Святая война. Глава четвертая

___________________________
Глава четвертая
_________________

Грудь безжалостно зудела. Раньше я желал только разодрать кожу ногтями, лишь бы унять чесотку, словно воздух смягчит боль. Я жаждал тесать ее об острые камни до мяса, лишь бы хоть немного ослабить гниющую боль и зуд.

Теперь мне начало казаться, что боль исходит изнутри. Может, если пробить грудь, она вытечет вместе с кровью? Я одернул себя, отстраняясь от пугающих своим безумием предательских мыслей. Сейчас появился еще и запах, приторный, немного сладковатый. Сегодня утром он усилился.

Я понял, что сейчас меня снова вывернет, но только бессильно изогнулся в позвоночнике с открытым ртом, не поднимаясь с четверенек, и издав беспомощный кряхтящий звук. Наконец, припадок ослаб. Я повалился на землю рядом с кучей своих предыдущих испражнений. Тело пробил озноб, одной рукой я грубо царапал землю под пальцами. Кости ломило и я уже балансировал на грани сознания, в голове мутило, терялось ощущение верха и низа. Пот обильной пеленой заволакивал глаза, но это ничего. Я и так почти ничего уже не видел.

Нельзя, напомнил я себе. Только не сейчас. Если я уйду сейчас… Нельзя, нельзя, нельзя.

Я перевернулся на спину и замер. Показалось, что надо мной скользнула белая тень, в голове разразились монотонные крики и ругань, какие-то неясные голоса. Их здесь не было, ни тени, ни голосов, но я уже привык к ним. Я прикрыл веки, сознание ускользнуло, но туда, куда ему велел я. Тело показалось чужим, словно бы отлежанное и затекшее, я больше не чувствовал его , где-то далеко слышались одни лишь отголоски бренной плоти, тех ощущений, которые я должен был бы чувствовать…

Показалось, я на миг увидел собственное тело, жалкое, распростертое по земле. Тут же кустарник и дерево, под которым я валялся, поплыли и исчезли, и перед глазами выросла небольшая комната. Я не мог видеть, из чего она и где, не знал, чем тут пахнет и что слышно. Только видел перед собой лысого деда с проседью в густой бороде, стоящего на коленях, и держащуюся за него девку, давящуюся собственными слезами. Вид у нее был еще более потрепанный, чем у него, шея и бедра представляли из себя нагромождение свежих синяков и подтеков. Она жалась к нему, как будто он мог ее защитить. На девку дед не обращал теперь и малейшего внимания, глядя прямо на меня, вернее того, кем я сейчас был. Но я уже не сомневался, что он меня заметил и узнал.

Я вынудил мертвое тело сделать шаг навстречу, а девка впилась когтями в полы одежд старика. Он оттолкнул ее и ударил. Она посмотрела на него так, словно бы только что увидела. Казалось, до этого ее не сильно смущало, что еще четверть часа назад он брал ее силой, и довольно успешно, а она кричала и звала на помощь. «Помощь» не заставила себя ждать, хотя это ее почему-то не особо обрадовало.

Они были зажаты в углу. Я велел мертвой руке, с которой свисали куски плоти, взять его за горло.

Лысый не сопротивлялся. Мертвяк, в котором я сейчас сидел, повернулся, таща Рикку за собой. Теперь стало видно, что старик сжег большую часть здания до того, как я взял своего упыря под полный контроль. Всего здесь было пять других мертвяков, и еще двоих волшебник таки сжег. Но сейчас эти пятеро подобрались слишком близко; а раз они не убили его сразу, значит и теперь не убьют. Достаточно их только не провоцировать, не геройствовать. Рикка дрожал почти так же сильно, как девка, эта деревенская дурочка. Он сознавал, что если его жизнь у меня в руках, то я могу придумать что-то и похлеще когтей мертвецов. Выходит, он еще надеется продать себя и выкупить снова. Слишком он ценил свою шкуру, чтобы отдать ее во имя чего бы то ни было.

