Красная Заря. Глава 1. Аварийная Водоканал

Прохладное северное солнце еще не прогрело городской асфальт. От него ве-яло не то свежестью, не то тоской, не то предвкушением грядущего лета. Целых три месяца ежедневного ожидания того, что сегодня будет непременно теплее, чем вчера. И почему бы здесь мандарины не посадить? Ведь в Сухуме тоже за-морозки бывают, и снег идет. А в Марселе в прошлом году прямо на вечнозеле-ные пальмы и цветущие чайные розы вывалило снега побольше, чем у нас в этом году. А в январе неделя была, так просто субтропики – семь дней подряд девять градусов! А в Марселе – три! Но все равно мандарины растут там, а не у нас. У нас сдувало двадцатиметровым ветром шляпы с прохожих, и валило ре-кламные шиты. А в Марселе просто светило яркое солнце, и влажный морской воздух просто пережидал аномалию, готовясь к скорому весеннему рассвету. В суровом Петербурге, северном городе мандаринам даже в июле чего-нибудь да не хватает: то солнца, то тепла, то влаги, а то и простой человеческой ласки, способной нежно прикрыть субтропическое растение прозрачной пленкой, хоть на несколько недель создавая иллюзию бесконечно далекого дома…

Первый летний день пятимиллионного мегаполиса начинался как и большинство других будних дней. Стильная доминанта невского района – ледовый дворец, вечный символ бессвязного сплетения новаторских идей, аврала и номенклатурной беспомощности, утопала в монотонном гуле бесчисленного количества автомобилей пересекающих десяток перекрестков, расположенных в квартале. Странный гул, треск, родившийся ниоткуда, стремительно приближался. Зрелище завораживало. Фантом, окруженный облаком сине-сизого дыма, сверкая желтым проблесковым маячком несся по улице Коллонтай в сторону метро. Лексусы и мерседесы добропорядочных тружеников нефтегазового сектора были настолько напуганы, что в несвойственной им манере сами уступали дорогу пришельцу из другого мира. ГАЗ-66, серый под цвет дыма собственной выхлопной трубы, с побрякивающим об асфальт глушителем гордо въехал на площадь перед ледовым дворцом. На облезшем борту “летучего голландца” красовалась надпись – “Аварийная Водоканал”.

Пятеро сотрудников жилищно-коммунальной службы весело матерясь по звуки русского шансона спешили на срочный вызов. Оставалось проехать недолго, метров триста вперед за площадь и повернуть направо во дворы. Ошибиться сантехники не боялись – запах грядущего заработка отчетливо доносился. Прохожие зажимали носы, собаки нервно бегали кругами и даже вороны кружили как-то очень высоко, непривычно дистанцируясь от источников стойкого запаха бесчисленных шаверм. Лишь пассажиры странного автомобиля не обращали внимания на зловонный дух и искренне смеялись над всеми остальными.

Бизнес-центр класса “А+”, построенного швейцарскими строителями, из финских материалов, оснащенный по последнему слову техники накрыла беда. На четвертом, самом верхнем этаже элитного здания прорвало канализационную фановую трубу. По странному стечению обстоятельств, вопреки законам гравитации переработанные человеческими организмами продукты питания из соседнего гипермаркета мощным черно-коричневым фонтаном били из недр мужского туалета. То ли швейцарские строители что-то напутали, то ли финские материалы подвели, а может “последнее слово техники” сбой дало – никогда на этот вопрос ответ найден не будет. Все похоронено в кипе отчетов и смет субподрядных организаций, строивших сие монументальное творение.

 Дворец торчал из-под земли, прямо по центру милого зеленого дворика, окруженного со всех сторон шестнадцатиэтажными монументами эпохи позднего советского зодчества. Как-то по-детски нелепо он смотрелся. Красный, с зеленой крышей и зелеными балконами и желтыми обечайками вокруг дверей и окон, одним словом, мавзолей светофорного цвета, стоящий посреди пустыря неизвестно зачем. Когда-то он был детским садиком. А теперь дорос до бизнес-центра. Но интоксикация оказалась настолько сильна, что даже создание из цемента и бетона в основании изрыгнуло отходами жизнедеятельности создателей, прямо на золотые зубы раскосой и немного дурковатой улыбки. Над парадным входом бизнес-центра золотыми буквами было написано “ИННОГРАД ПУХОВО. ЦЕНТР ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ. САНКТ-ПЕТЕРБУРГ”.

