любой ценой — и жизнью бы рискнули, —
                Чтобы не дать порвать, чтоб сохранить
                Волшебную невидимую нить,
                Которую меж ними протянули.
                (В.С. Высоцкий)

     – Вставай, засоня. Я тебе блинчиков гречишных напекла. Знаешь, как вкусно с красной икрой?
     Солнечный свет почти не пробивался через задёрнутые плотные шторы. В комнате стоял приятный прохладный полумрак. Вика возле кровати и из одежды на ней только ситцевый, короткий кухонный фартучек.
     – Пойдём завтракать, радость моя,– позвала она и, повернувшись ко мне спиной, успела сделать один шаг к выходу из спальни. Я обхватил её ноги своими ногами, так как руки развязывали завязки фартучка. Фартучек упал на пол, а Вика – на постель.
     – Помогите, насилуют,– заверещала Вика.
     Сделав испуганное лицо, я отпустил её.
     – Помогите, не насилуют,– снова запищала она.
    
     Когда мы пришли на кухню, блинчики уже почти остыли.
     – Ты ешь верхние, которые погорячее, а я займусь твоими плечами и спиной. Да уж, расцарапанную спину пекло, а из последнего укуса на плече ещё текла кровь. Вика принялась что-то шептать, почти беззвучно, и водила ладошками над моими плечами и спиной. Она не касалась моего тела, но я ощущал энергию, струившуюся из её ладоней.
   – Вот и всё,– сказала она. Я скосил глаза на правое плечо. Оно было абсолютно чистым и гладким, все укусы исчезли. На левом плече тоже никаких следов. Спину жечь перестало, думаю, что и там царапин не осталось.
     – Такие поверхностные раны удалять – это для колдуний первой ступени,–
хмыкнула Вика и, густо намазав блинчик красной икрой, засунула мне в рот.
     – Так вот, слушай. Сегодня, под утро, когда мы уснули, Катина душа покинула меня. Она сказала, ну, ты понимаешь о чём я.., что выполнила своё земное предначертание. Ты счастлив, она не ошиблась, выбрав меня, я полностью оправдала её надежды. Она попросила тебя только об одном: чтобы ты,– тут Вика смутилась,– мне не хочется, чтобы ты думал, что я всё это выдумала. Цитирую её слово в слово:"Передай, пожалуйста, Серёже, чтобы он любил тебя за нас обеих. Я очень тебе благодарна. А теперь мне пора… Назовите дочку Катей, а ты останься с одним именем". Так что придётся мне менять все документы,– вздохнула Вика.
     Я подхватил её на руки и понёс в спальню. Потом она вновь колдовала, исцеляя укус на моём плече. Потом мы пошли в ванную помыться и появился новый укус. Я не дал ей его залечить.
     – Пусть будет. Хочу, чтобы след от твоих зубок остался.
     – Ага-ага,– кивнула Вика и пошла к выходу.
     – Малыш,– окликнул я её.
     – Аюшки?
     – Если ты сейчас же что-нибудь на себя не оденешь, мы будем до бесконечности курсировать между кроватью и ванной.
     – Поняла. Иду одеваться.
     – Стой! Иди ко мне!
     Хихикнув, она выскочила за дверь. Вздохнув, я побрёл следом. Силы человеческие не беспредельны и без  прекрасного видения перед глазами, я чувствовал себя выжатым лимоном.
     – Устал, бедненький,– на ней уже футболка и спортивные брюки,– хочешь, я тебя одену. Разделение труда: ты меня раздеваешь, а я тебя одеваю.
     – Спасибо, привык одеваться сам. Чай, не король, камердинеров у меня нету.