Девка вроде как немного унялась, и, все еще хныча, ни нашла ничего лучше, чем добровольно последовать за Риккой. Она-то мне как раз даром не нужна, но отпускать ее теперь опасно. Как для нее самой, так и для меня.

Я отдал этим пятерым приказ вести обоих прямо ко мне, и меня отбросило назад, в бренное, поломанное тело. Боль и тошнота накатили снова. Каждый раз, когда я думал, что могу уже не обращать на них внимание, что хуже уже не станет, моя слабость плевала мне в лицо и громко смеялась. Как теперь.
Я одним только усилием воли, собрав ее всю в кулак, заставил себя шевельнуться. Сперва кончиками пальцев левой руки, потом приподнял руку и, опершись на локоть, попытался подняться. Рука вдруг отнялась, и я повалился в землю, измазавшись и оцарапав плече, которое подставил под удар. Со второй попытки получилось лучше. Шатаясь, я кое-как проковылял назад, вышел на тракт и уперся руками в колени, переводя дыхание.

Проклятая болезнь доконает меня очень скоро, я отчетливо это сознавал. «Если буду и дальше медлить, то попросту помру, даже не дойдя до стального города», - твердил я себе каждый раз, когда снова и снова хотел передохнуть, просто упасть, где стою, и немного отдохнуть.

Вместо этого я, скрипя зубами, зашагал по тракту на север.

Нужно спешить, добраться до Стального города. Крылатые там. Я должен до них добраться, должен.

Огромных птиц Гран заметил еще в полдень вчерашнего дня, когда они вдвоем двигались на запад. Было ясно, что никакие это не птицы, и вечером Мельдин это подтвердил. Они хорошенько подкрепились условно свежими продуктами, которые привез Мельдин с остальными, все, кроме меня. Я не мог смотреть на еду без отвращения. Только сегодня утром, немного поспав и вроде как приободрившись, съел ломоть сухого хлеба, еще из старых запасов, и дольку оленины. И вот, что из этого вышло. Хотя и хлеб, кажется, был не без плесени.

Едва ли дело только в плесени. Надо поскорее добраться до лагеря. Немного кислого вина может уймет мои внутренности. А если и нет, то хуже не станет…
Я издал легкий смешок. Ну да, как же.

Армию все же пришлось разделить. Ту часть, которая обнаружила Рикку – о том, что он где-то рядом, я узнал из описания, которое привел Мельдин – направил на восток, к Малым воротам. В Корре я никогда не был до ныне, в отличие от Мельдина. Он-то и составил какой-никакой план города, опираясь на который, я собирался действовать. Вторая половина, с которой мы впятером ехали, двинулась на северо-запад, Вонючим воротам. Кто бы их так прозвал первым, Мельдин других названий не знал. Пока что мы держимся этого курса только ради отвода глаз – брать Вонючие ворота нет смысла. Они ведут в район для бедняков, который огражден от основного города еще одной стеной. Вместо этого я направлю к ним небольшой отряд, а сам двинусь на север, к основным городским воротам, названия которых мы не знали. Если этот отряд и пробьется через две стены, то зайдет с фланга, хоть я и сомневался, что из этого что-то выйдет. По большей части они только приманка и попытка отвести внимание.

Дорога свернула на запад. Картинка перед глазами уже начала мутнеть по новой, ноги заплетались. Будь у меня сейчас посох… Но он в десятке миль на юго-запад, у Грана.

Не помню, как добрался до лагеря. В памяти отпечаталось только то, что в глазах темнело несколько раз, и земля мчала мне на встречу. Но потом я поднимался и шел снова. До Стального города уже рукой подать. Умереть здесь… да поэты будут до конца веков высмеивать некроманта, собравшего самую огромную орду нежити и помершего в каких-то пятнадцати милях от вожделенного города.

Мертвяки выстроились колонами в десять шеренг по пятьдесят человек. Перед разделение войска таких колон было ровно тринадцать, а остальные три сотни уже двинулись к Вонючим воротам. Сейчас их осталось всего шесть, но вид они имели по-прежнему весьма убедительный.

