Авиньонский затворник

Слова из уст мудрого – благодать, а уста глупого губят его же.
Екклезиаст.   Глава 10
Солнце высоко поднялась над горизонтом, ярко освещая Авиньонскую долину. Весна уже заканчивалась, впереди было лето. Темно-голубые небеса начинали бледнеть, предвещая жаркий день. Оливковые рощи и виноградники чередовались с группами обычных деревьев, с участками земли, занятыми под пшеницу, уже начинающую созревать, и огородные культуры. С востока и юга долину окаймляли горы, изломанные  очертания вершин которых, четко вырисовывались на фоне небес. На крестьянских наделах в одиночку и группами трудились крестьяне с обнаженными загорелыми торсами. Склонив головы к земле и подставляя солнцу спины, они изредка  выпрямлялись, чтобы отдохнуть, отереть пот с лица,  и откинут прядь прилипших ко лбу волос. По проселочной дороге двигалась группа вооруженных всадников. По тому, как лошади гарцевали, временами переходя с галопа на рысь, можно было догадаться, что и лошади, и путники не успели устать. Латы на всадниках блестели в солнечных лучах. Только один, возглавляющий кавалькаду, был без брони. Одетый в синий, зауженный в талии, камзол, с широкими разрезными по бокам рукавами, и в такого цвета штаны из бархата, заправленные в высокие сапоги со шпорами, он был вооружен только небольшим кинжалом. Широкополая шляпа, глубоко надвинутая на лоб, скрывала лицо всадника так же, как тяжелый, ниспадающий складками плащ лилового цвета скрывал очертания плотной фигуры его. По почтительному обращению к нему остальных всадников, можно было догадаться о значительном месте занимаемым им на ступенях иерархической лестницы. Действительно, мессир Ангерран де Мариньи, а это был он, являлся  вторым человеком в государстве после короля Франции Филиппа IV Красивого. Человек незнатного происхождения, он, благодаря  цепкому уму, умению находить быстро решения самых затруднительных вопросов и, безусловно, благоволению судьбы, сделал головокружительную карьеру при короле, став первым советником короля и его первым министром. Король, приблизив к себе человека из третьего сословия, сделав его правой рукой своею, мог не сомневаться в его преданности, поскольку тот, живя в атмосфере чудовищных зависти и ненависти, всегда сопровождающих первых лиц государства, знал, что его судьба и сама жизнь целиком зависят от расположения государя. Де Мариньи слыл жестоким человеком. Да, это было так, действительно он был жесток.  Но кто тогда мог прославиться мягкостью характера? Следует сказать, жестокость не была врожденной чертой характера коадъютора, а диктовалось только возможностями выполнения королевской воли. В условиях феодальной разобщенности быть добрым и снисходительным было не просто опасно, а и преступно. Сколько пришлось принять не популярных решений, чтобы заставить непокорных баронов, хотя бы, пригнуть головы. Каким надо было быть изворотливым, чтобы держать на коротком поводке близких короля, тянущих руки свои к французскому престолу? Дорога, по которой сейчас ехали всадники, была извилистой и следовала поворотам и изгибам Роны, одной из самых крупных рек Франции. О том, что та находится здесь же рядом, свидетельствовала стена высокого зеленого тростника, тянущаяся слева в десятке метров от дороги. Сотня метров, и впереди показался мост через Рону, соединяющий две южные провинции Прованс и Лангедок. Рядом городок Виьнев-Лез-Авиньон. Не заезжая в Вильнев,  де Мариньи направил коня к мосту. Копыта коней застучали по серым камням моста. Мост был велик, больше 16 арочных перекрытий. Кто его строил? Судя по массивным каменным опорам у основания арок, это была работа римлян. Мост остался позади, и перед всадниками  цель поездки - город Авиньон. Авиньон внешне напоминал крупную испанскую крепость. Зубчатые стены, на них видны были галереи с навесными  бойницами. Снаружи, вокруг города, оливковые деревья, тростник и иная южная растительность, еще далее стеною поднимаются горы с неровными очертаниями, отчетливо видные на фоне голубого неба, и почему-то кажущиеся синими. Ворота, ведущие в город, были открыты, стражи у ворот, почтительно склонив головы, пропустили всадников внутрь города. Вдоль улиц находились многочисленные небольшие лавки. Вход в каждую из них, как и принято, на юге Франции, был прикрыт только занавеской. Вывески торговцев нарисованы на полотне. При движениях ветра они напоминали флаги кораблей. Простолюдины, перебросив через одно плечо грубого полотна курточку, работали в тени, дети играли прямо посреди улицы, не заботясь, что могут быть сбиты скачущей лошадью или попасть под колеса проезжающей кареты. Здесь, на городской площади каждый чувствовал себя, как дома. Здесь принято было беседовать с друзьями, здесь же заключались сделки. Лица горожан резкие, немного суровые, речь громкая, резкая, значительно отличающаяся от той, которую слышат ежедневно парижане. Особенно внятно звучат здесь гласные звуки, так что могло показаться человеку, случайно попавшему в Авиньон, что он находится за пределами Франции. Люди, живущие тут, любили прихвастнуть, сочинить небылицу и сделать так, что она становилась достоверностью. Скажем, встречаются здесь провансалец и житель Лангедока. Жарко, оба отдуваются.  Житель Лангедока  говорит авиньонцу: - «У нас в прошлом  году стояла страшная жара. Неподалеку от моей деревни ручей высох настолько, что из песка выгребали  лопатами живых раков.
