За что Зюса повесили?

Есть мучительный недуг, который я видел под солнцем: богатство, сберегаемое владетелем во вред ему.
Екклезиаст.  Глава 5
Само слово ростовщичество свидетельствует о том, что деньги, которые даны кому-то в долг, растут. Как быстро растут, зависит от величины процента, под который их дают. А величина процента – от того, какая вынужденная срочность заставляет клиента искать деньги. В любом случае, деньги растут, независимо от того вложены они в производственное дело, или потрачены на увеселения? Чтобы стать ростовщиком, одного наличия свободных денежных средств недостаточно. Нужно еще иметь к этому особый склад души, напоминающий хищника, не просто насыщающего свой желудок плотью, а испытывающего наслаждение от мук и страданий жертвы. Чем более растянуто это во времени, тем большее чувство удовлетворения испытывается. Простота самой проводимой операции, скрывает от взора окружающих человеческие трагедии.
Сужать монеты под процент, -
Есть логика наживы,
Но может наступить момент,
Коль лживые позывы,

Обман, заведомый обман
Процентщика обманут.
Пошире раскрывай карман,
Ведь денежки не вянут.

У ростовщика свой идеал,
И жесткие условия,
На честь свою он наплевал,
На совесть и тем более.

Слезой горючей не прожечь,
И сердце словно камень,
Пусть голова скатится с плеч,
Он поднимать не станет.
Величина трагедии зависела от имущественного и общественного положения того, кто вынужден был обращаться за займом.
Это мог быть молодой мот, кутила, наследник влиятельного лица, обладающего значительными материальными ценностями. Молодой человек не может воспользоваться ими, пока не наступил сам момент передачи наследства, а деньги срочно нужны. Нужны, не в далеком будущем, а сейчас, и немедленно! Он всем своим воспитанием не подготовлен к ведению финансовых дел, не знает величины самого наследства, оценивая его приблизительно, на глазок. Он устал от ожидания смерти родителя или ближайших родственников, не имеющих иных наследников, кроме него. Жизнь в обществе ему подобных «мотыльков» так приятна и неутомительна, вот только презренного металла почему-то в карманах постоянно не достает. Он с легкостью необыкновенной сорит вокруг себя деньгами, с такой же легкостью подписывает все новые и новые долговые обязательства. Что ему величина процентов, под которые ему отпускают требуемые суммы? Нужны деньги – и все, тут! Ну, наконец-то, с долгом величайшего удовлетворения повеса встречает известие о кончине «драгоценного» родителя! Руки у него теперь развязаны. Он потирает их от предвкушения полной свободы в вопросах их траты. Вступив в права наследования,  вдруг узнает, что наследство, которое он так страстно ожидал, принадлежит уже не ему. Оно теперь служит тому тишайшему человечку, одетому в скромное темное платье, с многочисленными пятнами, оставленными не только долгим сроком его ношения, со слезящимися глазами и лицом аскета, который вкрадчиво убеждал его, беспутного, в необходимости экономии. Он не верит случившемуся, пытается оспаривать, физически сопротивляться. Но, приходят королевские судебные приставы, и выставляют за дверь того, у которого теперь изо всего огромного богатства, только и остались унаследованная  фамилия, несколько медных монет в кармане, да длинная шпага, с простым эфесом. Прежние многочисленные приятели оставляют неудачника. Остается  два выхода. Первый, затеять дуэль с первым встречным, в надежде, что его убьют в ней. Самоубийство, как средство ухода из жизни не рассматривалось, поскольку церковью осуждалось, а труп решившего таким образом покончить с жизнью счеты, либо выбрасывался за пределы города, либо хоронился на свалке, вместе с трупами погибших животных. Второй выход,  продать дороже жизнь свою, предложив руку и шпагу тому, кто в ней еще нуждался.
Ростовщик, имея дело с мотом, должен был хорошо знать материальные возможности того, чтобы оценить возможную степень риска. Он должен был в случае неудачи, обеспечить наименьший объем потери и проверить тщательно все пути отступления. Иными словами, ростовщик должен был напоминать паука, заготавливающего пищу себе впрок, с только той особенностью, что его сигнальная нить не должна была быть прервана кем-либо со стороны.
Лучшим клиентом  для процентщика была женщина из состоятельной семьи, нуждающаяся срочно в наличных деньгах. Такая особа плохо разбиралась в любых финансовых вопросах, и ее легко можно было надуть. Как правило, женщина пыталась уладить свои дела тайно от мужа, а значит, закрывая брешь в карманах своего любовника. Следовательно, она всегда боялась огласки, и ее, при необходимости, можно было шантажировать. Правда, настоящий финансовый волк редко пользовался таким преимуществом, памятуя, что лучше иметь дело с разъяренной тигрицей, чем с женщиной, задумавшей месть.
Notumqae furens quid femina  posit .
Известно, на что способна разъяренная женщина! – говорил еще Вергилий
А в том, что в случае разглашения тайны, в возможности мести со стороны женщины и сомнений не должно было быть.
Имея дело с женщинами, отпадала необходимость в долговых письменных обязательствах, поскольку в  те старые, но далеко недобрые времена, женские особы, если это не было оговорено особыми законами, правом на наследование имущества, за исключением на чисто женские украшения, не пользовались. К примеру,  известный всему миру английский поэт Байрон, получил наследство, а с ним и звание лорда, по смерти своего двоюродного брата, не оставившего после себя наследников мужского пола.
Деловые бумаги с женщиной не вели. Она просто приносила  ценную вещицу в залог выдаваемой ей денежной суммы. Безусловно, вещь оценивалась значительно ниже ее действительной стоимости.
Ростовщик всегда избегал возможного материального риска.
Самой неприятной для человека, занимающего финансовым ростом своих доходов, была встреча  с бедной вдовой, оставшейся с выводком  детей, не знающей, как их прокормить! Такая особа приносила с собой, самое ценное, что она имела. Эта ценность, как правило, в глазах ростовщика не стоила времени, чтобы ею заниматься. Женщина устраивала на его глазах душераздирающие сцены отчаяния. Сколько криков, слез, сколько унижений. Но, легче было бы разжалобить камень, добиться, чтобы из него заструились слезы, чем разжалобить ростовщика, для которого такие сцены стали привычными. Процентщик вздыхал, морщился, досадливо поводил глазами, давая посетительнице понять, что она напрасно тратит здесь время. Наконец, с чувством особой снисходительности, он брал ее «драгоценность», небрежно бросая ее в ящик стола, и отсчитывая деньги в самых мелких монетах. Ограбленная, низко кланяясь «благодетелю», уходила прочь. После ее ухода, ростовщик, довольно улыбаясь, долго рассматривал предмет, доставшийся ему за истинные гроши, понимая, что на этот раз ему действительно попала в руки большая ценность. Через некоторое время ее можно было реализовать за большие деньги, зная, что вдова не вернется. У нее никогда не станет денег, чтобы выкупить заложенную вещь.
Ростовщичеством преимущественно занимались лица иудейской нации. Здесь имел место исторический и религиозный отбор. Еврей, давая соплеменнику деньги в долг, не имел права назначать проценты, за это он был бы осужден еврейской общиной. Он был бы также осужден, если бы дал гою ссуду, без назначения процентов на нее. А осуждение еврейской общиной было очень, и очень серьезным наказанием.
Пиастры, ефимки, дублоны.
Пистоли, цехины, гинеи –
Их ищут повсюду бароны,
Они в кошельках у евреев.