Язык не поворачивался назвать этот балаган лагерем. Вернее, воскрешенные-то собой представляли пример идеального порядка в войске – но три одиноких шатра, расположенных в стороне от колон, выглядели до смешного нелепо. Особенно если вспомнить, что сложены они были из перевязанных веток, и крыты сырыми шкурами. Точно так же, наверное, выглядели эти земли два с половиной века назад: орда нежити, а рядом импровизированные шатры первых некромантов из диких племен.

А их поход, помнится, закончился весьма скверно.

Солдаты стояли чуть ли не вплотную к моему шатру, шатер Мельдин и Руффа был чуть дальше, а Соррин – на самом краю поляны, в укромном, защищенном от ветра земной углублении.

Рикку с его бабой завели ко мне. Там было темно, грязно и воняло. Внутри был ровно обрубленный пень, заменявший мне стол и табурет разом, мой спальник из тех же шкур – чудного зверя нашел Мельдин по пути из той безымянной деревни на севере. Он был крупнее оленя, мяса на нем оказалось куда меньше, все тело, кроме морды и лап покрыто густым темным мехом, а когти и блестящие клыки выпирали на неестественную длину. Рога были изогнуты, как у барана, но так же куда больше, и их было шесть на его узкой, вытянутой в длину черепушке. Он подыхал, насквозь пробитый чем-то не меньше снаряды скорострельной баллисты, и добить его было не проблемой. Проблемой для них оказалось дотащить громадную тушу в лагерь – Мельдину пришлось, кляня Грана, не пошедшего с ним, на чем свет стоит, свежевать зверя на месте, а большую часть мяса бросить там.

Сам Гран сейчас был вне моей досягаемости. Я даже не знал наверняка, жив ли он еще. Я покосился на угрюмо стоящих по левую руку от меня шеренги мертвецов. По крайней мере, посох цел. Если бы я только мог, отправил бы охотника с посохом куда-нибудь на юго-восток, к Старой бухте, в относительную безопасность. Но нет: даже здесь, в десятке миль, мое войско уже дрожит как сухие колосья на ветру. Отойти еще дальше теперь все равно, что проиграть войну.

Рикка сидел на моем пне, уставившись мне под ноги. На лбу была впитавшая багр повязка, из которой просачивалась кровь, заволакивая левый глаз, дорожная одежда сильно потрепалась и представляла из себя кучу тряпья, особо уже и не прикрывающего срам. Он медленно поднял взгляд, скользнув им по моей черной робе. Маленькие желтые зрачки впились в меня, как в старые добрые времена. Я невольно вздрогнул. Нельзя сейчас проявлять слабость. Он магистр Академии, напомнил я себе. Он мог бы превратить в пепелище все на мили полторы вокруг одним своим словом, а дым покрыл пространство еще на пять. Почему ему не закрыли кляпом рот? И почему он молчит?

В этих желтых глазах таилась не столько угроза, сколько необузданный, звериный страх. Он сжег двоих моих подопечных, но остальные могли бы разорвать его на куски. Он бился в полную силу против семи и проиграл – а вокруг три тысячи таких же воинов, лишенных сомнений, жалости, с которыми невозможно договорится и которых практически нельзя убить.

Ничто не умирает дважды.

Выходит, он тоже не знает. Мало кто хотя бы догадывается, что чтобы перебить всех, достаточно убить одного только меня. Впрочем, уже нет. Теперь расклад совсем иной.

- Неважно выглядишь, магистр, - нарушил я тишину. Девку, все еще немного дергавшуюся, но порядком притихшую с моим появлением, в другом углу палатки придерживал Мельдин, а Руфф стоял в тени, за спиной Рикки. Он боится, что магистр его узнает, вот и таится. Если только Рикка сделает хоть одно неверное движение – он покойник, даже прежде, чем я сам успею отреагировать.

- Сам мессир малефик явился меня допрашивать, - он через силу издал смешок. Все таки его доставка в лагерь прошла не так гладко, как я надеялся. Впрочем, на маленькую трепку он уж точно заслужил. – Что же вы надеетесь вызнать у скромного магистра, мессир малефик?

