Моя одиссея в коротеньких рассказах Часть 4

Я до армии любил блины и оладьи, потому сам был, как пышка. Ещё до присяги, во  время курса молодого бойца, сержант заставил всех туго одеть ремни и пощёл вдоль  строя, просовывая руку под ремень. Если  рука проходила, заставлял подтянуть ещё, а мне сказал, чтоб я занялся укреплением брющного пресса. Для этого,  помимо занятий по физподготовке, каждый вечер после  отбоя двадцать раз поднимать лёжа ноги и тихо опускать. Вот и теперь, уже в разведвзводе, продолжал регулярно тренироваться. Через три месяца таких несложных тренировок, пресс   стал твердым. А ещё я тренировался быстро ложиться спать, для чего просил   замкомвзвода командовать мне и жечь спички. Вечера три он со мной  занимался, потом говорит: «Хватит, рядовой Щербаков, и так, как мастер спорта укладываешься спать. Если хочешь, тренируйся один.» Принёс мне секундомер. На, дерзай. Потренировался я ещё с неделю, чувствую, усвоил. Но ноги подтягивать продолжал.
    В комнате был паркетный пол. Его регулярно натирали мастикой, потом терли   щёткой. Дело зто нудное. Нарядов вне очереди ни у кого не было, поэтому  терли пол по очереди. Я впервые видел паркетный пол и систему натирания. Ещё мне   нравился запах мастики, поэтому просил, чтоб это дело давали мне. Это всех устраивало, а я понял, что этот танец с щёткой также укрепляет мышцы.
    Как-то во  взвод пришло письмо от их сослуживца, который в настоящее время  служил на Кубе. В письме интересовался новым пополнением. Я узнал, что на Кубу каждый год из взвода отправляют одного лучшего химика-разведчика. Значит я не подхожу. А воображение  сразу стало рисовать тропический остров, пальмы, барбудос  бородатые, Фидель,  легендарный команданте. С детства я рос и восхищался героическим кубинским народом, строящим социализм под боком у империалистов. С нетерпением ждал  газету «Пионерская правда», где регулярно печаталось о борьбе отважных компа-ньерос за свою свободу. Уже шесть лет, как у них победила революция. Одни имена чего стоят: Фидель, Рауль, Че Гевара, Камило Сьенфуэгос. Одни эти имена, как песни революции, поднимали дух свободы. День и ночь я думал о том счастливце, который в следующем году поедет на остров Свободы. Эта мысль занозой впилась в меня. Как-то в разговоре с замкомвзвода спросил у него, нельзя ли мне стать  химиком-разведчиком, поменять профессию  шофёра. Он говорит: «Щербаков, совсем не обязательно менять профессию. Вот будем принимать соцобязательства, обязуйся  освоить профессию химика-разведчика, если сдашь на проверке лучше штатных специалистов, может и тебя пошлют. Но это, мол, очень сложно. Ведь они только тем и занимаются, а тебе придётся тренироваться и заниматься в основном самостоятельно и урывками в основном в личное время. Но меня это уже не волновало. Когда стали принимать соцобязательства, все водители обязались водить машины без аварий, я же к этому добавил, что обязуюсь освоить смежную профессию- химика-разведчика. Многие смотрели на меня, как на ненормального, но командованию такая инициатива даже понравилась. Обязательство утвердили и приняли. Теперь чуть появлялось свободное время, я тренировался: одевал и снимал химзащиту, работал в противогазе, работал с  приборами и так изо - дня в день. Никто меня не контролировал, никто не заставлял. Как там делают другие, я не знал, знай себе тренировался. Сначала было трудно. Все упражнения надо выполнять в химзащите. Одеваю громоздкую прорезиненную одежду, на руках толстые прорезиненные перчатки. В этом одеянии надо работать с приборами, где кнопки, тумблеры махонькие, а один палец перчатки накрывает чуть ли не пол прибора. Со временем так натренировался, что даже не стал замечать перчаток, работал, как будто голыми руками. На скорость одевал и снимал защитную одежду.
