джем

Надевая утром день на себя и не зная ещё, каким он случится, она как всегда, аккуратно застегнула его на все пуговицы, расправила завязки, поправила ремешок и пошла варить джем для внуков.

Джем из вишни получался как всегда - отличным, в меру сладким, с небольшой рубиновой щекоткой, пробуждающей радостные летние воспоминания и оставляющей душистое продолжительное послевкусие - долгих счастливых лет подрастающих в доме детей.

В доме пахло этим днём так щемяще нежно и тепло, в воздухе разливалось тихое и счастливое концентрированное состояние радости, от него хотелось зажмуриться, и так, зажмурившись, улыбаться, дуя на ложку с горячим джемом.

Что-то изменилось почти неуловимо, она краем глаза заметила - сгусток дождливого, напитанного водой сырого воздуха шлёпнулся на карниз окна, и через минуту стало совершенно понятно - птица. Прилетела и села на карниз, вся в перьях из дождя, сидит и смотрит, раскачивая тоскливый маятник, останавливая сердце.

Она положила ложку мимо блюдца и вышла во двор, уже зная, кого там увидит, зная и не веря себе, боясь поверить.

Он стоял у калитки, держась рукой за верхушки штакетин. Стоял, смотрел и не входил. Она выхватила взглядом вот эту его руку, лежащую на калитке, в голове пронеслось и взорвалось - сколько раз она сама держалась за эту шершавую поверхность согретого на солнце дерева, даже не надеясь, что дерева этого коснётся когда-то его рука. Подошла и остановилась по другую сторону калитки, стоя прямо и глядя прямо в глаза.

Это снова случилось - сумасшедшее и останавливающее время путешествие в душу другого человека. Когда проникаешь так стремительно через взгляд, когда влетаешь в узкий тоннель восприятия, и летишь, обдираясь о жёсткие и жестокие его ограничения. Когда существуешь здесь и сейчас, всем существом запоминая это ощущение на тысячи лет вперёд - на те долгие тысячи лет, когда будешь тосковать так безудержно и горько, придерживая руками содранное вконец своё сердце в раскрытой - нечаянно, грудной клетке. Когда так больно и тоскливо, что даже не заплакать - нечем плакать, нечем плакать, нечем.

Мечется и бьётся внутри сухой разрушающий ветер, обдирая и мучая, смешиваясь с безжалостным острым песком, вместо крови, кажется, носится по венам и артериям, и не успокоишь потом себя тысячу лет, не утихомиришь ветер этот, не уговоришь и не выгонишь из себя никуда.

И подумалось - представилось, как будет она гладить потом этот штакетник калитки, как прикоснётся рукой, как к его руке прикасаясь, как опустится на колени и прижмётся щекой к этому сухому старому дереву, словно в храме у самого настоящего и главного в жизни алтаря.

Стояла и смотрела сухими глазами, избитая проклятой этой любовью так, что места живого давно внутри не осталось, стояла и смотрела молча, не прощаясь и не прощая.

Так давно звала, а он пришёл через тысячу лет. Так давно ждала, что и ждать, кажется, перестала, давно рассыпавшись прахом в этом своём отсутствующем ожидании. Так давно стремилась понять суть и смысл этого яростного и дикого чувства, что накинулось однажды, изодрало в кровь и бросило умирать или выживать - решай сама, на что сил хватит.

Стояла и молчала. Не простив и будто даже не вспомнив, не узнав, отвернулась и ушла молча в дом - варить внукам джем.

Сидела вечером на кровати, устало и бессильно сняв с себя день, как старое мягкое платье. Бережно расстегнула все его мелкие незаметные пуговицы, разгладила тонкую ткань - день к вечеру стремительно старился, приходилось быть осторожной, обращаясь с ним. День пах сладким джемом, вечереющим августовским летом, сыростью, оставшейся от улетевшей дождевой птицы, хрустел и осыпался сухой песчаной крошкой.

Сложила аккуратно в коробку, мягко погладила тонкой от времени рукой, запоминая его рисунок и запахи кончиками пальцев, закрыла крышку коробки, достала из-под подушки ночь и надела на себя как простую рубашку.

Из старого маленького бутылька вылила немного, всего пару капель, смеси миндального и розового масел, привычно и устало растёрла масло по ладоням, легла в мягкую цветочную постель, горько и бесслёзно плача, посмотрела на тёмное небо. Птицы на карнизе не было.

Запомнила его всего - всего досконально, до последней чёрточки вечности над головой. Запомнила на тысячу лет, прижала руки к сердцу, баюкая и успокаивая его, печально и молча уговаривая уснуть.

Такой получился неожиданно день. А на утро, попробовав джем, выбросила всё до последней капли - джем оказался ужасно горьким, в рот взять невозможно, словно пропитался за ночь тяжёлыми бессонными слезами весь - до последней своей капли.
2013.