Письмо о Чехове Новаторство театра Чехова

Что читатели должны думать об администрации сайта, которая удаляет вот такие мои стихотворения.



Резолюция о борьбе с героизацией нацизма была одобрена на заседании 69-й сессии Генеральной ассамблеи ООН 21 ноября 2014 года. «За» проголосовали 115 стран из 193. Среди противников документа оказались США, Канада и Украина, а страны Евросоюза вошли в число 55 воздержавшихся от голосования. Отныне для меня США, Канада, Украина и и эти 55 воздержавшихся, среди которых почти все европейские страны — наследники нацизма. И неважно, что это сделали политики. Но они уполномочены совершить это преступление своими народами. В конце концов, и Гитлер был всенародно избранным рейхсканцлером.

Неонацизм: Политики и народы

Я перечислю поимённо
Членистоногих блох и вшей,
Так зародившихся законно
На демократии своей.

Вот впереди ползёт Обама,
Беспозвоночных кукловод.
Как он витийствует упрямо
И миру лжёт всё наперёд.

Ещё один, чьё имя стёрто,
Канадой клёново рулит
(Нет, вспомнил-таки: Харпер Стёпа),
Обаме в рот, скуля, глядит.

Об Украине умолкаю,
На каждом там стоит печать
«Бандера, хайль!» — и точно знаю,
Кому-то с ними воевать.

Для них, что лях, москаль иль Jude,
Что грек, что немец иль француз:
«Украйна выше всех пребудет!» —
У них лишь с Гитлером союз.

А из Британии педрастой
(Прости, Оскар Уайльд, поэт!)
Бежит и бойко и брыкасто
Без скотланд-шерсти — гол и гнед,

Их Кэмерон, болтун превратный:
За гонор, выданный в аванс,
Он исполняет аккуратно
Команды «пиль», «ату» и «фас».

В каком колене от нацизма
Проснулась в Меркель эта муть?
От бошей взятая харизма
Играет злую шутку... Жуть!

С остекленевшими мозгами
Шуршит бульварами Олланд,
Играет, как мячом, словами,
А нос — по ветру... Коммерсант!

А скандинавы... вас так много,
И королев и королей:
Когда забыли вы про Бога,
Воруя педикам детей?

Где времена, как все датчане
Вшивали в сердце жёлтых звёзд,
А ныне же: в каком дурмане
Вы замолчали Холокост?

А вот с забытыми грехами
Антисемиты чередой
Своими тощими задами
К нам повернулися, как в стой-

ле: Польша, чехи и прибалты,
(Орущие в парадах «Хайль!»)
Румыны, венгры и болгары...
И ох как павших наших жаль!

Не немцы — ваши батальоны
Евреев били наповал,
Не немцы, а вполне «законно»
Ваш обыватель их сдавал.

Кто жил под властью оккупантов,
Тот помнит: злее нет румын,
В мундирах чёрных, в белых кантах,
Убийц людей на свой аршин.

Я не забыл, как под сурдину
Бомбили «братья» т о т Белград,
Теперь — Донбасс: наполовину
И х бомбы на детей летят.

Нацизм шагает по Европе,
Под ним распластанный Брюссель,
И превращаясь в мизантропа,
Мозгами движет еле-ель.

За океаном же — народом
Создали рейх на тыщи лет,
Сбылась мечта былых уродов:
О н и — цари, для   н и х — весь свет.
 
11-12.01.2015



Закат Европы

Под улюлюканье чертей
И аплодирующих бесов
Европа мчится всё быстрей
Дорогой дел и интересов,

Мостя последние км
Пред преисподними вратами,
Блюдя свой шик и реномэ
Под человечьими правами.

Закон от Бога позабыт.
Над всеми — лишь закон брюссельский.
Христос? Избит, распят, убит,
Как неудачник иудейский.

Вот нынешние — о-го-го!
Язык усопший возродили,
На нём в своей Синаго-го
Христову жертву отменили.

Европа им кричит «Ура!»
И каяться Европе не в чем:
Пришла прекрасная пора,
Жить стало веселей и легче.

