Легенда Феникса. Глава 38 По страницам истории

Несколько свечей тусклым ореолом освещали кусочек пространства огромной Льесальской библиотеки. Сухой воздух, крепко пахнущий старой бумагой и кожей, золотился в их свете мириадами пылинок, заставляя Матиаса жмуриться от рези в уставших глазах. Опять он потерял счет времени, затерявшись среди бесчисленных книжных стеллажей. Пятый день он торчал в этих постылых стенах, выбираясь только для того, чтобы поесть и поспать, а искомая информация все не находилась.

«Строение Проклятых Печатей», «От человека до демона», «Расширенная демонология» — ну хоть что-нибудь! Он сотни раз видел эти книги прежде, но теперь, когда они были позарез нужны, ни одна из них не попадалась.

Движимый поисками, Князь Воздуха залез в такие архивы, каких никогда прежде в глаза не видел. Все чаще попадались пергаменты, испещренные рунами Древних, и он уже не раз тихо радовался тому, что в совершенстве владеет языком Великих. Вот Лиру с его хаотичными и обрывочными знаниями Забытой письменности пришлось бы здесь трудновато.

Отложив в сторону очередной трактат о Создании, Матиас утомленно откинулся на спинку жесткого неудобного стула. Почему никто не додумался натащить сюда кресел? И вообще… Князь пробежался взглядом по шкафам, обступающим его со всех сторон. Чем больше он здесь сидел, тем больше ему не нравился библиотечный порядок. Точнее,   н е порядок.

С точки зрения систематизации в Льесальской библиотеке царил натуральный хаос. Книги и свитки были навалены, как попало и куда попало, вне зависимости от тем и наименований. Конечно, после побега с Белого Тигра никому не было дела до того, красиво ли расставлены фолианты, но, Великие, сколько веков прошло с тех пор! И что, никто не удосужился привести это место в надлежащий вид? Ах да, Князья ведь не приказывали…

И вот теперь Матиас мучился, со свечкой облетая шкафы, в каждом из которых было по пятнадцать полок. Хорошо еще, что не с приставной лестницей слонялся — вот это стало бы форменным кошмаром! Еще спасало то, что переплеты книг были помечены разными цветами. Посвященные магии Огня — красным, Воды — синим, Земли — желтым, Воздуха — зеленым. Демонология, как положено, красовалась угольно-черными корешками, а материалы о Создании — белыми.

Зато со свитками и рукописями начиналось веселье: никто их не размечал, и теперь, после переселения, они представляли собой горы пергаментов, до прочтения не поддающихся идентификации. В первый день поисков Матиас, в очередной раз увидев весь этот бедлам и оценив масштабы предстоящих раскопок, схватился за голову.
Придя с твердым намерением вести себя как цивилизованное существо — то есть не летать между стеллажами с помощью магии, а пользоваться стремянкой — он обнаружил, что кое-как на цыпочках дотягивается кончиками пальцев  только до пятой полки. Остальные десять были доступны лишь с приставной лестницы, которая мало того, что была невероятно тяжелой, так еще и нуждалась в постоянном передвижении. В общем, Князь Воздуха махнул на цивилизованность после первой трети первого шкафа, без угрызений совести взмыв вверх.

Намерение по-быстрому найти книгу с описаниями всех Проклятых Печатей, сличить их с печатью на ауре внучки Лира и опровергнуть подозрения ее деда, пришлось оставить. Сколько бы черных фолиантов Матиас не хватал, нужного не попадалось. Будь в вечно юном альве чуть больше веры в мировой заговор, он предположил бы, что это Альвис постарался и припрятал нужную литературу подальше от заинтересованных глаз.

Однако идея того, что Князь Огня стал бы копаться в этом беспорядке, заметая следы, казалась абсурдной. Проклятые Печати были самым сложным разделом демонологии, поэтому подробно упоминались лишь в нескольких древних книгах. Ничего удивительного, что в этом хаосе они легко могли сгинуть. Прежде чем приплетать сюда Повелителя Пламени, нужно обзавестись вескими доказательствами его вины. Пусть уж лучше Лир окажется излишне подозрительным дедушкой, чем Альвис в самом деле будет виновен еще и в  э т о м. Да, эти двое ненавидят друг друга с давних пор, но… Проклятая Печать, наложенная на ни в чем не повинную девочку… это слишком для любой мести. Это чудовищно.

