Летние истории

Лето… Какая жара!.... Смотря за горячее стекло окна с двенадцатого этажа своей квартиры, отчаянно себя уговариваю, что зима все равно будет…Говорю, а сам мало в это верю… И, тем не менее, смену сезонов еще никто не отменял!

Жарко так, что даже кондиционер кажется печью... Интересно, а как вот раньше боролись с жарой? Жили же и живут люди в пустыне или степи. Живут же при +50 по Цельсию….

История 1.

Помню, отец мне рассказывал, как служа в Небит-Даге, Туркмении, выживал в самом прямом смысле слова.

Плюс сорок пять  в тени было также привычно, как в Юрмале дождик. До полудня население передвигалось по улицам,  прячась в тени глинобитных домов, а на солнце старалось передвигаться короткими перебежками от тени к тени. Деревьев в городке практически не было, да и как им быть, если вода была дефицитом… В полдень городок вымирал – все дружно соблюдали сиесту, все закрывалось на перерыв с 14.00 до 17.00. Но кое-кто все же не спал и к таким кое-кто, конечно же, относилась советская доблестная армия! Если до обеда на плацах еще слышны были размеренные  удары  барабана –  молодые офицеры гоняли новобранцев строевым, то после обеда даже самые выслуживающиеся офицеры давали «молодняку» перерыв, переходя с плаца под навесы, где продолжалась для них учеба со старшинами, которые повышали среди новобранцев их политическую  сознательность проводя полит.час и зачитывая в слух вырезки из газет «Правда» и «Красная звезда». Замполит части, как и командиры батальонов, как правило, «отлучался на минуту, по долгу службы» уходя домой, командиры рот, либо в офицерское общежитие, либо еще куда. Солдаты же, сонным глазом  уставившись в не менее сонного и разомлевшего старшину, сидели под навесами, подпирая друг друга, по  их лоснящимся лицам текли стройки пота, а мокрые от пота гимнастерки прилипнув к телам создавали некое подобие кондиционера, когда при малейшем дуновении ветерка охлаждал перегретые тела.  Те кто сидел сзади, с облегчением снимали тяжелые ботинки и «кайфовали», блаженно шевеля пальцами ног.

За стенами воинской части  городок  покоился в летней неге и глубоком сне. И даже собаки, огромные и  серьезные туркменские алабаи не слонялись по улицам, а развалившись в тени дувала, глиняного забора, самым бессовестным образом дрыхли, не обращая внимание на одиноких и непонятно что тут делающих прохожих.  Никакая Советская власть не могла поменять этот летний распорядок дня  этого маленького городка, про который молодые офицеры говорили: «Если есть на свете ад – это город Небит-Даг!».

Единственное движение в этом жарком мареве наблюдалось у нефтяников, где качалки мерно двигались верх-вниз.   

Окончание послеобеденного отдыха знаменовался открытием магазинов, некоторым оживлением улиц и продолжением работы в нескольких учреждениях типа аптеках, почты и горисполкоме. Чем ближе солнце склонялось к горизонту, тем оживленнее становился городок. Лица людей приобретали осмысленный вид, движения становились все более целенаправленными. За стеной воинской части слышны были повелительные голоса старших офицеров, то они возвращались после «срочных и неотложных обеденных дел» обратно в часть. Одним словом городок оживал. Оживление это длилось достаточно долго, ибо только с темнотой приходило некоторое облегчение, появлялась активность, начинала работать голова, появлялся аппетит, короче, возвращалась жизнь, как тепловатая, но свежая вода в раскаленные  медные краны…