-Да, - кивая головой, соглашается авиньонец, -  а у нас, дружище, жара была такая, что их собирали уже вареными.
             Кое-что в городе еще сохранялось от античного Avenio – города, игравшего большую роль в прошлом, как римская колония. Вереницы арок на улице Птит-Фюстери, явно носили характер римского сооружения, большие тесаные камни уложены друг на друга были с такой точностью, которая не характерна для французских строителей. Между камнями не было скрепляющего раствора. Сохранилась колонна с каннелюрами, прежде составляющая часть аркады. Возле папского замка имелась еще одна аркада – остаток античного акведука. Ангерран де Мариньи уже дважды бывал в этом городе. Его спутники здесь были впервые, поэтому смотрели, широко раскрыв глаза. Авиньон был значительно чище Парижа. Здесь не было парижских узких улочек, с текущими по ним ручейками сине-зеленых, издающих зловонный запах, нечистот. Сам воздух был свеж. Не валялись груды отбросов, так характерных в то время для столицы Франции. Впереди показался кафедральный собор Нотр-Дам-де-Дом, представлявший собой удачно выполненную перестройку древнеримского храма. Дивились спутники первого французского министра и одежде местных жителей, больше напоминающую испанскую. Прованс в описываемый период отличался  относительным покоем, здесь реже полыхали пожары войны, и реже проливалась кровь. Наверное, поэтому Филипп Красивый избрал его для пребывания папы римского. Все здесь внешне напоминало крепость. Большие здания напоминали форты, а дворцы и церкви смахивали на малые крепости. Недаром, позднее, в 14 веке здесь выдержит осаду папа Бенедикт XIII..В момент приезда в город представителей королевской власти папа римский сам проводил служение в церкви Нотр-Дам-де-Дом. Он, в сером простом одеянии, но в папской тиаре, стоял у мраморного алтаря, имевшего форму стола, опирающегося на пять мраморных колонн. Установлен был этот алтарь еще в 1180 году. Сегодня, как тогда полагалось в период богослужения, папа находился лицом к молящимся. Приехавшие спешились и вошли в собор, но в глубину собора не стали проходить, полагая одним своим появлением привлечь к себе внимание. Этого им удалось добиться. Наскоро закончив мессу, папа направился к приехавшим. Де Мариньи и его спутники приняли благословение христианского иерарха. Далее все пешком направились к папскому замку.  Папский замок был наиболее грандиозным из всех сооружений. Глядя на него, казалось, что эту цитадель создавал какой-то азиатский тиран,  а не должна была она служить резиденций наместника кроткого христианского Бога. Искусство здесь было принесено в жертву безопасности. Толщина и высота стен были таковы, что могли бы вызвать зависть любой крепости. Все создавалось на случай внезапного нападения. Изнутри замок был укреплен  так же хорошо, как и снаружи. Большой двор окружен  со всех сторон башнями и высокими куртинами. Овладев  крепостными воротами, осаждающий враг ничего бы не добился –  ему бы предстояло начинать последовательно один приступ, вслед за другим, и овладев всеми защитными строениями,  пришлось бы еще встретить перед собой неприступную башню. В одной из восточных башен находился зал, где собирались инквизиторы, рядом помещалась комната для пыток  Внешне она походила на закругленную вверху воронку. В стене была устроена печь, в которой раскалялись железные орудия  пыток. Здесь же находилось механизм именовавшийся «Бдение» Оно состояло из заостренного кола, конец которого был вырезан в форме грани алмаза. Несчастного еретика  сажали на кол  и привязывали веревками так, чтобы он не мог изменить положение тела. Да эта комната повидала в себе многих и многих еретиков женского и мужского пола. Особенно в период поголовной ереси, охватившей когда-то Прованс… И до сих пор провансальцы с ужасом вспоминали герцога Симона де Монфора, командовавшего северофранцузскими крестоносцами, предававшего альбигойцев казням и разорению
Гнездом заразы стал Прованс,
«Движенье альбигойцев»
И крестоносцам дан аванс:
«За грех не беспокойтесь!