Их взять  у еврея непросто,-
Они не растут на деревьях
Проценты великого роста,
Под замки, угодья, деревни.

Потом, разоряясь, бароны,
Возложат вину на евреев.
Но, кто заставлял брать дублоны,
Пиастры, пистоли, гинеи?

И все же, рискуют евреи,
Их грабят, их бьют, убивают…
Но, кстати, пистоли, гинеи
В карманах у них прибывают.
«Non  aestivateone censis, verum victu atque cultu, terminator pecuniae modus».(Размеры состояния определяются не величиной доходов, а привычками и образом жизни) – определил еще в древние времена Цицерон.
Фигуры ростовщиков, изображенные в художественной литературе, поражают своей колоритностью и, одновременно, бесчеловечностью. У меня нет никакого желания комментировать фигуру Гобсека, талантливо описанного Оноре де Бальзаком. Не думаю, чтобы у меня описание было бы лучшим?  Не стану копаться и в дебрях человеческой души, готовящейся к преступлению и выполнению его в отношении человека, когда это заставляют делать желания материальных благ. Не думаю, что найдется в мире человек, который сделает это лучше Ф.М Достоевского. Думаю, что ни у кого не возникнет желания оспаривать лавры и  А.С. Пушкина, описавшего сцену с ростовщиком,  в короткой, но не ставшей от того слабой,  пьесе «Скупой рыцарь»
Я хотел бы обратить внимание на исторические лица, ставшие известными миру из-за рода своих занятий. Даже, находясь в фаворе у государя, ростовщику нужно было действовать и осторожно, и осмотрительно. Что ожидало «удачливого» дельца, если он, уверовав в силу свою, забывал об этом?
Да, миновали времена мрачного средневековья, когда иудею, занимавшемуся ростовщичеством, следовало самому беспокоиться не только о возможности ведения своего гешефта, но и о своей личной безопасности.  Обратимся за примером к истории. Собирается третий крестовый поход. На это деньги большие нужны.
И снова собирают рать
Крестового похода,
Вот только б денежки собрать
Но так малы доходы.