- Все, что захочу, - флегматично уверил его я, присев на корточки напротив. Боль снова обострилась, терпеть было уже не возможно, но пусть он думает, что я облегчаю его муки, не заставляю его поднимать голову. Пусть думает, что все под контролем. Что я своими собственными силами поднял орду. Пусть думает и боится всей этой пустой лжи. – Почему ты покинул Академию, мастер над карателями? – краем глаза я следил и за Руффом. Ожидал, что он дрогнет при этих словах, но нет, только немного покачнулся. Или мне показалось? Да какая, Тьма его побери, разница…

Он улыбнулся:

- Догадайся.

Я поднялся и с размаху дал ему смачную оплеуху. Он свалился на пол, кровотечение на лбу снова открылось. Интересно, кто его вообще перевязал?

- Я буду спрашивать, ты будешь отвечать, - спокойно сказал я. В Академии не спокойно, раз мастер над карателями самолично отправился ко мне. Не стал бы он лезть в самое пекло ради одного несчастного малефика! А вот унести свою собственную задницу подальше от запаха паленного – вот это в его духе… - Отвечай мне. Зачем ты покинул Академию?

Он все еще колебался. Я покосился на дергающуюся в немом плаче девку. Нет, если приставить ей нож к горлу, он только посмеется. Ему на нее плевать даже больше, чем мне. А вот рисковать остатками ее душевного здоровья не стоит – она может что-то знать.

- Отведи ее к Сорре. Пусть уймет ее.

Они исчезли в проеме выхода. Не поднимаясь с пола, Рикка хмыкнул, жадно уставившись на ее задницу сквозь тонкую одежку. Руфф все так же истуканом высился в тени, недоступный взгляду магистра.

- Хорошо, я согласен, - сказал мастер над карателями. – Я расскажу тебе, что творится в мире на самом деле, а ты дашь мне слово, что я уйду отсюда живым…

Я оборвал его. Не стоило, наверное, втаптывать сапогом его голову в землю, но и чувствовать ему твердую почву под ногами я не позволю. Уж точно не под ногами.

- Я спрашиваю, ты отвечаешь, - повторил я, не убирая ноги с его черепушки. – Зачем ты покинул Академию?

- Да пошел ты… - процедил он.

Я хотел еще раз ударить его по голове, но вовремя сообразил, что тогда он едва ли сможет мне много рассказать. Вместо этого я зарядил ему каблуком в живот, и еще раз в плече, переворачивая эту кучу мяса и костей на спину.

- Зачем ты покинул Академию?

Он выплюнул кровь. Кажется, я выбил ему зуб, или он откусил кусок языка. Я позволил ему перевернутся на бок.

Захлебнувшийся кровью он мне тоже не больно нужен.

- Если ты отпустишь меня…

Я достал кинжал, над ним и прижал левую руку к туловищу. Достал кинжал из-за пояса. Если только он сейчас начнет колдовать…

- Стой, что ты… Нет, нет!.. Я скажу, что хочешь. Стой!..

Я всадил клинок, пригвоздив ладонь правой руки к земле. Он закричал, задергался; вот здесь мне пригодилась практика ритуального мучительства. Я слегка повернул кинжал в ране, боль достигла апогея, и все его мысленные барьеры рухнули предо мной… как врата Дальнего Рубежа когда-то. Я проник в его мысли, глубоко, но не их я жаждал подчинить, и ухватился только за обрывки чувств и поверхностных переживаний, устремившись еще глубже.

Наконец, у него отнялись обе ноги. Потом вся левая рука от плеча и до кончиков пальцев. Спустя еще миг он уже не мог двигать животом. Теперь он мог только отвечать, видеть меня, слышать, дышать и чувствовать боль.

Я наклонился к самому уху:

- Я спросил: зачем ты покинул Академию?