В голове Матиаса, вопреки его воле, вновь зазвучали слова Альвиса, произнесенные им в тот страшный день много-много лет назад. В день, когда погиб единственный сын Огненного Князя, а Лир невольно оказался причастным к его смерти. Всем вокруг было ясно, что это лишь случайность и в трагедии нет прямой вины Князя Воды. Однако ослепленный болью и горем Альвис, не слушая никого и ничего, проклял Лира — правда, только на словах, так как не мог претворить свое проклятие в жизнь по отношению к существу, равному ему в могуществе. На деле же он поклялся истребить всех его потомков. Огонь не знает удержу ни в чем…

Тогда уже начались брожения внутри альвов, в конечном итоге завершившиеся Расколом и уходом эльфов под предводительством Верданди.

Матиас закрыл глаза.

Прошло, без малого, пять столетий с тех пор, как он в последний раз видел Княгиню Земли, но мысли о ней по-прежнему отдавались застарелой болью и ноющим чувством вины. Они все поступили в том конфликте неправильно, но себя он обвинял сильнее всего. Ладно, Альвис и Лир, горячие головы, в кои-то веки действовавшие сообща! Но он-то, всегда бывший рациональным звеном их команды! Он, симпатизировавший идее Верданди, почему  о н  не встал на ее сторону?!

Если бы мнения разделились поровну, возможно Раскола и не произошло бы! Во всяком случае, Матиасу хотелось верить, что Преследования и Расплаты не существовало бы в их нынешнем мире. Как не существовало бы разочарования во взгляде Княгини Земли. Она и в самом деле надеялась на его поддержку. Как жаль, что он слишком поздно понял это, пойдя на поводу у какой-то, в этом случае нелепой, мужской солидарности.

И вот результат: Льесаль на протяжении пятисот лет знает о своей Княгине лишь то, что она жива. В противном случае, немногие оставшиеся альвы Земли хоть что-нибудь да почувствовали. Хотя никто доподлинно не знает, что случится, если кто-то из Князей умрет — даже Древние не оставили ответа на этот вопрос. Однако пользователи Земли до сих пор ощущали власть своей Госпожи, которую даже Отречение не избавило от этого бремя. Один сказал правду — нельзя развенчать Князя. Это сможет сделать лишь смерть, или же воля Совета Великих. Ни то, ни другое Верданди еще не настигло, а второе не постигнет уже никогда — Великих больше нет в этом мире.

Великие, Древние, Создатели Мироздания — у них было много имен. Они породили эту реальность, без их воли ничто не существовало бы. Покров тайны окутывал их с начала времен, и лишь обретение статуса Князей позволило Льесальским Основателям мельком заглянуть под занавес Величайшего секрета.

Молодость Матиаса пришлась на эпоху коллапса, когда Древние уже отчаялись в созданном мире, а противостояние между людьми и альвами достигло апогея. Он своими глазами видел ад Белого Тигра, когда бессмертных уничтожали, словно бешеных зверей, и слышал лишь легенды о тех временах, когда все было иначе.
Да, когда-то весь мир представлял собой единое целое — не было тупых распрей, а расы не состояли в смертельной вражде. Изначально Древние противопоставили альвов демонам, создав бессмертных существ, способных противостоять исчадиям Ада и защищать людей от их происков. До того, как все изменилось, альвы были Стражами новорожденного мира. Они бесстрашно сражались, нередко жертвуя своими жизнями, с порождениями Тьмы, плодимыми грехами и пороками.

Но люди, те, чьи душевные слабости, чаше всего как раз и нарушали Темный баланс, сами вырыли себе могилу. Несчастные глупцы, они не увидели общего врага, которому неосознанно помогали, следуя самым низменным порывам своих душ. Вместо того чтобы пытаться хоть как-то обуздать свои греховные страсти и прекратить порождать прислужников Дьявола, они усмотрели угрозу в собственных защитниках.
Для них, безумных остолопов, слово «альв» стало страшнейшим проклятием в мире. Из-за Святой Инквизиции человечества, постановившей, что всех бессмертных нужно сжигать на кострах, как пособников Сатаны, альвы стали навеки проклятыми созданиями для людей. Как и следовала ожидать, после такого Стражи отказались защищать тех, кто охотился за их головами еще более люто, чем настоящие слуги Преисподней.

В то же время и Древние поняли, что допустили ошибку. Непростительную ошибку. Им нельзя было создавать в одном мире и смертных и бессмертных, волшебников и неволшебников. Тем и другим не суждено прийти к согласию. Люди никогда не примут тех, кто хоть чем-то отличается от них самих, никогда не поблагодарят высших существ, стоящих на страже их жизней. Этого не будет. Наоборот, они станут безжалостно преследовать их до тех пор, пока не истребят полностью.
А уж думать о том, что ему делать с настоящим злом, против которого оно бессильно, человечество начнет только после того, как само окажется на грани исчезновения. Такова людская природа и ее нельзя изменить.