И можно всё: грабёж, обман,
Убийства именем Брюсселя,
И содомит от счастья пьян,
И сатанисты осмелели.

Как двух гарантов след простыл:
Ну, вероломство, но — законно!
И чернозём в «немецкий тыл»
Везут лихие эшелоны...

Бомбить Белград, Донбасс — распять,
Вживую Косово оттяпать...
И убивать, и убивать
В себе же совесть, честь и память.

25-26.02.2018



Англосаксы

«Умом» бодрея и гордясь,
От радости в зобу немея,
Живут заботой, не стыдясь,
Как сделать мир вокруг подлее.

Канадец, англичанин — в раж,
Американосы — туда же:
Забыта совесть, как багаж,
И с каждым днём все люди гаже.

Все. Кроме них. Они — причём?
Их подлость списана в архивы.
Узнают? — Это всё потом.
Пока же — англосаксы живы,

Чтоб каждый день наполнить злом
По наглому или втихую:
Клянутся «богом» как козлом,
Столбя дорогу в ад лихую.

А в арьергарде — Евро-сад,
И клоуны, и кукловоды, —
Христа распяли на парад,
Грехом содомским хороводя.

25.02.2018


Народная история (Кому на Руси жить хорошо)


I

Разбудите меня послезавтра,
Разбудите, вперёд забежав,
Когда будете знать, кто же автор,
Что готовил нам новый устав.

Разбудите меня, разбудите,
Чтобы снова не спать по ночам,
Когда вспять неизвестный кондитер
Сладкой пудрою бьёт по мозгам.

Сколько было их! Лысый, с прищуром,
Всё отняв, поделил на своих,
Кто страну покорёжили сдуру,
Чтоб народ наконец-то притих.

Чтоб шагали, вождям в глаза глядя,
Прикрываясь от них кумачом,
А усатый грузин на параде
На трибуне стоял с палачом.

Поделили на чистых-нечистых
Слишком умный советский народ:
Коммунисты казнят коммунистов,
Ну, и прочих, как щепок — в расход.

А другие — те, что уцелели,
Положили себя за страну,
Чтобы дальше идти мимо цели,
Но с Победой, одной на кону.

Но не понял Победы усатый,
И народ ему — пыль и песок,
Сам не жил, и других виноватил,
Власть тащил, как их лагерный срок.

Чтоб её подхватил оттепельный
С бородавкою лысый дурак,
Всех наук корифей беспредельный,
Кукурузно-ракетный мастак.

Обещал языком, как метлою
(Что у всех болтунов — без костей):
Мы за партией — как за спиною,
Будем жить веселей и бодрей.

Не успел. Только всё перепортил
И заставил народ голодать —
Бровеносец уже телепортил:
Сам живу, и другим дам пожрать.

Нефтяные доходы затычкой
Прикрывают партийных хапуг,
И летит под откос электричка
В коммунизм, как железный утюг.

Перестройкой отмеченный бредит,
Где бы вожжи ещё отпустить,
Вот беда: с ним никто же не едет,
И времён обрывается нить.

Впереди уже Ельцин маячит,
Горизонты собой заслоня...
Братцы, братцы, да что ж это значит:
Всех провёл, и тебя и меня.

Продал всё. И народ без работы
На обочинах жизни лежит,
Чтобы кучка воров без заботы
Упражнялась с трибуны во лжи.

А ведь клялся Аника, как воин:
Потерпите, мол, годик иль два,
И о завтрашнем дне, будь спокоен,
Да не будет болеть голова.

Обещают, кругом обещают,
А чиновник, как был, так он — есть,
Власти делают вид, что не знают:
Он — один, а народу — не счесть.

Ну, не выпасть никак из обоймы,
А колонна его — номер пять,
И ему, наконец-то, на кой мы:
Не мешайте работать, как спать.

Вот опять: обновили кабмины
Наверху, в голове, на местах,
А чиновник расставит в них мины:
Только сунься, народ — тарарах!