    Почти  каждый день выезжали в поле. Тактические занятия всегда проходили за городом. Скоро должны были начаться зимние инспекторские проверки, потом командно штабные учения. Поэтому, чтоб подтвердить славу лучшего взвода, мы постоянно проводили в тренировках. На улице, за бортом машины, сыро, дует пронизывающий ветер. Земля скользкая, жирная. Грязь непролазная. Вот в такой  обстановке нам дают задачу: каждому расчёту за определённое время из точки А  прибыть в точку В. По маршруту следования в определённых точках поставить отметки. У проверяющего на каждый расчет свои карточки, которые надо вставить в карманчик сигнального флажка и воткнуть в определённой месте. Перепутать невозможно. Флажки втыкаются в грунт с помощью специального устройства, не   выходя из машины. Старт! Марш! Поехали. Едем по карте. На карте помечены места контрольных отметок. В машине тепло, сухо. Вот первая точка. Пуск, флажок на  месте. Едем дальше. Дороги, как таковой, нет. Есть маршрут, отмеченный  на карте. Машина начинает пробуксовывать. Бойцы занервничали, как бы не пришлось выходить в грязь, толкать машину. Мне очень пригодился опыт вождения машины по  бездоржью, когда работал в геологоразведке. ГАЗ-69 машина уникальная. Зная  технические возможности этой модели, невозможно буксовать, если только не провлишься в болото. Где на пониженной передаче, где на демультипликаторе, заблокируя все четыре колеса, включив оба ведущих моста, тихо, черепащим ходом преодолеваем все препятствия. Дальше дорога лучше, едем быстрей.
Ставим последнюю метку и выходим на на финишную прямую. Нас там уже ждет командир взвода. Время по нормативу перекрыли. Ждём других. Из машины не охота выходить и не выходим. Там грязно, холодно, дождь со снегом, а в машине сухо. Всем тепло. В машине чисто. Взводный  стоял, стоял на улице, подходит: «Ну, подвинтесь.»  Он ведь тоже человек, ему тоже на улице не кайф. Наконец начинают подъезжать остальные расчёты. Отметили время прибытия. Кроме нашего расчёта все стоят грязные, мокрые, уставшие. Почти весь маршрут им пришлось толкать машины руками, и так каждый день. Одно дело изгаляться надо мной, когда я в городе отставал от колонны, другое дело вот так в поле мучать расчёты. Много обидных слов больше всего выслушал Орлов, мой бывший главный зубоскал. После окончания занятий, когда возвращались в город в казармы, комвзвода садился ко мне в машину, командовал: «Вперёд! На всю катушку!» Он любил езду с ветерком. Сколько уж там выжимает ГАЗ-б9? Сколько может, столько и жмём. А он оглянется, увидит, что сзади отстают, его это заводит. Давай, поддай. Потом дома поддаёт тем, кто отстал. Однажды возвращались уже впотёмках, с включенными фарами. Сплошной стеной падал снег, крупный  такой. Торопимся к ужину. Неожиданно прямо перед машиной появляется мужик, за верёвку держит огромного быка. В последний момент успел вильнуть в сторону, объехать. Ехавший сзади Орлов не успел среагировать, стал  тормозить, в результате врезался в быка. Рогатый даже не качнулся, а капот машины был помят. Орлов получил очередной втык. Потом он подошёл ко мне, попросил отойти, где не было народу и давай плакать. Стал просить, чтоб я не  ездил быстро. Как я мог ему помочь? Машина командирская, как прикажут, так и еду. Только начальник штаба не любил быструю езду. Да ещё замначхима армии, тот полковник, который всегда тревогу поднимал. Но этот по другой  причине.