Директор заведения с громким названием, Егоров Юрий Васильевич, находясь на четвертом этаже ИННОГРАДА с нетерпением ждал появления спасителей в темно-зеленой униформе. Дышать было тяжело. Зловонный дух переработанных деликатесов раздражал носовые рецепторы всех добросовестных и не очень работников учреждения, а заодно и всех находившихся в опасной близости от здания. Реки фекалий текли во двор, образовывая мраморные набережные из коридоров инвестиционного фонда “БАТИСКАФ”, располагавшимся на третьем этаже, далее, многоступенчатым водопадом врываясь на просторы окупировавшей весь второй этаж страховой группы “ИННОСТРАХ” и выливалась мощным потоком минуя банкетный и спортивны залы, которые, как и положено планами всех дошкольных учреждений, располагались на первом этаже.

“Что за напасть!” – была единственная мысль заслуженного работника науки России Егорова. “На прошлой неделе кафелиной в туалете какого-то клерка очередного разума лишило в инвестиционном фонде. Потеря невелика, но ведь тоже живое существо - жалко. В апреле окно вывалилось прямо из стены… це-ментной… армированной. Бедную девочку-страховщицу в самый ответствен-ный момент разговора с местным охранником так напугало, что она про большого брата подумала, дескать не тем на работе занимаюсь. А ведь могла семья получиться. И все по пятницам. Прямо как задумано было – все неприятности по пятницам. Чтобы не домой спешили скорее, а хоть раз в неделю чем-то полезным на работе занялись”. На этой ноте Егоров услышал неистовый топот сапог, звонкий мат и оглушительный гогот. Не было сомнений – то приближалась долгожданная помощь.

Пятеро в темно-зеленой униформе подошли к стойке с золотой надписью “РЕЦЕПЦИЯ”. Референт бизнес-центра или call-manager, а проще говоря, секретарша Лена, создание необыкновенной и, что редко, естественной красоты, замерла от удивления. Честно признаться, Лене давно уже не приходилось вращаться в кругу пролетариев, все как-то больше интеллигенция, люди в красивых костюмах, даже депутат как-то заезжал, что для скромной псковской девушки явилось явственным сигналом начала другой жизни. А тут, прямо как год назад, воочию приходилось наблюдать представителей доминирующего класса в опасной близости. Успокаивало лишь одно: дома подобные “товарищи” составляли абсолютное большинство, а здесь, в Петербурге они возникали лишь в самых крайних ситуациях.

- Здрасьте, девушка – сказал, по-видимому, старший, так как стоял самый первый и бесцеремонно взглядом проникал внутрь глубокого декольте красавицы – Что делать-то будем, а?

- Здравствуйте – робко ответила Лена, неистово сопротивляясь воспоминаниям о чрезвычайно увлекательной жизни в районном центре псковской области – Вот, у нас тут… прорвало, видите? Льется все. Ну, вот, собственно.
- Оплачивать Вы будете, или как? – ответил старший, переводя взгляд с груди на глаза.
- Я, вообще, не в курсе. А это не бесплатно разве? Аварийная, вроде как. Я когда звонила и заказывала, мне сказали, что это ЧП и срочно будет бригада… – при этом в глазах Лены стали появляться слезы. Мысль о том, что она что-то сделала не так, ее уволят, а эти люди обязательно заберут ее с собой в тот мир, в который она ни за что возвращаться не хотела.
- Срочность платная, да и неизвестно, что там у Вас – ехидно ответил старший, а человек, стоящий немного сзади, заместитель, видимо, недвусмысленно предложил: “Слушай, ты же видишь, ну не в теме человек! Ну не надо ей это все! А нам это надо, девушка, меньше всего. Поехали, может, а? Реально, заказов еще до хрена, а мы тут стоим, лясы точим”. На лице Лены изобразился ужас. Уволят. Не справилась. И что, обратно? “Да, пойдем, наверное” – старший сказал, разворачиваясь – “Всего хорошего, уважаемая”.
- Погодите – сказала Лена, решив, что была-не была, но находиться в атмосфере повсеместного дерьма, в прямом смысле этого слова, это худшее из зол. “Вы лучше поговорите с директором нашим”. “Ну давайте, вздыхая ответил старший”, после чего члены ремонтной бригады стали завораживающе переглядываться друг с другом. На лицах их то появлялись, то исчезали стремительные улыбки всевозможных типов и мастей, ну а старший, почуяв победу, развернулся и снова впился взглядом в декольте.

Юрий Васильевич Егоров появился из-за двери своего кабинета достаточно быстро. Он посмотрел на Лену, на ее виноватом от бессилия лице виделась простая человеческая доброта и желание сделать что-то самой, пусть даже самое маленькое и простое дело. Он ласково, по-отцовски улыбнулся ей, и, встретив ответную улыбку, перевел взгляд на пятерых рабочих, ожидавших чего-то и прожигавших свое рабочее время.