В особо жаркие дни ночной сон был таким же мучением, как и дневная жара, ибо температура окружающей среды хотя и падала, тем не менее не опускалась ниже плюс двадцати семи- тридцати градусов, что было выше самого жаркого лета в некоторых странах. В такие ночи, у каждого был свой секрет сна: кто-то мочил простыни водой и потом накрывался ими лежа под вентилятором, кто-то бесконечно ходил в ванную, чтобы «слегка окунуться», кто-то пред сном мыл полы в спальне и затем ложился прямо на пол. Те, у кого были собственные дома, выходили во двор и ложились спать на открытом воздухе. Некоторые поднимались на плоские крыши домов, расстилали там шалчи (домотканые вязаные паласы) и ложились под звездным небом.
В особо жаркие дни, командир части распоряжался вынести из казарм двухэтажные  кровати и солдаты спали непосредственно на открытом воздухе, а чтобы кровати не мешали строевой, то кровати стояли не на плацу, а в клумбах, среди покрашенной зеленой краской, сгоревшей на солнце травы.

Мой отец, был переведен из Дальневосточного округа в Туркестанский.  Разница была огромной не только  географической, но и культурной, бытовой и, конечно же, климатической.  Первое лето было запоминающимся не только своим пеклом, но и тем, что тут с ним случился впервые в жизни тепловой удар, когда температура тела почти сравнялась с температурой воздуха, началась рвота, понос, головная боль. Будучи сам врачом отец сразу сообразил, что это с ним происходит. А старший офицер, заглянувший в медсанчасть, посмотрев на мучения отца, ехидно произнес : «Добро пожаловать в ад!». Медбрат же, суетившийся тут же, по-доброму заметил: «Зато теперь, товарищ капитан, в аду, котел с кипятком покажется вам прохладной ванной».

Отец жару переносил сносно, но после Владивостока  Небит-Даг был и в самом деле адским пеклом… Он, как мог, старался прятаться от жары, но куда от нее денешься?? Кондиционеров в то время не было еще, точнее наш народ даже не подозревал, что такое чудо может быть. Потому приходилось приспосабливаться. Папа хорошо знал физику и потому на третий день пребывания в части понял, что спасение сгорающего в руках самого изнемогающего. Он взял большой кусок марли, натянул ее на  рамку из алюминиевой проволоки, опустил на четверть ее в большую хирургическую ванночку наполненной водой, закрепил рамку проволочным подпорками и поставил перед вентилятором типа  «подхалим». Уже через несколько минут  в комнате было приятно и свежо. Этот самодельный кондиционер работал сутками, создавая приятный микроклимат в комнате. Так продолжалось недолго. Пока в медсанчасть не пришел командир части. Почувствовав, что в медсанчасти прохладно и комфортно он стал косить глазом на папины устройства, расставленные по комнатам. Ничего не спрашивая, ушел, но через пару минут пришел начальник штаба и тоном, не терпящим возражений, приказал собрать все вентиляторы и рамки перенести в штаб полка и там установить. Все было сделано в момент, но никто не обратил внимание, что фокус был не в вентиляторах, и не в рамках, а в капиллярной системе , которая позволяла поднимать влагу вверх по марле , а  гонимый вентилятором воздух просто  охлаждал ткань пробивая насквозь и тем самым создавая микроклимат. Естественно, что сквозь сухие марли шел горячий ветер и температура в штабе какая была, такая и оставалась. Командир части разозлился и приказал вернуть обратно все в медсанчасть. Отец вновь установил, как положено все рамки в ванночки с водой и воздух в помещениях вновь стал свеж. Через пару дней командир части опять зашел в медсанчасть и опять почувствовал разницу между улицей и помещением. На это раз вентиляторы с рамками были молча изъяты и установлены в штабе, и вновь последовал возврат их на свое место.