- Ты не ведаешь, с чем играешь, щенок, - выдохнул он. – Ты охотишься на тени, когда они – только предвестник настоящей войны, которая начнется на севере…

Я связал его разум, лишив его доступа к чарам. Даже если он решит, что, подыхая, неплохо бы прихватить меня с собой, ни единого заклинания ему не вспомнить.

Я повернул клинок еще больше, превращая его ладонь в кровавую кашу. Он давился собственными криками, но все-таки процедил:

- А я… я ведь шел предложить тебе свои услуги… когда с теми крылатыми ублюдками не получилось…

Я выдернул лезвие и вбил в руку еще раз, чуть сместив вниз, к запястью.

- Ты… уже проиграл… эти твари, которых ты ищешь – только пустышка для отвода глаз…

Я выдернул нож из бесполезной руки и приставил к самому его глазу.

- Зачем ты покинул Академию?

- Архимаг, - дрожащим голосом прошептал он. – Архимаг должен умереть.

Архимаг?.. Я ведь даже не знал, кто сейчас занял Золотую Башню архимага в Академии. На торжественные выборы шесть лет назад меня, само собой, забыли пригласить. Кого же они могли выбрать? Магистра Квертоса? Боевого чародея Лигрина Ганагренна, героя Северного Горна, горе-войны под началом графа-лорда Азарина? Полоумного старика Отмарна Скриштальна? Или Антолио? Было бы забавно поглядеть на Антолио в рясе архимага.

Я уже хотел спросить у Рикки, но вовремя заметил, что он помер. Моя скользнула по телу от шеи до пупка. Сердце разорвало сразу после последней его фразы. Неужели какие-то защитные чары? Тьма бы всех их забрала… Жаль, я не успел выудить знание из его разума своими силами.

Меня все еще мутило, но боль, в основном, спала. Я вытер кровь с рук о более-менее чистую часть наряда магистра, и поднялся. Оставлять его в живых я не мог однозначно, но хотел оставить грязную работу на Руффа. Мне было интересно, покажет ли он себя в перерезании глоток.

Я вышел наружу, велев ему прибраться. Если этой ночью он явится убивать меня, будет глупо споткнутся о труп на земле. Если б только этот труп можно было бы вернуть к жизни, сохранив если не личность, то хотя бы воспоминания… Из того, что я у него успел выудить, складывалась без лишнего полноценная белиберда, лишенная связи или хоть каких-то признаков здравого смысла.
__________________________________________________

О том, что Руфф намеревается убить меня, я узнал не сразу. Эта мысль поселилась в его глазах с тех пор, как я имел глупость болтнуть о значительности собственного существа, без которого все мои хваленные легионы обратятся тем, чем и были до моего появления. Но теперь все иначе. Я отправил его с Мельдином, а сам тем временем устроился поуютней и зарядил большей частью своей силы посох. Ничего сложного в этом нет – этот кусок дерева для того и предназначается, чтобы заряжать его собственной силой. На деле, посох – инструмент для фокусирования магических энергетик, а я просто схитрил. Теперь, убей меня кто – армия будет жить, пока сила в посохе не иссякнет – это порядком не мало – с одним-единственным приказом. Убивать крылатых.

…Лицо Руффа я узнал тоже не сразу. С самого начала оно казалось мне полузнакомым, но только спустя несколько долгих недель разобрал эти черты, въевшиеся в мою память. Он был там, в яме карателей, среди детей, которых Рикка готовил в элитные убийцы. Скольких карателей направили за мной? Десять? Если они знают, какая армия вокруг меня, то и на сотню поскупятся. Но ведь и сотни мало. Чтобы пробиться ко мне, им нужно что-то поубойней.
В шатре Сорры возле вычищенного спальника светил Тьма знает откуда взявшийся светильник, а в воздухе витал запах муската или чего-то схожего. Здесь оказалось куда чище, чем я от нее ожидал, словно она не суровая городская стражница, а обычная женщина… вроде той, что хнычет сейчас на чистом спальнике.