Разите их и в пух, и в прах,
Под ногти вбейте клинья,
Отличит Бог на небесах
Виновных от безвинных!

Мирские песни запретить,
Пускай исчезнут танцы,
За ересью будут следить
Отцы- доминиканцы.

Огнем всю ересь выжигать,
За души бедных биться,
Особый тайный суд создать
С названьем – инквизиция!»
Приезжих не интересовала борьба с еретиками. К виду пыточных комнат люди того времени привыкли, как к нечто, обыденному, повседневному.  Сегодня сюда приезжие не заходили. Пройдя мимо, они затем прошли через рядом находившийся переход в виде галереи и оказались в четырехугольной башне, богато украшенной фресками. Головы фигур были выполнены в благородной манере и с необыкновенным изяществом. Фигуры, высокие и прямые, в одеяниях, облегающих стан с ниспадающими внизу складками. Все они  изображали библейских пророков, предсказывающих пришествие Христа.  В ней приезжие остановились, в то время как папа провел Ангеррана де Мариньи через скрытую от посторонних глаз небольшую дверь в скромно обставленную комнату, внешним видом и убранством напоминающую обычную монашескую келью.
-Что заставило вас, мессир, покинуть Париж, чтобы оказаться здесь? – спросил папа, опускаясь на простое ложе, покрытое куском грубого серого полотна. Гостю своему он предложил сесть на широкое, выполненное из серого ноздреватого камня сиденье. Впрочем, сидеть рядом с наместником бога на земле считалось бы святотатством. Коадъютор не отказался от приглашения. Сидя напротив папы, Мариньи мог видеть движения лица собеседника. Это был дар Божий первому министру королевства, позволяющий ему легко улавливать малейшие нотки лжи в словах собеседника.
-Ваше святейшество, как вы понимаете, я бы не приехал к вам ради спасения души моей. Поездка осуществляется по поручению короля. То, что происходит в самом сердце Франции, не может не беспокоить моего повелителя. – Мариньи остановился, проверяя реакцию папы.
Бледное, одутловатое лицо папы, с мешками под глазами, оставалось совершенно спокойным, он ждал продолжения. Разговор велся на французском языке, родном для обоих, поскольку папа был по национальности француз. Иного, правда, и не следовало ожидать после того, как папу римского восьмидесятишестилетнего Бонифация VIII,  в присутствии кардинала курии Дюэза, хранитель французской печати Гийом де Ногарэ за бороду стащил с престола, преподав чудовищный урок насилия над наместником Бога на земле. И понятно, как еще могла голосовать курия при избрании нового папы, если пятнадцати французским кардиналам противостояло только семеро итальянцев? Что поделать, власть папы была резко урезана уже тем, что папский престол был перенесен из Рима в Авиньон?  А помогла французскому королю слава его предка. Святой  Людовик дед Филиппа Красивого был канонизирован, и это дало его внуку возможность избегнуть многих неприятностей, даже таких, как насильственное свержение папы римского Бонифация
Непросветленный дух, он, как туман, густой,
Что прячется за ним, на самом деле?
Как хорошо, коль предок твой святой.
Струится святость в грязном темном теле.

Чем святость ту твой предок заслужил?
Как все ел, пил и не чурался женщин.
Душой своей король не дорожил,
Осталось в ней немало язв и трещин!

Порою с уст его срывалися слова,
Которых простолюдин постыдился б,
По миру прокатилася молва
Престол его не в Риме находился.