Командир части был полковник, страшим не только по званию в части, но и по возрасту и потому считал себя не просто умудренным, но и все знающим человеком. Спрашивать и расспрашивать, особенно подчиненных, не любил. А отец и не лез вперед с услужливыми разъяснениями, ибо всегда был из не любящих начальство и любящих сообразительных людей. В конце концов, командир полка решил мудро, как ему казалось. Во избежание неравенства, и чтобы жизнь в Небит-даге не казалась медом, он распорядился изъять все вентиляторы из  медсанчасти. Это было неприятно, но поправимо. Отец распорядился сделать алюминиевые рамки больших размеров, установить их с ванночками в окна и за счет сквозняков охлаждал помещения медсанчасти. Может  было не так уж прохладно, но все равно значительно комфортнее, чем на улице. НА это раз командир полка пришел скорее всего по докладу кого-то о том, что в медсанчасте  уж больно хорошо и рядовые  находят любой повод, чтобы туда сходить и посидеть. Недовольство командира было на лице. Он походил, посмотрел во все углы в поисках вентиляторов или каких иных механизмов охлаждающих помещение. Но не найдя, подумав пару минут, изрек: « Товарищ капитан, перемещайтесь в помещение штаба полка с завтрашнего дня, а сюда перейдет штаб!».  Приказ озадачил отца, но и обрадовал, т.к. штаб располагался в кирпичном и основательном здании, а медсанчасть была в глинобитной мазанке. Да и помещений было  в штабе больше, чем в медчасти.

Сказано сделано! Переезд был осуществлен за один день. Отец конечно же схитрил и забрал с собой хирургические ванночки, что сделало бессмысленным нахождение в окнах сами рамок с марлей, ну разве что комаров и мух  значительно уменьшелос  в помещении. Зато на новом месте папа обустроился основательно, и были установлены все те же спасительные рамки. Командир части больше не заходил в медсанчасть, никогда, но и отношение его к отцу резко изменилось в худшую сторону. Зато лето отец перенес сносно, да и все. Кто обращался за медицинской помощью были счастливы лишний раз туда заглянуть.      


История 2.

Обычно, на обед я иду есть в столовую, что находится недалеко от нашего офиса. Двойная польза – и прогуляться на свежем воздухе и сэкономить на обеде за счет недорогих бизнес-ланчей в этой столовой. Однако, лето задалось жарким и всякие лишние телодвижения казались испытанием на прочность организма. Кроме того, наличие в кабинете кондиционера весомо аргументировало мое нежелание уходить на обед за пределы офиса. Так длилось долгих 2 месяца пока не спала жара. Прежний обеденный режим можно было восстанавливать.
В первый же обед я собрался и вышел на улицу. Прогулка до столовой была приятной и легкой. В столовой было непривычно пусто и полутемно. Буфетчицу я не сразу заприметил, она сидела, сгорбившись в углу. и что-то вязала. За столиками сидели от силы человека 4-5. Я подошел к стойке и бодро поздоровался с буфетчицей. Спросил , чем она угощает сегодня. На мой голос она вздрогнула, а от заданного вопроса даже слегка побагровела. Отложила в сторону вязание, встала и, подойдя к стойке, грозно поинтересовалась, где это я так долго пропадал. Чувствуя, что вопрос ничего хорошего не принесет, ответил с деланной улыбкой, что уезжал на отдых, пока в городе стояла жара. Буфетчица еще больше побагровела и изрекла грозно:
- Именно! Жара!  Никто не приходит на обеды! Еда портится!  Еда выбрасывается….
На эту тираду я скромно заметил сочувственно:
- Сожалею! Лето не самый лучший период для торговли.
На что буфетчица, став совсем багровой, грозно и с растяжкой спросила:
- И ГДЕ отдыхали?!
Понимая, что за вопросом явно последует весьма неприятное последствие, я быстро ляпнул не подумав:
- Ездил на море, на Адриатику, в Хорватию, это бывшая Югославия!
Лицо буфетчицы перекосило от возмущения:
- А вы не подумали, ЧТО мне делать со всеми этими обедами тут, пока вы ТАМ прохлаждаетесь на морях?! Кто, по-вашему, должен все это жрать?!
И разведя по практически пустому прилавку сорделькообразными руками, она упёрлась ими в свои необъятные  бока. Глаза ее горели, лицо было багровым, ноздри раздувались, как у скаковой лошади после забега, колпачок на голове съехал назад и из-под него вылезли кудряшки шестимесячной завивки.
Не зная что в таких случаях говорят, промямлил:
- Да я даже и не знаю, что с ними делают, если не съедают….
Я пребывал в полном непонимании при чем тут я и ее пропавшие обеды.
Но тут последовала фраза, которая меня повергла в полное смятение.
- Вы тут мне прекратите за МОЙ счет кататься по заграницам и отдыхать!!!! Я вам не миллионерша, чтобы оплачивать ВАШИ югославии!!! Я что, теперь должна вязать шерстяные носки на зиму пока вы там прохлаждаетесь, а я тут голодаю?!
У меня не было слов для возражения…. Стыд овладел мной….