В жизни Матиаса были времена, когда он ненавидел людей больше всего на свете. Он на собственной шкуре испытал их немотивированную агрессию и безудержную ярость, своими глазами видел то, как от их рук умирали друзья и родные. Его жизнь тоже множество раз висела на волоске, и лишь чудо спасало его от неуправляемых толп. Но гнев на смертных достиг пика в тот момент, когда Древние приняли решение покинуть их измерение. Они  р а з о ч а р о в а л и с ь.

Тогда-то Создатели и избрали четырех Великих Князей альвов, понадеявшись, что те станут вместо них расхлебывать заваренную ими кашу. Думали, бессмертные простят предательство и начнут нянчиться с проклятым миром, созданным и покинутым Великими. Вспомнят о долге Стражей и Судей, и будут поддерживать равновесие. Но не тут-то было. Они надеялись зря.

Оставшись один на один с огромным и враждебно настроенным миром, брошенным на произвол судьбы Создателями, альвы и их Князья даже не подумали брать на себя ответственность за его будущее. И были правы. Им самим хватало сил для битвы с любым врагом, а другие не сделали ничего, чтобы заслужить их покровительство и защиту.

Матиас не знал точно, откуда у людей появилась религия — об этом ходили самые разные предания. На Белом Тигре он неоднократно слышал легенды о Мессии и ее хранителях —  эринфирах —  которые якобы придут из другого мира и положат конец рекам крови. Люди искренне верили, что Мессия положит конец всем распрям и станет вестницей мира. Говорили даже, что когда-то давно, в ту эру, когда люди и альвы спокойно сосуществовали рядом друг с другом, Она и ее эринфиры уже правили континентом.

А потом что-то случилось, чья-то злая магия разрушила Великое королевство, Мессия и ее подчиненные погибли, а люди и Стражи ополчилось друг против друга.
Говорили, что перед смертью Мессия дала людям религию и веру, чтобы те не пали жертвами племени демонов до ее нового Возрождения. Скорее всего, она руководствовалась благими помыслами, и не думала, что смертные увидят в Боге лишь праведную причину для того, чтобы начать уничтожение своих ближних. Вот только глазах людей бессмертные в одночасье стали безбожниками: люди ведь не знали, что альвы видели истинных Создателей мира — Древних — и верили только в них.

Такую сказку рассказывали на Белом Тигре. Матиас даже не знал, верить ей или нет: с одной стороны ему казалось, что это очередная церковная притча, направленная на разжигание ненависти, но с другой… Ведь что-то же дало толчок конфликту. Даже Древние говорили: сначала между людьми и альвами царил мир. Что-то стряслось, громыхнуло так сильно, что не только альвы были вынуждены бежать на другой континент. Сами  В е л и к и е  не справились с ситуацией и покинули измерение. На фоне этого, даже сказка о Мессии, принесшей религию, казалась правдоподобной.

По всему выходило, что Древние не пришли в восторг от нового вероисповедания, пустившего корни в этом мире — альвы знали, что в новом измерении Создатели провозгласят истинными Богами  с е б я. Таким образом они, видимо, стремились обезопасить себя от пришествия новой Мессии, но… но кем же она была? К какой расе принадлежала эта Мессия, что даже Древние, самые могущественные создания Вселенной, по мнению Матиаса, не сумели исправить последствия ее пребывания в их мире? И кто же тогда смог уничтожить Её и ее эринфиров?

На все эти вопросы Князь Воздуха не знал ответов. Вся информация о Древних, Мессии, эринфирах, по большей части зиждилась на легендах и преданиях. Голых фактов было удручающе мало, и на их основании приемлемые теории строить не получалось.

А вообще, положа руку на сердце, Матиас не мог бы сказать, что альвов на Белом Тигре преследовали абсолютно все. Нет. Подавляющее большинство — это правда; но не все. Зло не может быть абсолютным, так же, как и добро.

Со злополучным континентом были связаны не только плохие воспоминания — Матиас мог бы вспомнить немало светлых моментов. На Белом Тигре, к примеру, жили гномы — низкорослый народ, начисто лишенный магии —  которые зачастую выручали бессмертных из западни, но столь же часто потворствовали смертным. Были некоторые люди, чей взор не застилали религиозные шоры.

Там были Гвендолен и Локрин, первые связанные Нитью Пандоры в истории. Она приходилась дочерью одному из верховных священнослужителей —  он являлся бывшим Стражем. Казалось бы, большей пропасти представить себе невозможно, но нет: встретились, влюбились. И в итоге поплатились за свою любовь жизнями.

