Письма из-под земли - детектив

Кузиманза Д Д
   
  ПИСЬМА ИЗ-ПОД ЗЕМЛИ
  (детектив)
   
  Олег Шамов, юрисконсульт корпорации "Жесть", отлучился из душного кабинета "на минутку".
  Стояла хорошая погода, и он спешил насладиться знакомым и незатейливым очарованием близлежащего скверика: пять деревьев, урна для мусора, три куста сирени и, под самым густым из них, колченогая, замшелая скамейка. Эта зелень (в городе как раз выдалась весна, всё зеленело и даже местами цвело) окружена была живой изгородью, с истинно урбанистической сообразительностью нафаршированной пустыми сигаретными пачками, бутылками и другими упаковками из-под предметов первой необходимости. Со стороны "Жести" в сквер попадали по выщербленным ступенькам лестницы, а с набережной - через узкий пролом в изгороди, который хитро маскировался от стражей порядка большим, дырявым зонтиком.
  Итак, Шамов сел на скамейку и скрылся от чужих взглядов за изгородью и густым, большущим кустом сирени. Любил здесь сидеть, курить, созерцать природу, дремать.
  Особенно интересно было отодвинуть зонтик и наблюдать за движением ног людей вверх и вниз по набережной. Неторопливо и устойчиво шагали ноги в солидных, удобных ботинках. Стремительно пробегали остроносые, блестящие туфли и кроссовки. Изящно семенили и прицокивали туфельки и сапожки на высоких каблучках. Туфельки Шамов любил больше всего, потому что над ними часто открывались такие божественные ножки, что язык не поворачивался назвать их нижними конечностями.
  Но сегодня знакомые окрестности повели себя странно. Сначала за спиной Шамова что-то скрипнуло, потом земля содрогнулась от сильного удара, и раздалось протяжное "о-о-ох".
  "Забор на металлолом разбирают, - брезгливо подумал Шамов. - Нигде от них покоя нет... Постой-постой, какой металлолом? Изгородь-то живая!!! Да и стонут совсем близко". Он поднялся со скамейки и подозрительно всмотрелся в непролазную сирень. Куст болезненно закряхтел и опять ойкнул.
  - Кто там? - позвал Шамов, чувствуя себя немного идиотом. - Э-э-эй?
  - По-мо-ги... те... - ответил куст и опять закряхтел.
  В недрах зелёного насаждения страдал человек, и Шамов немедленно приступил к спасательной операции.
  Сначала он ретиво ломанулся в куст, но тот успешно отбил нападение, порвал Шамову рубашку и отшвырнул его на прежние позиции. Угомонившись, Шамов взялся за ум, то есть энергично почесал в затылке и стал обходить куст по периметру под непрерывнон жалобное кряхтение. В конце концов обнаружился небольшой лаз со свежеобломанными ветками. Пробираться пришлось на четвереньках, но то, что Шамов увидел, стоило затраченных усилий.
  Большущий ржавый ящик - что-то вроде этажерки без полок - стоял, наклонившись, и его подпирал плечами и придерживал руками человек. Бедняга уже не стонал, а только жалобно кряхтел сквозь шляпу, которая, от удара наверное, наделась по самые щёки.
  "Настоящая кариатида, - подумал Шамов. - Нет, мужского пола как-то по-другому называется. Но что это я? Человек надрывается, а я ударился в архитектурные излишества".
  Он кинулся вперёд и так энергично толкнул злосчастный ящик, что тот опрокинулся в обратную сторону. Страдалец был спасён, но замер в прежней позе, не подавая даже звуковых признаков жизни. Испуганный Шамов подхватил его под руки, выволок из куста, усадил на скамью и вернул старомодную серо-зелёную шляпу на полагающееся ей место - макушку гражданина. Потом закурил, чтобы успокоиться.
  Спасенный энергично вытирал пот с лица и шеи большим клетчатым платком и отряхивал одежду, поэтому Шамов расматривал его постепенно. Сначала заметил солидные седоватые усы, узкие щёлочки синих глаз, загорелое лицо. Наконец всё это соединилось в голову, которая увенчала жилистую фигуру, а та как раз выпрямлялась перед ним. Гражданин поднялся с некоторым усилием, но сказал довольно бодро:
  - Спасибо вам большое, добрый человек! Неплохая погодка, правда? Скоро акация зацветёт.
  Любопытно! В корпорации "Жесть" кто только не работал, но спасенный не походил на сотрудника. По крайней мере, сотрудники "Жести" во время рабочего дня не имели привычки подпирать в сквере ржавые ящики. А гражданин тем временем совсем отряхнул костюм от травинок и прошлогодних листьев, опять сел, сдвинул набекрень шляпу и посмотрел на сигарету в руке Шамова. Затем сосредоточенно кивнул, достал из кармана пожилой портсигар и массивную зажигалку, закурил, затянулся пару раз и протянул руку:
   - Иван Елковский.
  Шамов ответил на рукопожатие и улыбнулся:
  - Очень приятно.