История 3.

Дело было давно и в богом забытом городке под названием Термез, что стоит на границе с Афганистаном. А границей там является река Амударья.

Областная психиатрическая больница, как и всякое такого рода заведение было отдалено от жилых мест (в рамках допустимого пограничниками) и располагалось прямо вдоль этой самой реки. Афганские пограничники иногда выходили на берег реки, чтобы поглазеть на происходящее там, за рекой, в психушке. А на этом берегу старались не разочаровывать. То больной сбежит и вся больница бегает за ним по территории разыскивая его даже в прибрежных камышах, то старенький драндулет перевозящий обеды и грязное белье свалится стараниями пьяного водителя в реку носом, а потом 2 ишака  вытаскивают его во главе с зам.главного врача, то больная вдруг разденется практически догола и начнет бегать по двору с хохотом….

Но с началом лета взору пограничников открывалась нечто иное и весьма занятное.

Тут следует сказать, что Термез находится в субтропической зоне и кроме жары тут еще и достаточно влажный воздух из-за реки. Поэтому летом население изнывает от духоты и жары, как в Индии. Каждый спасается , как может.

Так вот, каждое лето,  в психиатрической больнице, прямо в воде, у берега, устанавливался большой зонт с выцветшей надписью Пепси-Кола.  Под ним ставили стол на дюралевых ножках и с пластиковым покрытием столешницы, что обычно стоят в дешевых студенческих столовых, за столом, также прямо в воде, стоял такого же типа стул с пластиковым сиденьем и спинкой. К столу перебрасывали телефонный кабель. укладывая его на деревянные рогатины и подключали к допотопному черному эбонитовому  телефону с диском на котором от старости давно стерлись цифры и лишь буквы еще были видны. Прямо перед столом была бетонная лестница, которая обычно бывает в многоквартирных домах, она спускалась в воду прямо к самому столу.
Часов в 11-12,  к лестнице подходил солидный пузатенький человек в белом халате в сопровождении другого, услужливого и чуть суетливого мужчины. Солидный мужчина не торопясь расстегивал халат, снимал туфли, брюки, носки, затем сам халат и в длинных сатиновых трусах, белой рубашке-полурукавке, галстуке спускался величественно в воду, садился на стул, от которого над водой видна была только спинка, и так, сидя по пояс в воде начинал прием посетителей и сотрудников. Пользуясь тем, что вода в Амударье мутная, он не боялся, что его авторитет пострадает , если кто увидит его в трусах. Главное было видно, что Главный врач (а это был именно он) в рубашке и галстуке, а рядом телефон.

Посетители подходили группкой и толпились поодаль, в тени, пока Главный врач решал вопрос с очередным посетителем. Посетители же спускались по лестнице к воде и присаживались на ступеньку, утираясь одной рукой от накатывающего на глаза пота, а второй рукой стараясь удерживать свои брюки (платья) чтобы они не намокли от волн реки. Правда, некоторые, особо не усидчивые или желающие сунуть некую мзду Главному врачу, лезли прямо в босоножках в воду, на что Главный врач резко их останавливал окриком и поднятой рукой - Главный врач сознавал, что за ним могут наблюдать иностранные взоры и потому честь мундира следовало блюсти несмотря на то, что порой мзда подносимая была весьма приятных размеров.   

