Фотография

Мальчик Коля родился болезненным и слабым. Кожа бледная, как будто просвечивающая. Большие чёрные глаза блестели и под ними синеватые круги. К тому же Коля был очень худой.

А в общем, он был спокойным, тихим и всегда молчал. Нет, он умел говорить, но даже разговоры ему давались с трудом и он чаще молчал. 

Мать не выходила с ним из больниц. Диагнозы врачей разнились, но в целом было понятно – четырёхлетний Коля вряд ли доживёт до школы. Родители параллельно с посещениями больниц, тихонько ездили к бабке, на Красноармейский посёлок. Эти поездки не афишировались. В семидесятых годах, кто помнит, было непринято пользоваться услугами разных сомнительных целительниц. Тем более отец у Коли был партийным.

Бабка, каждый раз, что-то пошептав, поплевав и взяв, оставленные пятьдесят копеек с комода, закрыв ворота, озадаченно покачивала головой. Крестилась и кряхтя уходила в дом. В принципе ей тоже было всё понятно. В её восмидесятилетней жизни были подобные дети. И ей ни одного не получилось отбить у костлявой. Но она пыталась дать надежду родителям. Что бы они хоть лишний месяц не опускали руки.

Мать от переживаний была серая. Отец, сжав губы постоянно молчал. Коля, был единственным и скорее всего последним их ребёнком. Матери было под сорок, и они оба понимали, что на ещё одного ребёнка не решатся

- Василий! Ты только не ругайся, – как то утром в субботу обратилась к мужу Наталья, – не будешь?

Отец, молча пил чай. Настроения не было. Сегодня они должны к 12 часам прибыть на анализы в городскую больницу. Эти заборы крови ничего не меняли и от зелёных коридоров больницы Василия уже мутило.

На стуле сидел Коля, покачивал ногами и тоскливо смотрел на стакан кипячёного молока

- Ну, говори, не тяни кота за хвост, - тихо, почти шёпотом сказал Василий.
- Вась, у нас нет ни одной фотографии  Колиной.
- Как нет, вон полный альбом.
- Это не те фотографии… Надо портретную… - и Наталья положила рядом с молоком Коли печеньку.
- Дура баба, что несёшь! – рявкнул Василий и со стуком поставил стакан чая на стол.

Чай плеснулся на руку отца, он отдёрнул её и замахал кистью. Коля удивлённо посмотрел на папу. Его папа никогда не ругался и не повышал голос. Он чаще гладил Колю по головке, перебирая его черные жёсткие волосы. А тут вон что!

- Вася! Ну, я понимаю. Но это может случиться в любой момент. Потом будет поздно. А фотография нужна. Всё равно будет нужна, – глаза Натальи были чуть влажноваты. Большие слёзы она давно выплакала в больничных очередях и у кроватки сына.
Василий резко встал и ушёл в коридор. Там, чем-то зашуршал. Чиркнула спичка и хлопнула дверь. Покурив  на лестничной клетке, минут через пять он вернулся, весь потерянный и с безразличными глазами.

- Ты права. Пойдём. В ту фотографию, на автовокзале, у рынка. А там недалеко до больницы как раз на анализы успеем.

Время было. На автобусе они не поехали. Погода хорошая, июль. Идти было минут пятнадцать. Коля шёл, держась с одной стороны за крепкую шершавую ладонь отца, а с другой за мягкую, тёплую ладошку мамы. Шёл и глазел по сторонам. На улице Победы, прямо на газоне пацаны чуть постарше его гоняли резиновый полосатый мяч. Ему тоже хотелось вбежать в эту кучу малу, но он прекрасно знал – стоит только сделать несколько резких движений, сразу же начиналась слабость.

До фотоателье дошли за полчаса. Два раза останавливались и сидели на лавочках, давая Коле передохнуть.

В предбаннике ателье сидело несколько человек: какая то бабка с дедом и семья - отец, мать и две девочки двойняшки лет пяти-шести. Все нарядные и прибранные. У девочек в светлые косички были заплетены огромные синие банты. В руках у каждой было по одинаковой пластмассовой кукле.

Коля не отводил взгляда от этих двух хохотушек. Девочки были красивые, как Мальвина из фильма про Буратино.
Уже вышли бабка с дедом, и в зал, где происходило фотографирование, улыбчивый полный фотограф, похожий на Юлиана Семёнова, пригласил следующих.

