судъ

Виктор Сергеевич поднялся, поправил галстук, покашлял.

- Да, господин судья, как и все бывшие мужья, я вел абсолютно аморальный и асоциальный образ жизни. Я беспрерывно пил до бесчувствия, курил что попало, никогда ни дня не работал, а если и работал, то из рук вон плохо, а все деньги тратил на шлюх, собутыльников и выпивку. Я не занимался собственными детьми, мне они были неинтересны и я даже толком не знаю, как их зовут, где они учатся и учатся ли они вообще где-нибудь. Я никогда не водил супругу в театры и музеи, я не отдавал супружеский долг, я никогда не говорил ей ласковые слова и не гладил ее по крутому и гладкому бедру. Я отвратительно ел, наматывая куски варенной капусты на несуществующие усы. Целыми дня я только и делал, что пьяным и грязным валялся на диване и звонил всем своим тупым шлюхам, которых у меня было не меньше полутора тысяч, если не больше. В те же редкие минуты, когда я был трезв, я матерился и грубо требовал подливки к картофельному пюре с котлетами, которые моя жена непрерывно, день и ночь, не смыкая глаз, готовила на кухне. Я не клеил обои, не вытирал пол, не гладил штор, не стирал одежду, никогда не мыл посуды и не смывал за собой унитаз. И все это, господин судья, на протяжении двадцати пяти лет...

Виктор Сергеевич умолк.

- У вас все? - строго спросил его судья.
- Да, - вздохнул Виктор Сергеевич и сел.
Судья обратился к супруге.
- Анна Петровна, вы подтверждаете сказанное Виктором Сергеевичем?
- Да, подтверждаю.
- Тогда поясните суду, что бы вы хотели от Виктора Сергеевича, в качестве истицы?
Анна Петровна встала и прошептала, краснея.
- Ну чтобы домой вернулся...