    Зима в Прибалтике короткая. Снег лежит недели две не больше. Дома я часто  ходил на лыжах. Спросил, можно ли здесь ходить на лыжах? Сказали, в выходной в любое время. Желательно с утра. После обеда снег обычно тает. А тут после  снегопада прямо сугробы навалило. Был в автопарке  тягач гусеничный  неисправный. Его ремонтировал солдат старослужащий. Мы его дядей Васей звали.  Ему было уже двадцать девять лет, для нас старик. До двадцати семи лет были отсрочки, сейчас служил последний год. Сам он деревенский и повадки у него  мужицкие. Нас он, и молодых и старослужащих, звал сынками. По должности дядя  Вася водогрей. Грел воду для нужд автопарка. Поэтому и спал здесь же, в водогрейке. Для большинства офицеров, особенно молодых, он тоже был дядя Вася. Поэтому жил он спокойно, даже на обед не ходил со всеми, а брал к себе и ел по крестьянски: хлеб, лук. Тушонку ел прямо из банки. Вот во время зтого снегопада дядя Вася починил тягач. Стали мы просить у него, чтоб разрешил покататься на нём. Он разрешил. Сказал, чтоб только в озеро не нырнули. Автопарк стоял на берегу озера. Обзор в тягаче не как в машине, меньше. Ездили подальше от берега. Очередной водитель представил, что зто танк, а так как серёзных препятствии не было, решил проскочить через самый большой сугроб у стены гаража. Разогнался и на полной скорости проскочил. Что-то сугроб заскрежетал. Тут выскакивает дядя Вася на шум, да так и остолбенел. Под сугробом стоял «запорожец» одного холостого  капитана. Ему негде было его ставить. А тут зима началась, он и поставил его возле дяди Васи под присмотр. Дядя Вася онемел. Как-то, однако, успел узнать об этом капитан. Пришёл, смотрит, был «Запорожец», стал металлолом. Постоял, поглядел, плюнул и молча ушёл, не сказал ни слова. А что с  нас  взять?
    Каждый выезд в поле проходил на подобие тревоги. Умение действовать в условиях тревоги, в этом и заключалась повседневная тренировка. Все должны были  знать своё место в боевом расчёте, как таблицу  умножения. Только в поле давались конкретные задачи. С каждым разом они  усложнялись. Вот и сейчас была дана задача: из пункта А прибыть в пункт В за определённое время. Задача не из лёгких, учитывая погодные условия. Летом, конечно, это просто, но зимой, когда сплошная слякоть, плюс пересеченная местность. Посмотрели по карте, сориентировались, выбрали лучший, на наш взгляд, маршрут и поехали. Подъеэжаем к  оврагу, на карте указан мост, а в жизни от него одни столбики остались. Дело усложнилось. Надо  ехать вдоль оврага до конца, а это не близко. Много потеряем времени, но делать нечего, едем. В одном месте спуск и подъём положе, внизу речка с гравийным дном. Говорю сержанту: «Давайте рискнём!» Он тоже рисковый  был. Валяй, говорит. В случае чего подтолкнём. Опыт езды уже был. Расчёт мне верил, а я верил в возможности машины. Если переедем здесь, то до нашего пункта сократим расстояние раза в три. Чтоб не рисковать напрасно, включил сразу все системы повышенной проходимости: передний мост, переключился на пониженную передачу, включил  блокировку колёс и на самой малой передаче пополз. Как пополз, так и выполз на другой  берег без приключений. На том берегу кустарник, правда кусты редкие, но выше нашего газика. Едем между кустами. Метров через двести они кончились, началось распаханное поле. Видим, километрах в двух от нас, стоят танки. Значит мы попали на танкодром. Это уже чужая территория, но нам интересно посмотреть, как они будут гонять по полю. Из-за кустов видно плохо. Метрах в двадцати от кустов стоит железобетонная тумба высотой и диаметром метра три. Сержант говорит: «Давай проскочи за тумбу.» Проскочили и стоим, скрылись, нас не видно. Вдруг от танков рванул в нашу сторону газик. Подъезжают, из машины выскакивает капитан, в руках у него красный флажок, подбегает к нам. Кто такие, что тут делаете? 0бъяснили, что нам надо попасть за линию данного поля, а стоим, хотим посмотреть, как танки будут утюжить поле. Молитесь, говорит, что живы остались, да спасибо скажите наблюдателю, он успел заметить, как мы из-за кустов за тумбу нырнули. У танкистов намечались учебные стрельбы боевыми снарядами по уничтожению неподвижной  цели. Цель - наша тумба. В момент, когда должна была  быть команда –«ОГОНЬ!», наблюдающий прекратил команду. Все доказывали, что тому показалось. Мол, не может с той стороны пройти машина, там овраг непроезжий и мост специально разрушен. Он доказывает своё: «Видел, есть машина.» Чтоб не спорить долго, послали капитана проверить, убедиться. Хорошо хоть быстро нас отпустили. Мы успели вовремя прибыть в свою точку.