Старший брат Локрина, Лонт, красавец с бездонными полуночно-синими глазами, так до конца и не оправился от этой потери. Он первым подхватил клич Верданди и навсегда ушел от бессмертных вместе с другими эльфами. Позже Матиас узнал, что он стал первым королем Асгардской династии. Роскошный темно-фиолетовый цвет его волос до сих пор передается его потомкам из поколения в поколение.

Жил на континенте ненависти и Роган — жених Верданди. Он тоже был человеком, однако чувство к будущей Княгине заставило его отречься от мировоззрения своей расы. Он тоже сложил голову на алтаре гнева. Как же Верданди плакала в тот день…
Матиас до сих пор считал, что она спровоцировала Раскол в большей мере именно в память о Рогане — ведь именно с его появлением в ней поселилась уверенность, что с людьми можно уживаться нормально. Ну а второй причиной стала ее новая привязанность, не принесшая ей взаимной любви.

Да и вообще все они, ставшие впоследствии эльфами, так или иначе, имели связи с людьми. Кто-то косвенные, как Лонт, кто-то прямые, как Верданди и Флориан, далекий предок Флоренса Дриадского. История эльфов пестрела кровавыми пятнами, нитями запретной любви и узами трагической дружбы. Белый Тигр сильно потрепал своих обитателей.

А вот Феникс был иным. Здесь магия являлась обыденным делом, люди не зацикливались слепо на вере в Бога. Тут верили в чудеса, и чудеса случались на каждом шагу. Церковь и магия существовали бок о бок, люди знали о дриадах и кикиморах, леших и русалках, но не пытались преследовать и уничтожать их. Они приручали грифонов и поклонялись добрым горным Духам. Фамильяры, на Тигре вызывавшие корчи ужаса у набожников, имели здесь столько же прав на жизнь, как и обычные звери и птицы.

Феникс был одним большим чудом для изгнанников, видевших Древних. Одни поняли это быстро и сумели во второй раз довериться людям. Другие же закопались глубоко под землю, закрыв глаза и заткнув уши, чтобы не слышать реальности. Они не желали признать, что их злейшие враги остались в прошлом.

Маги Феникса чтили не только истинного Бога, но и Богов Пантеона, как они называли Древних. Они уже не поклонялись им, но зачастую давали своим детям имена Великих. Одни альвы увидели это, а другие не заметили даже того, что демоны обходят этот континент стороной. Прислужники Дьявола не кишели здесь, как на Белом Тигре, и население Феникса никогда не нуждалось в Стражах. Земли этого континента хранили сами себя, отпугивая Тьму сияющей аурой магии.

Интересно, а что сталось без альвов с людьми Белого Тигра? Спасла ли их религия, как надеялась Мессия, или же они окончательно пали? Матиас не знал, и не хотел знать: ему было плевать на людей с того континента. Слишком много ненависти стояло между ними когда-то — он так и не смог до конца простить их. Другое дело люди Феникса — их он полюбил почти сразу же.

Князь Воздуха никогда не был Стражем, и сейчас, сидя в пыльной библиотеке Льесаля, сильно жалел об этом. Нет, он умел истреблять демонов ничуть не хуже Лира, однако это являлось следствием суровой жизненной школы, а не результатом специального обучения. Вот Лир, видевший внучку всего лишь раз, сумел, пусть и не сразу, заметить нечто подозрительное в ее печати. А Матиас мог бы несколько лет жить с ней бок о бок, и ничего не заподозрить. Он знал теорию и тысячи раз применял ее на практике, но у него не было того безошибочного чутья истинных Стражей, которое позволяло им видеть Тьму в любых ее проявлениях.

Что же касается Альвиса… на Белом Тигре он был не просто Стражем. Он являлся одним из Судей, которые карали людей и альвов, предавшихся Тени. Их основным оружием были Проклятые Печати, которыми они казнили преступников. Судей еще часто называли Светлыми, в честь белых масок, которыми они закрывали лица перед ритуалом Проклятия. Эти маски внушали практически тот же ужас, что и их носители, которые распоряжались не просто жизнью и смертью.

Существа, запятнавшие себя Тьмой, рано или поздно становились добычей демонов. Чтобы не допустить рождения нового пособника Сатаны, Светлые опутывали преступников нитями своих Печатей, которые рано или поздно разбивали их души, попутно уничтожая демоническую оболочку. Тем самым преступники лишались любой возможности вернуться — даже потерянным духом или демоном. След их существования попросту стирался из реальности. И, конечно же, чтобы заслужить такую меру наказания, требовалось совершить что-то поистине чудовищное. Судьи вершили правосудие лишь над самыми ужасными негодяями. Для преступников помельче, после смерти обращавшихся во второсортных демонов, существовали Стражи.