За то, что кровь неверных проливал,
Евреев, сарацинов в Палестине.
И на копье младенцев поднимал,
Христово прославляя имя.
 Отсюда, само отношение к нанесению оскорбления священной особе, в описываемое время. Только подумать, какое наказание понес за излишнюю грубость к священной особе папы его обидчик?  За это де Ногарэ был отлучен от церкви. А то, что это отлучение оказалось временным, это уже никого не беспокоило, хотя, всякому здравомыслящему было понятно, папа Климент V  уступил нажиму французского короля Филиппа Красивого и снял отлучение с канцлера Франции. Снять церковное наказание прерогатива самого папы. Кто может осуждать папу, если кому-то и не нравятся принятые им решения?
Мариньи продолжал после короткой паузы: - Государь обращается к вашей милости, взывая к справедливости!..
- Ко мне не доходили вести о том, чтобы кто-нибудь из баронов поднял голову? – заметил папа, с иронией в голосе.
 - Дело не в баронах, а в более серьезной угрозе! Эта же угроза витает и над святым престолом.
А исходит она от самого существования ордена тамплиеров…
- Насколько мне известно,- заметил Климент V – до сих пор угрозы со стороны рыцарей храма не было. Напротив, мне известно, что король поручил государственную казну охранять рыцарям ордена, и она находится в одной из башен Тампля. Это ли не доказательство тому, что король верит тамплиерам?  Великий магистр граф де Молэ кроме того является крестным дочери короля. Да и встречи между ними проходили всегда дружелюбно, ни одного неприятного инцидента. Мне даже стало известно о том, что король сам просил го принять в орден в качестве командора…
- Но капитул ордена ответил отказом! – случайно вырвалось у Ангеррана де Мариньи.
« Не этот ли отказ стал черной тенью, промелькнувшей между Великим магистром и королем? - подумал папа. – Но само вступление короля в члены ордена не могло диктоваться временной, случайной прихотью государя? Впрочем, это и не порождение простого желания? Скорее всего, этот, сидящий напротив меня крепкого сложения бывший горожанин и конюший Юга де Бувилля, дорвавшийся до власти, надоумил короля сделаться Великим магистром ордена? И, король нарвался на самый категорический и высокомерный отказ, свойственный прямой речи Великого магистра.. Я даже представляю себе, каким гордым был  ответ де Молэ: «Среди командоров наших не может быть государей!» Так, кажется, записано в их уставе?
- Но, зачем нужно было стать одним из командоров ордена? – задал вопрос папа, чтобы удостовериться в правильности возникших только сейчас у него подозрений.
- Да, только для того, чтобы быть в курсе всего, что происходит за стенами крепости Тампля. Вы представляете, ваше святейшество, что во Франции находится до 15 тысяч хорошо обученных ведению боя рыцарей? Для того чтобы их содержать, нужны огромные деньги! Во время войн – эта тяжесть несколько уменьшается, за счет того, что бремя их содержания падает на плечи населения страны, где ведутся военные действия. Сейчас христиане потеряли с таким трудом завоеванные земли на востоке. И нет таких полководцев, какими были Ричард Львиное Сердце, отобравший у магометан  сильнейшую крепость Аккру, стерегущую подходы к Иерусалиму со стороны моря, и нет Людовика Святого, захватившего город Дамьет в Нижнем Египте. Христиан сарацины изгнали. Иерусалимское королевство перестало существовать. Для чего теперь нужны тысячи тамплиеров? Кому и чему они служат? Твердо можно сказать одно, они не служат теперь прославлению Господа нашего Христа. Они нарушили свой строгий монашеский устав. Они отвратились от служения христианству, они стали торговать золотом. В их ряды проник порок, он стал проклятием для христианской морали. Они превратились в служителей дьявола. Те еретики, которых святая инквизиция наказывает за богоотступничество, младенцы по сравнению с монахами-воинами, носящими крест на плаще и дьявола в сердце!
- Что предлагает король? – спросил Климент V, выслушав коадъютора.
Его Величество король предлагает  собрать христианнейший собор, чтобы запретить орден и начать после этого судебный процесс, как на распространителей ереси. И еще, следует, пусть и посмертно, объявить папу Бонифация еретиком. Достаточно религиозных смут во Франции. Существование умершего символа может служить поводом для появления антипап. А они, как я полагаю, являются угрозой порядку, царящему в церкви.
- Но я могу все это сделать только после того, как поступит заявление человека священного звания, занимающего не последнее место в нашей иерархии. Такой человек у вас, мессир, есть?
- Его нет! Но, есть человек, который может сделать открытое заявление по этому поводу. Остается только, чтобы он был утвержден вами …
- А, если он, в период судебного следствия откажется от своего заявления? – перебил де Мариньи папа. - Вы уверены в своем человеке?
- Уверен, потому, что им является мой младший брат, Жан де Мариньи, священник небольшого прихода вблизи Тулузы.
- А о месте дальнейшей службы вашего брата вы подумали, мессир?
- Да, он должен стать архиепископом Санским.
- Передайте государю, мессир, что желание его будет удовлетворено! – сказал папа, поднимаясь, давая этим понять, что вопросы решены.
Добившись согласия папы  римского, а правильнее сказать, авиньонского, Ангерран де Мариньи поспешил возвратиться в Париж, где его ждало немало еще нерешенных государственных дел.
Впрочем, де Мариньи, когда отправлялся на свидание с папой, и не сомневался в положительном решении дела. Мог ли папа, находясь в почетном заточении, находясь во власти короля, и зная о том, что произошло с его предшественником, возражать?
Итак, Вьеннский собор, созванный папой Климентом V,  решил начать процесс против тамплиеров, запретив деятельность ордена повсеместно. Умерший папа Бонифаций был объявлен еретиком. В основу этого был положен  тот факт, что он умер в состоянии умопомрачения, и не принял святого причастия.
Когда-то, с давних пор,
Когда ловили вора,
И приговор был скор,
И, как всегда, суровым!

Теперь не действует закон,
И обнаглели воры,
И папа не повысит тон
В «тюрьме» - какие споры?

В истории такой пример,
За гроб Господень бился, -
На плахе чести тамплиер,
Достоинства лишился.