    Вскоре  начались армейские командно-штабные учения. Как нам сказали, максимально приближенные к боевым условиям. Поднялись по тревоге. В этом уже не  было ничего необычного. Выехали. Вот тут стало интересно. Подняты по тревоге  были все части гарнизона, а может, не только, судя по тому, что творилось на дорогах. Это надо было видеть. По всем улицам идут колонны боевой техники. Тут и  артиллеристы и танки и прочие рода войск. На перекрёстках стоят  военные регулировщики, обвешанные спереди и сзади светоотражающими катафотами. Прямо, как в кино, во время наступления на Берлин. Всё чётко, в непрерывном движении, сплошной гул, даже тревожно на душе стало. Такого никогда ещё не видел. Даже представить не мог, какая силища  сконцентрирована здесь. Начался день. Нет привычного подъёма. Колонна движется. Остановка. Завтрак. С нами двигаются   полевые кухни на колёсах. На ходу дымят. Мы едем, а  каша варится. В поле очень приятно есть гречневую кашу из солдатского котелка. Потом остановились в каком-то лесу. Поставили штабную палатку. Там будет жить и работать со своими офицерами комбат. Вечером никто не делал отбой, все были заняты делами. Я даже не знаю, кто где спал. Моё дело - возить командира батальона. Надо сказать, что возил я его не долго. Остановились у  какого-то штаба, он пошёл туда, ко мне подскакивает лейтенант, садится рядом и  командует: «Вперёд!» Я его знать не знаю. Извините, говорю, но я вожу полковника. А он мне: «За него не волнуйся, найдёт себе машину, поехали.» В армии выполняешь последнюю команду, даже если не успел выполнить предыдущий приказ.
    Тут сделаю небольшое отступление от своего повествования. Ещё во время курса молодого бойца дают тебе приказ: пойди туда, принеси то. Отвечаешь: «Есть!» Бежишь бегом выполнять команду. Навстречу идёт кто-то из начальства. Не помню ни одного случая, чтоб при встрече тебя не остановили. Обязательно остановят и дают какое-нибудь задание. Опять: «Есть!» и опять бежишь, как заяц, но уже в другом направлении и с другим приказом. Если же попытаешься объяснить, что ты уже выполняешь приказ, ссылаются на устав, где сказано, что подчинённый должен выполнять последний  приказ. Ещё упрекнут тебя в незнании уставов. Так вот побегаешь, побегаешь и до тебя дойдёт пункт номер один солдатских заповедей: не  всякая прямая короче кривой. Отсюда вывод - увидел начальника, беги в сторону, дай  ему пройти, потом продолжай свой путь.
Следующая заповеде: не спеши выполнять команду, наступит  команда «отставить»! Это наглядно нам показал следующий случай. Стояли мы на улице у казармы, идет старшина, подзывает нас, показывает на спортивный снаряд - брусья, даёт задание поднять его на чердак, там  спортзал. Весит это сооружение центнера два, к тому же раскаряка. По лестничному маршу не проходит. Мы его и так и этак. Крутим, вертим, но подняли. Там офицер. Куда? Назад. Не нужен он здесь. Только что его спустили отсюда. Мы его снова тащим, но уже вниз. Вытащили, поставили, вытираем пот. Не успели отдышаться, идёт ещё один командир. Что встали? Взяли, наверх! Так мы его только что сверху. Нет-нет, наверх. Поднимаем. Наверху. Куда? Несите вниз. Спустили. И так раза три. Последний раз спустили и бегом за казарму, пусть другие таскают .
   Так вот, возвращаясь к учениям, еду с лейтенантом. Он показывает, куда ехать, едем. Остановились, он молча уходит. Подбегает капитан, садится. Поехали. Едем. Про лейтенанта уже не думаю. Капитан выходит, тут садится следующий. Так весь день. Как таксист вожу. Здесь даже спасибо не говорят. Целый день голодный. В  баках бензин кончается. А еще переживаю, что мне комбат скажет? Как ему теперь покажусь? Размышляя свои невеселые думы, еду искать своего комбата. Даже место толком не запомнил, где мы остановились. Где только за день не колесил. Останавливает какой-то офицер, садится. Поехали! Я ему: «Шиш. Бензин на нуле».  Он спрашивает: »На сколько хватит?» Говорю, на два километра.
-Тогда поехали.
На дороге стоит бензовоз. Велит остановиться возле него. Показывает на меня, велит  заправить полные баки. Смотрю, солдат не спорит. Залил мне баки, едем дальше.
-Давно служишь, спрашивает?
Говорю, только начал.
-Оно и видно.
