Моя одиссея в коротеньких рассказах

    Я сильно переживал, нервничал. Был  конец  октября, а наш сейсмоотряд, где я работал  шофёром  на водовозке, обслуживающей буровую установку, всё продолжал  свои изыскательские работы, хотя летний  сезон уже  закончился. Отряд должен был   вернуться на базу для проведения  межсезонного ремонта  оборудования и техники, но оставались не выполненными из-за погодных условий плановые работы. По этой причине, чтоб  не  возвращаться  сюда снова зимой, работа продолжалась ударными темпами.
   Нервничал же я потому, что скоро заканчивался очередной  призыв в армию и я  мог остаться до следующего  призыва. Так  получилось, что я  уже  пропустил один  год. Если еще сейчас отстану, то  получится, что мои сверстники будут  собираться на  дембель, а я только буду салагой.
   Но  вот  работы закончены, отряд возвращается  домой. База наша находилась в моем родном поселке. Уже  подъезжая  к  дому, встретил своего  старшего  брата, ехавшего верхом на коне нам навстречу. Спросил, куда это он направляется на ночь глядя? Он сказал, что мне  пришла повестка из военкомата о призыве в армию. Через две недели я должен  ехать служить. Потому он едет за мной. Всего в отряде набралось шесть призывников, да в поселке леспромхоза человек пять. Поэтому совместно устроили нам торжественные  проводы в клубе. Пожелали нам всех благ, удачи  воинской, сделали подарки на память. Начальники наши рассказали о нас какие мы есть. Я даже не догадывался, что мы такие хорошие. Стали дожидаться  дня  отправки. Всех  отправили  раньше, кроме меня и моего соседа-Ивана.
   Наконец  наступило  утро  нашего дня. В своей семье  я уезжал служить уже третий, так - что мои родители относились к этому событию, как к чему-то рядовому. Поэтому не было ни плача, как это водится, ни гулянки. Встал, оделся, поел и пошел Ивану. А у Ивана гульбище, целый  дом гостей. Мама - тётя Таня и меньшие братишки  не успевают слезы вытирать. Как будто на войну провожают. В  доме шум стоит. Все говорят враз. Никто друг друга не слушает. Они, видимо, всю ночь гуляли, не заметили, что уже утро наступило. Деды про свои ратные подвиги  вспоминают. Мужики, младше дедов, но старше нас, о службе своей хвастают, нас армейской науке учат, полезные наставления дают. Смотрю я это на такой базар и на время, чувствую, что никто и не думает, что нам давно пора быть в военкомате и давай на них орать, что таким макаром мы ни в какую армию не успеем. Ведь в два часа  улетает  самолёт в областной город, и кроме, как на нем, нам туда ничем не  добраться.
    Тут подошли мои отец и мать и вместе мы вытолкали всю провожающую ватагу на улицу. Взял я Ивана за руки и потащил за собой, пока  еще есть время. Тут  и  вся  толпа, как рой пчелиный, потянулась за нами. Хоть и не далеко до военкомата, может километра два, не больше, но шли мы туда часа три, не меньше. Хоть и забыли провожающие, зачем весь этот сбор, но не забыли прихватить с собой туески с брагой, бутылки с водкой и самогоном. Да и закуску не оставили в доме. Вот и шли с возлияниями, пожеланиями, так, что приходилось буквально в спину  толкать всю толпу, каждого по очереди, хоть не много, но вперед.
С горем пополам пришли к военкомату. Рядом жила моя родственница, там  нас  уже ждала моя родня. Вернее, они ждали меня. Но тут уже не спрашивали, кто и чья родня. Все ввалились в дом. Уже две родни вместе. В избе сидеть места не было. Провожались стоя. Кто не мог стоять, сидел тут же, где стоял, кое-кто лежал, где упал.
   Не дождавшись нас, прибежал сам военком. Давай  кричать командирским  своим  голосом, чтоб призывники шли в военкомат на построение и получение   инструкций, проездных и иных нужных нам документов. На что родственники дружно  ответствовали, что пока он не выпьет за здоровье будущих воинов, не будет ему уважения и доверия со стороны граждан. На этот аргумент военком ничего не мог возразить и ему со всех сторон подали стаканы, полные жидкости.
