Ты не можешь войти в космос 9

Ты [не] можешь войти в космос

9. я [не] забуду

… Яркий жёлтый осадок со временем тускнел в тумане. Это прошло за считанные дни, и было удивительно осознавать то, что вчера мутный закат всё ещё ржавел, а сегодня уже тонул. В этом тумане нас невозможно узнать. Люди-силуэты боятся таких же, как и они сами. Даже сейчас, в то время как разворачивается история, есть живые люди, что находятся в своих домах. Забаррикадировались в своих квартирах многоэтажек и боятся даже пискнуть. Если бы это было возможно, то Осанн бы просто ужаснулся тому количеству бьющихся внутри зданий сердец. Они смотрят в окно и думают, что наступил конец света, но не такой, какой на самом деле, а гораздо более страшный.
Осанну гораздо проще этого не знать, хотя он и бродил по городу в поисках выживших. Но даже сам боялся подать голос. Глух и слеп ко многому в этом мире. А к тому, что осталось – даже боится притронуться. И всё равно на что-то надеется. Как будто снеговик в тёмной пещере, которому не обойтись без жаркого факела.
Дни были очень длинными, поэтому их прошло не так уж и много. В один из таких дней Осанн сидел в кафешке со стеклянными стенами. Сидел на полу, опёршись о прилавок. Противогаз, сумка, костюм – он напоминал груду мусора. Грел руки о чашку кофе. Десять минут, двадцать. Полчаса. Он сидел и смотрел на улицу через пустые стеклянные стены.
Это было красиво.
Там на улице сидело два подростка, примерно так же, как и Осанн, только с опущенными в вечном сне головами. Мальчик и девочка. Сидели на грязном полу, опёршись о стену дома. Туман уже был достаточно густым, чтобы заглотить их, но Осанн всё равно всё видел. Возможно, это уже память рисовала на тумане образы. Они были ещё детьми. Спутанные чёрные волосы мальчишки, из-под капюшона девушки выглядывали светлые, переливающиеся нежно-розовым, локоны. Поджатые колени, светлые истёртые джинсы. В узком пространстве между ними уместились руки. Ладонь на ладони. Сцепленные пальцы. Даже во сне они не желали отпускать друг друга…

… Осознание того, что я выжил, каким-то странным наплывом достигло мозга, будто бы истосковавшегося по этому чувству. Затянув на талии девушки ремень, я понял, что всё ещё могу дышать, видеть и существовать. А она всё ещё неслышно наблюдает за мной.
- Ну, кажется, ты полностью одета, - сказал я, попытавшись выразить своё довольство, после того, как завязал оба ботинка на её ногах. – И даже противогаз оставила. Эээ… молодец…
Мне захотелось похлопать её по голове, но я удержался от этого необдуманного порыва. Она всё ещё внушала страх, хоть я и был ей признателен.
- Есть ещё одно место, куда я хотел бы тебя отвести, - с этими словами я встал на пороге магазина, в котором мы находились и стал дожидаться, когда она пойдёт за мной. – Ну, давай, пойдём!
Она, молча, смотрела на меня.
- Тебе что-то ещё тут нужно?
Я оглядел помещение, и меня осенило. Коробку с её платьем-то я оставил! Ладно, пакеты потом поищу. В другом месте. А пока что я взял коробку и вновь встал у входа. А она стояла, не шелохнувшись.
- А что теперь? – растерявшись, спросил я. – Может, ты не хочешь идти… со мной?
Она молчала. Да и я тоже умный – нашёл кому задавать вопросы.
- Я хочу отвести тебя в какой-нибудь ближайший ресторан или кафе, чтобы накормить. Осанн говорит, что в городе ещё полно еды осталось, - я поставил на то, что она просто не доверяла мне.