  - Вы оттуда? - Елковский указал на сияющее под солнцем здание корпорации
  - Именно, кивнул Шамов. - А вы?
  - А я работаю для почты.
  - Почтальон?
  - Иногда.
  - Иногда? Мало работы, - понимающе кивнул Шамов.
  - Нет, я приношу письма только когда нахожу их.
  - Э? О? Это как?
  Елковский опять затянулся сигаретой и спросил:
  - Я уверен, вы читали или слышали, как письма попадают к адресатам через многие годы. Через десять, через тридцать. Обычные открытки, поздравления, письма, бандероли. По всякому бывает. Так это я.
  - Вы их...
  - Нет, - покачал головой Елковский, - не я их задерживаю. Наоборот, нахожу. И потом доставляю адресату. Если он, конечно, жив.
  Шамов привычным жестом заинтересованности потёр гладко выбритый подбородок:
  - Это как же? Скажем, лет десять назад я послал девушке письмо. Писал в нём, чтобы ожидала на вокзале в Калинкино. Что в шестнадцать ноль-ноль двадцать пятого мая приеду. И вот приехал, а её нет. Я звоню ей, возмущаюсь, что не встретила меня. А она в ответ: "Я ничего не получала". Я говорю, что послал письмо за неделю до встречи. Она говорит: "Не получала!" Я говорю, что написал и послал, и если она хочет со мной порвать, то пусть выдумает лучший повод, потому что я на этом перроне уже промок, а вокзал заперт на висячий замок! Она прерывает разговор... Так всё и кончилось скандалом и ссорой, потому что я не дал себе морочить голову.
  Он замолчал. Разоткровенничался перед незнакомым, как идиот. Почему?
  - Типичный случай, - добродушно кивнул Елковский. - Бывает и ссорятся. А спустя годы все видят по-другому.
  - Да, может быть. Недавно просматривал альбом с фотографиями, увидел её портрет и подумал: а вдруг письмо действительно не дошло? Так что же, иду на почту, там направляют меня к вам, да? А вы выясняете: письмо получено или не дошло, потеряли его, украли или мамаша её перехватила? Такая процедура?
  Елковский опять покачал головой.
  - Письмо, понимаете ли, это не какая-то там процедурная материя. Это скорее субстанция мечтательная, летучая, хотя и материализованная в виде бумаги, слов, марки, штампа...
  - Трупа... - вмешался Шамов.
  - Простите? - Елковский снял шляпу и положил рядом с собой. - О чём вы говорите?
  Шамов пожал плечами:
  - Ну, если это письмо с информацией о смерти. О том, что кто-то умер. Чертовски мечтательная вещь! Особенно, если исчезло по пути следования.
  - Вы не понимаете.
  - Так объясните яснее.
  Елковский показал рукой на сквер перед ними:
  - Вы знаете, что здесь было?
  - Только не говорите, что старое кладбище.
  - Нет. Причём здесь кладбище? У вас что-то еще случилось кроме ссоры с девушкой?
  - Нет, ничего, извините, - Шамов непривычно смутился. Мог швырнуть окурок в урну, встать и уйти. Но боялся, что не забудет этот разговор. Остался бы неразрешённым, неоконченным, а ему действовало на нервы все непонятое и неоконченное. Поэтому с любезной улыбкой обратился к Елковскому: - Прошу вас, рассказывайте дальше, мне очень интересно. - Даже обвёл скверик рукой, как бы отдавая его в полное распоряжение собеседника. Весь скверик и прилежащие земли до самой автостоянки перед зданием "Жести".
  - Нет, не было здесь кладбища, - продолжал Елковский. - Тут стояла телефонная будка. А на ней висел почтовый ящик.
  - Ах, вот оно что, тот ржавый ящик - будка?
  Елковский указал большим пальцем на куст за их спинами, откуда Шамов недавно его выволок.
  - Люди пользовались телефонными будками, потому что в домах не было телефонов. Или не хотели звонить при свидетелях. А на будку или рядом с ней часто вешали почтовый ящик: что не досказал - напиши. И это оправдывалось. Ну, а потом сами понимаете: электронная почта, мобильные телефоны, весь этот прогресс... Письма в почтовые ящики бросали всё реже, телефонные будки посещали считанные одиночки. И появились в них остатки пикников на троих, позже начала расти густая трава, затем высокая трава, потом кустики и кусты.
  - Погодите, простите! Траву и кусты я понимаю, но что это - пикник на троих?
  - Не знаете этого старинного обычая? Трое брали бутылку водки и шли на природу... уж, какая была. Но мог идти дождь или снег или неловко им было угощаться на публике. Там, в укрытии телефонной будки, все было удобнее и камернее. А в хорошую погоду они использовали вместо стола почтовый ящик. Немного высоко, зато на воздухе и уютно. Тем временем почтовая служащая приезжает забирать письма из ящика, видит этих деятелей, а они пьяные, физиономии нахальные. И она думает: "Заберу завтра, никуда письма не денутся". А назавтра на этом месте новые деятели или те же самые меряют ее взглядами. "Ладно, через неделю". А через неделю тех, возле почтового ящика уже не трое, а больше - весна, погода, природа зеленеет и оживляется, оживляются и деятели с бутылками. И тогда почтовая служащая в заботе о своем настроении и здоровье машет рукой на этот ящик: сколько там тех писем?