Разбудите меня послезавтра,
Разбудите, вперёд забежав,
Когда будете знать, кто же автор,
Что готовил нам новый устав.

Разбудите меня, разбудите,
Чтобы снова не спать по ночам,
Когда вспять неизвестный кондитер
Сладкой пудрой забьёт по мозгам.



II

И настал наконец день позора
И чиновничьего торжества,
Президенту задуматься впору,
Кто в команде его голова.

Президент наш хорош... Ну так что же,
Когда рядом маячит другой,
Сытый, наглый, с лоснящейся рожей,
По всем пунктам — и вор и герой.

Он любую идею подпортит
Нужной ссылкой на тот же закон,
Схлопотать без боязни по морде:
Сам себе — генерал без погон.

Н у,   н е   в ы п а с т ь   н и к а к   и з   о б о й м ы,
А   к о л о н н а   е г о — н о м е р   п я т ь,
И   е м у,   н а к о н е ц - т о,   н а к о й   м ы:
Н е   м е ш а й т е   р а б о т а т ь,   к а к   с п а т ь.

Он живёт без боязни быть сбитым,
Как наш новый ракетный Сармат:
Что хочу, то творю, у корыта
Своей власти — и чёрт ему брат.

И вопросы, что за год копились —
Наш народ терпелив до поры —
В ожиданьи ответа прокисли,
Как в рожках молоко от жары.

Наша Дума никак не созреет
До признанья: в стране — саботаж,
И что нужен закон, чтоб умерить
Через меру чиновничий раж.

По другому назвать, что творится,
Не могу: ведь который уж год,
Невзирая на ранги и лица,
Все они презирают народ.

Не освоят никак миллиарды:
Это сколько же лишних забот! —
И живут старики как бастарды
В аварийных халупах в расход.

Половине страны не добраться
До обещанных свыше доплат,
Ну, а кто вдруг захочет ругаться...
Нахамят и уволят под зад.

Мне плевать, что везде ещё хуже,
Пусть грызутся, и Бог им судья,
Но валяться в чиновничьей луже:
Это — жизнь и твоя и моя.

И прошёл он, раз в год день позора
И чиновничьего торжества,
Президенту задуматься впору,
Кто в команде его голова.

Прозвучали вопросы, похоже,
Но не те, что волнуют народ:
Он и здесь постарался, тот, с рожей,
Отобрал. И так каждый «раз в год».

23.01.2020, 17.12.2020



Плач по Украине

Я молился ночами, и Бог мне судья
И всем людям последний заступник на свете,
И светлела на небо мольбами стезя,
И что я ещё здесь — в ожиданьи Ответа.

Я молитвой страдал, не хватало мне слов,
О любимой земле, где родился и вырос,
О солдатах живых и за будущих вдов,
И в душе возводил свой амвон и свой клирос.

Как случилось, что рядом взошёл сатана
В ореоле, как факел, языческих свастик:
Разделилась когда-то единая наша страна
Под хапок либерало-нацистов во власти.

И росли поколенья вроссЫпь и поврозь,
Только тех, кто пожиже, приманивал Запад,
Да и нам донесло его приторный запах
(Для украинцев русский стал в горле как кость).

Как забыли Христа? Да и был ли он там,
В провонявшей вовсю католической луже?
И кресты на их флагах — НЕ от Христа.
Протестанты? По мне, так они ещё хуже.

Да — увы! — там давно сатана правит бал,
Его шёпот народам так сладостно манок,
Вслед за ними украинец тоже пропал
Под нацистские гимны с утра спозаранок.

И пошла Украина детей убивать
По указке по западной, подлой и низкой,
Бабий Яр позабыв, и где Родина-мать,
Душу высмердив за поцелуй сатанинский.

И балдеют хохлы от бесовской игры,
Направляя орудия в нашу Россию,
И без Бога живут у заветной дыры
Прямо в ад, где их ждут — ох, как ждут! — черти злые.

Боже, Боже! — молился я вновь, —
Окропи Украину святою водою,
Ведь в их жилах и наших течёт одна кровь,
И сильны мы лишь вместе, и всюду — с Тобою.