Но она всё равно ничего не ответила.
Я попытался вспомнить, как я привёл её сюда. В принципе, я хорошо помнил всё до мельчайших подробностей, с того момента, как Осанн вытащил меня из завалов. Поэтому был ещё один вариант.
Я зажал коробку под подмышкой, а свободную руку протянул ей.
А она медленно протянула свою. В прошлый раз я об этом не подумал, но её ладонь была такой маленькой, по сравнению с моей. Такой лёгкой. Боюсь даже, что хрупкой. Нет, такой рукой она вряд ли могла меня убить.
Потянул её прочь из этого магазина. Снова на тихую туманную улицу. В ботинках её шаги были хоть немного различимы. Но передвигалась она как-то нелепо. С пятки на носок. Каждый раз, чуть ли не подпрыгивая при своём небольшом росте. Может, она просто не привыкла к обуви? Шла немного позади меня.
Я обернулся, чтобы снова увидеть её глаза – даже сквозь противогаз они странно притягательно блестели. Одновременно страшно и всё равно охота вновь взглянуть на неё. А она не сводила с меня глаз. Не смотрела ни на дорогу, ни на витрины. С каждым разом смятение уплотнялось. Более я старался не смотреть на неё. Пока не дошёл до ближайшего кафе.
Стеклянные стены были настолько прозрачными, что если бы они не были обрамлёнными железом по краям, я бы в них врезался. Особенно в этом голубом тумане. Одна такая стена открывала полностью вид на улицу, а другая показывала стену близко расположенного соседнего дома.
- Сядь где-нибудь здесь…
Она молча смотрела на меня. Ну, конечно – опять сглупил.
Я смахнул пыль с одного круглого железного столика, поставил стул и пригласил её сесть. С полминуты немного созерцания сначала меня, потом стула, и, кажется, она поняла, что играть в непонятки было бессмысленно. И села на стул. Прямо не разворачивая одеяла. Как гусеница.
- Я пойду на кухню. Скоро вернусь, - сказал я и скрылся в соседней комнате, пройдя мимо прилавков с кассами.
Только попав на кухню, я снова осознал, как же мне повезло с Осанном. Газовые плиты? Куски сырого мяса в холодильниках? Как готовить? Я не умею готовить абсолютно ничего. Да и мне-то всё равно – я без труда могу открыть банку консервов и ложкой черпать оттуда, даже не разогретое. Но как быть с девушкой? Хотелось отдать ей самое лучшее, на что я был способен. А пока что самое лучшее, что у меня получалось – это сдерживать боль, пока меня бьют. Кажется, я не смогу выжить без Осанна.
По крайней мере, я не думаю, что она куда-нибудь спешит. Надеюсь, она простит мне мои эксперименты.
С газовой плитой я знаю, как теоретически обращаться. Повернуть ручку, поднести огонь и зажечь… Эх, у меня не было огня. Значит, рядом с плитой должна быть такая палочка, которая при нажатии на кнопку начинает искрить на кончике. Но её тоже не было. Вот так вот и закончились мои эксперименты с готовкой на газовой плите. А я, ведь, даже не посмотрел, что было съедобное в этом месте… В шкафах было несколько консервных банок. Первая из них, судя по этикетке, хранила свинину с бобами – это даже звучало вкусно. Так мне казалось. А холодильник оказался сломанным, и всё, что находилось внутри, уже испортилось и неприятно воняло.
Может, здесь есть другие вещи, которые помогут мне разогреть еду? Выложу содержимое одной банки на тарелку и согрею… где-нибудь. Где можно греть еду? Я держал в руках две банки с этой едой и думал, что смогу вот так вот вечно колебаться в рамках обширной кухни, но мои страдания внезапно прервали.
Я обернулся и увидел её, возможно заждавшуюся меня за тем столом. Всё такую же молчаливую, обёрнутую в одеяло.
- Я … не знаю, как… - начал было оправдываться я, но замолчал, заметив, что она зашевелилась.
Из-под одеяла вновь выглянула рука и потянулась ко мне. Слегка подогнув пальцы, будто бы собиралась вцепиться мне в горло, и я подумал, что всё-таки надоел ей. Но рука остановилась на половине пути и замерла. Она чего-то ждала от меня? Чего-то хотела?..
Я протянул банку, и она схватила её. И ушла обратно к столу.
- Как же ты её откроешь? – спросил я, но она, скорей всего, не слушала меня.
Ну ладно, в таком случае я разогрею то, что осталось у меня в руках, и принесу это ей, копающейся со своей банкой – а я уже знаю, насколько крепко закрываются подобные банки, меня Осанн научил.
Вот только спустя пять минут я обследовал всю кухню, и ничего, что могло бы помочь мне в готовке еды, я так и не обнаружил. Тогда я сдался и отправился к столу, за которым сидела она, выпрямившись, словно лишь ожидая меня. Сбросила маску. Я вспомнил, какое у неё было лицо. Худенькое, в чём-то детское, красивое.
Банка была опустошена.
- Не надо издеваться, пожалуйста, - попросил я. – Надень маску. Хотя нет, сначала вытри лицо… вот.
Я достал из рюкзака несколько белых салфеток, что для каких-то неведомых целей вложил туда Фалс. Наверное, для подобных.
Протянув руку, она взяла салфетки, но ничего не изменилось. Холодное её лицо тупо уставилось на эти белые бумажки, но ничего не делало. Её губы были измазаны чем-то тёмным, и крайне неприятным на вид – тем, что находилось в банке.
- Вытрись, - я провёл пальцами по месту, где у меня были под маской губы.
Всё тот же холодный взгляд.
- Разрешишь мне? – предпринял я последнюю попытку сохранить хоть какую-нибудь её чистоту.
Взял одну салфетку из её рук и медленно прикоснулся к её лицу. Она даже не моргнула, когда я прикоснулся к её губам, однако было заметно, что лицу вернулись краски. Кожа стала чуть более живой, пусть глаз её это и не коснулось.
- Теперь гораздо лучше, - сказал я, положив салфетку на край стола. – Противогаз тоже сама не наденешь?
Кажется, я и не хотел, чтобы она надевала его сама.

