Мещерские

У моего отца была младшая сестра Мария, тетя Маруся (1902 г.р). В 1923 году она вышла замуж за Сергея Георгиевича Мещерского. Как и папа с мамой и другие знакомые и родственники, он был членом секты евангельских христиан – баптистов.

Тетя Маруся и дядя Сережа были оба высокие (тетя Маруся имела рост 172 см), статные, элегантные. И хотя жили они всегда крайне скромно, оба выглядели всегда безупречно. Тетя Маруся говорила, что у нее никогда в жизни не было ни одного шерстяного или шелкового платья. Шила сама себе из дешевых тканей («дерюжки»), отделывала чем-нибудь, украшала брошкой (камея папиной работы) и носила десятилетиями. А пальто -–всю жизнь. И дядя Сережа тоже. Но у него хоть был костюм, а вот дедушка, который жил с ними, так и проходил до смерти в двух толстовках – светлой и черной.

Тетя Маруся всю жизнь проработала машинисткой, а дядя Сережа – бухгалтером на швейной фабрике. Зарплата была минимальная, поэтому и питались, надо полагать, скромно. Готовил дедушка – он же был поваром.

Жили они в Нижнем Новгороде на улице Гоголя (район ул. Краснофлотской) в подвале старого деревянного дома. Маленькая прихожая, в которой помещались только дедушкина узенькая кровать, печка-голландка и шкаф. В торце над кроватью висели две иконы – распятие и «Моление о чаше», великолепно нарисованные его детьми Виктором и Настей. Голова Христа нарисована простым карандашом, а распятие – акварелью. Обе находятся у нас.
Единственная комната поражала чистотой, красотой и уютом. Красивый ковер над кроватью с вышитым покрывалом и накидушкой, старинные диванчик и стулья бордового бархата, комод со скатертью до пола с вышивкой «ришелье». На комоде – зеркало в прекрасной резной раме. Узкий книжный шкаф и обеденный стол с «папенькиным» креслом. На одном подоконнике стоял аквариум с золотыми рыбками, на втором, кажется, хрустальная ваза. Окна были маленькие, внизу – вровень с землей крошечного палисадника с красивыми нежными цветами типа маргариток. Впоследствии им разрешили расширить палисадник. На стенах – фотографии в рамках и на паспарту – все собственного изготовления.

При ближайшем рассмотрении оказывалось, что зеркало – не целое, а осколок, оправленный папой в деревянную резную раму, а комод – обычный ящик, покрытый скатертью тоже собственного изготовления.

В углу, перед окном с рыбками стоял роскошный филодендрон в кадке. Зимой в этот угол ставили большую елку, украшенную старинными и самодельными игрушками.

При каждом посещении мы с сестрой просили посмотреть альбом с открытками. Потом и сами собрали подобную коллекцию.

Итак, жили тетя и дядя Мещерские красиво, но очень скромно, даже бедно. Почему?
О, это целая история. Как известно, в России в числе знатнейших фамилий значился род князей Мещерских. После революции 1917 года они эмигрировали во Францию. Недавно смотрела по ТВ передачу, в которой рассказывалось, что князья Мещерские до сих пор опекают дом-интернат престарелых эмигрантов, содержат дом в прекрасном состоянии, обеспечивают постояльцам фирменный уход и близко не подпускают наших олигархов, которые норовят прибрать и дом, и парк, и всю окружающую красоту.

Но дядя Сережа Мещерский – отнюдь не потомок этих князей. Может быть, предки их были в числе княжеских дворовых (как, например, Урусовские, предки мужа моей сестры, -дворня князей Урусовых).

Отец дяди Сережи, Георгий Николаевич, был предпринимателем – занимался торговлей и еще чем-то. Он был женат на Вере Алексеевне, которая родила ему семерых красавцев – высоких, черноусых, как отец. Все они в 30-е годы подверглись репрессиям. Сидел и дядя Сережа, но именно его почему-то выпустили.

Отец Георгия Николаевича тоже занимался предпринимательством, а жена его, бабушка дяди Сережи, была немкой, звали ее Августой. Дядя Сережа почему-то гордился этим обстоятельством. Бабушка была женщиной энергичной, практичной, твердой рукой вела хозяйство и дела. Во внешности дяди действительно было что-то арийское (овал лица, форма головы). И до чего же он (да и тетя Маруся) был аккуратным!

У Георгия  Николаевича была сестра Люба (тетя Люля), славившаяся на весь Нижний Новгород своей красотой. Дела в семье шли хорошо, и Любочка всегда выглядела соответственно.
И вот в нее страстно влюбился знаменитый нижегородский купец Рукавишников. Тот самый, владелец заводов-пароходов. И решил он жениться на Любе. Уже готовили свадьбу. И вдруг все рухнуло. Я так и не знаю, что случилось. Ляля Мещерская, дочь двоюродного брата дяди Сережи, Дмитрия Борисовича, как-то в письме писала мне: «Кто-то из них был горбат». А, может, кто-то посчитал этот брак мезальянсом. Короче, помолвку расторгли, в качестве отступного Рукавишниковы дали ее родителям 10 тысяч рублей.