Как бывший Светлый, Альвис вполне мог использовать свои знания для такой изощренной мести Лиру. Ведь он, руководствуясь неизвестными целями, уже призвал орду Огненных демонов, попутно уничтожив Пламенеющий город. Матиас увидел в этом красноречивое свидетельство того, что никаких рамок для Князя Огня не существовало.

Альв, действующий заодно с порождениями Ада, тем более один из Судей… немыслимо, недопустимо и невероятно. Разумеется, случалось, что и бессмертными овладевал Дьявол: но это всегда происходило исподтишка, случайно — да как угодно, только не намеренно. А Князь Огня не производил впечатления одержимого. Он действовал холодно и расчетливо, добиваясь осуществления одних ему ведомых планов.
Его, по всей видимости, не заботило то, что своими действиями он предает не только альвийскую природу, но и заветы Великих. Правильно: какой смысл бояться гнева исчезнувших Богов, если им уже нет дела до этого мира? Других Светлых он тоже мог не страшиться: сила Князя делала его неуязвимым для рядовых альвов.

Оставались трое. Те, кто, объединившись, могли бы применить Проклятую Печать к нему самому, прервав его бессмертное существование и лишив возможности вернуться в любом облике. Но теперь, когда Верданди исчезла, а у Лира, вероятнее всего, связаны руки, Альвис мог чувствовать себя в абсолютной безопасности.

Матиас устало отложил очередную книгу в черном переплете и от души потянулся. Опять ничего. Голова, отяжелевшая от бесполезной информации, полученной за день, туго соображала, но он упрямо поднялся, направляясь к очередному шкафу. Еще несколько полок — после этого он точно закончит на сегодня и вернется в Небесный Чертог. Беспокойные мысли, злым роем кружащиеся сейчас в мозгу, все равно не дали бы ему спокойно отдохнуть. Следовало посидеть здесь еще: ведь, в конце-то концов, должна же ему улыбнуться удача!

Князь Воздуха привычным движением взмыл вверх, легонько оттолкнувшись от пола. Книги, свитки… Внезапно его внимание привлек криво скрученный пергамент —  по его краю шла косая надпись: «Раскаяние». Матиас заинтересованно потянулся к нему — что еще за раскаяние? У альвов не принято писать на обратных сторонах свитков. Кроме того, вечно юному альву показалось, что этот почерк ему знаком: он определенно не раз видел его прежде.

Остальные книги и манускрипты ничем не отличались от той массы, что он успел просмотреть до этого. Черные переплеты, тисненые заголовки, связанные с демонологией — однообразие начинало приедаться. Матиас бегло просматривал содержание очередного фолианта, не особо надеясь на внезапный успех, как вдруг боковым зрением зацепился за корочку следующей книги.

Полуоплавленная кожа обложки и листы, так и высохшие волнами после того ушата воды, что когда-то вылил на нее Лир — эта книжка была свидетельницей того шутливого побоища, что учинили будущие Князья будучи молодыми, дурными и гиперактивными. Адский клубок характеристик. В тот вечер Альвис и Лир, еще умудрявшиеся в то время быть одновременно закадычными приятелями и злейшими соперниками во всем, вновь не поделили шкуру очередного неубитого медведя.

Мелкая стычка двух неугомонных юношей переросла в магическую потасовку с участием Матиаса и Верданди, итогом которой стал внезапно вспыхнувший, словно куча хвороста, стол, несколько полузатопленных комнат, выбитые мощным потоком воздуха стекла, земляной вал прямо в середине спальни, на котором спасались потерпевшие, и уплывшие в неизвестном направлении тапочки Верданди.

Последнее на проверку оказалось самым страшным — девушка всем троим потом чуть скальпы не поснимала, требуя разыскать ее любимую обувь. Хотя Альвис, гоняющийся за Лиром, потрясающий своим обгоревшим и  насквозь промоченным учебником и грозящийся прибить водяного альва, тоже был картинкой еще той. Сколько же они все хохотали в тот день… Особенно после того, как к ним нагрянули старшие Стражи, привлеченные невразумительным грохотом и дикими криками доносящимися из их комнат.

Они подумали, что молодежь сражается с каким-то чудовищным монстром и поспешили на помощь — каково же было их удивление, когда выяснилось, что неразлучную четверку никто не убивает… Точнее — что члены неразлучной четверки азартно пытаются поубивать друг друга. После такого их всех приставили к «общественно полезным работам» — видимо старой гвардии пришлось не по вкусу стояние по колено в воде и попытки привести в чувство неудержимо хохочущих отроков. Да и учиненный бедлам пришлось разгребать самостоятельно — порыва прийти на помощь так никто и не испытал.

