Первый закон Ромеса 9

9.

Чёрные обгоревшие развалины всё ещё дымились – а сколько времени между тем прошло! Ромес сразу заметил несколько холмиков свеженасыпанной земли, слегка припорошённой пеплом, а над ними – на деревянных необработанных кольях дощечки с угольными надписями. Он взялся за лопатку и подступил к первому холмику.

Запаянный металлический ящик находился неглубоко. Похожее на дыхание нереальное, но сильное пламя резака быстро прорезало отверстие в нём, и Ромес приподнял распаянную крышку. В ящике не было ничего страшного – для него, видевшего смерть. Обугленное лицо утратило индивидуальность черт, почти ничем не отличаясь от обгоревшего дерева. На левой почерневшей руке бесформенным пятном расплылся пластик, бывший когда-то ремешком часов. Ещё можно было различить пряжку ремня штанов.

Таар нашёл в себе силы посмотреть на останки несчастного. Вероятно, он внушал себе, что перед ним нечто, не имеющее отношения к человеку.

- На нём нет цепочки, - сказал он.

- Что? – не сообразил Ромес.

- Когда он уходил сюда, у него была золотая цепочка.

- Золотая цепочка? Я уже слышал сегодня что-то про цепочку.

- У них у всех были цепочки, только у одного – золотая, у остальных – серебряные. Красивые. И ещё у одного – золотые часы с браслетом и перстень-печатка.

- Похоже, мы ничего из украшений не обнаружим. Ничего нельзя было снимать с трупов, а кто-то снял. Похоронная команда не устояла перед соблазном. И нет никого на посту. Это причина. Но давай всё-таки найдём «клей».

Отрыть второй гроб помог Таар, но и здесь не оказалось того, что они искали. Никакого золота и серебра на погибших не было – его спёрли предприимчивые гробокопатели по совместительству. На груди третьего погибшего, под скрещёнными пальцами виднелась невзрачная жестяная коробка. Ромес осторожно извлёк её. Она оказалась тяжёлой – несомненно, в ней что-то находилось.

Тела со всеми полагающимися почестями вновь были преданы земле, и Ромес с Тааром потопали обратно. Ромес нёс коробку с «клеем».

- Прежний её владелец отлично сохранился, ты не находишь? – спросил он у Таара.

- Да. Это всё из-за «клея», это ясно. А ещё у него добрые люди одолжили в безвременное пользование бумажник с деньгами. И мы должны теперь найти этих добрых людей. Может быть, они уже за морем. Они не поняли, глупые, что всё заражено, они выпустили джинна из бутылки!.. По сути, это же конец!..

- Не надо так волноваться, Таар. Не паникуй! Начертанное да исполнится, неисполнившееся да забудется!

- От судьбы не уйдёшь – вот утешил!

- Мы найдём их, Таар. Любой ценой.

- Лишь бы она не была слишком высока, Ром. А с нами ничего не случится? Мы ведь тоже имели дело с «клеем».

- Ты со мной, поэтому не бойся. Кроме того, ты же тоже не местный, тебя эта гадость не возьмёт!

На Таара неприятности сыпались, как из рога изобилия. От Кэтрин прилетела весточка, что пропал Джек, и вот пришло анонимное письмо с недвусмысленными угрозами и требованием весьма приличной суммы. Иначе по почте пришлют голову Джека.
- Отправляйся к Кэтрин, а я сам разберусь с украденными вещами, - решил Стан. – И «клей» мне оставьте.

И через пару часов Таар и Ромес летели к Кэтрин.

- Анонимку! – не поздоровавшись, не дав Кэтрин опомниться, с порога бросил Ромес. Она, умница, поняла сразу, бросилась в комнату и принесла письмо с угрозой. Ромес осмотрел его, помахал возле лица, погрыз уголок, задумчиво глядя в потолок, и сорвался с места, оставив Таару и Кэтрин письмо и короткий приказ:

- Ждите здесь!

Запах тех, кто оставлял письмо, ещё не выветрился. Оно было написано от первого лица, подразумевалось – мужчины, однако кривые печатные буквы начертал не мужчина. Ромес уже знал, чья это была идея, и почти догадался, кто сотворил письмецо. От исписанной бумаги отчётливо тянуло восковыми свечами, и Ромес помнил место, где было много восковых свечей.

