Что в имени...

               
               
Как называла я   в раннем   детстве то незримое, что ощущала в окружающем пространстве, когда пыталась осознать свое взаимодействие с окружающим миром, - природой и людьми? Я еще не употребляла  слова  БОГ, которое уже знала от близких, и  не  связывала свои действия с этим названием чего-то мне неведомого, хотя  даже в пределах своего  мирка я уже ощущала  присутствие и участие в моей жизни этого Великого и  Невидимого и в то же время Всевидящего и Всеохватывающего, чему названия  и формы я еще не нашла…
  Вспоминаю, как  в теплых и влажных, затихших после жаркого летнего дня сумерках я, девочка лет  11-ти, на мостках маленькой речки   смотрю  на завораживающую своим быстрым течением  игру воды в  ее  стремлении сквозь осоку и стебли кувшинок и лилий. Нежная речная мелодия  насыщается  доносящимися уютными  вечерними звуками  домашних хлопот, -  звонами посуды, ведер,  затихающих  к вечеру    домашних животных и птиц – там  хрюканье,  квохтанье,  мычание, блеяние, и  еженощная  птица уже скрипит с лесов и лугов,   вторят ей лягушки, а рядом хлопочет- шебуршится  на берегу какая-то малая тварь. Того и гляди, из недалекого омута поднимется кверху огромный сом, - говорят, здесь водится.  Купаться  в это время одной  страшно:  ногами поболтала  в теплой воде, да и скорее к дому -  по  росистой заросшей тропке. Остановившись на крутом взгорке, еще вглядываюсь вниз и как будто жду появления на ней неведомого существа, этакого  единорога  с картины  в Русском музее, готова услышать  легкое постукивание его  копытец, но нет, жутковато такое ожидание, и я быстрее  бегу к домашнему огоньку,  где  ждут родные -  с чаем, только что испеченными пирогами  и разговорами о своих взрослых заботах: завтра баня, гости, мама приедет на выходной  с братом и отцом. А мне на завтра задание  – прополоть морковку и нарвать щавеля. И то, и другое интересно  и вкусно. В воскресенье –  все  пойдем в церковь, крестить меня и брата.
 На мою постель за теплой печкой  положили  матрац и подушку, набитые  свежим сеном,  я укрываюсь пахнущим воздухом  свежепостиранным  лоскутным одеялом и, не успевая ничего вспомнить  и оценить из дневных впечатлений, тут же засыпаю. Как бы ни был крепок сон, - от целого дня на свежем воздухе, где был и сенокос, и купание на  речке, и недалекий поход в лес за ягодами,- от душистого сена  постели, а может, от сладкого макового пирога,   мерещится  такое  все  причудливое…               
 Вот   высоко  по  вечернему  небосклону, рядом со звездами,  движется  машина, похожая на самолет, но сложнее строением, и я  удивляюсь   ее необычности. Позже я увижу похожее  на киноэкранах  в виде  космических станций и подивлюсь детскому пророческому сновидению.
 А вот наша ватага сестер и братьев с деревенскими детьми оказываемся в болоте, которое все качается от наших шагов, и морошка уже не нужна, только бы выбраться  из этой заманившей нас трясины... Куда отсюда идти?  Все вокруг колышется вместе с маленькими деревцами, кочками, змейками на них и лягушками…  Вдалеке показывается корова. Нет! Это лосиха, корова одна сюда бы не забрела.  Нам это показывает направление: там суша, там можно поискать дорогу к дому…
 Еще сон:  дело к вечеру, и наша стайка детворы   сидит в соседской старой холодной бане над рекой,  и в самый раз  идут   истории про черную руку, про ведьм, зовущих к себе издалека  потерявшихся в лесу, а я рассказываю про  моего любимого   калевальского  героя  песнопевца  Вяйнемёйнена,  соорудившего из щуки чудесный инструмент кантеле.