- Здравствуйте, господа-товарищи – снисходительно произнес Егоров – у вас вопрос какой-то ко мне, так?
- Здравствуйте! Надо понять, что случилось у Вас. Вызов-то срочный. Вот ждем, стоим – важно ответил старший бригады.
- Видите ли – и Егоров отвел глаза с лица рабочего – лампочка у нас в кладовке перегорела, вот и вызвали бригаду срочно! А так, как видите, все у нас в порядке. Дерьмо не льется, туалет работает, все хорошо. – Егоров посмотрел на опешивших рабочих и, выдержав театральную паузу с повышенной интонацией в голосе произнес: “Туалет у нас прямо по коридору и третья дверь направо”. Рабочие молча тронулись в указанную сторону. Старший шел последним. Он не мог позволить себе так быстро сдать позиции. Достигнув входа в источник проблемы все пятеро остановились, и старший начал что-то эмоционально рассказывать своим подопечным. Минуты через три все пятеро, громко рассмеявшись, вошли в мужской туалет.

- Лена – обратился Егоров к секретарше – “позвоните, пожалуйста, нашим коллегам в Москву. Я так и не понял, приедут они на следующей неделе, или мне ехать нужно будет. Привычка у них дурацкая, все решать в последний мо-мент. Воспитание советское сказывается. Уточните, пожалуйста, и мне скажите”. Лена, видя добродушное настроение начальника, да еще и получив ответственное поручение, воспрянула духом и принялась набирать знакомый номер.

Юрий Васильевич закрыл дверь своего кабинета и подошел к окну. На улице уже теплое июньское солнце испаряло последние следы ночного дождя. “Жарко и влажно” – подумал Егоров, и в голове у него замелькали образы далеких городов: Марселя, Лос-Анджелеса, Гонконга, Сингапура. Каждый из них был по-своему уникален, но всех их объединяло одно – цивилизация! Силиконовая долина Европы, мировая фабрика грез, мировой финансовый центр, мировой сборочный цех – но там везде жарко и влажно, прямо как в Питере сейчас. К сожа-лению, а может быть и к счастью, от грустных, но прекрасных мыслей Егорова отвлек легкий порыв ветра, который сквозь аромат расцветающей сирени принес, доносящийся уже через уличные дворы запах сломавшегося туалета, откуда раздавалась речь сотрудников водоканала, состоявшая из смеси дикого смеха, непрерывного мата и громкого обсуждения увиденных деталей человеческих экскрементов.

Егоров готовился к очень важной встрече на следующей неделе. Высокие люди из Москвы, а именно из министерства высоких технологий, должны были заслушать доклад Егорова о его видении “развития высокотехнологичных инновационных проектов”. Секретарь Лена безуспешно пыталась дозвониться до тех самых высоких московских коллег, дабы понять ехать ее боссу в Москву или ждать гостей здесь. По всем внешним признакам казалось, что гостей нужно встречать. Ведь до сих пор еще никто из них не видел ни готовых лабораторий, ни помещений, ни прочих условий содержания будущих светил российской науки и технологий.
Казалось бы, все было готово. В будущих лабораториях еще не остыл запах итальянского лака, покрывавшего эксклюзивный паркет из массива красного дерева. Деревянные стеклопакеты, элитная мебель и хрустальные кружки для распития чая в свободные от творческих изысканий периоды – все было на высшем уровне. Даже туалеты хотели отделать мрамором, но потом сошлись на красном граните, дескать, слишком роскошно. А может проектировщики и строители  просто знали наперед, что при прорыве канализации фекалии текут одинаково как по мрамору, так и по граниту. А зал заседаний – это вообще за-гляденье. Находящийся на месте актового зала, он полностью менял представление рядового ученого о бесперспективности российского образования. Страна, способная ради ученых умов на подобные беспрецедентные расходы просто обязана иметь будущее, причем самое радужное. Скажем, похож он был на “дом ученых” на дворцовой набережной, по сравнению с которым Эрмитаж меркнет уже на самом входе. Проблема была совершенно в другой плоскости: не было ни инновационных проектов, ни, соответственно, людей, сии проекты развивающих.