Опять глаза обращены
В еврейскую общину,
Из суммы той, что обещали,
Не больше половины.

Берлин и Вена, и Париж
Расплатятся едва ли,
Евреи им покажут шиш,
Как липку обобрали.

Мошной своей не потрясут
Английские купцы,
Ну, что положено, дадут,
А, там, считай концы.
В Англии такому походу предшествовала коронация молодого Ричарда Плантагенета, прозванного Львиным Сердцем. Еврейская община, занимавшаяся ростовщичеством и пополнявшая английскую казну за счет обширной торговли, которую она вела, решила сделать подарок королю. Вот, что из этого вышло:
«Nemo altero fragilior est nemo in gastinum sui certior
Всякий человек столь же хрупок, как все прочие, всякий одинаково не уверен в завтрашнем дне» -  говорил Сенека, словно предвидя описанный ниже исторический случай.
День коронации настал
Для  «Льва – Плантагенета»,
Совет купцов дары послал,
Король в ответ на это,

Ту делегацию прогнал,
Толкали в спину, в шею.
А всякий думал, дан сигнал
Для грабежа евреев.

Архиепископ Болдуин
Ответ дает за всех:
«О, мой король, мой господин
Брать у евреев – грех!»

Ричард поехал на Восток,
Погромы прокатились,
Отличился тогда Йорк,
Евреев всех убили.

Велел наместник разыскать,
Виновников погрома.
Виновной оказалась знать,
Все в мантиях, коронах.
    Ростовщику, каким бы он ни был богатым, многое было не позволено. Он не мог, к примеру, в окружении вооруженной и содержащейся на его деньги свите крепких молодчиков.
Не мог он  рассчитывать на дворянский титул, хотя его состояние могло быть значительно большим, чем десятки дворянских, взятых в совокупности. Он даже не мог себе позволить носить одежду по своему выбору. То ему предписывалось носить на голове особого покроя колпак, то цвет его одежды должен был быть желтым, то на левой стороне его одежды должна была красоваться шестиконечная звезда царя Давида.
А на еврее – должен знак,
Нашит цветной материей,
На голове одет колпак,
Без них ходить не смеет!

