Одиннадцатиклассные рассказы. История первая

***
Три часа ночи, в ушах звенит, в голове Высоцкий, одна и та же строчка, много-много раз – «здесь раньше вставала земля на дыбы, а нынче гранитные плиты». Полумрак комнаты, желтый фонарный свет бьёт сквозь шторы. Холодная постель. И воспоминания – волна за волной – накатывают. Это был обычный день, перешедший в такую же обычную ночь. Вот заметка в ЖЖ о Севастополе – такое светлое, настоящее, теплое ощущение, так и тянет Крапивиным, пионерами, счастливым детством. Да, вот было время – в восемь Хрюша со Степашкой желали тебе спокойной ночи, ты ложился и спал. А сейчас – три часа, а сна ни в одном глазу. А глаза устали. Ну еще бы – целый день не отрывались от экрана нетбука – то новости, то аська, то сайт «В Контакте», то ещё какая-нибудь ерунда. Ага, был еще фильм. Неприятный. И когда в конце героиня осталась ни с чем, даже легче стало. И от этого фильма почему так сдавило сердце, и дышать стало труднее, и руки – руки не находили себе места. И эти эмоции, их нужно было куда-то деть – выплеснуть, выбросить, высказать. Ну вот, хоть сейчас стало легче. А Высоцкий спорит – «но разве от этого легче».


***
Будильник, опять эта шарманка, ну хотел же сменить мелодию, забыл. Резко сел, выключил эту заунывную музыку. 6-30. Вот чёрт, сегодня же ко второму уроку, почему ж опять не перевёл будильник?! Обратно спать? Нет, чего уж там, встаю…

Пока собирал портфель, обнаружил, что тетрадь по алгебре кончилась. Открыл нижний ящик стола, стал рыться. Среди новых одинаковых тетрадок, купленных оптом года два назад, затесалась одна потрепанная. Открыл – да это же дневник, вел когда-то, потом бросил. Так, посмотрим, среди многочисленных записей снов, жалоб на учебу и быстро заканчивающиеся каникулы нашлась и такая – 2005 год, первое воскресенье марта: «решил начать делать гимнастику с утра и после школы, прямо с понедельника». Ха, вот ведь… четыре года прошло, а до сих пор не делаю, а сколько раз уже так «решал начать».

Выходя из квартиры, подумал – ведь каждый гребанный день одно и тоже – те же лица, те же мысли, те же действия. Как же это бесит, выводит просто! Ааааы! Всё! – хотя бы этот день проведу по-другому. И закрыл дверь на нижний замок, хотя всегда закрывал на оба.

Вышел из подъезда, свернул под арку в соседний двор, Никиш уже ждал. «Привет», - сказал я. Он удивленно вскинул брови и неуверенно, как бы с вопросом в голосе буркнул – «привет». Дело в том, что мы никогда не здоровались и не прощались, а при встрече будто продолжали один, бесконечно длящийся разговор.
- Стих выучил?
- Да, нашёл кое-что интересное у Северянина, вот Нина Егоровна удивится!
И вместе с этими словами пришла в голову идея рассказать совсем другое стихотворение.

«Разумовский, а что вы нам приготовили?» - спросила русичка. Маяковский, - гордо ответил я. «Ну, пожалуйста, порадуйте нас своим прочтением». Я встал, одернул свитер, выпрямил спину, откашлялся и начал громким и резким, грубоватым, словно не своим голосом, размеренно и чётко:

Вам, проживающим за оргией оргию,
имеющим ванную и теплый клозет!
Как вам не стыдно о представленных к Георгию
вычитывать из столбцов газет?

Знаете ли вы, бездарные, многие,
думающие нажраться лучше как, -
может быть, сейчас бомбой ноги
выдрало у Петрова поручика?..

Если он приведенный на убой,
вдруг увидел, израненный,
как вы измазанной в котлете губой
похотливо напеваете Северянина!

Вам ли, любящим баб да блюда,
жизнь отдавать в угоду?!
Я лучше в баре бля…

«Достаточно, достаточно», - уже не первый раз повторила Нина Егоровна, менявшаяся в лице по мере прочтения. «Но я хочу закончить», - почти крикнул я. «В классе помимо тебя ещё 25 человек, я должна всех успеть послушать», - слегка покраснев, строгим тоном отчеканила русичка. Я сел, коленки тряслись, сердце бешено ухало, руки опять не находили себе места, то листая учебник, то поправляя часы на руке. «Неужели ничего не будет?» - думал я.
Как бы ни так, после урока Нина Егоровна взяла меня под руку и повела к директору на первый этаж. Что ж не к завучу, строгой, но лояльно ко мне относившейся Елене Вадимовне? Директор же был просто монстром, наводившим ужас одним своим грозным взглядом исподлобья и зычным низким голосом. В его кабинете я никогда не был, никогда не говорил с ним тет-а-тет. Все когда-то бывает впервые, «но разве от этого легче».

Дойдя до двери кабинета, Нина Гавриловна резко остановилась, повернулась ко мне, ещё больнее сжав локоть, и прошипела – «чтоб больше таких выходок я никогда не видела, понял?!» Я, конечно, понял, о чём тут же промямлил, виновато опустив голову.

