Оля и Женька 14

(начало: http://proza.ru/2010/09/18/1134)

Пожилой джентльмен Ф. Г. Колокольчиков сидел в саду за деревянным столом и чинил часы с кукушкой, которые почему-то перестали ходить. Часовой механизм был уже разобран и смазан, поломок, кроме ржавчины, не выявлено, и оставалось только вставить главную часовую пружину. Вот в этом и была главная трудность... Сжатая пружина, когда её втискивали на положенное ей место, так и норовила выскочить и улететь в  неизвестном направлении. Но доктор был упрям...

Юный мерзавец Коля Колокольчиков вместо того, чтобы помогать и учиться практической механике, как всегда где-то пропадал. Солнце начинало припекать, даже и сквозь листву... Жужжали жуки и пчёлы...
Перед глазами доктора то и дело всплывал образ соседки-молочницы со всеми её выдающимися достоинствами, и доктор тяжело вздыхал. Пожилой джентльмен был влюблён... И уже не первую неделю.

Когда упрямая пружина, виток за витком, была почти уложена в предназначенное ей гнездо, из-за забора, с соседнего участка послышалась песня. Голос был нежный, заунывный, и принадлежать он мог только этой самой замечательной соседке, тётке Клаве.
Доктор немного отвлёкся, чуть повернул голову, и пружина в тот же момент со звоном выскочила, взлетела высоко в  небо и шлёпнулась на крышу дома. Доктор ахнул, плюнул, в сердцах выругался по матушке, и, оставив на столе надоевшие часы, направился в сад...

Тётка Клава, молочница, была одинока. Сын её ушёл в Красную Армию, и ей приходилось много работать: у неё была корова Манька, которая днём паслась в стаде, а утром и вечером требовала дойки. Кроме того, нужно было пропалывать капусту, морковку, окучивать картошку, сажать лук, зелень, и всё такое...

Дело было привычное. Выйдя на огород, засучив рукава и подоткнув за пояс длинную юбку, она склонялась к грядкам и заводила песню. Какую-нибудь тягучую, заунывную... «Во поле берёза...», «Не кружись, ты, ворон...» или «Есть на Волге утёс...»

Пожилой джентльмен Ф. Г. Колокольчиков бесшумно приблизился к отделяющему его от соседки сплошному забору и в волнении приник к щели. Смотреть можно было только одним глазом, но и так хорошо был виден возвышавшийся над грядками большой соседкин зад в тёмной юбке, и её светлые, открытые выше колен ноги. Ноги эти взволновали пожилого джентльмена не на шутку...

Солнце начинало припекать, и жара давала себя знать.  Тётка Клава занималась прополкой, не пропускала ни одной сорной травинки, и при этом заунывно тянула «Ой, ты рожь моя, ты высокая...»
Заметив некое мелькание и шевеление за забором доктора Ф. Г. Колокольчикова, она усмехнулась. Молочница и раньше замечала, что пожилой джентльмен при ней немного обалдевает и впадает в какой-то любовный транс. Седина-то в бороду, а бес в ребро - истину говорят!

- Фёдор Гигорич! - позвала она, выпрямляясь. – Это вы там?.. Не надо ли вам молочка ещё?

Пожилой джентльмен понял, что обнаружен, страшно смутился и не знал, что отвечать, и прилично ли вообще отвечать через щель.

- Кхм... Гм-гм... Да, Клавдия... Никитична, это я.

- Так что же, молочка желаете? Ещё не всё распродала...

- Да... Сейчас, Клавдия Никитична... Я вот... скамейку принесу.

Доктор сбегал во двор дома и притащил к забору табурет. После чего появился над забором и смущённо поздоровался.

Тётке Клаве захотелось поощрить нерешительного ухажёра, который лишь вздыхал за её спиной, не переходя к каким-либо действиям.

- Так что же, молочка-то, Фёдор Григорич? – ласково заговорила она.

- Да... Молочка, конечно... У меня есть ещё... на холоде стоит.

- На холоде?.. Правильно, Фёдор Григорич, – улыбнулась молочница. - Жара ведь сейчас!.. ужас просто... Я вот на огороде так просто помираю... Уж и юбку поднимешь, просто... совсем! Прямо совестно перед соседом.

- Ни-ни-ни, Клавдия Никитична!.. Ни в коем случае!.. Не стесняйте себя ни в чём... Да я и не смотрю... Что вы!.. Это так, случайно... А жара – да!.. Просто ужас.

Помолчали...

- А не хотите ли сходить на речку?.. – нашёлся доктор. – Искупаться по случаю жары... Я так давно уж не был. Да вообще этим летом не был. А раньше, в молодости плавал не дурно!.. Хе-хе...