Он сказал, что ему нельзя так много, так - как в данный момент он на службе. Поступило предложение: подождать, когда он уйдет со службы. Предложение дружно все поддержали, кроме меня и военкома. Ведь тогда мы не сможем улететь. Пришлось взять ему полный граненый стакан, налитый на счастье до краев да и выпить до дна, чтоб зла не оставлять. Тут ему дружно поднесли прямо ко рту закуску, после  чего дали в руки другой полный стакан, за другого призывника, от другой родни. Чтоб не обидеть и эту родню, выпил военком и этот стакан. Потом ему предложили выпить на посошок, на что майор ответствовал, что у него язва и это будет лишнее. Лучше бы он не говорил этого. Как же его начали дружно все жалеть и доказывать ему, что лучшее и самое верное средство вылечить язву, притом сразу, это выпить полный граненый, налитый до краев, размешанный с красным перцем, самогон. Сказано-сделано. Начал народ лечить больного. Военком  вскоре почувствовал облегчение и сказал, что хочет где ни будь поспать. Его дружно  положили спать. Тепло укутали одеялом.
   Тут прибежал  капитан, увидел, что майор уже отдыхает, понял, что теперь он  главный военный, на время сна майора, человек в районе. Принял самое правильное решение. Подогнал  козлик, затолкал нас с Иваном в машину, сунул мне в руки документы, назначив меня старшим по команде, так - как я был почти трезвый. Я же не пил с вечера, а то, что пил с утра, меня не брало. Видимо нервное состояние  было тому  причиной. Объяснил, куда нам явиться в областном городе. Привёз нас на аэродром. Вскоре прилетел самолет. Вытащили мы Ивана из машины и потащили  на посадку. Летчик встал в дверях, смотрит на нас и вежливо так говорит: «Пьяного в  самолет не посажу». В это время к самолёту уже подходят две провожающие родни, с ними добрая половина села. Народ говорит: «Верно, пусть он проспится. А ты давай за наших воинов выпей с нами. Посиди в кругу». Видит лётчик такое дело, ведь и вправду не дадут улететь, говорит: «Втаскивайте скорей.» Да как  рванёт по полю. Взлетели – полетели. Прощай  родная  сторона.
   Пока летели, я всё думал, куда меня военная судьба забросит? У нас в основном на дальний восток парней отправляли. Старший мой брат служил на тихоокеанском флоте. Средний начал службу в районе озера Хасан на дальнем  востоке, а закончил в Талышских горах в Азербайджане. Был он кавалерист пограничник. Правда, один парень  из нашей деревни, служил в ГДР. Так летел я и гадал, куда-куда? Самолет тем временем пролетал уже над городом, пошел на посадку. Иван тем временем продолжал спать. Стал я его будить, он только мычит.
Кое-как растолкал. Стал втолковывать, что мы уже не дома. Он ничего не может понять со сна. Ни где мы, ни почему здесь? Все еще живёт во вчерашнем дне. Вышли из самолета, прошли на автобусную остановку. Иван никогда раньше не бывал в городе, и вообще дальше посёлка нигде не бывал. Похоже, он себе  иначе представлял город. По себе знаю, какое  испытал потрясение, когда впервые  оказался в областном центре. Наверное, думал, что это нечто большой посёлок, в несколько раз больше нашего поселка. А посёлок наш и впрямь большой. Как-никак  центр леспромхоза. У нас населения около тысячи человек. Но когда Иван вышел   со мной на площадь, окружённую многоэтажками, увидел сотни людей, десятки огромных автобусов, шум толчею беготню, когда из подъезжающих автобусов и  трамваев вываливаются десятки пассажиров и тут же на смену им туда устремляются  не меньшее количество пассажиров, на глазах начал трезветь. Все  куда-то  спешат, не как дома. У кого спросить, как нам попасть в Красные казармы? Именно  туда  нам  надо ехать, сказал  мне капитан, вручая сопроводительные документы. Он сказал, что там все знают, как  туда доехать. Это ещё старинные казармы, с  царских времён. Нам и вправду сказали, как туда добраться.