«Когда-то люди ходили по этим улицам. Их были десятки, сотни. Сновали туда-сюда…», - говорил Осанн, когда мы сидели в одном из зданий.
«Удивительные существа. Злые все такие, занятые, смотрят на тебя с презрением. И если ты попытаешься заговорить с ними, то проклянут. Не знаю, возможно, всё дело в моей одежде, но за человека они меня не считали. Но всё же при всём том негативе, что они излучают, они были удивительно красивыми. Знаешь же о внутреннем мире? Так вот, у большинства людей он единый. Тот удивительный мир фантазий, в котором у тебя и меня летают единороги и звёздные истребители – для тех людей он был снаружи, и они делали его осязаемым для нас. И мы никогда не могли сделать то же самое для них. Понимаешь, да? Чем больше ты занят, тем ближе ты к нашему единому космосу…»
Взлетай, и ни о чём не сожалей. Туда не пропускают плохих людей.

- Мой долг исполнен, - сказал я, отпустив её руку. Я пытался вспомнить, что мне говорил Осанн, когда сам исполнял свой долг. – Ты одета, накормлена. Теперь можешь идти, куда хочешь.
Она молча на меня смотрела. Ну, конечно же, молча. Рука медленно опустилась и спряталась под одеялом. Глаза стали будто бы ещё холоднее под маской.
- Спасибо, что спасла меня.
Я сказал:
- Я не забуду тебя.
Она молча смотрела на меня. Я вообще не был уверен, значу ли я для неё что-либо. Возможно, она хотела сделать из меня слугу.
- Но я должен идти. Я должен найти одного человека, чтобы спасти … другого человека.
Крепче сжав свой рюкзак, я сделал шаг назад.
- Меня зовут Миру. Если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, то… - она уже была далеко. – Найди меня, и я обязательно тебе помогу.
Она растворилась в тумане, так и не шелохнувшись.
В глубине души я надеялся, что она пойдёт за мной.

- Ниал, а ты любишь рисовать?
- Смотри, какая у меня красивая игрушка!
- А ты правда ничего не чувствуешь?
Без противогаза было удобней. Когда Фалс привёз Ниала к другим детям убежища, они сразу приняли его. Не уж-то их интересовал травмированный ровесник? Однако, факт в том, что когда Ниал снял маску, его будто бы приняли в семью. Это было очень здорово. Он никогда ни с кем не играл.
Мальчик обернулся на любующегося из-за дверей детской Фалса и прошептал ему тихое «спасибо».
- Мам, я спать хочу! – заныл уставший ребёнок, и мама подняла его на руки, улыбнувшись напоследок Ниалу. В груди у мальчика разжигался радостный трепет.

Я не знаю, сколько времени потерял. Сколько я пролежал без сознания? Вероятно Осанн уже возвращался, и именно поэтому я шёл по единственному пути, который знал он и я. Мы бы встретились во что бы то ни стало.
Если бы он шёл мне навстречу.
Сверившись с картой я нашёл ферму, о которой говорил Фалс. Но издалека она казалась такой же пустой, как и всё остальное.
Осанн, если ты не бросил нас, то, прошу тебя, будь здесь.
Городские высотки становились всё ниже и ниже. Чем дальше от сердца цивилизации, тем меньше домов, меньше асфальта, меньше жизни. Так говорил Осанн. В пригороде туман пропускал в себя больше света, но только для того, чтобы можно было в полной мере уяснить его величие. Уяснить то, что он был везде.
Подозрительная тишина на ферме. Боюсь, я не встречу здесь жизни. Сквозь внушительные посадки овощей я шёл на пути к хорошему дому. В этом доме могло жить в удобстве несколько семей, а в амбаре за домом – хранить горы еды. Это было отличное место для жизни.
Первое тело я нашёл у входной двери – мужчина спал, положив голову на край журнального столика. Второй свисал с лестницы, не дышал. Видимо, внезапно заснул, когда поднимался или спускался с лестницы, вот и свалился. Ещё двое спали на кровати на втором этаже. Грязные, в одеждах, залезли с ботинками на чистые простыни и укрылись. Значит ли это, что прощение Прощёных было фикцией?
- Значит, вас никто не простил, - тихо сказал я.
Я видел, как в окна заглядывали призраки. И прощались со своими телами.
Осанн был здесь и видел всё это. И, наверное, уже помчался в убежище, за нами. И я, значит, не должен задерживаться. Лишь добрав припасов в дорогу, нисколько не отдохнув, я уже схватился за ручку входной двери, как заметил записку, к ней прибитую. Там большими жирными буквами было выведено моё имя. И оно было от Осанна.
«Забудь обо мне. И позаботься о Ниале».
Я прочёл письмо, смял в комок и засунул в карман. Осанн ушёл? Почему?
Я схватился за ручку входной двери, но так и не смог открыть дверь. За окном стояло много людей плотной стеной. И, похоже, они были не первой свежести.

- А у вас есть семья? – спросил Ниал у Фалса, пока тот завязывал мальчику новые туфли.
- Да. И я люблю их.
- Я бы хотел их увидеть.
- Может быть, вы и увидитесь.
У Фалса была жена и ребёнок. Они как раз были в его комнате. Он так всем говорит.