Она подняла на меня глаза, полные ужаса. Сорра приобняла ее за плечи и что-то шептала, пытаясь успокоить, но мое появление явно затмило всякую надежду успокоить девочку. На вид ей было не больше пятнадцати, а то и меньше, густые каштановые волосы до плеч, круглое лицо. Она похожа на Лисс, решил я. Самое странное и глупое в этой истории, наверное, что лицо самой Лисс я уже напрочь забыл… Она в моих воспоминаниях стала теперь только образом, облаком, за которым я иду. Которое я должен спасти. Нет, все таки не так. Которое я хочу спасти. Которое я спасу, во что бы то ни стало. Ради которого я разрушил весь свой мир и пожертвовал последними тенями надежды на спокойную жизнь.

- Как тебя зовут? – я опустился на корточки, незаметно потирая снова занывшую грудь.

Она взирала на меня все с тем же немым страхом, боясь ответить или отвернуться. У нее и глаза почти как у Лисс, только темнее, густо-голубые, как два светлых сапфира.

- Мильтра, - ответила за нее Сорра, когда пауза затянулась. Она поднялась и повернулась ко мне. – Это все, что я смогла из нее вытянуть. Глупая девчонка перепугалась так, что ни говорить, ни кричать не может.

Сорра вышла, оставив нас одних. Наверное, ей претила слабость во всех ее проявлениях. А может, она не хотела показывать, как может помогать и успокаивать кого-то, потому что я могу решить, что она тоже слабая. Тьма его знает.

- Мильтра, - вздохнул я. – Этот человек… Он хотел причинить тебе вред?

Она все также молчала. Я окончательно решил, что спрашивать ее также, как Рикку, не стоит.

- Я не причиню тебе зла… даю слово. А я никогда не нарушаю свое слово.

Она посмотрела на меня так, словно я только что появился в шатре из ниоткуда, но по прежнему молчала, немного приоткрыв пухлые губы и широко открыв глаза.

- Сколько тебе лет?

- Тринадцать.

Я скривился. Тьма рано забрала Рикку. Жаль, что я не поговорил с этой Мильтрой до того, как пообщался с магистром.

- Я знал одну девчонку, похожую на тебя, - я зашел с другой стороны. Авось поможет. – Она и правда очень на тебя похожа. Но ее забрали существа злые и противные людской природе. Если ты не будешь отвечать и не поможешь мне… С ней может случится что-то нехорошее.

- А куда они ее забрали? – у нее был совсем детский голосок.

- В город за перевалом на северо-западе, в Марн-Сул. Тот человек, который был с тобой… он мог быть к этому причастен. Он… хотел взять тебя силой.

Она посмотрела на меня и снова опустила взгляд, кивнула и съежилась. Ее все еще немного трепало. Мне б ее проблемы.

- Как он нашел тебя?

- Ну… Он просто пришел. Я была вместе с дядькой Эриссом, он еще каменщик у нас… вернее, был им… Этот лысый человек постучал ночью. Мой отец оставил меня с дядей, а сам ушел на север, на заработки, как он говорил, пол луны назад. Дядя не хотел его пускать по началу, но потом началась гроза, и он сжалился над этим нищим… он назвался нищим…

Она снова зарыдала. Я молча ждал, пока она снова не продолжила, шморгая носом:

- Ночью он убил дядю Эрисса… и взял меня. Прямо там, в той же комнате… Я кричала, но он говорил, что меня никто не слышит. Но если мои крики начнут его раздражать, он вырежет мне язык. Потом он связал меня и уснул… Я хотела убежать, пока он спит, но не смогла. В двери словно стена выросла, невидимая, вязкая вся, а на полу появилась черная полоска, до которой я все никак не могла дотянутся. Утром он перевел меня через эту полоску…
Мильтра громко всхлипнула. У нее был такой жалкий вид, что захотелось укрыть ее чем-то и успокоить, но сейчас уж точно не время.

- Когда он делал это снова, утром… тогда пришли эти… те… упыри. Они схватили его, а он велел мне идти следом. Я поняла, что если не пойду, упыри и меня потащат… и пошла, - она подняла ко мне глаза, словно вспомнив что-то. – А он… умер? Этот человек?