Где же теперь то бесшабашное и счастливое время? Где два малолетних идиота, ведущих соревнование по количеству истребленных демонов? Где Верданди, с голыми коленками сидящая на куче глины и почти рыдающая от смеха? Где Матиас, грозящийся посреди ночи подвесить вниз головой первого, кто посмеет затопить, сжечь, закопать или еще что-либо сотворить с его натюрмортами? Куда, в какую временную дыру это все провалилось?!

Могущество не принесло счастья — двое из них теперь жаждут вцепиться друг другу в горло, третья исчезла, а четвертый… Матиас сидел, обмякнув на неудобном стуле и судорожно прижимая к груди потрепанную старую книгу. Именно она была последней искоркой потерянного счастья, весомым доказательством того, что прошлое — не просто прекрасный сон. Будь все по-прежнему, он бы сейчас отнес ее остальным, и они вновь вчетвером посмеялись бы над тем, какими они были когда-то.

«Когда-то»… какое страшное слово. Но еще ужаснее слово «сейчас». Потому что сейчас между Льесальскими Князьями лежали неизмеримые пропасти. Руины Пламенеющего города. Орда Огненных демонов. Проклятая Печать. Раскол. И еще миллион тайн, которыми каждый из них успел обрасти за минувшие столетия. Их сердца больше не слышат друг друга — не могут услышать… Матиас только в эти мгновения понял, насколько он отдалился от тех, ради кого некогда мог бы умереть не задумываясь. Даже от Лира. Каждый теперь был сам за себя, сам по себе — безграничное доверие развеялось вместе с пеплом юности. Верным спутником Князя могло быть лишь одиночество — и оно стало последним сомнительным подарком Древних своим преемникам. Наверное, остальные поняли это давным-давно — в тот миг, когда разбилась связь четырех сердец, бившихся в унисон.

— Учитель? — несмелый голос Доминик, раздавшийся сзади, заставил Матиаса вздрогнуть.

Вот это Князь — не заметил даже, как к нему подошла ученица…

— С вами все хорошо? — девушка обошла стол и теперь стояла напротив альва.

Матиас усилием воли заставил себя выпрямиться и отложить в сторону старый учебник Альвиса. Что ж, он нашел искомое — в этой книженции содержалась исчерпывающая информация о Проклятых Печатях. Ведь недаром на Белом Тигре по ней натаскивали юных Судей.

— Конечно я в порядке, Лисенок, — успокаивающе улыбнулся Князь Воздуха, опираясь локтями о стол и прислоняясь подбородком к переплетенным пальцам. — Садись.

Рыжеволосая ученица не двинулась с места, испытывающе таращась на него.

— Когда я вошла сюда, мне показалось, вы плакали, — неуверенно произнесла она, словно сама не доверяя собственному впечатлению. — Кроме того, та буря… много дней назад. Ее создали вы, и в те мгновения вы были в неистовстве. Учитель, что с вами происходит?!

Так… Матиас глубоко вздохнул, пытаясь успокоиться. Он знал, что рано или поздно кто-нибудь спросит его о том светопреставлении, что он устроил, стоя на пике Вечного Пламени. Все альвы Воздуха тот час догадались, что это его рук дело, но заговорить об этом вслух не решался никто. Никто, кроме Доминик.

— Лисенок, сядь, пожалуйста, — повторил Матиас и на этот раз она послушалась.

А дальше воцарилось молчание. Князь не знал, что ответить любимой ученице, которой всегда позволял очень многое. По сути, если бы не позволял он, позволять больше было бы некому. Ни родителей, ни каких-то других родственников у нее не осталось, и Князь Воздуха по мере сил пытался заменить ей потерянную семью, в то же время, оставаясь мудрым наставником. Правда, иногда, вот как сейчас, получалось у него из рук вон плохо. Особой дружбы с кем бы то ни было, Матиас за девушкой тоже не отмечал: Доминик всегда и со всеми была колючей и язвительной, снимая свой панцирь только рядом с ним. И меньше всего на свете Князь хотел бы, чтобы она окончательно замкнулась в себе.

— Лисенок, я не плакал, — сказал он, наконец. — Просто… ностальгировать таким древним старикам, как я, бывает очень больно. Все равно, что резать по живому.

— Вы не старик! — тут же вступилась девушка, а потом улыбнулась: — Спасибо. Я уж подумала, вы не ответите.