     За флигелем был её "полигон". Я сидел на лавочке и смотрел, как Вика пинает макивару, забинтовав руки, лупит кожаный мешок с песком. Затем она прыгала через скакалку, отжималась, приседала "пистолетом", вытянув одну ногу вперёд. Стряхнув с себя полусонное оцепенение, отжался на пальцах сотню раз, немного порастягивался.
     А закончились эти упражнения весьма предсказуемо: я гладил круглый затылок, языки наши гладили друг друга.
     – Надо бы пот смыть. Идём в душ.
     – Какой хитрый! Сегодня суббота, папа баню натопил. Пообедаем, потом в баню сходим, а потом – визит к бабушке Ане.
     – Не пойдём же мы обедать потные? Надо сначала под душ. "Какое упругое, крепкое тело. И при этом такое нежное. У меня аж зубы скрипят…"
     – Ты думаешь, я меньше твоего хочу? Идем же скорее!

     За обеденным столом в доме Петровых, когда обед подходил к концу, и Ольга выставила на стол мороженное, чай и вкусный кекс с изюмом, я решил поговорить о том, о чём не хотел вчера говорить при Николаиче.
     – Оля, Веня, теперь я, вроде бы, член вашей семьи. Дочка у вас неплохая, готовит вкусно и мне она почти нравится…
     Бенц! Маленькая, но крепкая ладошка отвесила мне подзатыльник. Ваня фыркнул в свою кружку, разбрызгивая чай.
     – Дерётся, правда, и щипаться научилась,– добавил, почувствовав, как тонкие, сильные пальцы ущипнули меня за бок.– Но при всей массе её достоинств, мелкие недостатки во внимание принимать не будем, хотя их очень много. Вот, ногами сучит за столом (Викина пятка пинала меня по голени). Опять же, внешность у неё более-менее приличная…
     Ольга улыбалась, Ваня похихикивал, и только Веня был озабоченно-серьезен. По-видимому, всё пытался уложить в свою голову мысль, что его маленькая дочь стала моей женой.
     – Иванов, прекрати надо мной измываться,– плачущим голосом попросила Вика.
     – Ладно,– поглаживая под столом её круглую коленку, согласился я,– хорошая она девочка, даже отличная, даже великолепная, даже замечательная, даже чудесная, даже сказочно-волшебная…
     – А она у нас волшебница,– встрял Ваня,– когда я коленку расшиб до крови, она что-то пошептала и у меня всё сразу зажило.
     – Ещё и волшебница, поэтому хочу заплатить за неё калым, как говорят у среднеазиатских народов, то есть, выкуп.
     – Мы её не продадим,– хором сказали трое Петровых.
     – Да я знаю, что она бесценна, столько денег ещё не напечатали, столько золота и алмазов на свете нет, чтобы её купить. Она мне в подарок от судьбы досталась.
     Вика улыбалась (сытая кошка возле блюдца со сметаной).
     – Если оставить в стороне расшаркивания и комплименты и перейти на деловой тон, то я хотел бы положить в банк на Ванино имя десять миллионов. Как раньше – на Вику. К его совершеннолетию проценты набегут, и будет он человеком обеспеченным. На образование и жильё ему хватит. Вы, Оля и Веня, тоже получаете десять миллионов. Можете прикупить пару соседних участков, можете расширить этот дом, можете построить новый.
     – Так у тебя же всего было…– начал Веня, но я не дал ему закончить
