Венский стул-11

Начало: http://proza.ru/2013/08/09/235
        http://proza.ru/2013/08/11/156
        http://proza.ru/2013/08/11/1862
        http://proza.ru/2013/08/13/47
        http://proza.ru/2013/08/13/1880
        http://proza.ru/2013/08/15/165
        http://proza.ru/2013/08/15/2178
        http://proza.ru/2013/08/17/499   
        http://proza.ru/2013/08/18/67



11
Кирилл с трудом втиснулся на заднее сидение двоеглазовской машины между растопыренными ножками венского стула. Можно было и получше пристроить этот несчастный стул, подумал он с раздражением, но Двоеглазовы устроили такой аврал, такую срочную эвакуацию… Сиди тут, как попугай в клетке. «Птички все на веточке, а я, бедняжка, в клеточке», – назойливо вертелся в голове внезапно прилетевший дурацкий стишок. Он вспотел от непонятно откуда взявшегося, но явственно ощущаемого унижения, и готов был расплакаться в бессильной злости. Всё Женя, с этими её придыханиями и театральными терзаниями. Подставила, подставила! Надо было бы позвонить ей, но он только отбил сообщалку: «Возвращаюсь с Двоеглазовым». Будет с неё. Ждёт там его «с добычей»… Сама не пожелала «пачкаться»…Эта его «добыча», увозимая из Капиной квартиры, вдруг показалась ему ничтожной, никчемной, фальшивой. Никому не нужной. Пустые игрушки, баловство одно. Придуманные Женей символы бог знает чего…

Двоеглазовы впереди всё переговаривались вполголоса, Надежда склочной скороговоркой в чём-то убеждала супруга и даже, кажется, сильно пихнула его в бок. До Кирилла долетали отдельные слова, взвизги Надежды, глухое бурчание Двоеглазова. Не хватало ещё вслушиваться… Могли бы повременить со своими семейными сценами и тайнами. Они и не думают с ним считаться… Никто с ним не считается, словно с шутом гороховым – Двоеглазовы, Женя… Рита… Чёрт бы вас всех побрал! Кирилл закрыл глаза и позволил дремоте одолеть себя.

- Кирилл, – очнулся он от голоса Двоеглазовой, – я высаживаюсь, приехала… а Виктор тебя к дому доставит… Вот и хорошо, что съездил, доволен? Будете с Женечкой на стульчике сидеть и тётю Капу вспоминать, упокой господи её душу… уж какая она там ни была… Женечке привет передавай… – речь Надежды назойливым комариным писком кружила вокруг разморенного сном Кирилла и вызывала отчётливое желание остервенело отмахиваться. Он кивал головой, не слушая, с облегчением вздохнув, когда за ней захлопнулась дверца, и невыносимая Двоеглазова канула в синие сумерки.

Виктор Семёныч помалкивал, насупив брови, и думал какие-то свои тяжеловесные думы. Скорей бы и от него избавиться…

- Виктор Семёныч, вы меня пораньше высадите… вот тут, на углу. Пройдусь через парк… проветриться надо… спасибо вам… и так столько времени… на нас… – смято бормотал Кирилл.

Двоеглазов, кажется, даже обрадовался:
- Давай, проветривайся, прежде чем супруге на глаза, а то принял всё-таки… – он подмигнул. – Донесёшь стул-то? Он лёгкий, ничего… Бывай, Кирюха, звоните, ежели что…
Двоеглазовский «драндулет» взревел и, развернувшись, резво покатил прочь.

