В главной роли... - Недзуми Сион - No. 6

Автор: Yuu_Sangre (http://ficbook.net/authors/Yuu_Sangre)
Фэндом: No.6
Персонажи: Недзуми/Сион, эпизодические.
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, POV

Размер: Мини, 20 страниц
Кол-во частей: 7
Статус: закончен

Описание:
 С тех пор, как мы разошлись, впервые в жизни поцеловавшись, там, на скалистом обрыве, перед светлым ликом огромного спасенного нами города, мы больше никогда не виделись. А сегодня я иду в театр, на спектакль, где главную роль играет Ева.

Посвящение:
 Написано по заказу и с одобрения Ал-чан :3

Публикация на других ресурсах:
 С указанием авторства и ссылкой на эту страницу.

Примечания автора:
 Главные герои встречаются после долгой разлуки.

 Хочу бету, обращайтесь, если есть желание.

 Также, если кто-то захочет продолжение с более высоким рейтингом - пожалуйста, мне не жалко.хд Не в первый раз же.

 Нашла уже позже красивый коллажик: http://cs6046.vk.me/v6046582/72cc/-m_Q7M743-8.jpg
 Знаменует славу силы бессмертных чувств на тленной земле.


1. Пока не раскрыт занавес.
 Есть люди, в которых невозможно не верить. Люди, которые заставляют почувствовать себя живым, лишь только именем своим бередя старые раны в измученных сердцах. Звучит, конечно, фальшиво, но но тут уж ничего не поделаешь - истина всегда мучительно проста, и поэтому найти ее невозможно.

 Когда то, когда я был еще подростком, почти дитя, я пережил такое, что многие и к нынешним моим годам не видят и даже не думают о возможности существования подобных историй в реальности. Тихая, размеренная жизнь в Мегаполисах - вот все, чем так дорожат все их жители, а, как известно, за чертой города жизни нет.
 Так или иначе, с тех пор я выгляжу слишком странно для обычных, добропорядочных окружающих меня людей. И поделом мне. Раньше, до этого, я был даже еще более обычен, чем все они. Так мне казалось, и я радовался этому.
 Но потом случился он.

 У меня перед глазами и сейчас стоит стройный силуэт, парень, одетый в тряпье и прекрасный в нем, темные волосы развевает ветер, как и потрепанный шарф.

 Недзуми, мой спаситель и мое наказание. С самого первого мгновения, когда я увидел его, еще будучи ребенком, я понял, что я должен делать. Я спас его, а потом он пришел и спас меня. Я был наказан за доброту - а после был наказан еще и за чувства.

 Он исчез. С тех пор, как мы разошлись, впервые в жизни поцеловавшись, там, на скалистом обрыве, перед светлым ликом огромного спасенного нами города, мы больше никогда не виделись. Я потерял его, и в этом была моя потеря, моя беда.

 Отметины на моем теле, красные полоски чуть было не забравшей меня смерти - как хорошо и как плохо, что Недзуми спас меня тогда - обвивали меня стальными цепями, как тюрьма, из которой выбраться невозможно - разве что выпрыгнуть из собственного тела.
 Недзуми говорил, что ему нравится белизна моих волос - но раньше они были обычного коричневого цвета, и я выкрасил их в тот же обычный, ничем не примечательный цвет, будто пытаясь вытравить из себя ту историю со спасением и смертью.
 Годы шли, и я, так и не заметив, понял, как сильно был прав Недзуми и в чем он фатально ошибался.
 Он ненавидел Город. Такому, как он, и правда не место здесь. Невозможно заставить вольную птицу петь в клетушке без света и ветра, свободно ласкающего синие перья. Его Ева тоже не была бы рада стать одной из ячеек системы под названием Зона, Зона номер 6.

 Есть люди, в которых невозможно не верить. Люди, которые заставляют почувствовать себя живым, лишь только именем своим бередя старые раны в измученных сердцах. Люди, которые вдохновляют и уничтожают лицезреющих их гений своим величием.
 А есть такие, как я.
 Главный вопрос в том, есть ли он, а если и есть, то где?..
 Может быть, это был просто затянувшийся сон длинною в десяток лет, может, он был сном, и я спал, пока пчелы рушили мои мечты и свободу? Может, мне не стоило просыпаться?
 Может, я заснул тогда, на балконе, в грозу, крича до изнеможения, и мальчик с голубыми глазами только почудился мне?

 Кто знает, может быть где то на свете все еще живет человек, которого я люблю.