     – Нам с Викой остаётся сорок два миллиона. Я бы хотел, если это возможно, купить здесь же, в вашем городке, одноэтажный, но большой дом. Шести-восьмикомнатный и хорошо бы – с большим участком.
     – Есть такой, есть!– радостно воскликнул Веня,– только просят очень дорого, вот и не могут никак продать.
     – Если дом хороший, добротный, то за ценой я не постою. Не двадцать же миллионов за него хотят?
     – Просят пять, но там, действительно, и дом роскошный, и участок огромный. Хорошо огорожен, сад, огород и даже бассейн есть. Вода там своя, из артезианской скважины, чистейшая. Ветрогенератор есть, электричество тоже своё. Гараж, баня, сарайчик добротный, из бруса. А дом бревенчатый, брёвна с пропиткой, стоять будет вечно. Цена-то по нашим меркам велика, местным не потянуть, а богатеи в нашу глушь не очень-то и стремятся. Хотя, есть трое-четверо, так у тех кирпичные замки в три этажа.
     – Нет, не хочу лазить по лестницам вверх-вниз. Сходим, посмотрим тот дом, если понравится – купим.
     – Ты где это так разбогател?– голос у Вики строгий и требовательный, лицо суровое, брови нахмурены. Но, тут же, не выдержала и прыснула смехом в ладошку.
     – Видишь, отец, дочку-то как удачно пристроили,– Ольга тоже иногда могла поёрничать.
     – Гараж поставим и машину купим,– сказал довольный Веня,– будем Ванюшку в Новгород, в музыкальную школу возить.
     – Музыкантом он у нас хочет стать,– пояснила Ольга,– а мы с отцом и не против. Ванюша прилежный, тихий, хлопот с ним никаких, Не то, что с этой,– кивнула на Вику,– то с мальчишками подерётся, то к своей бабке убежит на целый день, то, видите ли, приспичило ей верхом научиться ездить. Так каждое утро шесть километров до конефермы бежит. Николаич её выучил и трактор, и машину водить на ручном управлении, без автопилота…
     – Мама, это мне всё для экзаменов надо было…
     – Может, теперь и ну его, этот десант. Сиди дома, расти детишек, веди хозяйство.
     – Ага. Жди, пока Серёжа вернётся? Нет уж, я с ним рядом хочу быть. Вот, лет в двадцать рожу первенца, тогда и залезу в домашние хлопоты. А пока, я – сержант Иванова Виктория.
     – Екатерина,– добавил Ваня.
     – Нет, теперь просто Виктория. Катей мы нашу дочку назовём. Всё. Кто первый в баню пойдёт?
     – Сначала мужики, пока пар крепкий,– объявил Веня,– Серега, пивка-то тебе можно после бани?
     – Пивка ему можно, но лучше не нужно, мы ещё в гости сегодня пойдём,– категорично решила Вика,– всё, папа, бери Ванятку и идите, парьтесь. И запарь мне, пожалуйста, кроме берёзового, ещё дубовый и можжевеловый веники. Хочу отхлестать Серёжку, как следует.
     – А ты не с матерью разве пойдешь?– удивился Веня,– я думал, что, как обычно: сначала мужчины, потом женщины.
     – Нетушки, я с Серёжей пойду в баню. Вы же с мамой ходили, пока Ванюшки не было. Парились там вволю, а уж потом мама меня вела мыться. Так что, сначала папа и Ваня, потом семья Ивановых, потом – мама, ей сильный пар вреден, да я ей ещё травки на каменку плесну.
     – Только такой, как в прошлые два раза, мне уж очень понравилось.
     – Ну, да, это успокоительный сбор, он расслабляет.
     – Вот-вот, его и плесни.
     – Хорошо, мамочка.