Иногда звонил телефон, иногда сам Главный врач кому-то звонил. И каждый раз, из-за шума воды, он кричал в трубку так, что слышно было за границей, в Афганистане. Часто, объясняя, почему его не слышно, он кричал в трубку: «Не  могу говорить громче – в Афганистане услышат!», либо,  отвечая на вопрос, что за шум в трубке, говорил : « Я в реке, понимаешь….»

Периодически, секретарша, в атласном цветастом платье и халате поверх него приносила чайник горячего чая и забирала уже опустевший. В эти минуты, Главный врач останавливал жестом тираду посетителя и также жестом ему пренебрежительно показывал, чтобы тот поднялся и освободил лестницу  дав пройти секретарше. Чай был важнее в жару! Вместе с чайником чая, она приносила также свежие газеты, которые, в отсутствии посетителей, начальник читал, повернувшись к берегам (и пограничникам) в профиль и забавно плескал ногами по воде.

Покидал свое рабочее место Главный врач, как и положено, в перерыв, либо в конце рабочего дня или по вызову областного начальства. В этом случае, все посетители спешно отгонялись далеко в глубь, услужливый мужчина подбегал с полотенцем, медицинским халатом и штанами начальника. Тот важно выходил из воды, как былинный богатырь с прилипшими длинными трусами к телу, вставал за ширмой халата, повернувшись лицом ко реке, а спиной ко всем, обтирался ноги полотенцем, снимал трусы, надевал сухие, брюки, носки и босоножки, затем белый халат и важно шествовал к зданию администрации. 

И так это продолжалось каждый год и весь жаркий период времени.   


История 4.

Как-то давно, в бытность , когда был жив некий правитель одной из республик бывшего СССР, он любил отдыхать в своей резиденции на берегу большого, очень большого и горячего от летнего солнца озера.

Надо заметить, что эта республика  была весьма маленькой, весьма бедной, а летом еще и весьма жаркой. Здесь когда-то даже был поставлен всесоюзный летний температурный рекорд!

Так вот, этот самый правитель славился своей чудаковатостью и странностью – то зимой встречал иностранных гостей у себя во дворце в полурукавке, то разрабатывал грандиозные планы по обводнению совершенно сухопутной  столицы своей республики и закупке судов для их плавания по рукотворному судоходному каналу через пустыню до столицы,  то поселит закупленных по баснословной цене  антарктических пингвинов в пустыне на берегах строящегося канала, то начнет высаживать эвкалипты в пустыне.
Казалось бы, что еще можно придумать? Окружающие в общем привыкли к этому.

Но тут прилетел в самый разгар лета в эту республику очень высокий функционер из далекой заокеанской республики, настолько далекой, что руки ее простирались по всему миру, и настолько заокеанской, что функционеры ее ежедневно сновали через океан, как мыши по амбару. Так вот этот важный и высокий функционер согласовал с президентом свою встречу. А протокольный отдел доложил функционеру, что встреча состоится в парке летней резиденции на берегу горячего озера.
Функционер был истинным функционером, можно сказать карьерным профессиональным функционером и потому не мог расстаться со своим черным костюмом, белой рубахой и бордовым галстуком даже в этой жаркой стране, и даже на берегу горячего озера…. Но при одной только мысли, что ему придется не менее часа вести разговоры в очень теплой атмосфере, начинал краснеть и потеть уже от одной только мысли.