Дальше была алгебра. Я зашёл в класс, разговоры тут же стихли и все бросились ко мне – молодец; ну ты, Андрюха, дал джазу; что сказала?; куда водила?; и тому подобное. Довольный собой, я рассказал байку, как директор долго пилил меня знаменитым взглядом, и пригрозил позвонить вечером родителям. Бросив взгляд на Полину, которая даже не повернула голову, я подошёл к Никишу. И на фига? – не разжимая губ сказал он, и посмотрел мне в глаза. Я растерялся, на этот простой вопрос у меня не было такого же простого ответа. Ну не буду же я сейчас ему объяснять, что решил (в очередной раз) изменить свою жизнь. Поэтому я просто пожал плечами, спросил, о чём говорили без меня, выслушал его сжатые, ленивые комментарии и пошёл на место.

Первая парта второго ряда. Она уже сидела на месте. Она – это Полина, девочка которую я люблю. Или не люблю. Я не мог ответить и на этот вопрос. Я не знал что такое любовь, в книгах и фильмах всегда понятно, а в жизни – пойди разберись. Когда она бранилась с Максом или заигрывала с Игорем, и уж тем более, когда она чмокала его в щёку, моё сердце просто сжималось, что-то внутри меня яростно протестовало – «нет! Почему не я, ну почемууу?!» А вот когда я думал, о том, что я буду делать, если она ответит взаимностью, о чём с ней говорить (ведь у нас так мало общих интересов). И поэтому ничего не делал, просто ждал, и снова мучился, глядя, как она кладёт голову Игорю на плечо.

Я сел рядом, она бросила недовольный взгляд в мою сторону и спросила – «учебник есть?» Конечно у меня был с собой учебник, как и всегда. Тут подошёл Макс – «ага, Полинка, опять забыла. Я ж говорил, что башка у тебя дырявая!» И их ежедневная словесная баталия вновь развернулась. И в чём только они не упрекали друг, ругаясь самозабвенно и энергично. Иногда казалось, что им и зрители не нужны. Но Макс работал на публику, он не мог без внимания. А Полина, Полина просто любила его, в чём боялась признаться даже себе, но не побоялась признаться лучшей подруге, которая после одной из ссор написала эту новость на стене группы нашего класса «В Контакте». Новость тут же удалили, но я успел её прочитать, может и не я один (особенно учитывая, как многозначительно сейчас глядит на них Никиш). Чтобы отвлечься от Макса и не терять форму, Полина всё время крутила с кем-нибудь шашни. Сейчас это был Игорь, неглупый красивый парень. Но он не понимал, что она его не любит, принимая все её поцелуйчики и обнимашки за чистую монету.

Я сидел молча, не замечая разворачивающейся вокруг перепалки по поводу цвета Полининой кофты и степени дырявости её головы, и думал – «а может сегодня именно тот день, когда надо уже наконец взять себя в руки и сказать ей, сказать всё – и как я её люблю, и что она любит Макса, и я об этом знаю, и знаю что ему-то это всё равно, и что Игоря она зря мучает. Просто взять и сказать. И будь что будет». За этими размышления прозвенел звонок, и вошла Наталья Константиновна.

Сам урок я помню плохо, учебник лежал посередине парты, и, пользуясь этим, я то и дело поглядывал на Полину. Она просто магическим образом притягивала меня. В Полине было прекрасно всё – низкий, картавый голос, пшеничные длинные прямые волосы, тонкая, монолизовская улыбка, голубые, ясные, пусть и немного холодные и надменные глаза, но в них иногда точно вспыхивал огонёк – огонёк надежды, умиротворения, тепла; и пластика – кошачья, даже нет, скорее пластика львицы. А, впрочем, какая разница, как она выглядит, и за что я её полюбил. И разве любят за что-то?

И тут меня вызвали к доске. «Андрюша, давай, я думаю тебе это уравнение по силам», - почти с нежностью, которой я жутко стеснялся, сказала Наталья Константиновна. Я встал, взял мел, посмотрел на доску и принялся писать. Решение заняло всего шесть строчек. Подчеркнул ответ и молча сел. Учительница была явно поражена, она сняла очки, потом снова надела, подскочила к доске и нервно улыбнулась. Макс громко спросил – «ну и что сложного в этих уравнениях, вы нас пол урока пугали, какие-то алгоритмы объясняли, а тут делов-то на шесть строк». Класс одобрительно загудел. «Видите ли в чём дело», - всё ещё улыбаясь, начала оправдываться Наталья Константиновна, - «ведь не каждый из вас Андрей Разумовский, и на ЕГЭ вы не сможете так же решить. Андрюша нашёл очень оригинальный ход, вот посмотрите». И она принялась что-то писать поверх моего решения, нудно и много объяснять, снова вспомнила свой алгоритм, всю доску в итоге исписала своими ровными прямыми цифрами, которые резко контрастировали с моими – наклонными и прыгающими. Я уже не слушал, что говорит учитель, я смотрел на Полину, которую моё гениальное решение нисколько не впечатлило. Она прошипела – «лучше бы не выпендривался, а решил как полагается, вечно ты так – пол уравнения в уме, а мы тут сиди и думай, умник нашёлся». В этих словах было столько неподдельного раздражения, что мне захотелось послать её куда подальше.


***
Будильник, снова затянул заунывную мелодию, ну хотел же сменить, забыл…
Вышел из квартиры, закрыл дверь на оба замка, бегом спустился по лестнице. Свернул под арку, Никиш как всегда уже ждал. «Как тебе новая песня Muse?» - не здороваясь, спросил я. «Да ни чё так, соло слабовато», - с облегченьем улыбнувшись, ответил друг…