     Перед походом в баню, Вика сходила, как она выразилась, "в свою заветную кладовочку". Принесла оттуда пучки трав и заварила их в разных банках. Запах сушеной травы сразу напомнил мне Ядвигу и то, что я ещё не отдал ореховый ларчик, подаренный старой колдуньей, моей жене. "Ладно, вечером",– решил про себя.
     Сказать, что мы помылись в бане, было бы неверно. Помыться можно в ванне. А здесь, словно заново рождаешься. Мы провели в бане больше двух часов. Что только Вика со мной не вытворяла! Перемяла все мои распаренные косточки. То пошлёпывала меня можжевеловым веником, то лупила дубовым, то поглаживала берёзовым. От настоев трав, которыми она брызгала на камни печки, в бане стоял густой аромат, чудодейственным образом влияющий на настроение. Вот она плещет настой на каменку и меня охватывает безудержное веселье. Я хохочу и во всё горло ору песни. Но вот плеснула из другой баночки и через пяток минут кровь во мне закипает. Зарычав, сгребаю Вику в объятия, мну и тискаю, грубо, по-звериному.
      С трудом вырвавшись из моих лап, Вика брызгает другим настоем и в душу мою входят покой и тихое блаженство.
     – Шрам на плече – Это от меча, когда ты за Гамильтона дрался,– водила пальцами по моему телу Вика,– вот этот от пули, этот от осколка, а это – от зубов. Хорошо, что чуть-чуть цапнул тебя этот зверюга, мог бы весь бок выдрать. А вот это что? – на моём бедре был чёткий коричневатый отпечаток кинжала.
     – Это я Клинок смерти через хронопорт протаскивал. Он был в воловью кожу много раз обёрнут, и всё равно прожег мне бедро. Так, наверное, на всю жизнь клеймо и останется.
     – Дашь Клинок посмотреть?
     – Конечно, нет.
     – У-у-у, противный! Сейчас, как плесну из этой баночки,– и облачко пара взвилось над камнями.
     – И что сейчас будет?
     – А вот узнаешь, как меня обижать…
     – Я в крокодила превращусь?
     – Нет, я – в ангела. Это любовное зелье. Только и на меня подействует.
     И через пару минут дыхание у меня перехватило – так прекрасна была Вика. Моя Вика! Вся жизнь моя принадлежит ей. Всю кровь по капле готов за неё отдать. Лучше её нет никого в мире! Как же я жил-то без неё?!
     У неё глаза тоже засияли зелёным светом. Мы стиснули друг друга в объятиях и стояли, слившись в одно целое, не в силах вымолвить ни слова. А потом я опустился на колени, взял в руки её ладошки и стал поочерёдно целовать. Вика обхватила мою голову руками и прижала к низу своего живота. И вновь мы замерли, и весь мир вокруг нас перестал существовать, были только мы двое, и время остановилось.
     Спустя энное количество лет и веков, мы стали целовать друг друга, нежно, но торопливо, взахлёб, стараясь не пропустить ни одного сантиметра на теле.
     – Серёженька, милый, родной мой, счастье моё…
     – Виченька, солнышко моё, единственная, радость моя…
     Первой очнулась Вика. Плеснула на каменку простой водой, пар заполнил баню, прогоняя очарование и немыслимую нежность.
     – Серёжка, нас мама убъёт,– ахнула Вика,– давай по-быстрому ополоснёмся и на улицу… Кваску хлебнём, дух переведём.
     Опрокинув на себя шайку воды, я наклонился к баку с холодной водой, брызнул оттуда на взвизгнувшую Вику и выскочил в предбанник. Стал растираться мохнатым полотенцем, и тут по спине потекла струя ледяной воды. Улыбающаяся Вика держала в руке запотевший ковшик.
     – Хорошо тебе?
     – Хорошо. Из милых ручек…
     Опрокинув ковшик мне на голову, Вика стукнула им меня пониже спины.
     – И за что мне такое наказание?
     – Значит, заслужила.
     – Ещё бы, девять лет старалась.