 ***




 Бывает, проходят года, а люди не меняются. Так вот, это как раз такой случай.
 Ева все так же завоевывает сердца, внимает бурям аплодисментов, скрывается от поклонников за образом дерзкого бродяги по имени Недзуми. За мной.
 Изменился ли я? Не знаю. Многие годы моей целью было то, о чем я так успешно забыл. Года идут, а с годами бежит и время. А время, по всеобщему признанию, лечит. Но время - лишь цифры, система отсчета человеческих жизней. А Недзуми уже не такой анархист, и бунтарь. Он живет в обычном доме на обычном улице, а вовсе не в катакомбах и развалинах, и хотя стены его жилища все также, как раньше, уставлены полками с книгами, и он пьет чай в одиночку на маленьком столике, здесь будто чего-то не хватает. Иногда мне кажется, что не хватает его.
 Теперь чаще Ева скрывает от чужих глаз себя настоящего, Недзуми.
 Все не так, как раньше - но как жаль, как жаль.

 Годы летят, а я все также зарабатываю на жизнь, притворяясь Евой, забывая, что Ева - это и есть я сам, а еще немного макияжа и длинное платье. Венок на голове так идет этой Еве, но не стоит забывать, что Недзуми ненавидит цветы. Некоторые из них имеют сиреневый цвет*.

 Среди тысячи зрителей, в глубине роскошного зала, я все также боюсь увидеть его лицо.

 Я сбежал, сбежал от него. Я знал, что он будет искать меня, он захочет найти - и теперь я здесь, за сотни разрушенных городов от Шестой зоны. Я думал, что так ему будет лучше. Я и сейчас так думаю.Но порой на меня накатывает страх - а вдруг я ошибался?

 Ева вновь на сцене - я на сцене. Прекрасная актриса, еще более невероятный актер. Женщины завидуют мне, мужчины не прячут восторженных глаз. Браво, браво, Ева! Я как всегда великолепен.

 Я и не думаю забывать эту историю. Историю двух напуганных ребятишек, преданных друзей, неудавшихся любовников, единственный поцелуй, снящийся мне уже очень давно по ночам. Сейчас мне не снится ничего. Это как будто упасть в черную пустоту, а потом вынырнуть-проснуться. И это действительно похоже на отдых, да долгожданный покой. Сны утомляют.

 Я все еще помню, и никогда не смогу забыть то лицо, его лицо, когда он сказал: "Как ты посмел так поступить с Недзуми?!" - и выстрелил.
 Я видел кровь на его невинном лице, на руках, но как он успокаивал меня, заботливо и нежно, и улыбка его была ангельской, а ангелы не убивают - они просто забирают своё.

 Не думаю, что я был бы "хорошим приобретением" для него. Если бы не я...
 Если бы не он, я давно был бы мертв, я бы давно... меня бы давно просто не было бы.

 Он никогда не сможет понять, как важен он был для меня. Как я, маленький испуганный ребенок, дрожащий от страха и холода, знающий, что искать помощи негде, я, злой на весь мир и голодный, был счастлив, когда увидел раскрытое окно и его, будто призывающего меня на свой внутренний свет. Он не знает, что он сделал для меня тогда, хотя я и пытался ему объяснить. Но это было давно, а завтра у меня - невероятнейшее выступление, как и всегда, одно из лучших. Весь мир - театр, а люди в нем - лишь актеры. Кто-то играет лучше, кто-то - хуже: и, судя по всему, я - отвратительный артист.



 * Сион буквально переводится как "сиреневый цветок", это название японского растения и, по идее, оно непереводимо.

2. Герои нашей пьесы.
 Шумит за окном - то ли ветер, то ли машины, то ли начался дождь. Скоро должен прийти "мой маленький протеже" - парень, которого мы еще младенцем спасли вместе с Недзуми, Инукаси, и его собаками. Мы назвали его Араши, и он скоро перейдет в ту же старшую школу, где учился я, а сегодня он хочет, чтобы с ним я посетил здешний театр. "Вам понравится, обещаю!" - так он сказал.

 Я не очень люблю театры - они слишком фальшивы. Никогда не знаешь, кто скрывается под маской, но это всегда весело, хотя и бравый солдат в жизни наверняка трус и пьяница, а нежная девушка, что в главной роли, может оказаться парнем.

 Но главным доводом Араши был вовсе не театр, а то, что, когда ты находишься в другом городе, стоит изучить его хоть немного, и, если есть возможность сходить в лучший театр, возможно даже, мира, или посетить исторически значимые места - почему нет?
 Почему нет? И я согласился. И сейчас я жду его, живое напоминание мне о событиях прошедших лет, чтобы отправиться в театр. Эта зона - одна из самых "культурно развитых" зон, да и много чего изменилось с тех лет. Люди, любящие театр, теперь могут просто посетить его, а не...