Время подходило к полудню, и Егоров, немного разобравшись с текучкой вышел из кабинета на неутихающий зловонный запах. Перед глазами его предстала завораживающая картина. Пятеро рабочих, косо расположившись на пороге туалета и подоконнике соседнего окна не спеша курили. “Уработались” – подумал Егоров. Коричневая жижа при этом продолжала поступать на мраморные полы.
 - Уважаемые, - на тяжелом выдохе обратился он к великолепной пятерке работников аварийной службы – “чего делать-то будем? Сидите чего? Может помочь чем?” – уже саркастически сказал он.
 - Так обед уже – ответил старший работник. “А тут… Так это… Труба фановая неправильно вставлена была с самого начала, вот и прорвало ее под напором.”
 - Напор-то откуда? – недоумевая спросил Егоров.
 - А там, через двор сегодня строители котлован для нового дома копали и на магистраль нарвались. Там так ливануло! – и естественная улыбка обнажила все 26 позолоченных зубов бригадира, чем подтолкнула его коллег к воодушевленному обсуждению произошедшего. “Ну вот, бригада выехала, смотрят, а там… ну, в общем, только перекрывать надо. Ну, магистраль и перекрыли. А дальше, утро, сами понимаете, народ, пошел… А там пробка… Вот и долбануло у Вас как в слабом месте”.
- А резервный канал? Любая магистральная труба дублируется. Я сам прорабом начинал, еще хрущевки в московском районе строили, подключали ко всем сетям. –
 - Резервный канал заварен был еще в прошлом году. Там, вон, если знаете, рядом с ледовым дворцом дом строят сейчас. Год назад сваей пробили. Заварили, собирались отвод строить. А там метро вокруг, надо у метростроя разрешение получать. Месяца два провозились, получили рекомендацию прокопать глубже, чтобы под эскалаторами прошло. Начали копать и экскаватором сило-вой кабель перебили, что от подстанции шел. Метро, помните, в прошлом августе встало? Так вот это мы были! – с гордостью разъяснил старший рабочий. “Ну а потом, сами знаете, как у нас бывает. Отозвали бригаду, стали разбирать-ся. А других бригад не было, август, в отпусках все. Когда снова вернулись, разрешение оказалось недействительным. Пока новое получали, уже декабрь, замерзло все”.
 - М-да, - крякнул Егоров – Вы правы, я совсем забыл, где живу. Так что делать-то будем?
 - Трубу менять надо – протяжно вздыхая ответил один из рабочих. – Вот, и саму трубу, и крестовину.
 - Так в чем же дело? Меняйте! – уже немного на взводе сказал профессор. “Тут-то что мешает”?
 - Ну что Вы ругаетесь – спокойно ответил старший, глядя исподлобья на Егорова и немного ехидно улыбаясь, чувствуя явное превосходство по ситуации. “Во-первых, нет крестовины и трубы, их заказывать надо за неделю, у нас правила такие. Во-вторых, поменяете только у Вас на этаже, прорвет этажом ниже. Там ведь такие же спецы работали, мы посмотрели уже. То есть надо менять весь стояк, начиная с подвала. А это уже заказ другой, на более длительное время, с инструментом другим. Нам потом с начальством объясняться”.
 - Что Вы несете, уже на повышенных тонах начал Егоров – в округе четыре строительных гипермаркета. Там есть любые трубы, крестовины, стояки, инструменты, что Вам там еще нужно? Заказ другой, хорошо, оформлю, позвоню, куда звонить?
- Позвонить можно, но денег на материалы нет. Бухгалтерия в отпуске, да и вообще, наличные за сутки выписать можно, не быстрее.

Егорова переполняли чувства. Он прекрасно понимал, чего хочет него сантехник – денег. Но он также прекрасно понимал, что доход этого самого сантехника намного превышает доход его, заслуженного работника науки РСФСР, СССР и России. Хотелось взять кусок этой самой фановой трубы и огреть зарвавшегося пролетария по лбу. Но также было понятно, что застигнутый врасплох техногенной стихией, ставшей результатом разгильдяйства этих же самых людей, он, тот самый заслуженный был в полной их власти. Спросят-то все равно с него. А правду искать где-то на стороне – безнадежное дело.
 - Сколько? – тихо спросил Егоров, поморщив лоб.
 - Десять, – ответил бригадир.
 - Если да, то до шести управитесь? –
 - Ну, это как посмотреть? Нас пятеро всего, работы много -.
 - Если нет, то нет вообще. – изнеможённо ответил Егоров. “Некрасиво, мужики, на ситуации зарабатывать. Видите же, ЧП!”.
 - А когда Вы простужаетесь, Вы в аптеке лекарство тоже бесплатно просите, что ли? На жизнь жалуетесь, да? – проявил чудеса философской мысли рабочий и посмотрел на коллег. Коллеги, молча улыбаясь, переглядывались. “Ладно, договорились. До шести успеем, ну, может быть чуть больше. Только из уважения к Вам. Вход на этажи оставьте открытыми, пожалуйста”. С этими словами все пятеро быстро поднялись и вышли с этажа.
“Черти-что” – подумал Егоров. “А ведь прав он в чем-то. Когда аспирин покупаешь, деньги тоже за него платишь! А ОРЗ может такое осложнение дать, что вообще умрешь. Но не объяснишь ведь это аптекарю, у которого есть задача от А до Б, и который получает свою копеечку с каждого проданного аспирина, анальгина или Виагры. Хотя, с Виагры больше, наверное. А еще больше со средства для поноса после чрезмерного поедания шашлыка… Вот этим-то поносом нас сегодня и залило… Круговорот денег получается… Не заплатил бы кто-то за таблетки для поноса, не пришлось бы мне сантехникам платить… Выливаться ведь нечему было бы”. В этот моментЕгоров одернулся. “Да, докатился”. И с этими мыслями он подошел к Лене.