Матиас неопределенно передернул плечами: он ведь и в самом деле не ответил. Но, кажется, ученице хватило столь туманных слов, да еще и только на первую часть поставленного вопроса. Она протянула ему свернутый в трубочку лист пергамента, который держала в руке.

— Вот то, о чем вы просили.

— Умница! — Князь с благодарностью взглянул на нее, и Доминик смущенно зарделась.

Опять. За прошедшие годы Матиас не единожды замечал, что она краснеет и стесняется в его присутствии. Сначала это не на шутку пугало и тревожило его: как-никак, он был для нее только учителем и опекуном, и появление интереса такого рода со стороны постепенно взрослеющей девочки не могло его радовать.
Но и обсудить этот вопрос с Доминик, которая все чаще смотрела на него влюбленными глазами, он тоже не мог, боясь сделать только хуже. В конце концов, юные девушки, вырастая, охладевают к своим кумирам, ведь так? Он не знал, да и не мог знать, насколько глубоко ее романтическое чувство к нему, и решил до поры до времени игнорировать проблему, делая вид, что ничего не замечает.

На самом же деле он насквозь видел и влюбленность девушки, и ее неумелые попытки скрыть это от него. Время шло, а обожание не исчезало из глаз Доминик, с каждым годом, наоборот, становясь лишь сильнее. Вот только сейчас, как и девять лет назад, Князь понятия не имел, что с ним делать. Знал только, что рано или поздно ему придется разбить ее маленькое сердечко, сделавшее не тот выбор. Он не мог и не хотел видеть сформировавшуюся женщину в девочке, которую помнил ползающей в распашонках и чепчиках; наверное, впервые не мог дать ей то, чего она хотела, и от безвыходности их положения становилось не по себе.

— Как прошло путешествие? — поинтересовался он у девушки, заметив знакомый налет мечтательности в ее взгляде.

Доминик пожала плечами.

— Дорога до Асгарда прошла до безобразия скучно, — пожаловалась она. — Там тоже особых проблем не возникло: оказывается, принцесса любит подолгу гулять по саду в гордом одиночестве. Ну, это если не считать ее собаку, — быстро поправилась ученица. — Я наблюдала за ними с парковых деревьев, и меня ни разу никто не заметил!

В ее голосе звучала гордость. Матиас кивнул в знак одобрения.

— Но зато эта ее печать… — Доминик закатила глаза, хлопнув по своему увесистому и толстому свитку. — Это просто ужас какой-то! Я думала, она никогда не закончится!
Князь только сочувственно улыбнулся, зная, что его подопечная не любит когда ее прерывают.

— Но зато по пути обратно случилось кое-что интересное, — губы девушки изогнулись в улыбке. — Мне встретились два попутчика: им срочно нужно было в орден Дриадского герцога, но они понятия не имели, где его искать, представляете?

Она намеренно умолчала об обстоятельствах, в ходе которых ей «встретились» Кристофер и Владимир. Все обошлось, а значит, нет никакой нужды почем зря волновать учителя. Еще подумает, что она недостаточно компетентна, чтобы справиться с какими-то людишками. Кроме того, он ведь тоже не сказал ей, почему устроил тот ураган!

— И кем же были твои спутники? — заинтересовался Матиас, видя, что она загадочно умолкла.

— Ну… — Доминик сосредоточенно нахмурилась, подбирая эпитеты поточнее. — Один — совершеннейший идиот, которого хлебом не корми, а только дай поспорить. А второй — вот ни за что не догадаетесь! — брат Нордской принцессы. Но до чего же он хмурый тип!..

Князь весело блеснул глазами, позабавленный такими портретами.

— Значит, один «хмурый тип», а второй — «идиот-спорщик»? — переспросил он смеясь. — Н-да, не самая веселая компания, не находишь?

Девушка утвердительно фыркнула.

— Но они хотя бы красивые? — спросил зеленоглазый альв.

Он давно начал задавать ей подобные наводящие вопросы относительно молодых людей, в душе надеясь, что хоть один сумеет заинтересовать воспитанницу. Однако до сих пор эти надежды были тщетны. Вот и теперь Доминик неопределённо пожала плечами и ответила:

— А Льесаль их знает. По-моему, ничего особенного.

Как всегда. Всемогущий Льесаль знает, а Лисенок нет. Не помогло даже путешествие, в которое Матиас вытолкал ее буквально с боем. Ученица, узнав, что дело касается другой девушки, восприняла все в штыки, и Матиасу не оставалось ничего кроме долгих и пространных объяснений, что он интересуется Венерой только потому, что та внучка Лира. В итоге Доминик все же поверила и согласилась съездить в Асгард и начертить схему печати. Отчасти Князь рассчитывал, что в пути она встретит кого-нибудь, кто ее заинтересует — как оказалось, зря.