Наступил час Х…. Функционера доставили до резиденции в кондиционируемом лимузине. На пороге резиденции, как знак высочайшего уважения к заокеанской стране, стоял сам хозяин на бордовых коврах и радостно махал приехавшему гостю рукой пока тот поднимался по лестнице. Дождавшись когда функционер подойдет на расстояние вытянуто руки, президент раскинул широко руки и сказал на государственном языке «добро пожаловать». Иностранец на секунду заколебался, припадать ли ему в объятия президента или просто отделаться легким полуобъятием, как сам президент ему помог протянув прямую руку, тем самым останавливая гостя ровно на шаговом расстоянии. Поздоровавшись с приехавшим, президент, все также, на шаговом расстоянии, взял его за локоть и весьма однозначно, не оставляя гостю ни грамма надежды, что встреча все же будет перенесена в прохладные помещения дворца, повел его в парк. В парке, как не странно, гость почувствовал, что воздух приятно свеж, под деревьями было не жарко. Приободрившись, гость стал охотно общаться с хозяином,  прогуливаясь по дорожкам парка. Но его внимание периодически отвлекали некие сооружения, до боли знакомые, и напоминавшие ему нечто обыденное и часто встречаемое. Это мешало сосредоточиться на теме обсуждения.  В парке стояла тишина и потому отчетливо были слышны редкие  птицы и постоянный легкий гул. Все это не давало сосредоточится.  После получасовой прогулки, гость не выдержал и извинившись прервал беседу. В это время они как раз поровнялись с очередным устройством стоящим под деревом. Гость полюбопытствовал, что за белые шкафы расставлены густо в парке под деревьями?  На что хозяин довольно рассмеялся и сказал : «Ага, вот и мы вас тоже удивили! У нас тоже есть свои достижения техники. Те шкафы,  это кондиционеры, которые охлаждают нам парк в летний полдень. Это я сам додумался до такой идеи!!».
Гость был шокирован даже не такой бессмысленной идеей, как охлаждение атмосферы кондиционером, как количеством выброшенных в прямом смысле слова денег на ветер.   


История 5.

Театральное общество одной из среднеазиатских республик находилось в жилом здании на втором этаже и ютилось в двух  малогабаритных квартирках.

Директор общества был человек уже престарелый и весьма капризный. Председателем же, словно английская королева, была народная артистка СССР, лауреат Ленинской премии, которая приходила в Общество исключительно в день зарплаты и аванса. Ее кабинет располагался на бывшей террасе, которая по этому случаю была застеклена и завешена бархатными занавесами с золотым шитьем. Это были старые занавеси театра оперы и балета, которые жалко было выбрасывать после списания, кроме того, там было столько золотого шиться, что сама мадам председатель не пережила бы  их уничтожения несмотря на то, что они  местами были весьма побиты молью. 

Надо сказать, что из оставшейся части, что была не расшита, некоторые работницы театрального общества пошили себе вечерние наряды и частенько щеголяли ими на торжествах, поражая всех одноцветностью, как униформой общества.

Кабинет же директора общества был в бывшей гостиной, и поэтому с кабинетом мадам председателя его соединяло большое окно с дверью. Никто из них двоих не хотел чувствовать себя рыбкой в аквариуме и потому окно с дверью также было решено задрапировать, при этом если со стороны  террасы оно было задрапировано все теми же остатками театральных кулис, то со стороны кабинета директора висели несколько кокетливые дорогие парчовые занавеси и в тон им тюль. Это позволяло хотя бы и условно, но разделить на зоны и кабинеты два помещения.

С другой стороны, это лишало директора света и свежего воздуха. Зимой такая ситуация вполне устраивала его, а вот летом, когда наступала жара, в его кабинете нечем было дышать. Кондиционеры в те времена были простыми, как ящик вставленный в оконную раму и никаких иных не было. Соответственно, поставь директор кондиционер себе в окно, то мадам председатель начала бы кипеть и плавиться заживо в своем кабинете, т.к. горячий воздух кондиционера шел бы прямо на нее. В тоже время, у председателя такой кондиционер был установлен, и потому она находилась в более выигрышной позиции, чем директор. Однако, поделиться своей прохладой, открыть окно, чтобы охлажденный воздух шёл и в кабинет директора не хотели оба функционера, т.к. нарушилась бы стержень на котором строятся отношения в театральном мирке, нарушилась бы закрытость и кулуарность, ибо  все выливаемые в их кабинетах сплетни и интриги сразу бы стали  достоянием другой стороны, что в театральном обществе было бы невозможным!    