“Лена, прозвоните, пожалуйста, все этажи, чтобы двери для рабочих открытыми оставили для свободного прохода, а я пообедать пойду”.

На улице был яркий солнечный, уже совсем летний день, и людей пронзало то самое близкое к эйфории состояние, когда бурлящие весенние гормоны за-ставляют жить, дыша полной грудью, и энергия летнего солнца рождает грезы о подвигах в период отпусков и выходных в шезлонгах перед тарелками сочных свежих фруктов. В северном Петербурге начало лета – особая пора. Инстинктивное стремление каждого живого существа схватить редкий лучик света и вкусить порцию тепла заставляет жителей покидать свои бетонные коробки и устремиться на природу для гармоничного соединения с ней. Пятница в эту пору воспринимается как начало чего-то бесконечно долгого и прекрасного, как момент падения оков, в который человек вдруг ощущает, что до свободы остались считанные часы, минуты, секунды, мгновения. И ощущение это неистово суживает сознание. Все вокруг кажется мизерным, жалким, а взгляд и мысль сливаются единым узким лучом, направленным к той самой незыблемой точке, когда кончится все, и можно наконец-то будет сказать… “до понедельника”.

С такими мыслями Егоров не торопясь шел к традиционному обеденному месту – одной из шаверм, словно кольцом, опоясывавших станцию метро “проспект большевиков”. Взяв привычный “бизнес-ланч” за 150 рублей, салат в виде мелко нашинкованной капусты, борщ из пакета-концентрата, ароматную шаверму на тарелке и чай из пакетика, Егоров принялся искать глазами свободное место. И радости его не было предела, когда место неожиданно нашлось рядом с его бывшим коллегой еще по работе в секретном КБ Ленинца – некогда светлой головой, руководителем направления радиационностойкой микроэлектроники, а ныне подрабатывающим сторожем на стройке прямо здесь, недалеко от метро. Коллега, которого Егоров по старой памяти называл “Саныч” тоже увидел старого знакомого “Василича” и всем своим видом показал, что взаимно скучал по родственной душе.

- Сколько лет, Саныч, приветствую, дорогой, - нежно и по-дружески обнял бывшего коллегу Егоров. “Давно из отпуска? Месяц не видел тебя”.
- Привет, Юрий Василич! Да, решил немного отдохнуть. По старой привыч-ке, в Ессентуки, на нашу базу. Там как-то все по-прежнему, молодость все до-гнать пытаюсь, - немного хрипя рассмеялся Саныч. “Как инновации-то твои? Недавно по телевизору опять рассказывали, дескать, у нас, тут, да и лучше всех, да самые первые, да инновации спасут… Аж наши будни вспомнил, собрания парторга”!

- Не говори! Не перестаю убеждаться, что история по спирали развивается, и наша страна быстрее всех. Только действующие лица меняются. И со стороны кажется, что мы как-то незаметно для самих себя весь исторический цикл проходим, и снова очухиваемся в той же точке. А весь мир вокруг недоуменно глядит на нас и спрашивает: как это они так быстро, так быстро, и все на том же месте? Вот они – инновации”. Егоров грустно приступил к борщу, отведя глаза от собеседника.

- Совсем грустно?... Эх, Василич, - понимающе произнес Саныч – и зачем те-бе все это надо? Я уже давно все понял, что отработал свое, сделал, что смог для нас для всех. А то как воспользовались этим, так это разве нам с тобой решать? – и он тоже приступил к первому блюду, коим являлся у него гороховый суп с незамысловатым запахом чуть подпорченных копченостей.

