Замочная скважина

Я был в самой гуще массового отчаяния. Сотни людей собрались проводить в последний путь человека, который обладал огромной властью и оттого всегда оставался равнодушен к каждому, как и к родным детям. А вот, кстати, и мой сын. С самого утра не могу понять, что с ним. То ли он думает о другом, то ли не думает ни о чем вовсе. Взгляд, который устремлен в никуда. Я и сам не знаю, что думать. Похороны никогда не радовали меня.

***

Макс открыл бутылку виски сразу, как вернулся домой. Не дожидаясь, пока Мария выйдет из душа, он опустошил содержимое своего стакана и вновь наполнил его.
— Хочешь спать? — Она медленно массировала его плечи своими нежными руками.
— Нет. Посмотрим фильм?
— Конечно. Сейчас приготовлю закуски.
Они лежали в обнимку на ковре и смотрели фильм, который видели сотни раз. Так было проще думать о плохом, а себе говорить: "Я смотрю фильм, все нормально".
Они выпили всю бутылку, поговорили о летнем отдыхе, но ясно оба понимали, что сегодня день, когда хочется молчать.
Мария почувствовала, как дыхание мужа стало гораздо реже и глубже, она приподняла голову и увидела его спящее лицо. 
Кажется, уже началась весна. Однако за окном был снег. Скверный март.
Блондинка медленно выскользнула из-под его руки, выключила телевизор и унесла посуду на кухню. Супруг почувствовал ее движения, но не придал этому внимания. Ему хотелось побыть в одиночестве. Ей хотелось побыть в одиночестве.
Последний луч света растворился где-то во тьме под кроватью, и она уснула.

***

— Я покажу тебе...
Макс начал ворочаться, голос казался ему знакомым. Он чувствовал себя мальчишкой, которого будят с утра в школу.
— Я покажу тебе...
Он проснулся.
Такую природу можно было бы встретить в любой части страны, но гость решил, что он где-то в среднем Поволжье. Вокруг были поля с высокой травой. Безоблачное небо. Ветер колыхал широкую рубашку на его теле.
Несмотря на безоблачность и теплый поток воздуха, все казалось неестественным. Трава была настолько светло-зеленой, что граничила с серым оттенком. Со временем стало ясно, что и неба нет. Тот же пограничный светлый оттенок материи, которой словно покрыли прозрачный аквариум.
Макс понимал, что он во сне. И, как обычно это бывает, сон казался ему жутко правдоподобным. Спустя несколько мгновений он заметил, что очутился на берегу озера. Вода была черной.
Ветер никоим образом не беспокоил покой этого гиганта. Оно пугало и манило. Хотелось погрузиться в него, чтобы узнать, насколько глубоки тайны этого зверя, терпеливо выжидающего любопытных насекомых.
Макс окликнул всю округу. Но казалось, что черное озеро поглощает и его слова. Ему уже хотелось пойти за ними вслед. Непреодолимое желание угасло в ту же секунду, когда рядом появился отец парня.
— Папа?
Никакого внимания. Он стоял и смотрел на черную гладь центра этого мрачного мира, как это делал минуту назад сам Макс.
— Папа! Как? Ты... Живой.
Отец не слушал его. Он снял с себя черную монашескую мантию и остался абсолютно голым. Его кожа была абсолютно белой. Полная противоположность черной воде. Он трусцой, как это привычно было для сына, побежал в воду.
Нырнув с головой, он исчез из вида. Макс порывался поплыть за ним, но каждый раз, когда делал шаги к воде, замечал, что остается на одном месте. Отец вынырнул и поплыл к берегу. Кожа его стала привычного цвета, будто он прошел крещение водой в этом мире. Сын последовал за ним.
===
Макс следовал за отцом, пока они не очутились внутри древнерусского острога. Деревянные колья возвышались на пять-шесть метров, ворота были закрыты. Было непонятно, как они туда попали. Он никак не мог вспомнить, что же предшествовало их появлению здесь. Было людно. Но все они были мертвы, судя по всему. Гость из живого мира чувствовал себя в самой гуще отчаяния.
Он видел, как отец сидит в крестьянской одежде и о чем-то говорит с такими же мужиками. Однако его взгляд был устремлен куда-то ввысь. Сын подошел поближе и понял, что он открывал рот, но не издавал ни звука.
— Папа, у тебя все здесь хорошо?
Никто его не замечал. Он был призраком для них.
Вдруг ворота открылись, начали прибывать новые люди. Все они смотрели куда-то в пустоту. Впрочем, ничего другого здесь и не было.
Позади всех, словно пастух, шла женщина в черной накидке. Ворота все еще были открыты и Макс решил, что должен отсюда выбираться.
— Пап, прошу тебя, пошли со мной. Получится ведь!
— Ты рано пришел, — за спиной уже стояла та самая женщина.
У нее было приятное лицо, если бы не одно "Но": вместо глаз на лице были заплатки. Заплатки в виде сердечек, как их обычно рисуют. Это не ужасало, они были под цвет бледной коже, а швы выполнены аккуратны. Более того, слепая женщина казалась ему самой приятной из всех присутствующих. Быть может, потому, что лишь она заметила его? Макс вглядывался в ее лицо, пока она не схватила его резко за руку. Она видела его.
— Уходи.
— Могу я забрать с собой отца?
— Уходи.
Она отпустила его руку и он провалился в пропасть под названием "жизнь".
Но ведь лучше оказаться на дне пропасти, чем вечно лететь в бездне?

***

— Доброе утро, — Мария сидела на диване с чашкой кофе.
— Он в порядке, — отчеканил словно запыхавшийся спринтер после финиша. — Я спокоен.
— Я теперь тоже.

***

Нет, в его взгляде было не безразличие. Во взгляде моего сына было бессилие перед вопросом, который больше всего гложет: "Это навсегда?". Вечность пугает. Не страшно умирать — страшно оставлять беспокойство в душе собственных детей. Жаль осознавать это сейчас. Я покажу ему обратную сторону. А пока я наблюдал, как сын нес гроб с телом своего отца — моим телом. Я был призраком среди них всех. Как и при жизни.
Похороны никогда не радовали меня. Особенно, собственные.