12.11-25.12.2022


Вероятность того, что нацистская и пятоколонная администрация сайта удалит мои материалы, велика, поэтому заранее приглашаю читателей на мою страницу на фабула точка ру, где размещены все мои произведения и материалы проекта «Москва и москвичи Александра Тимофеичева (Александрова)».



Письмо о Чехове (Новаторство театра Чехова)

Я обратил внимание, что литературоведы и театроведы (не говоря уж о театральных режиссёрах) пишут о «больших» пьесах Чехова совершенно по-разному. Это не значит, что литературоведы что-то упускают из сценической специфики текста пьес, а театроведы не так подкованы в теории литературы: все они стараются охватить и «соседний» подход. Но пока мне не удалось встретить исследований, которые удовлетворили бы всех: актёров, режиссёров, драматургов, театроведов и литературоведов. Поэтому, хотя я прочитал Вашу книгу с интересом (о Чехове!), находя её достойным литературоведческим исследованием, она вызвала довольно-таки существенные возражения. Но спорить на «литературоведческом поле» мне с Вами очень сложно, я скорее читатель, чем литературовед-исследователь.

Главный вопрос, который возникает по поводу пьес Чехова: насколько важен паратекст в пьесе (понимаем под этим всё, не являющееся прямой речью персонажей)? В одном театре как-то устроили пробное концертное исполнение одной из пьес: актёры сели на стулья перед зрительным залом и прочитали текст (конечно, по-актёрски). Зрители в зале реагировали как на настоящем спектакле, смеялись, плакали (хотя можно и предположить, что зрители видели другие постановки пьесы). И это безо всякой режиссёрской партитуры и практически без репетиций (только читка за столом). Следы этого эксперимента есть в фильме Луи Малля «Ваня на 42-й улице» (по пьесе «Дядя Ваня»). Значит ли это, что паратекст для Чехова не столь важен? Нет, история публикации хотя бы «Чайки» говорит о том, как упорно Чехов работал именно над ремарками. Значит, для Чехова текст пьесы представлял как бы единое целое, и, готовя его для печати, он рассматривал его как литературное произведение. Он полагал, что пьесу будут не только ставить в театре (а в наше время и снимать фильмы), но и просто читать. Хотя сам наивно предполагал, что напечатанная пьеса без спектакля – это что-то непонятное. Но ведь писал же! И публиковал («Дядя Ваня» – откровенно такая пьеса, опубликована задолго до первого обращения к ней в театре). Эта двойственность – одна из отличительных особенностей драматургии Чехова. Отношения Чехова с современными театрами были вообще чрезвычайно сложными, и спектакли МХТ не были исключениями, что оставило след и в письмах и воспоминаниях участников спектаклей.

Если проанализировать пьесы писателей и драматургов – современников Чехова (и даже шире – пьесы 2-й половины 19 – начала 20 века), то можно убедиться, что в общем-то в своём паратексте Чехов довольно-таки традиционен. Сразу можно определить, чт; является указанием для актёров и режиссёров, чт; относится к зрителю на далёкой галёрке, а чт; является «литературой». И всё это – единое целое. Продуманность всего текста настолько высока, что на многие вопросы актёров МХТ Чехов отвечал: «Ну я же всё там написал!» Может быть (хотя я и в этом не уверен), Чехов более лаконичен в своём паратексте по сравнению с другими драматургами. Во всяком случае, если рассматривать паратекст пьес Чехова отдельно от содержания сцен и развития действия, то назвать его новаторским в театральном смысле или какой-то высокой литературой вряд ли кто осмелится. Но если взглянуть на паратексты пьес Чехова в целом, то бросается в глаза авторская цель иначе, чем у современных авторов, организовать сценическое время и пространство (в частности, с помощью пауз и различного рода отвлечений от основной темы сцен – если она вообще существует в обывательском смысле). Но для этого необходим взгляд на пьесу в целом, со всеми её «паратекстами и текстами».