 Я вдруг вспомнил выступление прекрасной Евы в подпольном театре, и то, как Недзуми цитировал Шекспира, вдохновенно перелистывая старые книги.

 - Сион, вы готовы? - с шумом распахнулась дверь гостиничного номера, и счастливая мордашка моего соседа - и воспитанника, в каком-то роде, - проскользнула внутрь. - О, вы еще не оделись! Поторапливайтесь, выступление начнется через час, а нам надо еще заехать в...

 Я с улыбкой перебил его шумную трескотню, натягивая на себя рубашку:

 - Что они показывают?

 Араши на секунду застыл, а после, с невероятно довольной улыбкой, протянул:

 - Шекспир!..



 ***




 - Господи, Недзуми, где вы были?! Мы все уже заждались вас, нельзя начинать без примадонны, а у нас только час на...

 - Успокойся, Кэти, я здесь, я пришел, и я очень устал, - отдал я куртку в нетерпении раздеть меня тараторящей без умолку гримерше. Костюмеры давно приготовили все, что было нужно: платье и реквизит покоились на своих обычных местах в моей просторной гримерке.

 Я действительно очень устал. Как ни странно, даже после стольких лет я все равно волнуюсь перед спектаклем. Это большая ответственность - выступать перед таких количеством людей, да еще и на премьере. Давно я не играл Шекспира, сейчас в моде больше что-нибудь "более современное", но я считаю, что Шекспир современен всегда. Давно я не играл Шекспира, и сейчас мне с болью вспоминались деньки, когда я играл его для отребья на окраинах, казалось бы, самой дороги жизни, не то что там какой-то Шестой зоны. Город не впускал меня в себя, но я легко впустил в себя город, когда стал жить собственной жизнью. Когда забыл о своей единственной тогда цели, об уничтожении Мегаполиса. Я забыл, но не до конца.
 Когда для меня шили костюм, сейчас, в приготовлении к грандиозной премьере (не буду скромничать, я приложил немало сил к ее осуществлению), я сам не знаю, что на меня нашло - но сейчас в моей обширной, заполненной цветами от поклонников гримерной висело в углу небесно-голубое платье с необычными рукавами, точно такое же, какое я одевал, будучи "Евой, примадонной бродяг".

 Вокруг суетилась Кэти, накладывая грим и изредка делая мне комплименты. Гример - работа сложная и непостоянная, и, если ты не угодишь своему подопечному-актеру, ты, скорее всего, будешь уволен. С Кэти мы работали только полгода - предыдущий мой "слуга", прослуживший со мной бок о бок десять лет, женился и переехал к жене, в другой город. Я его не винил, и расстались мы друзьями, но все-таки иногда мне не хватало его, так, как сейчас. Я взял его еще совсем юнцом, он был младше меня, но внешне он напоминал мне Сиона до произошедших в нем изменений, и он тоже был выходцем из Шестой зоны: одним из первых "путешественников", ринувшихся куда глаза глядят в эпоху "раскрытых дверей". Тирания и деспотизм - слова, придуманные человеком, а значит, только человек и может искоренить ужас и страх, скрывающийся за этими понятиями. Когда мы спасли Номер 6, мы думали, что все изменится - и все изменилось.
 Но я остался прежним. Я не мог видеть, как расцветает его город, а он не мог не радоваться этому...

 Кэти вывели меня из задумчивости, распустив волосы и восхищенно цокнув языком:

 - Господин Недзуми, вы так всегда неотразимы, и... что это за шампунь?! Пахнет то как!..

 Возможно, статус звезды, пусть и девушки-звезды, красит мужчин в глазах женщин, я не знаю - но гримерша Кэти со своими восхищениями изрядно мне надоела, поэтому я выгнал ее, когда она решительно рванулась к платью, сказав, что я оденусь и один - в конце-концов, это в ее обязанности, по сути, не ходит.

 - Конечно-конечно, вам, наверное, надо еще повторить роль! - восторженно пискнула эта излишне эмоциональная головная боль и поспешно удалилась.

 Вздохнув, я смог оправдать свой выбор гримера в своих же собственных мыслях только тем, что она добрая, и искренне заботиться о своем актере, а это дорогого стоит в этом бизнесе.
 Куда ни взгляни, каждый норовит подставить подножку или смешать твою пудру с меловой крошкой.

 Пара движений - будто это было только вчера, - и я взглянул в зеркало на "прекрасную Еву", неловко подправляя накладную грудь.