- Ты знаешь, я никогда не мог смириться с тем, что результат, приносимый мной никому не нужен. Ну, не получается у меня! Сущность другая! Мои мне в один голос твердят, мол, дедом уже стал, а все норовишь кого-то обогнать, перегнать, сделать, решить! А я, понимаешь, смотрю, уже 60 мне, и тут предложение такое – что-то создать из ничего. А бюджеты какие у них! Ты же видел нашу контору?! Это тебе не Ленинец родной – тут он отвлекся от борща и вожделенно посмотрел на товарища. “Не может быть, чтобы все это было зря. И я верю, что там понимают, что без науки, без нововведений нас не будет через десяток-другой лет. Ну, представь, выкачаем все, и откуда деньги брать будем? Только из технологий, только из мозгов. Они ведь у нас есть! Они никуда не делись! Только применения своим знаниям не находят. А мы… Я соберу их здесь, в одном месте, талантливых физиков, гениальных математиков, выдающихся молодых химиков… А кто-то в других городах соберут вокруг себя биологов и медиков, литераторов и искусствоведов, социологов и философов. Мы вместе создадим новое общество – общество мыслящих людей, тот самый пласт, который вымыли вечные катаклизмы…” – тут Егоров одернулся.

Саныч неистово дергал его за рукав. Пара лиц кавказской национальности в кожаных куртках недобро смотрели на их столик, о чем-то полушепотом переговариваясь. Бармен ехидно улыбаясь, посматривал на Егорова и что-то говорил официантке. Люди вокруг, явно не соответствовавшие Егоровскому описанию нового молодого поколения, кидали в его сторону разные реплики типа: “во, торкнуло мужика” или “слышь, ты, че против народа что ли, интеллигент, ебть”.

- Тише, Юра, нарвемся сейчас, не надо – сказал Саныч. “Оглянись вокруг, ты сам-то поверил в то, что сказал? Или может быть, ты их собрать вздумал под крылышко свое” – добавил он шепотом, оглядев местный контингент. “Успокойся! Любишь дело, считаешь его правильным, так делай. Я так просто… Немного в другом мире вращаюсь. Для меня то, что вокруг – интеллигенция. Хочешь на пролетариат посмотреть – забегай на стройку” – и улыбнулся.

- У меня сегодня ЧП просто приключилось. Прорвало то, что твои строители сваей перебили. И с самого утра все, даже солнце, небо и чудесный ветерок пы-таются разбить мою самую заветную мечту… И ты туда же -. Егоров отодвинул миску с борщом и принялся за шаверму. Что-то было в ней завораживающее. Пережаренное растительное масло почему-то напоминало по запаху и вкусу те далекие молодые годы, когда сам Егоров, коллеги, под руководством того само-го Саныча выезжали на природу, на озера и жарили там с таким трудом добытый по блату бараний шашлычок. А картошка фри? Нет, сейчас это была не картошка фри. В дыму сигарет, запахе пива и все того же пережаренного масла это была печеная картошечка из того же самого времени, самого золотого времени, когда у человека была возможность быть самим собой и творить то, чему он учился пять или шесть лет. Егоров мечтал подарить это же время, эти же чувства и эмоции, плюс возможность делиться своими открытиями и достиже-ниями со всем миром, и черпать знания из мирового разума. Он мечтал сделать новое поколение людьми мира, гражданами всего земного шара, не знающих границ и преград на дороге к осуществлению заветной мечты. Его инноград со смешным именем ПУХОВО был просто точкой на карте огромного мегаполиса. Но из точек таких Егоров мечтал построить линию – новую линию, способную, как метлой навести порядок и восстановить давно утраченное природное соотношение разума и силы.

Закончив обед, старые приятели вышли из шавермы. На улице уже припекало июньское солнце. но шум напряженного перекрестка и близость станции метро никак не давали сосредоточиться на прекрасном.

“Может, пойдешь ко мне?” – спросил Егоров Саныча. “Как-никак, наукой занимаемся. В перспективу я верю, не может ее не быть при подходе таком серьезном. Моим замом, например, если не побрезгуешь, как бывший начальник” – улыбнулся по-дружески Егоров.