     Мы сидели на лавочке у стены бани, легкий летний ветерок остужал разгоряченные тела. Оба были одеты в просторные холщёвые рубашки, одеваемые через голову и широкие холщёвые же штаны.
     – Сидят на лавке мужик с бабой после баньки… Вот она, сельская идиллия,– пробормотал я.
     – Ага. Сидят мужик с бабой,– поддакнула Вика, откуда-то из-за спины достала ситцевый платочек и молниеносно повязала мне на голову.– Ну, что, баба, квасу-то хошь?– ехидно спросила и, сорвавшись с лавки, бросилась прочь. Я кинулся за ней и мы, хохоча, чуть не сшибли с ног Ольгу, которая шла к бане. Глядя на наши розовые, сияющие чистотой и счастьем лица, Оля тоже улыбнулась.
     – Платочек-то сними. Измываешься над мужем, а потом плачешь, что он над тобой шутит. Ох, и рада я за вас, ребятки!– она хлюпнула носом и пошла в баню.
     – Мамочка, я там тебе плеснула, что надо,– крикнула ей вслед Вика и пояснила мне:– после наших экспериментов с травами пришлось пол-литра успокоительного сбора выплескать, чтобы нужный пар в бане был. Мама, правда, не любительница париться. Это папа у нас деревенский житель, а мама так и осталась городской, ей ванна ближе. Папа и огород сажает. Мама только урожай с грядок рвёт, да цветами и садом занимается, опять же, с папиной помощью.
     К бабушке Ане пойдем через часик, когда совсем остынем после бани. А пока покажи-ка мне твой меч-кладенец.
      Я достал из сумки кинжальчик, нажал на красный камень, потом на зелёный. Клинок смерти появился и спрятался.
     – Здорово!– восхитилась Вика,– он такой красивый! Дай мне попробовать!
     Вспомнив, как Донован пытался извлечь Клинок, усмехнувшись про себя, протянул кинжальчик Вике. Нажав на красный камень, она извлекла Клинок и ловко описала им классическую восьмёрку.
     – Странно, что у тебя Клинок вышел. В параллельном мире он слушался только меня. И рассказал, как Майкл Донован без толку давил на красный камень.
     – Сейчас проверим. Папа, подойди сюда, пожалуйста,– и протянула Вене кинжальчик.
     – Какой красивый кинжал, жаль, маловат только,– оценил Клинок Веня.
     – Папочка, держи его лезвием от себя и надави большим пальцем вот на этот красный камень.
     Клинок у Вени выходить не желал. Не вышел он и у Вани.
     – Ну, что,– сказала Вика, когда мы опять остались вдвоём,– понял, что Клинок по-прежнему слушается только тебя – своего хозяина?
     – А почему тогда он у тебя выходит?– недоумевал я.
     – Ты прикидываешся, что ли, Серёжка? Потому, что я…
     – Понял, понял. Ты же – моя половинка.
     – Правильно. Клинок воспринимает нас с тобой, как единое целое – мы же часть друг друга.
     Тогда я достал Повелителя камней, который тоже должен слушаться только меня. Объяснил Вике, как им пользоваться. Она  согрела камень в руке и для начала поэкспериментировала с каменными плитками во дворе. Покрыла их узором, сделала снова гладкими, подвигала. Повелитель камней тоже признал её за хозяйку. Итак, магические артефакты считали нас обоих кем-то единым.
 