Еврея можно оскорблять,
Плевать в него, смеяться,
И нищие, не только знать,
Способны издеваться!
Все  делалось, наверное, для того, чтобы еврей не мог раствориться в толпе, хотя и без того обладал многими естественными признаками, выдававшими его семитское происхождение.
Главное, еврей не имел право скупать земли. Он мог находиться при дворе государя, но только в качестве финансового донора.
Отношение к евреям в те времена было едва терпимым. При катаклизмах естественного и общественного характера первыми принимали на себя удар евреи. Их обвиняли во всех грехах. Даже в том, что буря и наводнение вызвано наказанием господа за то, что они предоставили евреям место на своей земле. Их притесняли, их избивали, их изгоняли, обвиняя в накоплении богатств, даже в тех случаях, когда они были беднее церковной крысы. Можно представить себе, какой ненавистью был окружен еврей, обладающий большим богатством? Его всегда считали причиной бедности всех остальных, правда, иногда и не без оснований. Чувство зависти преувеличивало величину богатства еврейского финансиста. Только имея  надежного покровителя, можно было рассчитывать  на сохранение не только богатств, но и самое жизни. Иногда удавалось достичь самого высокого положения в обществе, льстящего его обладателю.
Так в Ансбахе, резиденции маркграфа Карла Вильгельма Фредерика, процветал гешефт Исаака Натана, сколотившего неслыханное состояние. Великолепнее его дома не было в округе. Сам маркграф не побрезговал появиться в доме известного иудея, когда тот выдавал замуж свою дочь.
Но повторяю, в нашем мире богатству не только завидуют, его люто ненавидят. Наступил XVIII век. Мир становился цивилизованнее, не делая его менее жестоким.
            Внешне люди стали более терпимыми. Но осталось одно правило, значимое и до сих пор: нажить большое богатство честным путем невозможно. И, зная это,  не всякому, занимающемуся финансовыми делами, удается спокойно дожить до глубокой старости. Показательна в этом  судьба Йозефа Зюсса Оппенгеймера, вошедшего в историю под именем просто еврея Зюса. Это о нем написал одноименный роман Леон Фейхтвангер. История  показательна, не боюсь повторить это слово, для  многих еврейских семей, может только за исключением ее слишком печального конца. В истории немецких феодальных дворов богатые еврейские денежные тузы рассматривались князьями и городскими властями, как удобный объект для выколачивания средств, когда в деньгах появлялась необходимость. Еврею позволяли обогащаться,  благоприятствуя  в его сомнительных, с правовой  точки зрения, делах,  предоставляя всевозможные поблажки. И эти поблажки превращались в случае необходимости в «преступный» гешефт, позволяющий отбирать накопленное и добытое обманом и вымогательствами сразу и одномоментно. Еврей был в таких случаях предпочтительнее своего, к примеру, скажем немца. Немец, привыкший к повиновению и порядку, не был бы способен на финансовые и иные авантюры. Русский, как и еврей, способен к авантюрам, но он, в отличие от иудея, не может противостоять своим желаниям, рождающимся в слишком больших количествах…
И так, в Штутгарте появился купец Зюс, человек приятной внешности, более похожий внешностью на итальянца, с прекрасными манерами, убедительной и обоснованной речью. Купец по призванию, он сколотил торговлей приличное состояние, и не мог не обратить внимания на себя герцога Вюртембергского. Появление нового обладателя больших денег было весьма кстати для Карла Александра, который славился своим расточительством, и вечно нуждался в деньгах. Вскоре между ними установились самые доверительные финансовые отношения. Нет, Зюс не занимал никакой официальной должности при дворе герцога, хотя его и называли иногда министром финансов. Зюс, пользуясь покровительством Карла Александра, сумел все административные посты раздать своим креатурам, получив за это кругленькие суммы в золотой валюте. Он отчеканил на 11 миллионов монеты, правда, не совсем полноценной, облегченного веса. И это принесло немалые барыши. Он учредил соляную, табачную и винную монополии, дававшие приличные поступления в казну герцога. Продавал за хорошие деньги привилегии. Обременительными налогами он вызвал к себе лютую ненависть народа.. Дворец Зюса был просто великолепен. Ни одно здание Штутгарта не могло конкурировать с красотою дворца «министра финансов». Никто так не одевался элегантно,  как этот, сорокалетний, представительного вида человек. Казалось,  ничто не может повредить ему. Но судьба распорядилась по-своему. В полном разгаре здоровья, собираясь совершить конную прогулку, в Людвигсбурге,  скоропостижно скончался герцог Карл Александр. Случилось это в средине марта 1737 года. Зюсс Оппенгеймер, находившийся в том же Людвигсбурге и  в то же самое время, узнал о происшествии, пытался, опередив других,  бежать в Штутгарт. Но этого сделать ему не удалось. Он попал в желанный Штутгарт, но только под охраной.  Зюс, еще надеясь на благосклонность герцогини, прибыв в Штутгарт, тут же, в сопровождении охраны, предстал перед герцогиней Вюртембергской, выражая ей свои соболезнования. Затем, в сопровождении тех же людей, направился к своему дворцу. Увидев у дворца своего стражу, Зюс понял, что его дела плохи. Он понял, что все, что он делал для блага герцога, в отсутствие того, лягут в основу обвинений против него, ненавистного всем, еврея. Долго тянулся судебный процесс. Зюсса пытали, пытаясь выведать, куда спрятал тот часть своих сокровищ? Поместив бывшего всесильного человека в железную клетку, его выставили в Штутгарте для обозрения народу. 4-го февраля 1738 года Зюс был повешен. По проведению Господню повесили, прежде всесильного человека, на виселице, сооруженной в 1597 году по велению герцога Фридриха для алхимика Хонауэра из того железа, которое алхимик обещал превратить в золото.
   Постепенно действия отдельных ростовщиков утрачивали свою значимость. Заменили их  банки и ломбарды.
И все-таки ростовщики слишком долго мозолили человечеству глаза, чтобы о них можно было так быстро забыть. Повторяю, на этой ниве особенно уверенно чувствовали себя евреи, благодаря природной способности быстро налаживать между собой связи, даже находясь друг от друга на значительном расстоянии. Никто другой не смог бы образовать сеть коммерческих контор, опутавшую всю Европу. Кляли их правители европейских государств, изгоняли евреев за свои пределы, но вот избавиться от зависимости никак не могли, поскольку постоянно нуждались в деньгах…