- Да, - я кивнул для наглядности.

Она сунула руку куда-то под одежду, а я испугался. Больно мало было на ней одежды.

- Вот, - она протянула мне серебряную монетку. Я отодвинул ее руку. За кого она меня принимает? Я убиваю людей не ради денег.

Она снова протянула мне монетку:

- Он велел мне… Передать это вам, человеку в черном, если он умрет.

Я немного удивленно взял монетку. Она оказалась не серебряной, а, скорее стальной, чуть больше обычного мильтвудского серебряника. С одной стороны герб стерся, а с другой был трехглазый человек. Левая половина его головы была в роскошных локонах, вроде тех, что у Мильтры, средняя была лысой, а правая покрыта маленькими рогами. Губы его, насколько я мог судить из полустертой гравировки, были плотно сжаты и сшиты. Никогда раньше такой не видел.

- Что это?

- Не знаю. Он просто сказал мне отдать вам, вот я и даю. Он еще какие-то слова шептал, но я не запомнила… А… как он умер?

- Я покарал его за то, что он делал с тобой. И твоим дядей. И многими, кто были до них.

Она слабо кивнула. Наконец, когда пауза снова затянулась, а слезы засохли, она тихо произнесла:

- Мне некуда идти.

- В твоей деревне никто не примет тебя?

- Так ведь и нет больше деревни… После того, как папа уехал, мы с дядей позавчера туда заходили. Там никого нет. Да и в деревнях вокруг… А тем, кто еще жив, я даром не нужна…

- Ну, с собой я тебя уж точно не возьму.

- Почему? – снова всхлипнула она.

- Таких людей, как тот, кто убил твоего дядю и… в общем, их полно у меня на пути. Это слишком опасно, а ты будешь только плутать под ногами. Да и с упырями тебе едва ли понравится жить.

- Так они ваши? – опешила она. – Я думала… Вы ведь идете спасать принцессу. Я думала вы рыцарь. Вы спасли меня… Вы ведь герой?..

Я фыркнул:

- Героев нет, девочка. Уясни себе это хорошенько. Даже если б они и были – я уж точно не из их числа.

- Но ведь вы идете, чтобы спасти свою любовь, - я вздрогнул при этих словах. – Мне такое мама рассказывала. Рыцари так и делают. И герои тоже. Героям положено всех спасать.

- Я иду не только спасать, но и нести смерть. И только она и ждет меня в конце пути.

- Герой может отдать жизнь, - заявила она. Глупая девчонка.

Я подумал о Руффе. Жаль будет отдать жизнь из-за клинка другого глупца, которому взбрело в голову стать героем.

Помню, как увидел его впервые. Удивительно, что он меня не помнит. Это было в яме под Академией. Тогда я вылез наверх, рожденный во тьме, с самого дна и на самый верхний уровень. Там готовили карателей. Там, сквозь голых и тощих детей, я впервые увидел солнце.

Если Руфф попытается меня убить, я не стану бить в ответ. Может я и не смогу убедить его, что наше дело правое. Если только мне удастся достучатся до него… он был в той же яме, что и я. Он считает, что видел тьму, хотя провел каких-то десять лет в тени, видя солнце, на верхнем уровне ямы. Пусть верит, во что хочет. Я могу научить его тому, что знаю. Если умру я, мертвые пойдут штурмовать Стальной город… но некромантия умрет вместе со мной, навсегда.

- В дне верхом на восток есть деревенька, вполне пригодная для существования. Я дам тебе немного денег: будем считать, ту железную монету я у тебя купил. И лошадь тебе дам – мне она уже ни к чему. Устройся служанкой в таверну, и сними комнату. Заработай денег поверх тех, что я дам тебе, и займи какой-нибудь дом – их там, пустых, тьма тьмущая.

Она впервые улыбнулась:

- А говорил, что не герой!

- Хватит так меня называть. Я чудовище, которое обязано быть чудовищнее всех остальных; иначе их не уничтожить. Если герои и есть, то они мрут как мухи.