Какие же особенности «больших» пьес Чехова открывают для меня совершенно новый театр? Новый – в смысле то, чего не было до Чехова? Возможно, я повторю чьи-то мысли, уже известные исследователям. Тезисы таковы:

1. Главные герои пьес Чехова меняются от начала к концу пьесы. В старом театре характер действующих лиц мало меняется, даже по прошествии многих лет.

2. Главным в пьесах Чехова является не произносимый текст, а внутренний монолог, который в спектакле строится актёрами с помощью режиссёра по скрытым смыслам и подтекстам, обязательно присутствующих в тексте и связанных с внутренней жизнью действующих лиц. Как правило, иногда он прорывается в монологах или репликах героев. В старом театре текст в основном означает ровно то, что написано автором плюс возможные подтексты и скрытые смыслы, которые обусловлены только интригой действия.

3. Пьесы Чехова практически не рассчитаны на зрительский интерес «а что будет дальше». Обычно это одно или два на всю пьесу предсказуемых события с такими же предсказуемыми последствиями. В старом театре интрига «а что будет дальше» сохраняется почти до конца и постоянно присутствует.

4. Диалоги и обмены репликами в пьесах Чехова построены по другим законам, чем в старом театре. Можно даже сказать, что это вообще не диалоги, так как в них практически отсутствует реакция на слова партнёра.

5. Использование паратекста для организации сценического времени и пространства, отличного от традиционного старого театра (неявно эта мысль проводится в «Поэтике Чехова» Александра Чудакова). Одна из составных частей паратекста – пауза, была подмечена ещё в раннем МХТ, и рассматривалась литературоведами именно в контексте сценического времени и пространства.

Я не буду доказывать эти тезисы. Мысль не требует доказательств, она просто излагается. Так построены многие статьи Алексея Лосева, предшествующие «большим» работам. Я постарался выделить только те черты театра Чехова, которых я почти не нахожу у его современников (опускаю вопрос об однонаправленности поисков Чехова и «новой драмы» Г.Ибсена и Г.Гауптмана).

В последние десятилетия к театру Чехова стали подходить с другими мерками и «вытаскивать» из его пьес чуть ли не голливудские action либо театр абсурда (как когда-то был период трактовки его пьес в духе символизма, когда снималась авторская ирония в отношении к некоторым «символам», знакам и идеям, которые действительно есть в пьесах – а ведь эта ирония – едва ли не единственное прямое участие автора в событиях пьес). У меня нет фобий и комплексов современных сценографов, чтобы видеть в них нечто другое, кроме нашей жизни, в которой есть место, конечно, всему – и абсурду и action. Но пьесы Чехова всё-таки не об этом (хотя именно в его пьесах исследователи находят признаки возникшего позднее театра абсурда).

После пьес Чехова театр уже навсегда стал другим. И если взять его реалистическую отечественную традицию, то и у старого театра (в качестве примера можно взять А.Н.Островского) и у нового чеховского есть продолжатели и наследники (например, у старого театра – это Михаил Булгаков и Виктор Розов, у чеховского – Александр Вампилов и Александр Володин). Драматургов чеховского типа очень мало. Из зарубежных я бы назвал в первую очередь Теннесси Уильямса.


Рецензии
Очень интересно, с большим удовольствием прочёл.
То, что Вы говорите об особенностях драматургии Чехова, является особенностями поэзии. А ведь он стихи вроде бы не писал. Видимо другой выход внутренней поэзии нашёл, и он его удовлетворял.
Касающееся Чехова у меня только вот есть - http://www.stihi.ru/2013/05/16/5515
С уважением, Дмитрий

Дмитрий Маштаков   09.06.2016 11:24     Заявить о нарушении
Спасибо, Дмитрий. А чтобы быть поэтом, вовсе не обязательно сочинять стихи. Об этом ещё Лермонтов написал, говоря о докторе Вернере в "Герое нашего времени". Таков и Чехов в своей прозе и драматургии.

Александр Тимофеичев Александров   09.06.2016 11:48   Заявить о нарушении