 Венок сейчас был бы очень кстати - но даже благородной Офелии не пристало появляться с цветами в первом же акте.

 Кажется, зал начал постепенно наполняться народом - зрители, дамы и господа, уже начитались брошюрок вдоволь и приглушенно болтают о своих делах. Пусть болтают - через несколько минут они окажутся в моей власти, погруженные в страницы шекспировской трагедии, как Офелия - в воды быстрой реки.

 - Все пройдет хорошо, - выдохнул я, в последний раз бросая внимательный взгляд на отражение в зеркале. Ева игриво подмигнула мне, покидая пустую гримерную. Мой взор упал на букет алых роз, присланный недавно, что стоял у моей двери. "От Араши, преданного поклонника", - значилось там.
 Что ж, Ева, ты знаменита. И сейчас занавес...
3. Мизансцена.
 Араши с гордостью показал мне на огромный плакат на подъезде к театру:

 - Вот, а вот это Ева, актриса, которую вы сегодня увидите, Сион.

 К сожалению, я не успел толком разглядеть его - здание напротив загородило его, а после мы были уже слишком далеко, так что я только прочитал большую надпись "Ева" и разглядел лишь очертания миловидной девушки в вечернем платье на фотографии размером с наш дом в Шестой зоне.

 Попасть домой я сейчас и мечтать не смел, а Араши, явно влюбленный в несомненно очаровательную артистку, воодушевленно рассказывал Сиону что-то о театре и последних спектаклях, в которых играла его прима.

 Вздохнув, я уже было решил вздремнуть, как вдруг Араши сообщил:

 - Мы уже почти приехали.

 Театр поражал своим величием. Он был выстроен, очевидно, с легкой руки какого-то прогрессивного архитектора, увлекающегося старым стилем. Большие колонны, каменные стены и лепнина - все это не было похоже на строение зоны; оно будто пришло к нам из времен Шекспира или Мольера.

 Удивленный, я стоял, не в силах отвести глаз. В голове у меня вертелись две мысли: "кто разрешил выстроить такое здание" и "вот бы Недзуми это увидел"...
 Это бы ему понравилось, я точно знал.
 Как странно, что я вспомнил об этом сейчас - впрочем, ведь мы идем на Шекспира, кого еще я должен был вспомнить, как не его?..

 Кажется, Араши заметил мой слегка удрученный вид, поэтому торопливо завел меня внутрь (холл казался еще величественнее, чем фасад), непрерывно обещая, что мне понравится и постановка, и актриса.
 "С чего это он так помешан на этой Еве, ведь в пьесе, должно быть, задействовано немало других актеров", - подумалось мне вдруг.

 Зал был уже почти полон, не смотря на то, что время еще оставалось.

 Через минут пять шустрому Араши надоело сидеть в кресле без движения, и он предложил "сходить погулять". Сходить погулять в его представлении, видимо, включало в себя покупку брошюрок, посещение туалета и чтение настенных стендов.
 Мы находились в самом дальнем конце холла, когда прозвенел звонок.

 Переглянувшись, мы оба, не сговариваясь, молча рванули обратно, в зал. Мне казалось неприличным опаздывать, Араши же просто нравилась беготня.


 ***


 Стоя за кулисами, я чувствовал, как муза театра и трагедии словно электризует меня, наполняя нетерпеливой уверенностью. Еще не мой выход, и я мысленно пытался представить себе строчки из своей роли, читая их как на бегущей строке.

 Прозвенел звонок, и занавес открыт, но тут случилось непредвиденное.
 Директор порешил нарушить ход повествования, потому что сразу после звонка он, а не актеры, задействованные в первом акте, поднялся на сцену, и зал изумленно затих.

 - Дамы и господа! - провозгласил он. - Сегодня мы собрались...

 Что он говорит?.. Пытаясь одновременно "похвалить" его в собственных мыслях за фразу "на этой грандиознейшей премьере" и "станет прорывом" и отчаянно в это же время ругаясь, я непроизвольно сделал шаг вперед, к полненькой низенькой фигуре на сцене, которая в этот самый момент прохрипела:

 - А вот и наша дива, несравненная Ева, без участия и руководства которой этот день никогда бы не настал!

 Замерев, я стою, будто громом пораженный. Это мерзко, но так вышло, что меня прекрасно видно с места, на котором стоит директор, и не выйти к нему, на сцену, видя, что зал взорвался аплодисментами, услышав своеобразное объявление этого незапланированного выхода, я не мог. Скрипя зубами от злости и сжав кулаки, я, одернув платье, делаю несколько шагов вперед, но зрители не увидят моих истинных чувств: когда на меня падает луч софитов, я - Ева, девушка с чудной улыбкой, которая, приветственно пожав руку руководителю театра, говорит "Спасибо!" в зал.

