Светлана Твердохлебова. Нравственность в литератур

Конкурс Копирайта -К2

Однажды в Москве мне нужно было перекантоваться ночь. И я придумала провести ее… в книжном магазине «Бук-бери», который недавно перешел на круглосуточную вахту! Он отличается тем, что читать там можно любую книгу, как в библиотеке. И вот уже я устроилась в мягком кресле… Меланхолично и монотонно мяукал женский голос под тихие ритмы. Изредка заходили элегантные покупатели и безмятежно прогуливались между рядами. Я удивленно вбирала этот неомосковский стиль. Что-то явно в жизни поменялось! Продавцы поначалу встревоженно прибегали меня проверять, но оставили в покое. Чтобы не уснуть, я пыталась читать. Но… беру одну книгу с полки, другую… Вот оказия! Не могу найти для себя чтения! Умной, неторопливой книжки, исполненной живописи и размышлений на вечные русские вопросы.
Сегодня литература перестала быть откровением. Курс нынешней отечественной словесности - это курс на массовость, на историю («story»), на приключения, на карнавальность…
Пишут все кому не лень. Стиль выхолощен донельзя, часто его трудно назвать художественным. Сколько-нибудь содержательная проза сегодня – это мемуары, воспоминания и семейные саги.
Но кто же «развлечет мой ум»? Может, букеровские лауреаты, Шишкин и Славникова? Мощно заявив о себе как новый Толстой, Шишкин плодит бесконечные саги – печальные истории семей. Славникова? Приковав взгляд к материальному миру, одуряюще разлагает пространство на детали. Может, старики? Битов, окончательно утратив сюжетность, подражает Стерну и создает прихотливую вязь разнородных эссе, интересно их обзывая: роман-пунктир, роман-эхо. Маканин? Открываю новый роман. «Старый хер, я сидел на краешке ее постели. Весь в луне — как в коконе из чистого серебра». Что за черт? Новая «Лолита»?  Быстро выискав все постельные сцены, я разочарованно отставила книгу…
Я была похожа на голодного, оказавшегося в супермаркете и не могущего есть, так как вся еда несъедобна, искусственна. Не хватило духовной пищи. Понадкусывала… Это было похоже на отравление! Утром я вышла на свет божий с больной головой. Город суетился. Предо мной лежали пути, зарастающие паутиной скуки. Невыносимо. Куда идти? Шаталась без цели и смысла. Наконец в одной из московских подворотен я вытошнила весь тот бред, которым обернулось мое ночное чтение.
Об этом забавном случае я вспоминала, желая поспорить со статьей Людмилы Сараскиной на сайте Правмир.ру «Русская литература не учит… ничему».  Не учит! Зачем бы она нам нужна.
Когда появился нравственный закон? Это все Ева наша виновата, затейница. Невмоготу ей было, хотелось тайны мира узнать, любознательной! А нам теперь расхлебывать.  С той поры многие из нас испытывают сиротливое чувство богооставленности и одиночества. Страх перед смертью заставил человека искать дополнительные смыслы существованию. Так зародились любовь и вера. Не только чтоб выжить в мирном соседстве - но себя, свою душу спасти!
Душа у русского особенно тоскует по утраченному горнему миру. И к литературе мы относимся крайне серьезно. «Поэт в России – больше чем поэт». Книга у нас имеет сакральное значение –  носитель нравственных бит. «Искусство обладает могучей силой воздействия на ум и сердце человека. Думаю, художником имеет право называться тот, кто направляет эту силу на создание прекрасного в душах людей, на благо человечества» - писал Шолохов.
Понятно, что государство сей мощный орган влияния часто стремилось прибрать к рукам, сделать литературу служанкой идеологии, как справедливо замечает Л. Сараскина. У каждого поколения – своя нравственность. «Закон что дышло – куда повернешь, туда и вышло!» - гласит русская поговорка. То же, видно, можно сказать и о нравственном законе. Но, по-моему, нравственность бывает только двух видов – высокая и низкая. И падение нравственности, пожалуй, грозит любой нации вырождением.
Так что же сталось с нашей литературой? В 19-м веке благонравие было началом гениальной русской литературы. В 70-е годы прошлого века нравственные изыскания в литературе приобрели характер грозной публицистики, выступавшей иной раз даже в ущерб художественным качествам. Ныне же художники пребывают в растерянности - время краха традиционных понятий. К примеру, мещанство, на которое так яростно нападали писатели 70-х, сегодня узаконилось в правах и бороться с ним кажется невероятной глупостью!
Но есть и проблески надежды на возрождение духовности в нашей литературе. После лихих проделок постмодерна, подорвавшего авторитет всех мыслимых ценностей, в литературе народилось новое племя неореалистов – с тоской и завистью вглядывающихся в былое. Это Сенчин, Шаргунов, Иванов, Прилепин. Да, порой их морализаторские усилия выглядят нарочитыми и наивными. Взять, к примеру, два произведения – «Географ глобус пропил» Алексея Иванова и «Грех» Захара Прилепина. Произведения объединяет один и тот же сюжетный ход – герои останавливаются на пороге греха. Их рассуждения о том, почему они не пошли дальше, звучат выспренне, грешат самолюбованием и излишней риторикой.  Но все же очень трогательно! Эти «новые» не боятся учительствовать. Потому как если не они – то кто? Они говорят с новым поколением на одном языке. Правильно! Цинизм и скепсис – удел старых, разочарованных, желчных людей. А нравственность – это смело и молодо! Ведь «нравственность – это разум сердца», как сказал Гейне.



© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2013
Свидетельство о публикации №213060101978


рецензии http://proza.ru/comments.html?2013/06/01/1978