Кто был в Горьком и ходил по Откосу, наверняка видел красивый, весь в скульптурах, с огромными венецианскими окнами особняк. Это сюда чуть не вошла хозяйкой Люба Мещерская. А после революции в нем организовали Исторический музей.

И тут начинается история упомянутых 10 тыс. рублей.

После семейного совета было решено основать на эти деньги своё дело. А именно: открыть швейную фабрику с магазином верхнего платья. Руководителем предприятия поставили Георгия Николаевича. И он успешно повел дело – отстроил громадное по тем временам здание на Нижней набережной (ул. Маяковского), оснастил новейшим оборудованием, накупил тканей, фурнитуры и начал выпускать красивые, добротные модные пальто. Товар шел нарасхват, деньги текли рекой, в том числе и на благотворительность. Георгий Николаевич даже был удостоен звания «Почетный гражданин города».

Я не знаю, кем стали сыновья Георгия Николаевича. На фотографии вот они – один другого краше. А летом 1939 года, когда мы с сестрой гостили неделю у сотрудницы ботанического сада Дины Шахрай, жены одного из братьев дяди Сережи (кстати, у нее был сын Альберт, у которого фамилия должна быть Мещерский, а отчество Борисович), мы по секрету узнали, что муж Дины сидит в тюрьме. Глухо говорилось и о других братьях -–тоже узниках тюрем. Наверняка все пали жертвой своей красивой фамилии. На протяжении последующих лет я ни разу не слышала о братьях дяди Сережи. Не знаю также, как сложилась судьба тети Любы: вышла она замуж или нет, уехала куда-нибудь или нет – не знаю. Ее удачливый брат Георгий скорее всего первым пал от рук пламенных революционеров. А жену его, Веру Алексеевну, я видела много раз. Она приходила к нам в гости вместе с тетей Марусей и дядей Сережей. Видели мы ее и у них. Жила она, кажется, одна. Была молчалива, замкнута, нелюдима и сильно состарилась. Но одета всегда изящно, аккуратно строго. Мама говорила, что у Веры Алексеевны не все в порядке с головой. Может, больна шизофренией. Не знаю, на что она и жила.

Я уже упоминала, что у дяди Сережи был двоюродный брат Дмитрий. Он жил с семьей в старом доме на улице Ковалихинской (тогда ул. М. Горького). Тоже бедность несусветная. Одна комната, общая кухня, никаких удобств. Зато у них с тетей Катей было четверо детей (Жора, Рита, Ляля (Ольга) и Наташа). Все было по-спартански просто – кровать, стол, кушетка, буфет и особо аккуратнейший письменный стол между окнами с барельефом Ленина в круглой рамочке. Никто из детей не смел притронуться к столу или тому, что на нем лежало.
У дяди Мити было два высших образования, одно из которых – экономическое, а второе – не знаю какое. Работал он тоже бухгалтером, а дома писал трактаты. О чем – понятия не имею.
Но жили они весело. Дядя Митя сочинял стишки и пьесы и разучивал их со своим «квартетом». Как ни придем к ним – готова новая программа. Наверное, не случайно, что самая младшая их дочь, Наташа, стала актрисой и успешно играет в труппе драматического театра. Даже стала заслуженной артисткой РСФСР.

Дядя Митя и тетя Катя тоже познакомились в секте баптистов и, как и мои папа и мама, всю жизнь до глубокой старости пели в хоре Дома ученых. А дядя Митя, прекрасный лирический тенор, долгие годы пел в хоре оперного театра.

В те годы родственники часто ходили в гости друг к другу. В наших семьях всегда царила творческая атмосфера. Пели и читали стихи дети, пели взрослые. Я уже писала в одной из глав, какой чудесный камерный ансамбль составляли дядя Митя (тенор), папа (бас), тетя Маруся (2-е сопрано), тетя Катя (2-е сопрано) и мама (альт). Слушать – не наслушаться.
Догадываюсь, что добиться большего успеха в жизни при таких дарованиях тоже помешала фамилия…

У тети Маруси с дядей Сережей детей не было, у дяди Мити оставался сын Георгий, но умер где-то в 90-х годах. Не знаю, был ли у него сын. Где-то должен быть Альбертик, сын Бориса (одного из братьев дяди Сережи), а насчет остальных братьев ничего не знаю.
Я говорила, что мы часто ходили в гости. А как же тогда обстояло дело с угощением? Если был праздник – устраивали складчину. На столе были винегрет, селедка, колбаса, сыр, банка шпрот и банка чего-нибудь в томатном соусе, иногда пироги, водка и портвейн. Иногда пиво. К чаю – конфеты, пряники, печенье, иногда плюшки. В остальное время сидели просто так.
При нас, бывало, тетя Маруся и дядя Сережа поедят одной вермишели со сковороды. Правда, у тети Маруси всегда был очень вкусный квас. У дяди Мити, говорят, и посуды не было. Один раз, помню, они угостили нас квашеной капустой. Какая она была вкусная!