 Мне по сердцу  эпос Калевалы, его  герои и божества, красивые или чудовищно ужасные, но по-человечески понятные, в красочных  нарядах, в простых отношениях друг с другом, занятые делом, - рыболовством, земледелием, строительством, охотой, ремеслами, а не отвлеченными от жизни проблемами, - «пойди туда, не знаю куда, найди то, не знаю что», - на фоне природы, тоже подходившей к моим представлениям о мире: моря, озера, леса, болота, туманы… Древний дед-богатырь учит меня  понимать  зверей и птиц. « Слышишь,-  говорит он, - как фыркает рядом на берегу зверушка? Это ондатра, она беспокоится за тебя, что ты одна  так поздно торчишь  на реке. Дикие звери любят ночь, а люди и птицы  радуются утру. «Кяаарс!» кричит ночная птица, - «Мучайся!» значит на здешнем языке. А ты беги и   радуйся дому,  уюту, теплу и сладкому сну, как твои кошка, собака и …»
  Отсыпаться утром  долго не пришлось: приехали мои, и  хлопот добавилось – водиться с маленьким братом. В воскресенье после  душной деревенской церкви  пошли  на покрытую веселой зеленой травой могилу деда под березкой, где  потом взрослые долго поминали деда и отмечали наши крестьбины, а мы с братом недалеко от них собирали землянику.
  Все шло по-прежнему, от крестин ничего не поменялось, только взрослые сказали, чтобы я не рассказывала об этом в школе, и крестик  не дали носить.  В церковь ходить чаще мы не стали, да и мало их было открытых, а когда бывали, то всегда там было тесно, душно  и тревожно из-за людских хмурых, как на похоронах, лиц, хотя мы  бывали там по праздникам,  все молились «милостивому  господу», давали «есть его тело и пить его кровь»,  но  почему-то  призывали бояться его.  Из-за непонимания  всех условий  христианской веры я еще  долго не переставала относиться формально к церкви,  и для меня только недавно  она  стала  действительно Верой, Надеждой и Любовью, хотя до сих пор не лишенной языческого преклонения перед  силами природы, - это, конечно, святая Троица и весь сонм больших и малых божеств на земле и на небе.
 Потом мне пришлось  меньше бывать  в деревне, но   и в городе  я  ощущаю сильную   незримую связь с его  природой, особенно водной стихией, - рекой, каналами, заливом и даже с ширью площадей, проспектов, которые тоже были неисчислимо много раз мною протоптаны, проезжены, - в разные времена  суток и годов. Так,  я почти физически чувствовала на Троицком мосту непреклонную  мощь Невы, которая не пенилась, не волновалась подо мной, а просто слегка колыхалась всем монолитом своих вод, дышала, как живой организм,  и  стало понятно, что это не просто река или  пролив между Ладогой и Финским заливом,  это часть живого организма, мирового океана, готового и на движение вспять, приносящего в город наводнение.  Быстро-быстро, бывало, я  топала тогда  по мосту поближе к набережной. Или  вот пронизанный насквозь утренним солнцем с востока Невский, ноги по нему сами несут к Зимнему;  а вот  моя любимая  Университетская набережная и   -  Академическая, и  Невская панорама в белые ночи, и  Васильевский  остров, устремленный к заливу, и сугубо урбанистические Загородный или Московский проспекты, а размах  Марсова поля… - все в старинных кварталах  поет в  моей душе о гармонии красоты  рукотворной, обрамленной   красотой сфер,  и сил  природы.  В эту гармонию врываются современные мотивы, и часто  они не дополняют ее, а рушат, как некое супер-здание, недавно  заслонившее вид на Смольный со стороны Невы.. Но бывает, новые постройки и  радуют, к примеру, такие  усовершествования, как  водно-воздушно-хайтековская   автотрасса дамбы КАД  Приморского шоссе с видом на Кронштадт.  Или грандиозная транспортная развязка на месте Шушарской свалки…  Такие сооружения внушают мне просто восторг, сопоставимый с религиозным, надежду, ч то есть  будущее у Земли, а значит, и у  Человека. Конечно, все в руках Господних, но и люди -  да не сотворят того, что отвернет от нас лик Божий! 
Лахти, 2013