     – Пора к бабушке Ане,– сказала Вика.
     – Что, так и пойдём в этих штанах и рубахах?– Мы ещё не переоделись после бани.
     – А чего тут такого. К бабушке Ане можно в чём угодно. Она человека сразу изнутри видит и на одежду не смотрит.
     – А как мне к ней обращаться?– спросил я, вспомнив, как Ядвига была недовольна, что её посторонние называли бабушкой,– я же ей не внук. Анна, а по отчеству как?
     – Не знаю. Я всегда её звала и зову бабушкой Аней. Сейчас, сотворю заговор на открытие имени,– Вика подняла с земли прутик, начертила на земле какие-то значки и быстро пошевелила губами, что-то произнося про себя. – Её отца звали Григорием. Григорьевна она.
     "Избушка на опушке" оказалась точной копией Ядвигиного жилища. Возле избушки на лавочке сидела старушка, очень похожая на Ядвигу. Наверное, это профессия накладывала на них свой отпечаток. Так же, как похожи друг на друга военные, учёные, шахтёры. Что-то появляется со временем общего в разговоре, поведении, да и в облике.
     – Здравствуй, бабуленька,– ласково поздоровалась Вика, целуя старушку в щёку.
     – Здравствуй, внученька,– в тон ей ответила старушка.
     – Здравствуйте, Анна Григорьевна,– как можно более приветливо сказал я, и старушка всплеснула руками:
     – Сподобилась на старости лет! Сначала Анюткой да Анькой звали. Потом Анной. А потом сразу бабкой Аней стала. Впервые меня так уважительно – по имени-отчеству… Прямо, праздник у меня сегодня. Дай-ка Вичка, я на твоего молодца подслеповатыми глазами гляну.
     – Почему "Вичка"?– спросил я, вспомнив вдруг, что сам назвал недавно Вику – Виченькой, не встретив протеста.
     – Так ни Викуленькой, ни Викулечкой, ни Викусенькой не хочет. А Вичка ей подходит. Она, как вица – крепкая и гибкая. Гнётся, да не ломается. А уж стеганёт – мало не покажется.
     – А уж ты прикинешься подслеповатой, а как  травы пойдём собирать, каждую букашку за сто метров видишь,– подхватила Вика.– Вот тут пирожки твои любимые, с курагой да с изюмом,– забрала у меня пакет и протянула его старушке. – Завтра чего нести или нет?
     – Спасибо, внученька за пирожки. Чаю и сахару ещё много, крупа и соль есть. Ничего пока не надо. Лиза сегодня меду да молока принесла. Кашка у меня уже доспела, сейчас я вас кашей угощу.
     Мы сидели за дощатым столом под старой, развесистой липой и уплетали из глиняных мисок удивительно вкусную кашу. А бабушка Аня смотрела на нас и улыбалась. Потом Вика пошла мыть миски.
     – Спасибо тебе,– вдруг сказала мне старушка,– у меня теперь вся жизнь в ней. И рада я, что нашли вы друг друга. Уж не знаю, кто кого больше заслужил – она тебя или ты её. Оба вы друг другу в награду и на счастье. Знаю, что беречь её будешь и лелеять будешь, так что лишнего говорить не стану. Помни только, что непоседа она у тебя и своенравная.
     – Бабушка, я хорошая,– подошедшая Вика, совершенно по Катиному, обиженно оттопырила полную нижнюю губу.
     – Я и не говорю, что ты плохая. Говорю, что ты егоза и упрямица, всё по- своему норовишь сделать, а оно не всегда и верно. Ладно-ладно, не сверкай зелёными глазищами, знаю, что не превратишь свою старую бабушку в жабу.
     – А что, может?– я покосился на прыснувшую Вику.
     – Запросто. Хоть в жабу, хоть в пень трухлявый. Когда ей подарки колдовские отдашь?
     – Да всё как-то недосуг было…
     – Какие такие колдовские подарки?– возмутилась Вика,– ничего мне не сказал! Ну, я тебе сейчас устрою!
     Я торопливо нырнул под стол с испуганным лицом. Обе колдуньи расхохотались.
     – Вылезай, я передумала тебя в таракана превращать,– Вика потянула меня из-под стола.
     – Бегите уж к себе домой,– отпустила нас старушка,– нет, постойте. Встаньте-ка рядышком, я на вас полюбуюсь.
     Мы стояли, взявшись за руки, а бабушка Аня, склонив, как птица, голову набок, молча, смотрела на нас и только губы её шевелились. Потом махнула рукой, они с Викой расцеловались на прощанье. Я, так же, как и Ядвиге, поцеловал бабушке Ане руки. Она, как и Ядвига, поцеловала меня в лоб.
     – Пойдём. И не оглядывайся. Она не хочет, чтобы видели, как она плачет от радости за нас.
     – Откуда ты знаешь, что плачет?
     – Серёженька, я же мысли читать умею.
     – И мои тоже?
     – И твои. Только я блокировку ставлю, чтобы честно было, ведь ты же мои мысли читать не можешь. А с бабушкой Аней мы обычно мысленно и разговариваем.
     – А что она губами шевелила, когда мы перед ней стояли?
     – Заговаривала нас от бед и напастей, от дурного глаза, от зависти людской и злобы. Ты ей очень полюбился. Сказала, что всю ночь спать не будет, молиться станет за нас да удачу нам наколдовывать.
      