Кирилл шёл через безлюдный сырой парк, пристраивая стул в неловких руках то так, то этак, и выбирал дорожки потемнее. Глупый, небось, вид у него, с этим стулом – «спасибо» Жене и собственной сентиментальности… Чувство неудовлетворённости, досады и невнятной утраты – чего?! – не покидало его. К концу недолгого пути, перед выходом из парка к дому, он замедлил и так небыстрый шаг. Идти домой не хотелось. В пустынном тупичке у детской площадки он пристроил стул на пятачке посуше и воровато оглянувшись – не видит ли кто? – присел на него. Ещё час назад на нём сидела Рита… Как она сидела? Сплетя стройные ноги… вот так… подняв подбородок, пускала тонкую, стремительную, как она сама, струйку дыма… вот так откидывала рукой тяжёлые блестящие локоны… вот так наклоняла голову, и из-под упавших на выпуклый лоб прядей сверкали её глубокие глаза… Кирилл прикрыл веки и отдался видениям. Как шёл к ней этот стул – такой же тонкий, изящный, гибкий… Гибкая… как она обвилась бы вокруг него своим кошачьим станом, закинула лёгкие руки ему за шею, положила бы прохладные пальцы на затылок… Совсем рядом раздалось хриплое и частое сопение. Кирилл, вздрогнув, открыл глаза: жирный, свирепого вида приземистый пёс, вывалив язык, суетился внизу, намереваясь по-хозяйски облить своей вонючей струёй ножки стула.

- Брысь! Брысь, тварь! пошёл! – Кирилл испуганно вскочил – он всегда панически боялся собак, – поскорее подхватил бывшее Капино имущество и в негодовании оглядевшись – где хозяин этой мерзкой твари? чёрт-те что позволяют своим гнусным питомцам! – ринулся прочь. Крепко держа стул, нежно прижал к своей груди, нёс его осторожно, бережно – на нём сидела призрачная, видимая только ему Рита; он уносил её из Капиного убогого капища, спасал как из наводнения или пожара, и грезился сам себе великодушным и всемогущим героем.

- О-о-о… а-а-а, – испустила Женя серию протяжных восклицаний и всплеснула руками, когда на пороге возникли стул и Кирилл. – Боже мой, боже мой… венский стул! А я-то голову ломала, и волновалась даже не на шутку – что ты там возьмёшь… Это невероятно, что он до сих пор цел! Как это ни Капитолина, ни Двоеглазовы его не выбросили… Двоеглазовы старого и бесполезного не признают, Семёныч любит о «новье» порассуждать… любимое у него словечко и высшая похвала – «новьё»…
- Они его и приготовили на выброс, хлам на него навалили… случайно разглядел, – похвастался Кирилл.
- Ах, Кирюшенька, знаешь ли ты, что ты мне такое привёз… это ты наше с Гошкой детство привёз, – расчувствовалась Женя. Она поставила стул посреди прихожей, глядела на него, жалобно подняв брови и уже пошмыгивая носом. – Тогда от таких стульев все избавлялись, и у Капитолины он был сослан… Шкаф у неё стоял не к стенке, а угол загораживая…
- Он и сейчас так стоит, – кивнул Кирилл.
- И там, за шкафом, стул этот и «проживал», вместе со всяким барахлом, которое неудобно на виду держать. Это было наше с Гошкой убежище от взрослых… Вниз, под попу, думочку диванную, сверху плед старый накинем – домик! – Женя присела, согнув острые коленки, нагнув золотоволосую голову, засунула её под сиденье и засмеялась сквозь подступившую слезу. – Вот так! Я в нём свободно помещалась, а Гошка, хоть и старше, но тощий был, и тоже втискивался… У нас с ним соперничество было – кто первый займёт «домик»… второй рядом примащивался и был «в гостях»… или на «крышу» забирался и барабанил «хозяину» по голове… сидели вот так и шептались, со своими детскими секретами… Теперь одна голова только и помещается! – она поднялась, со вздохом распрямив слабо треснувшие коленки. – Биологи говорят, это самая распространённая детская игра, генетически обусловлено: своё ограниченное пространство, своя норка, возвращение в не забытую ещё утробу матери, что ли… уют и безопасность… Ах, какой ты молодец, Кирюша! Лучшего и желать нельзя было…
Кирилл, весь день клокотавший негодованием в адрес жены, размяк от её восторгов.