На войне, объясняет, где увидишь  бензозаправщик, подъезжай и заправляйся. Так я и стал делать. Но ведь я голодный. Кое-как нашёл своих. Увидел палатку комбатовскую, обрадовался. Захожу, комбат на месте. Докладываю, что хоть казните, не виноват, что бросил его. А он: »0 чем это я?» Да, говорю, что оставил его  на целый день. Меня, мол, как Маньку подзаборную, кому не лень, таскали весь день. Он смеётся. Это, говорит, на учениях так принято.
Любой офицер, кому надо ехать, садится на первую свободную машину. Я ведь, говорит, тоже ездил целый день, не пешком ходил, а что за машины, чьи, кто его  знает? Потом спрашивает, где обедал, где ужинал? Говорю, нигде. С утра не ел. Я же не мог попасть к своим. Он объяснил, что на таких крупных учениях, приближенных к реальной  боевой обстановке, увидел полевую  кухню, подходи, подставляй котелок и тебя не спрашивая, накормят. Так я потом и делал. Увидел, пришёл, поел. Ещё и с собой про запас брал. Правда отбой  никто не давал, а учения идут и днём и ночью. Я уже за рулём засыпаю. Тут один капитан спрашивает меня, что это я на ходу носом клюю. Отвечаю, что уже несколько суток не сплю. Он говорит, что водитель на таких учениях не должен ждать отбоя, а только  остановился, ещё офицер не вышел из машины, а ты уже спи. Так я и сделал. Только капитан велел остановиться, я уже не видел, как он вышел. Теперь всё стало  на  свои места. Ем сколько хочу, сплю практически целые сутки, с перерывами на езду. Бензин не жалю. Вот накатался. Потом меня отправили обслуживать штаб армии. Приезжаю с полковником, он сказал, что здесь ставка командующего. Моя задача, что скажут, куда пошлют, в общем то же самое, только возить офицеров штаба. Он ушел, я остался. Стою, жду. Все проходят мимо, никто меня не трогает, никому я не нужен. Присмотрелся, ходят полковники, чаще генералы целыми кучками. Изредка майор мелькнет, а ниже званием и не видать вовсе. Я стоял, стоял, надоело ждать, решил пройтись, погулять. Навстречу сплошь старшие офицеры. Ходят все не спеша, степенно. Мне же, рядовому первогодку, ходить степенно не положено. Догоняю полковника. Товарищ полковник, разрешите обогнать. Чтоб обогнать старшего по званию, надо  разрешение спрашивать. Он не глядя, только рукой махнул, валяй мол, только от мыслей и не отвлекай. Идёт встречный, даю честь и этак, как заводной: разрешите? - честь, честь, - разрешите. Они же никто в ответ не отвечают. Наверно за годы службы намахались козырять, надоело. Тут до меня дошло, их, генералов, штук тридцать, да полковников тьма, а я, рядовой, среди них один. Пусть они мне честь дают. И пошёл, не обращая на них больше внимания. Не только, что ни одна собака, ни один полковник, не говоря уж о генералах, так мне и не сделали ни одного замечания. Так я и простоял тут несколько дней. Там «Волг» видимо, невидимо, будут они на моей тарантайке трястись. Скучно мне тут стало. Сел и поехал к своим. Увидел комбата, говорю, не нужен я там, сжальтесь. Ладно, говорит, оставайся, здесь ты нужнее. Поставил я машину у палатки, хотел задремать, но все равно в кабине холодно. Смотрю, вышел комбат из палатки, пошел куда-то. Я в палатку, там круглые сутки печка топится. Захожу, а  там прямо жарко. Расстегнул я шинель, разомлел. Истопник, боец, говорит: «Будь другом, последи за печкой, я хоть по улице пройдусь, с самого начала учений из палатки не выходил. Мне того и надо. Иди, говорю, да дольше не возвращайся. Я хоть согреюсь. Согрелся. Просыпаюсь, какой-то шум у печки, ничего не могу понять, я лежу на раскладушке, укрыт шинелью, но шинель не моя, не колючая. Открываю глаза, вижу, комбат в печку дрова подбрасывает. Я на его раскладушке, под его шинелью сплю. Стал подниматься, он мне тихо: «Спи, спи. Я тебя утром сам разбужу». Приказ начальника не обсуждается, я тут же опять отключился.