 Как только аплодисменты чуть стихли, и некоторые сумасшедшие, поднявшиеся со своих мест, чтобы поприветствовать меня, вновь заняли свои места, директор легонько подтолкнул меня вперед.
 И только я открыл было рот, как вдруг главный вход, что ближе всех к сцене, тихо распахнулся, и в зал осторожно зашли двое мужчин: один - совсем еще мальчишка, а другой...

 Другой кинул взгляд на сцену, на меня, и в его глазах отразился мой нелепый, первобытный страх.
 Это был Сион, человек, которого я мог только мечтать забыть.
4. В главной роли.

 Успокойся, Сион, успокойся.
 Это не может быть он. Это не он, невозможно. Тебе просто кажется, расслабься и дыши глуб...

 - Сион, вы видите, на сцене - это Ева! - шумно зашептал мне на ухо Араши; когда он сказал "Ева", у меня будто остановилось сердце.

 На сцене и вправду стоит Ева, и я, и, очевидно, Араши, видим ее: высокая стройная фигурка, воздушное голубое платье с длинными рукавами, распущенные темные волосы. Ее голос дрожит,это кажется мне слишком дешевым трюком; но зал принимает ее театральное волнение, и аплодисменты со всех сторон говорят, как сильна к ней любовь зрителя.

 Ева прекрасна, но каждая деталь, взгляд, голос, движения губ - все это не ее, чужое, все это принадлежит Недзуми, моему Недзуми!..
 Воровка, отдавай чужое!..

 - Сион-сан, вы в порядке? - испуганно касается моего плеча сидящий рядом Араши, даже вид прекрасной Евы на сцене не смог заставить его забыть обо мне.

 - Да, все в порядке, Араши, - шепчу я, как в полусне, не отрывая расширенного взгляда от фигурки на освещенной яркими лучами прожекторов сцене; но вот взгляд Евы, словно ищущий что-то в заполненном до отказа зале, остановился на мне, и из прекрасных глаз хлынули слезы.

 Человечек рядом с ней, толстяк почтенного вида, увел бедняжку за кулисы под бурные овации зала. Люди вставали со своих мест, чтобы проводить свою диву. Так поступил и Араши, а я сидел истуканом и в голове у меня крутилась одна и та же картинка: взгляд, искаженное осознанием лицо и текущие по румяным щекам слезы.

 - Какая потрясающе проникновенная речь! Она всегда такая искренняя! - не смог сдержать восторга Араши, плюхнувшийся наконец на соседнее сиденье, его лицо горело, и выглядел он, как счастливый маленький ребенок в зоопарке.

 Со сцены послышалась речь:

 - Пожалуйста, не волнуйтесь, дамы и господа, так как Офелия не появится в начале спектакля, мы не задержим вас надолго! С госпожой Евой все будет хорошо, уверяем вас!

 Как? Почему? Что происходит?
 Недзуми? И Недзуми все еще балуется своим сценическим образом? И сейчас я вновь увижу его в роли Офелии? Как раньше? Как тогда?

 Когда мы зашли в зал, Араши схватил меня за руку, чтобы не потеряться в толпе, и он вел меня на наши места, а мой взгляд случайно упал на сцену, и в тот момент, когда я увидел стоящую на ней Еву, что-то изменилось. Будто я попал в открытый космос, и теперь дрейфую по орбите одной ослепительно яркой звезды. Сердце застучало, и мысли перемешались, а пальцы Араши словно выскальзывали из моей руки.

 Наверное, я дурак. Недзуми бросил меня. Мы с ним больше не...
 Вряд ли он захочет видеть меня.
 Скорее всего, он просто был ошарашен, он просто не знал, не думал, что я "найду" его здесь. Я сам не думал, я даже не искал уже больше.
 Хотя нет, зачем врать - я искал его всегда и всюду. Искал в лицах прохожих, в журналах и книгах, искал его в голосах и песнях: но его нигде не было, его не было, и я перестал надеяться на то, что найду. Но искать не перестал...
 Подсознательно, всегда. Я всегда надеялся, что снова увижу его. Такая у меня натура, он сам говорил это мне. Я - дурак.

 Но не может быть, чтобы это был он. я искал везде, где он только мог быть - а он здесь? Как это в его манере. Он в театре. Да он сам как театр. Театр одного актера.
 И в главной роли - Ева.
 Пускай даже Офелия - ничто для глупого Гамлета, Ева для нас - все.
5. В свете софитов.