Девчонки с шумом и толканием побежали вперёд родителей. Их мама, поправив светлые волосы, уложенные волосок к волоску, степенно прошла следом. Последним вошёл отец в коричневом костюме с широким воротником.

Мама Коли сидела, прислонившись к холодной крашеной стене и тихонько исподлобья смотрела на счастливую семью, у которой, наверное, вообще нет никаких проблем. Отец Коли, упёршись локтями в колени, рассматривал свои далеко не новые ботинки и почему то вспомнил своё детство: деревню, бородатого деда, лошадей и пыльную дорогу, ведущую к реке….

Чёрная шторка откинулась и из зала, смеясь, пулей вылетели девчонки. За ними не спеша, в том же порядке вышли их родители. Отец застёгивал кошелёк.

- Коля, пошли, наша очередь! – натянуто улыбаясь, ласково пригласила его мама.

Коля внимательно, раскрыв большие чёрные глаза смотрел, как мама, шагнув в его сторону, протянула к нему руку. Коля, пристально глядя на её ладонь, замотал головой.
- Коля, ну, что ты? Нас дядя ждёт!

Коля вцепился в дермантин сиденья.

Папа взял его за руку. Коля упёрся беленькими сандаликами в скользкий пол и заплакал.

Папа приложил усилие, что бы стянуть Колю с сиденья. Коля замычал не переставая мотать головой.

- Ну, кто там следующий, - из-за шторки появился Юлиан Семёнов и улыбнулся: - не бойся, я тебе птичку покажу.

Папа поднял Колю на руки и попытался занести его в зал. Коля обеими руками вцепился в косяк двери и заревел во весь голос.

Мама стала отцеплять побелевшие пальчики от косяка. С одной рукой у неё получилось. Она взялась за вторую. Коля тем временем освободившейся рукой схватил за чёрную шторку и, вытянув шею, рванулся из отцовских рук. Шторка вместе с гардиной полетела на пол. Коля уже не ревел – он орал. Орал так, что у присутствующих заложило уши.

- Мамаша! Успокойте своего ребёнка! – улыбка пропала с лица фотографа.

Отец еле-еле удерживал худенькое и почти невесомое тельце Коли и удивлялся, откуда у того взялось столько силы. Коля махал руками и ногами, мотал головой. Слёзы капали на бетонную мозаику пола. Он извивался, цеплялся за косяки, поворачивался поперёк двери как Жихарка из сказки, которую ему  часто читала мама.

Отец, наконец, отпустил Колю на пол. Он с удивлением смотрел на сына. Такого Колю он ни разу не видел. Рубашка выбилась из под шортиков, правый гольфик был спущен. Сандалии одной не было. У Коли был такой взгляд, что отец понял – он никогда не войдёт в этот зал.

Коля, швыркая носом, дрожащими худыми руками стал заправлять рубашку и не выпуская из вида родителей и фотографа, бочком стал продвигаться к выходу. Лицо его было румяным и глаза смотрели на всех как у волчонка, которому некуда деваться и он отдаст последние силы, но не позволит этим взрослым решать его судьбу.

- Коля, мальчик! Что с тобой? – мама присела на корточки и протянула к нему руки, - пойдём. Дядя не страшный! Он тебе игрушку даст, - за спиной матери уже стоял фотограф с большим плюшевым мишкой.

Коля толкнул стеклянную дверь и вывалился на улицу. Он сощурился от яркого дневного света и увидел, тех двух девочек. Они ели мороженое. Девочки как по команде повернули свои светлые головки и уставились на него. Коля, мелко семеня, забежал за кусты и спрятался. Он запыхался и его худая грудь сотрясалась от ударов сердца.

-Коля! Коля! – мама с одним сандаликом в руке выбежала из фотоателье и озиралась по сторонам.

- Вон он за кустом! – радостно показали пальцами на него девчонки.

Где то на подсознательном уровне Коля понимал, что он будет жить. Он хочет жить! Чем он хуже тех пацанов с мячом и этих Мальвин с куклами? Никто не верит: ни родители, не врачи, ни та бабка. А он верит.  Он один из всех знает. Он будет жить…