     Всё так же держась за руки, мы шли по дорожке среди цветущего луга. Заходящее солнце ещё посылало на землю тёплые лучи. "Боже, как хорошо,– думал я,– как здорово, что люди сумели сохранить эту планету, спохватившись после того, как погубили другую Землю, прежнюю колыбель человечества. Довелось мне побывать в экспедиции на прародине нашей. Без содрогания нельзя вспомнить, во что превратилась планета, бывшая некогда такой же цветущей, как и эта.
     – Так, ну-ка все плохие мысли прочь,– скомандовала Вика.
     – Ты же сказала, что блокировку на чтение мыслей ставишь?
     – А я и не читала твои мысли. Просто чувствую, что ты о чём-то тяжелом думаешь. Обними меня покрепче и поцелуй. Я с тобой, ты со мной и мы вместе.

     Получив ларец Ядвиги, Вика внимательно рассмотрела все лежавшие там предметы: ореховый прутик, гусиное перо, заточенное и расщеплённое на кончике для письма. Там же лежал большой голубой алмаз и небольшой стеклянный шар. Взяв шар в руку, Вика стала пристально в него вглядываться, затем молча, поманила меня пальцем. Я подошел к ней и увидел в глубине шара изображение Ядвиги. Точнее, саму Ядвигу. Она что-то говорила, и Вика вдруг согласно закивала головой.
     – Хорошо,– сказала она,– только мне нужно приготовиться. Если можно, то начнём завтра.
     Ядвига в шаре тоже кивнула, изображение стало тускнеть и совсем пропало. Теперь внутри шара только поблёскивали искорки.
     – Ядвига пообещала меня кое-чему обучить. Она очень сильная колдунья и хотя магия её мира кое в чём отличается от нашей, общее всё же есть.
     – Ты читаешь её мысли?
     – Нет, она слишком далеко для этого. Я понимаю речь по движениям её губ, а она по моим губам читает.
     – А меня она может видеть?
     – Нет, только меня. А я – только её. Таковы свойства шара.
     – Значит, будешь учиться у Ядвиги?
     – Буду. Завтра будешь в компьютер надиктовывать отчёт начальнику разведки, а я послушаю, про твои приключения. Это ведь не секретно?
     – Для тебя – нет. Ты можешь знать обо мне всё. И как член "Грона", и как…
     – Как девочка твоя!– радостно выкрикнула Вика.

       Прошла неделя. Хлопот было много. Оформили купчую на наш новый дом, который сватал нам Веня. Сделали в нём ремонт силами местных умельцев, которыми руководил Николаич. Обставили дом новой мебелью. Купили три машины, одну из них отдали Петровым, как те не сопротивлялись. Почистили бассейн, и теперь каждый день в нём плавали. В заботах день пролетал незаметно. Вика, кроме того, ежедневно хоть на полчасика заскакивала к бабушке Ане. И около часа в день тратила на занятия с Ядвигой. Я смотался к ювелиру, забрал у него наши обереги, подаренные Ядвигой. Ювелир был очень удивлён, что я заказал только оправы, без золотых цепочек. Но я, как и велела Ядвига, подвесил обереги на кожаные шнурки, которые она мне дала.

                Эпилог
   
                Свежий ветер избранных пьянил,
                С ног сбивал, из мертвых воскрешал, –
                Потому что если не любил –
                Значит, и не жил, и не дышал!
                (В.С. Высоцкий)
               