  - Да, я чаще звоню, - согласился Шамов. - А официальные письма в ящик не бросают, относят на почту. Опять же - "мыло". Я имею в виду электронную почту, - объяснил он удивленному Елковскому.
  - То-то и оно. А тем временем будка и ящик так срастаются с природой, что очередной сотрудник почты уже не видит ничего кроме ее одной. А раз не видит, то считает, что ящика нет. Как забрать письма из почтового ящика, которого нет? Никак! Ящик в кустах - это еще цветочки. Бывало, что на нем устраивали клумбу или каменный садик.
  - Неужели?
  - Вполне. Но там, под землей, могли остаться письма. Я их ищу и нахожу. Я феноменально везучий.
  - Сегодня особенно, - усмехнулся Шамов.
  - Да, повезло и сегодня, - Елковский достал из кармана порыжевший конверт. - Я на пустышку не ловлюсь.
  - Но как вы узнали, что там есть письмо?
  - Как? Очень просто! Слушаю, что говорят люди. В трамвае, на вокзалах, на вечерах тем, кому за тридцать (там много чего можно услышать), хожу в забегаловки, подхожу к выпивохам, слушаю, как вспоминают "а раньше было не так", стою в холлах фирм и гостиниц, - Елковский указал рукой на здание "Жести", заносчиво скалящееся блеском стали и стекла. - В этих воспоминаниях и разговорах нахожу забытые почтовые ящики. Заросшие, упавшие, засыпанные землей или мусором. И выручаю оттуда письма. Отношу их на почту, а те доставляют.
  Шамова явно мучили какие-то сомнения:
  - А другие способы? Есть другие?
  Елковский с готовностью кивнул очередной раз:
  - Есть! Иногда, знаете, иду к почтальону. Конфет принесу или бутылку поставлю, на начальство поворчу, вспомню старые футбольные матчи или артистов. Размякают иногда.
  - Письма размякают?
  - Нет, люди. Идут к шкафу, достают. Душистые такие конверты, до сих пор пахнущие французскими духами и шумными городами. Или конверты пузатенькие - раковинки в них с южных морей или простенькие янтарные брошки. Почтальон тоже человек, он тоже хочет, понимаете, почувствовать, прикоснуться. Весь мир близко, достаточно открыть конверт. Но нельзя. Так и хранят запечатанными, чтобы хоть иногда...
  - Открыть?
  - Что вы?! - возмутился Елковский. - Как можно открыть?! Нужно понять человека. Мечтает он или она, конечно, мечтает. О дамах, пахнущих шикарными духами, о ракушках, скрипящих под ногами на экзотическом пляже...
  - И вы забирали эти письма? - перебил его Шамов, которому беседа уже стала надоедать.
  - Забирал. Так нужно. Письма должны дойти до адресата. А те бедняги даже облегчение чувствовали, потому что, знаете, порядочные люди, только...
  Зажужжал мобильный Шамова.
  - Да? Конечно. Сейчас.
  Шамов охотно поднялся со скамейки, но напоследок не удержался от вопроса:
  - А тут есть еще ящики?
  - По моим сведениям - нет. Но я еще поброжу. Кто знает, кто знает...
  - Опасная у вас работа, будьте осторожней. Прощайте.
  - До свидания, - ответил Елковский.
  - Вы думаете? - вырвалось у Шамова.
  - Кто знает...
  Шамов нахмурился:
  - Мне кажется, вы знаете о каком-то письме. Адресованном мне, да?
  Елковский хмыкнул и, ловко отодвинув зонтик, скрылся за живой изгородью. Шамов только моргнул - и нет собеседника. Озабоченно покачал головой и вернулся в блестящее здание "Жести", к себе, на восьмой этаж.
  Давно уже забыл о снимке из альбома и неудачной встрече в Калинкино много лет назад. Думал совсем о другом. Буркнул на ходу секретарше: "Я занят", запер двери в кабинет.
  И кинулся к компьютеру.
  Торопливо открыл свой ящик электронной почты на корпоративном сервере. Томились там в папке "Отстой" неоткрытые письма. Как догадывался Шамов, заключали в себе робкие просьбы и вопросы, застенчивые пожелания и предложения, неловкие жалобы. Что-то должен был он для кого-то выяснять, организовывать, кому-то помогать. А ради чего? Мало у него других проблем? Если им так важны их проблемы, пусть приходят, записываются на прием, ожидают в коридоре - как полагается, как принято.
  Но этот Елковский... Ох, непрост!
  Шамов не стал долго раздумывать, решение принял быстро. Нажал "Удалить", потом "Удалить", и еще "Удалить", и "Удалить", "Удалить", "Удалить"...
  - Ну? - прошептал чуть слышно. - Где твоя удача, Елковский?
   
  2009