    Пробыли в Красных казармах около недели. Нам сказали, что из Казахстана должен прибыть воинский эшелон, на котором нас повезут на запад. Ждать было не интересно. Ничего не делали. Были бесконечные построения. Иногда кто-то из  офицеров читал лекцию на какую-нибудь патриотическую тему. Делал это нудно не интересно, лишь бы время занять. Строем водили на завтрак, обед и ужин куда-то в городскую столовую. Тут все как-то группами водились: по  принципу землячества. В одной Березниковские, в другой Соликамские и так все по районам. Только мы с Иваном со всего нашего района вдвоём. Городские резали друг на дружке одежду. Полосовали пальто на ленты и так и ходили. Все равно мол дембеля у нас это отберут. Мы же с Иваном  решили, что враки все это. Мы мол свою одежду домой отправим, она нам еще после службы сгодится.
   Внезапно  ночью  нас построили и повели на вокзал.Посадили в вагоны, разместили по купе, проверили по списку и, »отбой» до утра. В семь часов  утра  прогремела команда: «Подъём!» Мы с Иваном парни деревенские, правильно поняли эту команду. Встали и  начали одеватсья, обуваться. Большинство городских парней продолжали  лежать, или делать вид, что не слышали команды. Но не тут-то было. «Кому-то что-то не понятно? Была команда «Подъём!» Быстро  встали и  приготовились к утренней поверке! Два сержанта пошли  по вагону и не  церемонясь  стаскивали лежебок с полок. Когда все окончательно стряхнули сон, раздалась  новая команда: «Слушай  сюда! Сейчас вы все по очереди, с крайнего купе пойдёте  в туалет. После последнего купе все займёте свои места и будете ждать  дальнейших указаний. Всем всё ясно? Не слышно ответа. Ясно»? Раздались нестройные голоса: «Ясно.» «Не слышу ответа. Ясно?» «Ясно, товарищ сержант» Молодцы! Начался топтогон у туалета. Кому-то  надо срочно по нужде, кому-то по малой нужде. Но не тут-то было. «Куда прёшь, салабон? Где твоё купе?»-« Не могу, товарищ сержант, сейчас мочевой пузырь лопнет, сил нету терпеть.»- «Рразговорчики! Марш на место. Надо было раньше думать. Голова бойцу для чего дана? Чтоб думал. Ясно? Марш  на  место! А вы чего стали? Бегом в туалет, не   задерживайте очередь. Вот таким макаром началось первое утро в вагоне. Под командой  бывалых служивых потихоньку все успокоились, начали приходить в себя. Поняли: гражданка осталась позади. Если ещё вчера, городские, по взаимной  договорённости с солдатами, бегали домой, откуда, возвращаясь несли выпивку и  табак солдатам за то, что те отпускали их в город, сегодня поняли, что убегать  больше некуда. Эшелон, не спеша, щёл на запад. 3а окнами мелькали поля, луга, перелески покрытые снегом. Проскакивал без остановки деревеньки, станции,   города. Если и останавливался, то в чистом поле, вдали от  населенных пунктов.
   Вскоре снова сержант призвал внимательно выслушать его сообщение, из которого следовало, что мы не имеем права выходить из вагона, без дела не шляться по  вагону. В вагоне не курить, а тем более выпивать спиртное. Если у кого припрятана выпивка, его надо немедленно сдать сержанту. В вагоне ничего не  портить. Стёкла не бить, на стенках не писать и не царапать. Они приняли нагон  исправным и должны его таким сдать. Так - что в пути следования вагон нам и дом и казарма. А если что-то будет нарушено, то мы должны будем собрать деньги на  погашение причинённого вагону, т.е. МПС, ущерба. Далее нам было разъяснено, что завтрак, обед и ужин мы будем принимать в вагоне, для чего будут назначаться дневальные, опять же по купе, начиная с крайнего. Во время приёма пищи эшелон будет стоять. Были назначены первые дневальные. Остальным поступила команда: «Сидеть по местам!»