 - Да вы и сейчас хоть куда, Фёдор Григорич!.. – соблазнительно улыбнулась соседка. – Поплывёте так, что и молодым не угнаться... Но мне вот никак нельзя... Огород у меня. Не пускает никуда... И корова...

- Так может, помочь вам, дорогая соседка?.. С огородом, – встрепенулся благородный доктор. – Я могу...

- Ах, Фёдор Григорич, что вы!.. вам нельзя... Работа тут в наклон. Кровь в голову ударит, и... что тогда?.. Нет, нет!.. Я сама, я-то привычная.

- А может, потом сходим с вами на реку?.. – пожилой джентльмен ощутил любовное вдохновение. - Вечерком, после трудов праведных!.. Совершим омовение иорданское...
 
- Ах, нет, Фёдор Григорич, не соблазняйте - вздохнула тётка Клава. – Вечером Манька приходит... Корова моя. Её доить надоть... Да и не в чем мне там, на пляжу-то, при народе купаться! Нету у  меня никаких таких купальников.

Пожилой джентльмен удручённо приумолк.

- Я, Фёдор Григорич, у себя на огороде купаюсь, – дородная соседка лукаво улыбнулась. - Очень даже хорошо!.. Вон у меня там, в кустах, корыто большое на солнце стоит, с утра греется... Вот как наработаюсь, взопрею, вот в корыте-то и моюсь... Ох, и славно! Воды много наливаю... Да и не видит никто! Со всех сторон тут заросли, сирень да малина. С вашей стороны вот забор... Конечно, ежели кто интересуется, то мог бы... Да кому это надо! Тётка толстая, не молодая, – смеялась молочница.

- Ну, что вы! Что вы! – вскинулся пожилой джентльмен. - У вас, Клавдия Никитична... просто замечательный вид!.. Замечательный!
 
- Спасибо, коли не шутите... – усмехнулась соседка, поправляя в платье свои налитые груди. – Ну, что же, Фёдор Григорич, работать мне пора. Уж извините... Часа два ещё поработаю, а потом пойду, искупнусь... Вы только, Фёдор Григорич, чур, не смотреть!

И похохатывая, тётка Клава вернулась к своей грядке, подоткнула юбку повыше и вновь склонилась к земле.

Взволнованный пожилой джентльмен Ф. Г. Колокольчиков отнёс табурет обратно и опять уселся за свои часы. Их надо было срочно завести и пустить, потому, что ровно через два часа... Но главная часовая пружина лежала на крыше! А без неё часы просто не могли сделать ни шагу. Чтобы лезть  на крышу, нужен был внук, а он пропадал неизвестно где.
«Никогда этого мерзавца нет, когда нужен!» - рассердился дед, но потом подумал, что и хорошо, что нет, ведь через два часа... Тут всякий посторонний будет лишним. А уж внук в особенности!..

Последующее время доктор маялся, слоняясь по двору и прислушиваясь к нежному, заунывному пению, доносившемуся из-за забора. Казалось, голос этот обращается непосредственно к нему, доктору Ф. Г. Колокольчикову, и жалуется на свою одинокую женскую долю.
 
Наконец, пение прекратилось... Пожилой джентльмен встрепенулся, положил в карман очки для дали, прихватил на всякий случай табуретку, углубился в сад и пригибаясь, на цыпочках двинулся вдоль забора...

 Прильнув к щели между досками, доктор обнаружил, что на грядках никого нет... Надев очки, он устроился на табурете поудобнее. Появление предмета своей страсти нужно было терпеливо ждать...

Наконец, показалась соседка с полотенцем и мылом в руках. Мечтательно улыбаясь и напевая «Скакал казак через долину...», она направилась в заросли кустов, где давно уже грелась на солнце круглая оцинкованная ванна.
Там она не спеша стянула через голову своё серое рабочее платье и осталась в большом белом бюстгальтере, закрывающем почти всю спину, и огромных белых трусах. Оставшись налегке, молочница сладко потянулась, подняла лицо и руки к солнцу и радостно засмеялась.

 Пожилой джентльмен замер, догадываясь, что будет и продолжение. И оно последовало.

Дородная соседка повернулась к докторскому забору задом и стала снимать остальное. Сначала на кусте повис обширный, как парашют, бюстгальтер, а затем большие, как белое знамя, трусы. Доктор так и замер...

Голая молочница, постояв к забору спиной, наконец, повернулась и передом. Большое обширное тело её, ярко освещённое солнцем, светилось белизной; налитые груди её с большими сосками торчали в стороны; живот был плотным и светился розовым; густо заросший треугольник темнел внизу; плотно, без просветов сходились вместе бёдра...

Наяда замерла на минуту, уперев руки в бока, и поглядывая в сторону забора, за которым скрывался пожилой джентльмен. Потом, отставив шарообразный могучий зад и весело повизгивая, ступила в ванну...