Баночка с крышечкой

Это может случиться совершенно неожиданно.
Ты будешь сидеть в любимой пиццерии, умело орудуя вилкой и ножом, и тешить себя мыслью о приближающихся выходных или о сиськах, между которыми засыпал в прошлые выходные. И начнешь задыхаться ни с того, ни с сего. Это только на первый взгляд покажется, что ни с того, ни с сего, но нам-то с тобой доподлинно известно, что твой организм в любой момент способен выкинуть что-нибудь эдакое. Однако, сейчас речь не о загадках физиологии.
Ты роняешь приборы на стол. Или на пол, это как получится. Выпучиваешь глаза и раскрываешь рот, возможно, параллельно чувствуешь, как все твои органы, ткани и что-то там еще мгновенно мобилизуют все свои резервы. Несмотря на всю безнадежность ситуации, твое сознание по-прежнему остается в движении. Расскажи мне, что творится в нем за секунды до конца концов?

Помнится, когда я служил в армии, один мой боевой товарищ развлекал меня рассказами о том, как однажды обменялся взглядами со своей смертью.
В городе, где он живет,  как он сам сказал, есть немалое число улиц, не освещаемых в темное время суток. Как-то ночью по одной из таких улиц он возвращался домой от своей зазнобы. В общем, их было четверо. Тех, на кого ему выпала неосторожность наткнуться в ту ночь.
- Вытаскивай все, что есть, или тебе ****а.
Несчастный вынул из кармана мобильник, искусно балансирующий между жизнью и смертью, за который не выручишь и двадцатки, по его словам.
- Это все, что ли?! – гангстеры были крайне неудовлетворенны. – Доставай всё, сука! Я, ****ь, не шучу!
Подвижность нижней челюсти моего сослуживца была резко ограничена лезвием ножа, приставленного к горлу, поэтому, почти не открывая рта, он произнес:
- У меня правда больше ничего нет.
Он имел в виду, что у него нет ничего, что могло бы вписаться в интерес грабителей.
- А это что? Бля, Лёх, посмотри, я нихуя не вижу.
- *** пойми… Баночка какая-то, с крышкой. Пустая. Ладно, Стасян, *** с ним, пошли отсюда.
Стасян закончил шарить по карманам жертвы.
- Сука! Хули у тебя нет ничо?!
И все четверо, матерясь и плюясь с досады, поспешно удалились в глубь ночи.

- Это что-то… Я не знаю… Не могу сказать… Ты просто стоишь и думаешь… даже не думаешь, а… вот… Типа как на грани. Ничего толком не осознаешь, думаешь: «Я еще жив или уже нет?» Пытаешься нащупать ту грань… тот момент, когда жизнь закончилась. Не выходит. Начинаешь соображать, что еще жив. Думаешь: «Только бы не убил»…

И вдруг!... «А почему он должен оставить меня в живых? А что, если умереть сейчас? Все равно ведь когда-то умирать придется. В чем тогда разница? Потом или сейчас – что это в сущности изменит?» И все! Ты начинаешь думать об этой самой разнице… Всего-то несколько секунд, наверно, проходит, а столько мыслей в голове проносится…

Знаешь, мне кажется, за один этот момент я будто прожил намного больше, чем за все прежние годы. Столько чувств сразу, эмоций… Столько всего. После этого жизнь совсем другой представляется. До этого и не жил как будто. Неправильно жил.

Понимаешь, мы живем не так, как нужно бы. Мы не знаем настоящую цену жизни. Мы осознаем ее, только когда сталкиваемся со смертью тет-а-тет, когда уже поздно. Занимаемся всякой ерундой, всю жизнь мы занимаем себя вещами, которые могли бы нас отвлечь от мыслей о смерти. Как будто, если не думать о ней, умирать не придется. А когда приходится умирать, вдруг узнаем, что и не жили вовсе. Мы ведь приходим в эту жизнь… приходим, чтобы ощутить ее вкус в полной мере. А вместо этого сами себя лишаем такой возможности.

Я даже рад, что это тогда со мной случилось. Потому что теперь я знаю, как нужно жить, и я знаю, каково это – встретиться со смертью, и когда мне придется еще раз с ней встретиться, мне уже не будет так страшно, потому что я буду готов. Да, я скажу: «Теперь я познал жизнь, познал ее вкус и готов с нею проститься».

Знаешь, люди потому боятся умирать, что не живут полной жизнью. Поэтому перед смертью их мучит страх, что они как бы «недожили» чего-то. Это как кто-то говорил, что невозможно познать всю глубину счастья, если никогда не страдал. Так же и в этом случае. Мы, наоборот, стремимся к беззаботности, но беззаботность не толкает нас на размышления о настоящих ценностях, поэтому в беззаботности нет никакого развития, внутренней борьбы нет. А без этого, по-моему, нельзя. Если физический труд сделал из человека обезьяну… Тьфу ты, из обезьяны – человека, - он засмеялся. – То духовная борьба способна сделать из человека личность.
В общем, жизнь на самом деле имеет намного большую ценность, чем мы видим в ней.

Примерно так он закончил свой рассказ. Прошло уже часа два после того, как дневальный прокукарекал «рота, отбой!». Я сказал: «Ладно, давай спать, а то вставать рано», но сам так и не уснул в ту ночь.