 Только я увидел его, как тут же потерял. Проклятая толпа. Может, показалось?
 Но нет - он стоял там, стоял, я видел, он отбрасывал тень и... странно, цвет его волос был таким же, как раньше: коричневым.
 Что за наваждение?

 Но пауза затянулась, а я - актер на сцене. Я должен продолжать...

 Эта речь была одной из самых тяжелых в моей жизни. Я должен был что-то говорить, нет, даже не что-то, я должен был говорить то, что положено, и в то же время искал в зале его лицо, молясь, чтобы оно нашлось, и в то же время мечтая, что мне показалось.

 Я говорил, и публике нравились мои слова, но, когда я вдруг, скользнув взглядом по средним рядам, нашел его, я не смог больше сдерживаться. Нечего было скрывать, вот он я, во всей своей красе, залитый искусственным светом и искусственным румянцем.
 А он не изменился почти. То же невинное выражение, то же искреннее волнение, те же необычного цвета глаза. Он чуть не умер тогда, он был на самую маленькую свою часть потерян для меня - но я спас его, я не смог отпустить.
 А потом... что было потом? Почему я ушел, и почему не могу отпустить до сих пор?

 Зал рукоплещет. Я - Ева, величайшая из театральных актрис.
 И я ухожу со сцены, в тень кулис, чтобы вернуться, неся людям, как дар, бессмертные строки Шекспира. Моего Шекспира. Нашего с тобой Шекспира.

 Ты помнишь то мое выступление, Сион? Я сделаю лучше. Сегодня я буду лучшей из актрис, лучшей для тебя.
 Вряд ли ты захочешь хотя бы поговорить со мной, я думаю, что знаю, насколько сильно ты ненавидишь меня. Я бы ненавидел. Я и так ненавижу.

 Эмоции переполняют меня, когда я, захлопнув за собой дверь в гримерную, бессильно падаю на кресло перед зеркалом.
 В нем отражается лицо.
 Маска.
 Театральная подделка.
 Знают ли, могут ли подумать все эти люди там, внизу, что их любимая Ева - всего лишь жалкий Недзуми, помойная крыса?..
 Я - не Сион, я рос в канавах, и спал не на дорогой постели, а на дряхлых лохмотьях, которые выкинули жители Города, посчитав мусором, как они сделали и со мной. Последний потомок могучего народа... Последний... Одинокий...

 Сион... Милый, родной...

 Сион...


 ***


 - Ваш выход, госпожа Ева! - звонкий голосок Кэти из-за закрытых дверей словно пробудил меня из небытия.

 Я был готов. Я привел в порядок мысли, макияж, поправил платье на плечах. Я расчесал ей волосы - Еве они очень идут, оттеняя светлую кожу и подчеркивая красивые глаза.
 Я прокрутил в голове каждую строчку, что мне предстояло сказать там, на сцене.

 Пара шагов, и я - снова Ева, но теперь я не просто Ева, теперь я еще и Недзуми, хоть на капельку, но все тот же Недзуми, что играл когда-то в подпольном театре, Недзуми, который смотрел на его улыбку и улыбался сам.


 ***


 Есть ива над потоком, что склоняет
 Седые листья к зеркалу волны;

 ...Ева, прекрасная Ева на сцене...

 Туда она пришла, сплетя в гирлянды
 Крапиву, лютик, ирис, орхидеи, -
 Для скромных дев они - персты умерших.

 ...на голове - венок простых цветов...

 И травы и она сама упали
 В рыдающий поток.

 ...на этом месте героиня умирает, здесь должна найти упокоение, но не может, Еве не хватает для этого сил...

 ...Ее одежды,
 Раскинувшись, несли ее, как нимфу;
 Она меж тем обрывки песен пела,
 Как если бы не чуяла беды
 Или была созданием, рожденным
 В стихии вод;

 ...зрители в восхищении; какая игра, какая трагедия!..

 ...так длиться не могло,
 И одеянья, тяжело упившись,
 Несчастную от звуков увлекли
 В трясину смерти.*

 Я посмотрел в зал, на то самое место, подумав вдруг некстати, что как хорошо, что зрение меня не подводит.
 Сион, с полными слез глазами, шептал, губы его двигались, будто не актер говорил реплику со сцены, а он сам посылал мне роковые слова:

 Офелия, тебе довольно влаги,
 И слезы я сдержу...**


 ***


 * монолог Королевы, "Гамлет", Шекспир.
 ** монолог Лаэрта, "Гамлет", Шекспир.
 Пер. Лозинского.
6. Под занавес.
 - Ах, она прекрасна!.. Какая игра, какая мимика, жесты!.. - то и дело восклицал приличествующим шепотком Араши у меня под ухом.

