Танковая купель

С возрастом смысл жизни сводится к одной ясной мысли. Будь то угодно Богу – подниму на родине часовню в память Сретенья Господня. Прямо на кладбище, где и упокоиться собираюсь. Раньше у нас был храм Михаила Архангела – его тракторами при Хрущеве разорвали. А поскольку округа вымирает, то и разговоров нынче нет о восстановлении церкви. Не для кого уже.
Тут хоть бы часовенку.
Мне это важно, потому что самое намоленное место на земле у всякого человека – то, где он родился. Где бы судьба всю жизнь ни носила, а дома себя чувствуешь только тут, среди родных осин. И сюда возвращаемся мы не столько итожить пройденное , сколько с ответом перед Господом.

Пускай страдальческую грудь
Волнут страсти роковые,
Душа готова, как Мария,
К ногам Христа навек прильнуть. (Ф. Тютчев)

И вот тут мне очень важен храм. Или хотя бы часовня. Счастлив, кому есть где помолиться.
Но счастлив и я, потому что в моих местах сохранился дорогой моему сердцу храм. Там, в феврале 1953 года, родители крестили меня.
Это церковь Покрова Богородицы в селе Старая Безгинка. Семь километров от непостроенной часовни и пять – от разрушенного Михайловского храма. Церковь цела, хоть и изранена. Трудными оказались три её века – следы этих трудностей видны и на обколах каменных стыков пристроек, и в скудости теперешних церковных богатств.
Церковь эта – единственная в митрополии двухъярусная храмина. Первый ярус заложен был в 1713 году заботами местного помещика Фёдора Безгина. Ровно триста лет назад мои земляки, с молитвой, по условию мiра , заложили мощный каменный фундамент. Через два года нижний ярус , освященный во имя Святителя Димитрия Ростовского,принял прихожан.
А работы продолжались. Прямо над головами молящихся, над росписью стен и курильницами ладана, укрыв нижний ярус каменным колпаком,

Мастера выплетали
Узоры из каменных кружев,
Выводили столбы,
И, работой своею горды –
Купол золотом жгли,
Крыли кровлю лазурью снаружи,
И в свинцовые рамы
Вставляли чешуйки слюды. (Д. Кедрин)

…Шестьдесят лет прошло, прежде чем над нижним храмом вознесся верхний – во имя Покрова Богородицы. Так тогда строили – не торопясь, десятилетиями. По копеечке, по алтыну собирали безгинские ходоки, разойдясь с оловянными кружками по Руси. И всё село жило в состоянии постоянной надобности в рабочих руках. Тогда ход строительства храмов равнялся подвижной молитве. И никаких за десятилетия матерных слов, никаких дурных помыслов.
Это и есть православное воспитание.
В 1777 году освятили весь храм.
А в 1927 году закрыли. Низвергли колокола, обрушили крытую галерею вместе с навесной лестницей.
В 1943 году разобрали каменную ограду, домик причта, хозяйственные постройки.Цекровь пытались завалить, да не хватило сил и времени . Устояла – лишь крест надкосило. Кирпич пустили на Луговую гать,под гусеницы 5-й танковой армии Ротмистрова. По этим святым камням и прокатилась железная армада по дороге на Прохоровку.
А в 1945 году вернулся с фронта священник, отец Иоанн Дроздов. Орденоносец, весь исполосованный осколками, он добился открытия храма. Тогда было время сталинского послабления вере – ему и разрешили.
На много десятков километров окрест Покровский храм оказался единственным действующим.
И потянулись сюда люди. А по ночам, тайком, к отцу Иоанну стали приезжать родители с младенцами. И батюшка крестил. Поскольку искать кумовьев – риск оказаться разоблаченными –батюшка сам становился крестным отцом для многих мальчиков и девочек.
Да только в нашем классе, пожалуй,он был крестным чуть ли не всем.
И мне тоже.
Я этого очень долго не знал. Тем более, что при Никите Сергеевиче и эту церковь закрыли. Скоро подходы к её каменному остову наглухо заросли, и эпоха развитого социализма окончательно отказалась от религиозного дурмана.
Но оказалось – рано отказалась. События нового времени вернули к жизни и Покровский храм. Нынче площадку вокруг него обиходили, вместо колоколов на временную опору повесили обрезанные газовые баллоны. Колокольня-то пошла на луговую гать. А колокола – в переплавку.
А иконы…
… сегодня я переступил порог Покровской церкви. Вошёл в дверь нижнего, Дмитровского храма.
Сырость, запустение, полусшелушившаяся стенная роспись. Строительные козлы, горы материалов, прикрытые большими плёночными пологами. Две женщины хлопочут с совками и вениками.
Оказалось – они тут и уборщицы, и строители. Сетуют, что почти не видят помощи. Конечно – селяне откликаются, А вот чтобы постоянно кто потрудился – пока не получается.
-А что с верхним храмом? – спрашиваю.
Обреченно отмахиваются. Тут хоть бы нижний довести до ума. Спасибо, говорят – батюшка Александр у нас заботливый . Кабы не он – и нижний совсем пришёл бы в запустение.
-Так обратились бы к митрополиту. Да и сам глава районной администрации здешний. Небось – тоже из этой купели.
-Да обращались… Без толку всё это. Нынче без выгоды никто пальцем не пошевелит.А от нашего храма какая выгода? По меркам богачей – одни расходы.
Показали несколько икон. Настоящие. С окладами, на досках. Попросил дозволения приложиться. Подали большую, за толстым стеклом, Тихвинскую Божью Матерь.
…Я не был тут шестьдесят лет. Чем я могу помочь храму, если не в силах поднять даже малую часовенку.
Ничем не могу.
Но кажется мне, что главное назначение храма – это не чтобы ему помогали. Это чтобы он помогал людям вернуться к себе, к Богу.
Мне – очень помог.

Мы терзались, стирались веками,
Закаляли железом сердца,
Утомленные, вновь вспоминали
Непостижную тайну Отца. (А. Блок)

И помощь Божья особо нужна нынче. Когда официальное православие становится разновидностью советского атеизма. Когда одни церкви строятся в три дня, а другие разрушаются десятилетиями.
Когда Бог и паства находятся в храме, а встретиться не могут.
… Кстати – Сретенская часовня потому, что надо же нам всем с Ним где-то встретиться.
И еще – день рождения у меня 15 февраля. Еще был жив Бунин, сказавший:


Завет любви хранил я в жизни свято,
Во дни тоски наперекор уму.
Я не питал змею вражды на брата,
Я всё простил по слову Твоему.


И был еще жив Сталин…