Поэтому летом мадам председатель сидела у себя в кабинете-террасе. А вот директор перемещался, как говорили сотрудники, в летнюю резиденцию. Прямо под окнами, в огороде, под тополем ставился стол и кресло для директора, стол застилался зеленым сукном для солидности, туда же протягивался телефон. Для того, чтобы не топтаться в пыли, директор требовал под стол и кресло класть ковер. К сожалению, такой величины ковер был только в кабинете председателя, постеленный туда в незапамятные времена, чтобы ноги мадам не стыли зимой. Директор каждый раз, отдельным распоряжением, требовал перемещения этого самого ковра вниз, себе под ноги, но 2 раза в месяц его возвращали на место - в дни получки и аванса.

Стол директора был весьма импозантным, импортным, на гнутых ножках,  как и кресло, которое явно было когда-то изъято в одном из театров ибо больше напоминало трон, чем рабочее кресло. В довершении всего это кресло было покрашено бронзовой краской, что дополняло это сравнение, но обрамление этого роскошного кабинетного гарнитура из кустов и деревьев делало всю картину абсурдной и не серьезной. Понимая все это, директор требовал выставлять между асфальтовой дорожкой ведущей к мусорным бакам и кустами, напротив стола, на солидной никелированной подставке  табличку, где за стеклом было написано  «ДИРЕКТОР ТЕАТРАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА». Это по его разумению должно было придать солидности как месту, так и ситуации..

Директор был опытный бюрократ и отлично знал какая атрибутика внушает трепет посетителю. За его спиной был опыт заместителя министра образования, председатель ГОСЛИТА (главный цензор), заведующий отделом Совета Министров по вопросам религии. Выходить на пенсию этот старый бюрократ даже не собирался и не мог себя представить сидящим на лавочке, и поэтому, использую свои связи он занял вакантное на то место директора Театрального общества республики. О вакансии ему шепнула его дочь, прима академического театра, которая надеялась наконец получить народную СССР (что и произошло через год). А уже придя в Тетральное общество республики он стал выстраивать все отношения сообразно своим представлениям и пониманиям. И немоловажное значение в этом строительстве играла его летняя резиденция. 

Поэтому по его замыслу во вдоре должно был быть не просто его временное место пребывания, а именно летняя приемная для сотрудников и членов Общества. Именно поэтому для посетителей, тут же в кустах, напротив стола директора каждое лето устанавливали югославский велюровый диван, который со временем еще состарился, расшатался, выцвел и через 10 лет уже напоминал более боевой трофей, чем диван. Учитывая, что под диваном не было ковра, то посетители топтались в огородной пыли. Этот факт учитывали посетители, всякие убеленные сединами народные и заслуженные артисты, и потому, когда им надо было встречаться с директором, а он решал практически все вопросы, им приходилось  надевать закрытую осеннюю обувь на низком каблуке, что в летнее время и в Средней Азии очень не комфортно, но приходилось терпеть, коли не хотелось иметь грязные и подвернутые на ухабах ноги. А если принять во внимание, что диван со временем стал подозрительно скрипеть, то посетители старались только для вида присаживаться на его край, все больше упираясь на свои престарелые ноги. От этого встречи и беседы с годами у посетителей становились короче, а директор все больше сидел один,  задумчиво попивая зеленый чай, грызя сладкие орешки, либо разговаривая с кем-то по телефону громко смеясь или ругаясь после чего могла следовать перепалка с соседями, при этом он даже не поворачивал  и не поднимал  в их сторону голову.
 