“Юра, ты как романтиком был, так романтиком и остался! Неужели ты думаешь, что будь у меня хоть на миллиграмм веры, я бы на стройке сторожем подрабатывал? Нет веры, и все тут! Могу я взять немножко твоей, но эта вера есть и будет твоя. И настроит меня твоя вера на победу, а победы не случится, как и всегда у нас. Что мне делать? В петлю? Под поезд? Но ведь твоя вера, так? Зна-чит и ответственность на тебе. Готов?” – и пристально посмотрел Саныч на Егорова. Но был это уже не Саныч… а Евгений Александрович Покровский, руководитель направления, идейный вдохновитель и безумно мудрый человек, всегда знающий где остановиться. И Юрий Васильевич Егоров, вечный идеалист, задорный даже в свои шестьдесят, даже сейчас спорящий со своим начальником, но, как и на протяжении долгих лет совместной работы на Ленинце, будучи не в силах возразить прагматичным жизненным аксиомам, на мгновение показавшимся из тумана грез о великом.

- Ладно, Юра, мне пора. А то кто-нибудь доску украдет, а мне отвечать. Вот на том и стоим. – грустно пробормотал Саныч.
- Я тут каждый день от 12 до часу обедаю, так что увидимся еще. Счастливо. – бывшие коллеги обнялись, Саныч пошел на стройку, а Егоров к банкомату снять столь необходимые ему десять тысяч рублей, которые должны избавить его, и не только его, а весь ииноград ПУХОВО от излияний человеческих нечистот.

Надо отдать должное сантехнической группе из пяти человек. К моменту возвращения Егорова в ИННОГРАД зловонная жидкость уже не поступала на крыльцо. Автомобиль-фантом из прошлой жизни, перегородив проезд, стоял во дворе. Работа кипела. Маркс работал как никогда – эффект личной заинтересованности проявился как нельзя кстати. Никто не курил, не сидел, а напротив, предвкушая заработок все пятеро бегали, крутились, примеряли какие-то трубы и искренне радовались очередному успеху, как то сварка двух пластиковых патрубков или удачный слив унитаза в свеж установленную фановую трубу. Но как-то пустынно было в иннограде. Лена, встретив Егорова с улыбкой передала ему ключи. “Все ушли, Юрий Васильевич. Сказали, что ЧП и можно идти до-мой. Так по закону положено. Я Вам нужна сегодня еще?”. Поняв безвыходность ситуации, с одной стороны, и ощутив теплые отцовские чувства с другой, Егоров ответил - “Идите, Лена. Телефон на меня переведите”.
Рутина работы в отсутствии секретаря состояла в ответах на бесконечное количество бесполезных звонков.

Думая о мемуарах, Егоров ставил сей процесс во главу угла, видя в нем основную характеристику эпохи. Звонили от городского законодательного собрания, администраций губернатора, правительства, причем областного, городского и федерального, с решительными просьбами немедленно утвердить проект, а не то проблемы будут. Самые изобретательные объявляли себя только что избранными, победителями в конкурсе на эксклюзивную разработку чего-то там, что об этом объявят сегодня по первому каналу в вечерних новостях. Всех интересовало открытие финансирования своих “инновационных” разработок, что напрямую зависело от подписи Егорова, который должен был поставить финальную экспертную оценку проекту после сбора печатей и подписей серьезных и компетентных организаций, борю, советов, комитетов и даже секретариатов.

Наличие подписей всех и вся означало одно – деньги есть, и компетентные учреждения готовы их тратить. Проблема была в содержательной части, ответственность за которую и имел Егоров. Три стеллажа в кабинете были уставлены толстыми папками с названиями “инновационных” проектов. Половина была вечными двигателями, основанными на замкнутости вселенной. Другая половина пестрила генераторами с КПД от 500 до 1000 процентов, синтезаторами топливных элементов из атмосферного воздуха, системами передачи данных с неограниченной скоростью, материалами, различными бытовыми приборами и устройствами, призванными облегчить жизнь простого российского гражданина при не потреблении энергии, чтения мыслей и так далее. Еще одна, отдельная категория проектов была основана на патриотических чувствах изобретателей. Предлагалась из отечественных комплектующих дублировать ведущие мировые высокотехнологичные новинки. Это была единственная ветка, которой хоть как-то можно было доверять. Расчёты показывали, что творения Стива Джобса могут быть повторены на российской элементной базе через 15 лет, с инвестициями порядка 20 триллионов американских долларов и созданием нормальной инвестиционной атмосферы и условий труда. Тогда вероятность выполнения проекта становилась более 50%. На эти проекты Егоров смотрел грустно. А грусть была за людей, которые еще не разучились считать, не верили тому, что рассказывают с экранов телевизоров, и смотрели на жизнь более, чем реально, но при всем при этом никак не могли согласиться с происходящим. Хоть через 15 лет, но свое, родное, что может запустить маховик машины преодоления гигантской технологической пропасти, в которой оказалась страна за 90 лет управления потомственным быдлом из страха за собственную шкуру и стыда за собственную безграмотность, истреблявшем каждого, кто хотя бы теоретически мог представлять опасность для их беззаботного существования. Была идея даже создать клуб безнадежных романтиков, возглавить который Егоров собирался на пенсии.