Почти всю дорогу до собора он бежал. Загадочный священник Рой одиноко слонялся по собору; на Ромеса не обратил никакого внимания. Ромес пробрался в тёмный уголок и негромко произнёс:

- Отец мой, отпустите ли вы мне мои грехи?

- Слушаю вас, сын мой, - Рой остановился, оглядываясь, но не подавая вида, что никак не может сообразить, где находится заблудший сын его.

- Отец мой, грешен я, ибо подозреваю одного человека в страшном преступлении.

- Расскажите мне всё, сын мой. Что такое совершил этот человек, что чёрное подозрение терзает вашу душу?

- Не знаю, как и сказать, отец мой, - Ромеса больше не коробило от таких родственных обращений. - Может ли служитель церкви иметь связи с женщиной, принадлежащей другому мужчине?

- Есть ли у вас основания подозревать кого-либо в подобном, сын мой? Какого рода эти отношения?

- Честно, не знаю. Она писала его письмо.

- Как это понимать?

- А это не надо понимать, отец мой. Просто в следующий раз постарайтесь, чтобы от вашей бумаги не пахло дамскими духами, - смеясь, Ромес выскочили из собора. Он не знал, как его слова повлияли на священника Роя, но он не сомневался, что действовал правильно. Он был уверен, что его визит не повредит Джеку. Зато супостаты теперь будут в курсе, что их анонимность им не помогла.

В его отсутствие Таар и Кэтрин, чтоб не сойти с ума от ожидания, времени не теряли, развешивая по стенам компрометирующие фотографии Кэтрин с Ромесом, а на маечке Ромеса радостно переливались надписи: «Милому Таарчику, бесхитростному чистильщику и покорителю сердца Кэтрин, от друга Рома на долгую память», «Таарчик, это мы с Кэтрин рады попозировать тебе. Извини за свою майку, я её потом постираю». Понятно, что Таар за это не мог ревновать Кэтрин. Надписи на каждой следующей фотографии становились всё изощрённее, и никто, кроме Таара, прочитать их не мог. Просто-напросто они были на миррорском языке.

Через полчаса после возвращения Ромеса в дверь позвонили, и пока Кэтрин добежала до двери, на лестничной площадке уже никого не было, стоял только маленький Джек с конвертиком в руках.

…Когда он вдоволь повисел на шее у папы и у мамы, когда родители наконец нацеловались и наобнимались со своим чадом, чадо вспомнило про уже изрядно помятый конвертик и передало его Ромесу. Ромес вынул листок бумаги с красивым летящим почерком, который был похож ещё на чей-то, не столь совершенный, но на чей именно, Ромес не мог вспомнить. Это письмо уже совершенно не пахло духами, как предыдущее, но чувствовался запах свечей. Вверху листа в круге были изображены два меча – чёрный и белый, а под ними – послание.

«Белый меч сломает чёрный,
Кровью землю поливая,
И на той земле священной возродится сталь живая.

И металл цветы укроет,
Подарив стальную вечность.
Головой заплатят дети
За родителей беспечность.

Новый строй распорет брюхо
Историческим законам.
Будут все равны в металле –
Ни убогих, ни влюблённых.

Суета сует бесцельна,
Ваш ошибочен путь торный.
Наше солнце воссияет –
Белый меч сломает чёрный.»

Ромес дал прочитать это Таару.

- Что это значит? – спросил Таар. – Кто-то собирается совершить переворот? Будет война, смерть от металла? Или металл – воплощение равнодушной жестокости?

- А я думаю, не в металле дело, - ответил Ромес. – Главная строчка – про детей. По-моему, готовится нечто ужасное. Но самое страшное – я не знаю, что и предположить. Но несомненно: чёрный меч – это я. Мне так романтично угрожают.

- Да, но на негативах всё имеет свою противоположность.

- Молодец, Таар! Это меня утешает. На негативе сломанным будет белый меч. Все неприятности исходят от священника Роя, который дружен с твоим пакостником Риа. В нём что-то есть. Он не похож на человека, он страшнее человека. Готовьтесь к худшему.