 Да и я сам, признаться, не мог оторвать взгляд.

 Это было волшебство, магия, какой владел только он.
 Его сценический образ, Ева, бесподобен.
 Все, до последнего локона.
 Весь он идеален.

 Я смотрел, как он плачет и сходит с ума под прикованными к нему взглядами сотен людей, подмечал каждый вздох, интонацию, вибрацию голоса. До знакомства с ним я был равнодушен и к театру, и к Шекспиру. Но забыть о таком невозможно. Как невозможно забыть Еву, хоть раз увидев ее на сцене.

 Но вот зал взорвался аплодисментами в последний раз, и все актеры вышли на авансцену на поклон.
 Еву забросали цветами.
 Я видел, как он мило улыбается, потом - как глазами ищет кого-то в толпе поклонников и поклонниц.
 Я не стал подходить, но...

 - Сион-сан, давайте пойдем к Еве, а? Я слышал, что она раздает автографы после спектаклей, у кулис.

 Схватившись за спинку сиденья перед собой - мы пытались выбраться из своего ряда, - я еле-еле пробормотал что-то вроде разрешения для него.

 - А? А вы не пойдете? Я думал, вам понравилось, Сион.

 Я видел, это было ясно: я обидел его.
 Но я обидел себя больше.

 Я не хотел подходить. Не хотел видеться с ним. Я не хотел показаться чокнутым сталкером, и я не хотел, чтобы он подумал, что я хочу его вернуть. Это было бы слишком унизительно. Я не...

 - Нет, иди один. Мне просто не хочется быть в этой толпе, - неожиданно бодро разъяснил все я.

 Лицо моего подопечного прояснилось, он радостно кивнул и побежал куда-то к сцене.

 Еву было не видно из-за окружившей ее толпы.
 Его. Из-за окружившей его толпы.
 Он многого добился. Он - знаменитость. А кто же я?
 Никто.
 Тот, кого он бросил много лет назад, не удосужившись даже попрощаться.
 Я... видимо, я просто... просто недостоин его...

 Он гениален. Он - Недзуми, и он же - Ева.
 Он прекрасен. Невероятен. Невероятный мой...

 Люди потихоньку начал расходиться. Толпа, собравшаяся вокруг актеров, поредела. Евы там уже не было. Но многие ринулись к стенке, туда, где был вход на сцену.

 Очевидно, ожидания Араши оправдались, может быть, он даже получит его автограф.

 Но прошло полчаса, час, а Араши все не возвращался. Людей в зале совсем не осталось, и даже толпа у кулис почти разошлась. Араши среди них не было.

 Вздохнув, я поднялся с мягкого кресла. Ничего не поделаешь, придется пойти, искать его. Главное, чтобы он не заснул где-нибудь, а еще... не встретить Недзуми.
 Я не смогу смотреть ему в глаза.

 Вот мною обыщен весь первый этаж, и я всерьез начинаю беспокоиться. Еще бы - уже глубокая ночь, нам стоит вернуться в отель, но его нет, так почему же? Он ведь зна...

 И вдруг я все понимаю.
 С легкой улыбкой я поднимаюсь по ступенькам, и устремляюсь туда, где, судя по указателям, находятся гримерные комнаты.
 Где-то там точно должен быть он.


 ***


 Так и есть. Дергаю ручку, пытаясь сдержать волнение. Темноту коридоров разрезает яркий луч искусственного света.
 Все в театрах, должно быть, искусственное. Искусственный свет, искусственные лица и жесты - даже девушки, и те не настоящие.
 Но почему же Шекспир сказал, что и мир наш - тоже театр?
 Когда-то я этого не понимал.
 Теперь понимаю.

 У стены, увешанной зеркалами, у высокого столика для косметики сидят двое. Тот, кто спиной ко мне, Араши, он весь светится, даже затылком, от счастья. Они пьют чай, травяной запах в комнате все никак не развеется.
 Тот, кто сидит лицом ко мне, покровительственно улыбаясь - Ева, сменившая сценическое платье, то самое, так похожее (специально, верно) на то, в котором он играл Офелию и много лет назад,сменив его на легкий белый наряд.
 Взгляд Евы устремляется на меня, а я стою в дверях, не смея вдохнуть, и не нахожу слов.

 Я оказался прав. Хитрая бестия даже сквозь слезы и грим приметил сидящего рядом со мной, и задержал его, зная, что я приду за ним. Видимо, навыки выживания, приобретенные им еще в детстве, не может выветрить из разума даже лживый глянец и пафос светской жизни, здесь, в Городе, мировой столице искусства и красоты.