- Да, ещё вот это, – вспомнил он и, пошуровав в кармане куртки, вытащил белый бюстик.
- «Ленин»! – радостно ахнула Женя.
Кирилл покачал головой укоризненно:
- Вы что все, с ума посходили или ослепли? Женя, ну ты-то не уподобляйся Двоеглазову! Какой же это Ленин! Это он его за Ильича принял…
- Да не он один, то-то и оно! – засмеялась Женя. – Я этот бюстик прекрасно помню. Его дяде Максу коллеги на работе поднесли в честь чего-то там, не знаю… Может, в честь вступления в партию. Как Ленина! И он годами числился у Капитолины в вождях мирового пролетариата. И только когда Игорь в студентах ходил, диамат зубрил и добрался до Демокрита – у него в душу сомнение запало. Сличил картинки в учебнике – и вывел этого «Ленина» на чистую воду! Дяде Максу было всё равно, посмеялся только, но для Капитолины это был весьма неприятный конфуз. Она лысого невзлюбила и задвинула подальше… что ж, пусть теперь у нас живёт, бедолага! Столько лет под чужим именем, как шпион… Демокрит, партийная кличка – Ленин… Ба! – вдруг тревожно потянула она носом, – да ты пил, что ли?

- Да так, пропустили с Двоеглазовым по рюмочке, – отводя глаза, проговорил Кирилл. Перед ним встали все сумбурные, нелепые события сегодняшнего дня: осмотр Капиной квартиры, потрясшее его вторжение Риты, путанные и подозрительные речи Двоеглазова, явление Двоеглазовой с сыном, застолье с шампанским и в раме закрывающейся двери странная картина – улыбающаяся Рита рядышком с меланхоличным, нездешним Васей. Картина эта больно кольнула в сердце… Зачем они там остались – вдвоём? Что это там плела эта дура Двоеглазова? Может, ему, Кириллу, показалось на нетрезвую голову? В безопасности ли Рита?! Что этот Вася?.. Мелькнула мысль выспросить у Жени про Васины семейные обстоятельства – что-то там смутное, немолодая жена, её дети… Мелькнула, да тут же была и отброшена. Кирилл почуял, что не хочет рассказывать Жене всё это… Сложно, непонятно… Неприятно чувствовать себя ослом, которого надувают… Впрочем, чем его-то надувают? Почему он кажется себе обманутым? Только ввяжись в объяснения с Женей… Ещё один допрос – нет уж! Провались они все!

- По рюмочке? С чего это? – осуждающе проколола взглядом Женя.
- Ну… за помин, как говорится, души… Капитолининой… У него там бутылка была припасена… тайком от Надежды Петровны.
- Он ведь за рулём! Тебя вёз! – возмутилась Женя.
- Да он так, символически, – махнул рукой Кирилл.
Женя фыркнула и пожала плечами.
- Не знаю, как это он ездит, «употребивши»… Вот из-за таких и невозможно стало по улицам ходить! Каждый раз не знаешь, вернёшься ли целым-невредимым из простого похода в магазин… Непременно надо лихость свою показать! Мужская ваша дурь. И все эти мелкие мужские шалости – бутылочка припрятана от жены… Хотя… от такой жены, как Надежда, вообще горькую запить можно. Двоеглазов в былые годы и срывался частенько – Надежда всю жизнь его поносит. Послушать её – так последний человек, исчадие ада: только и думает, как нализаться, на сторону всегда смотрит, да ещё и дурак дураком… А как поцапаются очередной раз и зайдёт речь о разводе, – так бульдожьей хваткой в своего «дурака» и «кобеля» вцеплялась…

Кирилл нахмурился и пошёл в ванную умываться: пошли бабские сплетни… все они одним миром мазаны, только дай власть над мужем показать да «ум» и характер свой дамский… Вечно одни попрёки. Его Жене только кажется, что она так уж от Двоеглазовой отличается… Он вышел, переодевался, листал телепрограммку, всем своим видом показывая, что не желает обсуждений, но Женя ходила за ним по пятам, перемывая косточки Двоеглазовым и выспрашивая подробности экскурсии в «Капино капище»:

- А шкаф, значит, так и стоит? Что там вообще ещё есть? Гарнитур польский цел? Как Капитолина торжествовала, помню, когда его «оторвать» удалось, целая эпопея была… диван там очень неплох был и сервант симпатичный… А «шведская стенка» в бывшей детской? Гошка на ней мускулы в детстве качал, подтягивался… А книги? Я тогда завидовала, что у них энциклопедия… Пианино сбагрили? О, это событие… Гошкино орудие пыток… туда ему и дорога… Двоеглазов тебе ничего больше не предлагал? Фен советский? транзистор? Ну я же тебе говорила – будут совать то, что до помойки лень донести…  Да! Кирилл! – вдруг вскрикнула она, и вяло цедящий слова Кирилл дёрнулся в испуге. – А латка?!! Ты латку посмотрел?!
- Тьфу! перепугала! – сердито зашуршал он газетой. – Нету там никакой латки.
- Как нету? Не может быть! Я же тебя просила! Ведь только одно поручение тебе и дала!..
- Не видел я там никакой латки, – нетерпеливо отрезал Кирилл.
- Не видел? Или не смотрел? Не может быть, чтоб не было… Шикарная была у Капы латка… Куда ж она делась? Я так рассчитывала… – разочарованно сникла Женя. – Наверное, Надежда к рукам уже прибрала. Она не упустит! Чёрт, надо было раньше сообразить…

Она ушла, наконец, на кухню, и Кирилл с облегчением перевёл дух. Он чувствовал себя крайне неуютно: умолчав о посиделках в Капиной квартире, он солгал, и всё глубже погружался в болото умолчаний и прямого вранья. Снова поднялось раздражение против Жени: ведь не сделал ничего дурного, а она со своими допросами так и лезет, так и лезет, поселяя ощущение вины! Он обеспокоено соображал, не выплывет ли наружу… Женя может позвонить Двоеглазовой, спросить про эту проклятую латку... Ну, это ещё ладно: не заметил, не распознал. Но Надежда ляпнет, что виделась у Капы с Кириллом… и про Риту… Рассказать, что ли? Как-то будет уже неестественно – почему сразу не сказал? А, чёрт! Он швырнул программку, она соскользнула на пол и распласталась на гладком паркете, словно растопырилась в обиженном недоумении. Кирилл поскорее подобрал её. Всю жизнь, всю жизнь – только и придумывай оправдания! Надо будет сказать – устал, не придал значения…

- Кирилл, я несу сюда сырнички, – не подозревающая о терзаниях мужа Женя внесла тарелку пышущих жаром румяных сырников – Катя просила к её возвращению сделать, она у своей толстушки Маринки… чайку налить? Поешь, пока горячие… голубцы ещё тушатся, попозже скушаешь…
Она принесла чашку и себе, села перекусить вместе с мужем.

Венский стул перебрался из прихожей в комнату и стоял теперь у порога, словно настороженный и недоверчивый новичок, ещё не вписавшийся в компанию.
- Надо будет его почистить хорошенько, – деловито заметила Женя, – отмыть… И ножка одна трещину дала – заклеить «моментом»… Да-а, ну вот судьба и сказала своё слово! Понимаешь?
- Судьба? – Кирилл замер с набитым ртом. – О чём ты?
- Про Капу! Знаешь, я подумала – ну и бог с ней, с латкой… Куплю я латку. Получается, ничего из Капиного мне не досталось, и не нужно. Хорошо, что ты привёз только стул – это Гошка… А псевдо-Ленин – это дядя Макс. Всё к лучшему! И Двоеглазовы довольны, что якобы «поделились». Так сказать, и волки сыты, и овцы целы… Ко взаимному удовольствию!

(Окончание http://proza.ru/2013/08/20/60)