- Ты пугаешь меня, Ромес! – воскликнула Кэтрин, прижимая к себе Джека.

- Скоро всё определится. Ты, Таар, можешь поехать к Стану, поискать тех, кому приглянулось чужое добро, только коробку с «клеем» не открывай.

- А как же… - попытался возразить Таар.

- За Кэтрин и Джека не беспокойся. Я подожду, пока взорвётся мина замедленного действия. Ты ещё не забыл, кто я и откуда?

- Кем бы ты ни был, ты не сможешь остановить того, кто сильнее тебя.

- Сильнее ли? Помнишь, мы с тобой договорились, что это – мой дом?

- Ну и что?

- Это решает всё. Пойми, ты здесь будешь мне мешать, а там принесёшь пользу.

- Стан убьёт меня за то, что я оставил Кэтрин одну.

- Не одну, а со мной!

- Разве можно сейчас быть в чём-то уверенным?

- Когда-то Стан тоже не был во мне уверен. Теперь он изменил своё мнение.

- Дважды подряд редко везёт.

- У меня это не везение, у меня это жизнь. Будь спокоен, Таар, в моём доме всегда найдётся кое-что, что защитит меня.

Таар сопротивлялся, Таар что-то доказывал, Таар стоял на коленях, Таар лез в драку. Ромес загадочно улыбался и молчал. В конце концов Таар сдался и уехал к Стану.

Зазвонил телефон. Кэтрин взяла трубку и долго общалась с кем-то (в основном молчала, слушала). После разговора вид у неё был весьма обескураженный.

- Ты, наверное, будешь смеяться, - обратилась она к Ромесу, - но ко мне едет моя двоюродная тётка с отпрысками.

- Почему я должен смеяться?

- Ещё один кирпич на мою многострадальную голову.

- Понял, - сказал Ромес. – Ха-ха. Почему ты носила фамилию дяди?

- Он – брат моей матери, а маме почему-то очень нравилась наша фамилия, и бедный папочка тоже вынужден был взять её. А эта тётка – его двоюродная сестра, и она совсем на него не похожа. Её явление цунами подобно. Старший сын, мой троюродный братик, ненамного младше меня. А младшему – восемь лет.

- А всего их сколько?

- Четверо, одна из них девочка.

- Судя по выражению твоего лица, я бы не сказал, что ты в восторге от их визита.

- Ну что ты, я в восхищении, - язвительно фыркнула Кэтрин. – Опять эти бесконечные выматывающие таскания по магазинам, а потом с горой покупок – по музеям и памятникам архитектуры…

- Хочешь, я тебе немножко облегчу жизнь?

- Хочу!

- Я с твоей многоуважаемой тётушкой потаскаюсь по магазинам.

- И если тебя вечером принесут вперёд ногами, я не удивлюсь.

- Хорошо, тётушка на моей совести!

Под вечер явилась тётушка. Нет, она нагрянула, обрушилась, накатила – её визит можно было охарактеризовать любым словом, связанным с природной стихией. Её чада держались слишком уж высокомерно, и Джек, уже имевший когда-то с дорогими родственниками дело, сидел притихший в уголке, чтоб его никто не увидел. Обширная дородная тётушка скептически оглядела квартиру, всем своим видом показывая, что всё здесь не в её вкусе, и Ромес подумал, что она, вечно чем-то недовольная, возможно, удовлетворилась бы тюремной камерой без единого стула, она ведь не стала бы возмущаться мебелью в виду отсутствия таковой.

В числе прочих вещей её ревизорский глаз отметил Ромеса, жмущегося к стенке.

- А это ещё что такое, Кэ-эт? – гнусаво протянула она.

Кэтрин побледнела, судорожно вздохнула, как будто её горло стиснули чьи-то сильные неумолимые пальцы, и невнятно пробормотала:

- Так… Друг семьи…

Ромес пришёл на помощь:

- Я – кузен её высокочтимого супруга.

- Кэ-эт, это неприлично, чтобы в доме замужней женщины в отсутствие мужа жил чужой мужчина! – менторским тоном объявила родственница. Тут она увидела фотографии на стенах и временно лишилась дара речи.