   Для приёма пищи эшелон останавливался в чистом поле. Дневальные, под командой  сержанта, шли к вагону-кухне, получали термосы с едой, несли в вагон. Мы решили размяться в чистом полое, забыв, что была команда: «Сидеть по  местам!» Пошли  в  тамбур, но оказалось, что там стоят солдаты, к тому - же с автоматами. «Далеко  собрались, салаги? Быстро на место»! Пришлось вернуться. Принесли завтрак. Кашу,  хлеб, компот. Было вкусно, но мало. Стояли довольно долго. Надо было накормить весь эшелон, потом унести обратно пустую посуду. Стоять быстро  надоело, когда едешь, за  окном меняются картинки, какое ни есть, а развлечение. Весь день то  ехали, то стояли, принимая завтрак, обед и ужин. Так прошёл первый день в вагоне. Наша братва  быстро освоилась в новой обстановке. Вечером те, у кого   было припрятано спиртное, решили устроить новоселье на колёсах. Начали  осторожно, но скоро обо всём забыли и пошёл галдёж на весь вагон. Тут же  появились сержанты и отобрали выпивку, да и закуску не забыли прихватить.  Предупредили, что этого делать нельзя. Всё конфискованное унесли с собой.  Немного успокоившись, достали из заначек снова, и снова пришли  сержанты и всё  унесли, на сей раз молча. На другой вечер парни стали осторожней. Пили молча, без шума. Сержанты заглядывали в купе, проходили по вагону, было тихо.
   Утром, после завтрака, сержанты объявили, что во избежание ЧП и от греха  подальше, они проверят наше имущество на предмет изъятия опасных веществ. Короче - проведут шмон. Проводили свою акцию они с толком. Были вывернуты все сумки, мешки, авоськи, чемоданы. Изъяты скоропортящиеся продукты, а также все остальные продукты, чтобы, не дай бог, кто ни будь из нас не отравился. Нас и так кормили три раза в день. Так - что надобности в наших припасах больше не было. Заодно реквизировали у кого, что сохранилось: водку, самогон, брагу, а также  одеколон, который тоже на спиртовой  основе, потому был отнесён к крайне опасным для  нас, веществам.
   На другой вечер провели ещё один шмон и, к нашему удивлению, опять было найдено не мало припасов. Наконец, после очередного шмона, ничего не нашли.  Надо бы вроде радоваться, но почему-то сержанты были грустные. Раньше, после шмонов, когда находили запретные для нас продукты, они были веселее. Теперь поезд стал часто останавливаться на станциях. Парни наши быстро смекнули и на таких остановках подзывали к окошку вагона сердобольных бабушек, дедушек, пацанов, совали им деньги и просили купить и принести водку. Жалостливые брали  деньги, покупали и приносили. Чаще, в момент передачи, к ним подходили солдаты сопровождения, забирали у них водку на глазах у передававших деньги, уносили к себе. Некоторые деньги брали и больше не показывались. Некоторые приносили, но  не успевали передать, поезд трогался и отходил от перрона, а они оставались и   долго ломали голову, как передать покупку хозяину. После удачной сделки  счастливчики с нетерпением ждали отбоя, чтоб тихо напиться. Сержанты тоже   ждали отбоя, чтоб в момент распития, прихватить нарушителей на месте и тихо, чтоб не тревожить остальных, послушных, отобрать у счастливчиков выпивку и унести к себе. Иногда они не дожидались отбоя, приходили, забирали молча и также молча уходили, унося с собой отобранное. Вот так, день за днём одни покупали, другие  отбирали. Мы с Иваном такой дурью не маялись. Видели, что дураков на перронах мало. Из десяти, взявших деньги, приносили не больше троих. А то, что приносили, все равно доставалось сержантам. Только было не понятно, куда и кому они сдают отобранное?