Приближался вечер. В наполненный солнцем кабинет Егорова вбежал ра-достный бригадир сантехников.
- Принимай работу, начальник – улыбаясь сказал он. “Все сделали, как и договаривались: трубу, крестовину. Жить можно. Годика два еще. Потом, глядишь, до магистрали доберутся и вообще ничего не надо будет делать”.

От бригадира сильно разило паленой водкой с чесноком. “Отмечаете, что ли?” – спросил Егоров. “Пятница” – растянуто ответил бригадир и выдохнул так, что чуть не захмелел сам Егоров, стоя в метре от него. Уборщицы, единственные оставшиеся по случаю форс-мажора сотрудники иннограда, уже вовсю мыли полы. “Одной проблемой меньше”, – промелькнуло в голове Егорова. “Скажите” – обратился он к бригадиру – “не прорвет снова? Можно верить Вам?”.

“У Вас не прорвет” – засмеялись сантехники. “В другом месте, наверное. Но сегодня уже не наша смена будет. Пусть и те поработают”.

На этом Егоров вручил сантехникам деньги, попрощался с ними и вернулся в кабинет. Время приближалось к шести, и наконец, средь бесконечной череды бесполезных звонков от министров и замов раздался тот, которого Егоров ждал больше всего.

 - Юра, привет, Поплавский беспокоит – сказал знакомый и судьбоносный голос из трубки.
- Привет, Борис Дмитриевич. Готов к Вашему визиту полностью. Кого, где и когда встречать? –
- Слушай, у нас изменения существенные. Тебе надо будет во вторник приехать к нам с докладом о развитии технологических инновациях в России, применимо к фундаментальным исследованиям - .
- Это что за доклад еще? Хотели же смотреть как организовано все, рабочие места, техника, условия. –
- Никто не поедет смотреть твою богадельню. Я поручился, что все нормально, работа ведется по плану. Этого оказалось достаточно. Рассказывать будешь не мне, я итак знаю как у нас с инновациями дела. Возможно, сам будет. Все, не могу говорить больше, извини. До вторника. –

“Да-да”, - произнес Егоров, услышав короткие гудки в трубке. “Вторая проблема решилась. Инновации от дерьма отмыли. Теперь есть что начальству показать”. Егоров иронично усмехнулся. Он еще успевал на семичасовую электричку в Девяткино. На дачу! Сегодня же пятница! Прав был главный сантехник, черт бы его побрал, хапугу! На то она и пятница, чтобы начать думать о вселенском и вечном, до понедельника, когда снова засосет рутина инновационного беспредела, правового коллапса и морального экстремизма, граничащего с реальной уголовщиной, если ответственное лицо дрогнет под натиском именного министерского авторитета, и миллионы нефтедолларов потекут на разработку вечного двигателя или колонизатора межзвездных пространств.

Поток людей стремительно двигался в сторону метро. В воздухе царила пятница, а именно ее самая приятная, вечерняя часть. Очереди в пивные ларьки, повсеместно группки людей с пивом и шавермами о чем-то громко и нецензурно беседуют, запах сирени, особенно приятный в пятницу вечером, согретый июньским солнцем пьянил сильнее любого пива. Хотелось петь и танцевать прямо на улице. Каждому хотелось. Жаль, что скукоженные сознания офисных клерков впитавших с молоком матери тезис “быть как все”, не давали прохода эмоциям. Убрать бы “доминирующий тезис” эпохи ушедшей и дорожка превратилась бы в вальсирующий поток ярких интересных личностей, способных творить и созидать.

Егоров обернулся и посмотрел на давно опустевший инноград ПУХОВО. “Отдыхай, набирайся сил” – обратился Егоров мысленно, как к живому – “много работы нас ждет. Скоро уже, скоро”. Солнечный зайчик проскочил по золо-тистому названию иннограда. Егоров улыбнулся и вошел в двери вестибюля метро.

Уже вечером на даче, сидя на кресле под пледом перед кружкой чая с лимоном, Егоров узнал из вечерних новостей, что рядом с инноградом прорвало канализационную трубу. Он узнал и автомобиль-фантом, и бригаду, а также, что коммуникации района находятся в плачевном состоянии, и что создана комиссия под руководством главы района по выяснению причин аварии, и даже кто-то рангом повыше аварию на личный контроль взял.

Егоров отхлебнул чаю, улыбнулся и задремал…