Временами директор проводил заседания и совещания. Тогда сотрудники общества выносили все имеющиеся стулья из их крохотного актового зала. Стулья расставлялись тут же, правда на этот раз места в огороде всем уже не хватало и приходилось рассаживаться за кустами, на асфальтовой площадки, на которой стояли мусорные баки всего дома. Тогда, чтобы не нюхать рядом стоящий мусор, сотрудники выносили большую полиэтиленовую пленку, которую принесли из театра, в котором года два назад прошел ремонт. Степень  камуфляжа мусорных баков зависела от важности совещания и присутствующих участников – если это было внутреннее совещание или партсобрание общества, то мусор просто накрывался пленкой., а если это было заседание президиума театрального общества, то пленка закрывалась старыми афишами типа «Малая земля», «Отелло», которые прикалывались английскими и портняжными булавками где к самой пленке, а где-то и к выпирающему  из баков мусору. Но такая ситуация коренным образом не устраивала директора театрального общества, и не потому, что она мешала заслуженным людям внимать в его речи из-за мух и запаха мусорки, сколько тем, что те же мухи и вонь мешали ему самому, особенно в безветренную погоду. И тогда он протащил решение через правление общества и была возведена кирпичная стена между домом и баками. Это явно удлинило путь жителям от подъезда до мусорных баков, соответственно создало лишнюю работу мусоровозу, но зато зрительно улучшило картину. Работники общества периодически меняли на этой стене афиши, тем самым напоминая самому директору, где какие премьеры в подведомственном ему мирке.

Вся эта картина, естественно, не нравилась жителям дома. Да и как кому-то может нравится партсобрание проводимое в кустах под окнами - многим на работе эти заседания набивали оскомину, а тут дома, можно сказать в собственной крепости…. Правда, все тот же народ не мало веселился, когда проходили разборки между артистами и другими работниками театров этой республики. Чего там только не разбирали – и измены ведущей актрисы академического театра с рабочим сцены, которых муж изменницы, режиссер того же театра нашел на складе в сценическом реквизите, то бишь в сундуке, или факт изнасилования ведущим танцором театра оперы и балета молоденькой танцовщицы из кардебалета, которая жаловалась даже не на сам факт изнасилования, а его извращенность, указательным пальцем, либо акты головотяпства, когда на майские праздники украсили сцену театра для районного праздничного заседания и концерта надутыми презервативами вместо шариком, либо вопиющий факт перевода для иностранной делегации в национальном академическом театре, когда переводчик в конце спектакля забыв выключить аппаратуру со вздохом облегчения душевно изрек прямо в микрофон «п....ц! зае….я!» (Акт расследования был зачитан дословно и потому немало развеселил не только присутствующих, но и слушающих соседей).

Когда-то активная борьба жильцов дома с директором театрального общества перешла в вялотекущую. Если в начале соседи то заливали по ночам огород до  сплошного озера, а в ответ получали полное перекрытие доступа к мусорным бакам всему дому, на что соседи начинали выбрасывать мусор прямо на голову директору и в ответ тут же получали перекрытые вентили с холодной водой (летом!!), то к концу, соседи ограничивались окурками из пепельницы, а директор организацией на майские и ноябрьские праздники, прямо перед подъездом дома, застолий для ветеранов и передовиков. В целом, жизнь продолжалась…

С наступлением перестройки поменялось руководство театрального общества, да и само место дислокации театрального общества – ему выделили старинный особняк в центре города.  Но это то немногое, что изменилось, ибо новый  председатель театрального общества, и опять это была мадам народная артистка СССР, все также летом заседала во дворе общества  за специально для такого случая установленным перманентно столом. И все также, в жаркие дни, во дворе проводили заседания и собрания, но теперь зрителями были жильцы суперсовременной четырехзвездочной  гостиницы.  И даже фамилия на табличке установленной перед столом была очень знакомой для многих посетителей – это была дочь бывшего директора республиканского театрального общества.