К слову о «всезнающем Льесале» — Матиас долго не мог понять эту моду молодежи. Какой смысл при каждом удобном случае поминать всуе название королевства? Потом догадался — молодое поколение было уже слишком чуждо временам Древних и реалиям Белого Тигра. Людской Бог волновал их еще меньше, чем Ушедшие, а выражаться душа требовала. Вот и нашли крайнего: Льесаль. Один сказал и все повторили…

Заметив, что ученица зевает, Матиас спохватился.

— Лисенок, иди отдыхать. Я тут сижу, размышляю, а ты молчишь, что устала. Давно вернулась?

— Час назад, наверное… — невнятно ответила девушка, борясь с новым зевком.

— Тем более. Сколько раз я тебе говорил, чтобы ты не усердствовала? — рассердился он. — Не умылась, не поела…

— Не растаю, — привычно отмахнулась она, вставая.

— Сейчас кто-то договорится мне! — шутливо пригрозил он, незаметно колдуя над воздухом, окружающим ученицу.

Миг —  и свеже состряпанная прозрачная подушка подсекла взвизгнувшую от неожиданности девушку под коленки и быстро понесла к выходу.

— Попалась!

Доминик, уже хохоча, показала ему в ответ кулак. Матиас не остался в долгу, заставив воздух подкинуть ее метра на два вверх, и тут же бережно поддержать, спружинив. Он все детство  так ее развлекал — Лисенок всегда была сторонницей активных игр. Теперь же он решил вспомнить старь в качестве благодарности за прекрасно выполненное поручение — и не прогадал. Судя по выражению лица, ученица была в восторге.

Выпроводив, таким образом, девушку из библиотеки и проконтролировав, что воздушный поток доставит ее куда нужно, Князь сосредоточился на свитке. После общения с Доминик, усталость чуть отступила, и в голове прояснилось. Следовало воспользоваться этим, и закончить все сегодня.

Начав разворачивать пергамент, Князь почти сразу же понял, что его друг не ошибся в своих подозрениях —  альвийские печати короткими не бывают, но эта настораживала с самого начала. Она была в точности такой, как говорил Лир: три рунных кольца с элементами четырех стихий. Дело плохо… Нечетное число кругов говорило о том, что ничего хорошего ждать от подобной печати не следует, но главная проблема была даже не в них, а в стигматах Тьмы, составлявших ее сердце.

Холодок пробежал по спине Князя, стоило ему увидеть эти перевернутые, отраженные, и тем самым очерненные, письмена Древних. Лир не понял сразу всей опасности этой Печати потому, что плохо знал язык Великих. У Матиаса же отпали все сомнения, стоило ему прочитать перевернутую вязь лунных символов.

Перевернутая Луна. Зеленоглазому альву не нужны были никакие книги, чтобы сказать, что это стопроцентная Проклятая Печать. Одна из самых сильных в обычных условиях, и сильнейшая при доминировании Огненной магии. В заклятии безошибочно чувствовался почерк Альвиса: лишь он один из Огненных альвов имел достаточно сил, чтобы в одиночку создать две трети такой Печати. Оставшаяся треть была выполнена неизвестными альвами Воздуха и Земли. Все сходится: около восемнадцати лет назад два пользователя этих стихий загадочно исчезли и больше их никто никогда не видел. Через некоторое время Матиас почувствовал, что ниточка жизни его пропавшего подчиненного оборвалась; теперь стало понятно почему: преемник Великих умеет заметать следы.

Матиас закрыл глаза: однажды он видел Перевернутую Луну в действии. У внучки Лира нет шансов. Такую Печать невозможно снять. Ей нельзя противиться. Она полностью разрушает тело, разум и душу носителя, и уничтожает даже тех, кто находится рядом с ним во время Разлома. Для Венеры Нордской все это лишь вопрос времени, а если она еще и окажется рядом с Альвисом, то… он сможет запустить процесс разрушения в любую секунду.

С каким-то тупым безразличием продолжая разглядывать записи Доминик, Матиас в итоге увидел то, что стало последней каплей: Печать уже треснула и в третьем кольце зияли огромные провалы. Ее внешний Круг должен был вот-вот разбиться.
Больше не теряя ни секунды, Князь Воздуха схватил свиток и книгу и пулей вылетел из библиотеки. Лир должен узнать обо всем, пока не стало слишком поздно!..

Монументальное здание вновь опустело, а забытый пергамент с косой надписью «Раскаяние» так и остался лежать на столе.

Продолжение следует.