     В одной из семи комнат нашего дома на столе горели две свечи. В светлом кожаном кресле у стола сидела Вика, положив на стол огромный толстый фолиант. Тонким изящным пальцем она водила по странице, шевеля при этом губами. Чтение давалось ей с большим трудом, но меня это не удивляло. Два дня назад к нам из Лондона на один день заявился Смайлс. Похвалил наш дом и его убранство. Получил от Вики три книги по магии, которые давал ей прочесть.
     – Всё выучила?– с улыбкой спросил её Смайлс.
     – Да. Сейчас начала читать четвёртую книгу.
     Улыбка исчезла с лица Смайлса, он стал серьёзным.
     – Виктория, ты не ошибаешься? Книгу пытались прочесть очень сильные маги и колдуны. Но до сих пор это никому не удавалось. Я дал тебе эту книгу вместе с прочими, в основном для того, чтобы ты поняла, что знания твои не безграничны и есть ещё много непознанного.
     – Я это знаю и без книг. Только мне удалось раскрыть шифр, которым она написана. Сейчас я её изучаю. Обучившись всему, что есть в этой книге, верну её вам.
     – Но как тебе это удалось?!
     – Всё очень просто. Надо раскрыть эту книгу на последней странице, перевернуть её "вверх ногами", прочесть заклинание на раскрытие шифра. Тогда прочтешь эту книгу.
     Смайлс проделал всё, что сказала Вика и ошарашено уставился на раскрытую страницу.
     – Тут сказано, что для прочтения этой книги надо обратиться за помощью к матери-земле. Книгу прочесть сможет только женщина, обладающая даром материнства. Бесплодным женщинам эта книга недоступна.
     – Всё правильно. Книгу писал мужчина, но он посвятил её своей матери, которая помогала ему эту книгу написать, и заколдовал книгу таким вот образом.
     Глаза Смайлса загорелись любопытством:
     – Виктория, но ты сможешь перевести для меня эту книгу на доступный язык?
     – В книге две части. Первая вам совсем неинтересна. Там описывается, как уменьшать боли при родах, при ежемесячных кровотечениях. Лечение от женских болезней. Защита женщины от мужских посягательств. Наведение красоты. В общем, чисто женские дела. Во второй части приводятся различные заклинания и много полезной информации, но я до неё ещё не дошла. Впоследствии, конечно, изложу для вас это, но там тоже, в основном, для женщин заклинания, то есть, только женщина может их осуществить.
     – Я всегда в тебя верил, Виктория,– торжественно произнёс Смайлс,– сразу почувствовал в тебе огромную силу. Я привезу тебе самую главную книгу нашего ордена. Придётся сделать для тебя исключение из правил. Ты прочтёшь её вне очереди и до достижения совершеннолетия. Думаю, что президент ордена захочет встретиться с тобой, ввиду твоей исключительности.
     – Спасибо за доверие,– скромно ответила Вика,– постараюсь его оправдать.

     И вот моё "исключение из правил" сидело в кресле и изучало колдовскую книгу.
     Я любовался то её склонившейся над страницами коротко-коротко остриженной головкой с двумя макушками; то сморщившимся от напряжения мысли чуть курносым носиком; то чистым высоким лбом, на котором появлялись морщинки, когда Вика поднимала глаза к потолку. Сидел тихо, боясь пошевелиться, и не отводил глаз от своего счастья. Иногда Вика отрывалась от страниц, ласково улыбалась мне, сверкнув огромными зелёными глазами. И снова погружалась в чтение.

     Во мне звучала песня:
"Но многих захлебнувшихся любовью
 Не докричишься – сколько не зови, –
 Им счет ведут молва и пустословье,
 Но этот счет замешан на крови.
 А мы поставим свечи в изголовье
 Погибших от невиданной любви…"
     И вновь подарила мне лучезарную, счастливую улыбку моя женщина. Женщина – воин. Женщина – колдунья. Женщина – сказка. Идеал недостижим? Нет ничего недостижимого. Вот он – мой идеал! Книгу читает.
" И душам их дано бродить в цветах,
  Их голосам дано сливаться в такт,"…
     Вика захлопнула книгу. Встала с кресла. Сладко потянулась, натягивая высокой грудью ткань одежды. На ходу расстёгивая пуговицы коротенького, в синий цветочек ситцевого халатика, пошла ко мне, декламируя:
" И вечностью дышать в одно дыханье,
  И встретиться – со вздохом на устах –
  На хрупких переправах и мостах,
  На узких перекрестках мирозданья."…
     Мы бросились друг к другу. И нежность смешалась со страстью. И ласковые касания – с неистовством. И дыхание стало единым. Мы – одно целое. Всегда им будем.

     Сказка продолжалась…