Тишина после бури

      Жизнь щедро подбрасывала мне сюрпризы — коварные, болезненные, неожиданные. Привыкнуть к ним было невозможно, но извлекать уроки, даже не до конца осознанные, приходилось. Хотя бы попытаться. А по факту всё случалось наоборот — с точностью до абсурда.
   Моё первое замужество стало катастрофой. Не только личной, но и мировоззренческой. Сказочный институт брака, о котором мне с детства твердили дома и в "дружеских" кухонных откровениях, оказался жалкой бутафорией. Картонные декорации, из-за которых выглядывали унылые будни и мелкие пакости. Те, кто уверял меня в обратном, сами не раз вступали в этот "институт", и каждый раз с одинаково бесславным финалом.
  Да  и у моих  родителей  всё было не по нотам. Отец — тот, кого я боготворила с детства, до мамы был дважды женат, прыгал от одной дамы сердца к другой, как заяц от куста к кусту. А с мамой их союз не раз давал трещину — да и вообще был, как я поняла позже, бракованным.
Среда, в которой растёт человек, многое определяет — в том числе и его представление о браке. С моей средой — анекдотического масштаба — было всё ясно.
Свекровь из Черновцов была как персонаж из чёрного фельетона: женщина с физическим изъяном и ярко выраженной ненавистью к женскому полу.
— Женщин можно менять, мама у тебя одна, — скрипела она почти ежедневно.
Её раздражало во мне всё: от интонации до дыхания. Мы даже сбежали в Москву, но и там она нас настигла. Эта её «любовь» была липкой и удушающей, как тель-авивское лето.
Боль, горечь, обиды накапливались по капле и превращались в бурную реку. В один прекрасный день я решила, что необходимо ставить жирную точку и валить из «семейного рая», пока меня не свалили в два метра…
Муж не отставал. Он включил весь арсенал манипуляций — шантаж детьми, угрозы покончить с собой… Всё это уже не вызывало ни страха, ни жалости — только острое отвращение. Я возвращаться не собиралась. На эти грабли — больше ни шагу.
Развод оказался не финалом, а прологом ко второму акту. Под лозунгом: «как бы не платить алименты» сын остался «с отцом». Точнее, с бабушкой и дедушкой. Биологически — да, с отцом. Но на деле — тот был редким гостем.
Суд стал моей персональной Голгофой. Я не могла понять — за что? Почему он выбрал не меня? Я глотала слёзы, прятала их в подушку…
А потом случалось что-то: он заболевал, попадал в переделку — и его, как чемодан без ручки, снова «передавали» мне. На время. В «гости» — к родной матери.
Но, слава Богу, всё это не оставило шрамов между нами. Мы по-прежнему были близки, как два берега одной реки — разделённые обстоятельствами, но соединённые течением. Он вырос. Стал отцом четверых. А я — всё та же мама.
Каждый наш телефонный разговор заканчивается одинаково — словно молитвой, заклинанием, оберегом:
— Мам, я тебя очень люблю…
После развода началась другая жизнь. Я и дочь — наш новый тандем. Мужчины в ней, конечно, появлялись. Некоторые были достойны, некоторые — просто эпизоды. Были и предложения замужества. Но брак пугал. Пугал, как огонь пугает того, кто однажды уже обжёгся до костей.
Не было ни трепета, ни бабочек. Ни стрел Амура. Только усталость от игры в одни ворота.
А потом — переезд. Другая страна. Другой язык. Страх — как в первый раз. Но теперь он был густым, липким, парализующим. Родители, сын — остались. Мы с дочерью летели в никуда, без иллюзий о сионизме, без мечт, без флагов. Просто — уезжали. В ловушку, как оказалось.
В Иерусалиме нас встретила жара, как пощёчина. Потом — тревожные вести, сирены, противогазы, которые я в сердцах называла «намордниками». Саддам, ракеты, химия — всё это как-то сразу и навсегда отменило любые розовые очки.
Арабы взрывали автобусы, резали людей на улицах. Израиль, о котором я почти ничего не знала, оказался не страной обетованной, а страной обречённой на вечную борьбу. Местами — за гранью здравого смысла.
Но мы выжили. Как — не знаю. Наверное, есть у меня ангел-хранитель. Или просто — привычка не сдаваться. Унижаться — да, приходилось. Глотать — приходилось. Но не терять человеческое достоинство — было моим главным упрямством.
И всё-таки… я вышла замуж второй раз. Видно, грабли в этот раз были с округлыми зубцами. Мы вместе уже больше тридцати пяти лет. И если это и не идиллия — то, по крайней мере, тишина после бури. А иногда — даже светлая погода.