 Я оказался прав? Он... ждал... меня?..

 - О! - отреагировал наконец на чрезмерное внимание прелестной собеседницы к входной двери Араши, обернувшись, чтобы удивленно представить меня. - Простите, Сион-сан, это вы... Я, верно, заставил вас ждать, но я совсем забыл о времени!..

 Но прозрачные, как воды, в которых утонула Офелия, глаза Недзуми прикованы ко мне, и в них странное коварство, осознание собственного, что ли, совершенства, хитрый план. Губки, накрашенные, несомненно, лучшей из возможных помадой, томно открываются, чтобы сказать мне:

 - Здравствуйте. - Белая рука из-под прозрачных одежд царственно поднимается, чтобы указать на свободный стул перед Араши. - Не желаете ли присоединиться?

 В этих словах такой подтекст, пусть и скрытый, что мне сразу вдруг становится все понятно, и как-то легко. Глаза его, пусть и умеющие плакать по желанию режиссера и восхищенно блестеть в угоду сценаристам, сейчас искренни и просты.

 Это глаза Недзуми, не Евы. Моего Недзуми.

 - О, да, садитесь сюда, Сион; здорово-то как! - не перестает тараторить Араши.

 Я, улыбаясь, делаю шаг вперед, чтобы закрыть за собой дверь и ответить просто:

 - Конечно, я буду очень рад.
7. Эпилог.
 - Ух ты, Недзуми! У тебя такая библиотека!..

 Сион стоит у двери в мой кабинет. Мы - у меня, своего мальчика (Араши, кажется) он отослал домой, и тот еще долго оборачивался, чтобы посмотреть на нас, стоящих на холодных ступеньках, вдвоем, как любовники или серийные убийцы, поджидающие жертв.

 После мы вернулись в здание театра. Мне нужно было снять грим, ему - поговорить со мной. Наши желания, в общем то, совпадали.

 - Ну, и где ты был?.. - решился нарушить молчание мой давний знакомый.

 Он сидел около меня на высоком стуле для гримера, пока я усиленно делал вид, что интересуюсь своим отражением.
 Маска Евы мало помалу исчезала с моего лица, обнажая тени под глазами и морщинки - так некстати!..
 Но ему это, кажется, было неважно.
 Он выглядел на своем высоком стуле, как школьник, который решился спросить у учителя, откуда берутся дети.

 Я отлепил накладные ресницы с правого глаза:

 - Как видишь, я был здесь, - осторожно, боясь скандала, начал я.

 Он смотрел на меня в упор, даже не мигая.

 - И что же ты здесь делал? Почему ЗДЕСЬ? Почему не со мной?..

 Я с удивлением обернулся на него. До этого я боялся взглянуть ему в глаза, но сейчас... сейчас они были полны слез, и слезы, как стекло, словно надежно защищали меня от этого невообразимого алого цвета.

 - Ты чего?.. - потерял я дар речи.

 Сион? Плачет? Из-за меня? Здесь, сейчас?..

 Я не мог этого понять.

 Мы вышли вместе, я - уже как Недзуми, в простой мужской одежде: кожаная куртка, черные брюки, волосы небрежно собраны в хвост.
 Он выглядел очень привычно в своем простом виде, как будто я видел его только вчера, даже цвет волос не слишком изменил его. Он просто был теперь наполовину тем Сионом, которого я почти не знал, которого я защищал и которому был обязан жизнью, и еще другим, тем, кто защищал меня, кого я спас сам и не жалел об этом ни на йоту, почти небесным созданием с отметинами богов на теле избранного для жизни.
 Меня, как всегда, ожидала машина. В дороге мы не молчали, болтали, будто ничего

 не случилось. Я узнал, что парнишка, с которым он пришел в театр, его воспитанник, тот самый, которого тогда спасли шавки Инукаси - а я уж было подумал...

 Моя квартира привела его в восторг. Думаю, не только его - я сам почувствовал себя по другому, видя рядом с собой фигуру в белой рубашке. Наверное, здесь все действительно сделано на мой вкус - мне вдруг показалось, будто мы снова в наших старых развалинах за чертой Города № 6, только, разве что, комфортабельнее, и без клопов...

 Дверь в кабинет была приоткрыта, и Сион, приподнявшись на цыпочках, так и застыл на пороге, будто бы не смея войти.

 Я, улыбнувшись, подошел к нему, призывая войти. Для того, чтобы распахнуть перед ним дверь, пришлось встать почти вплотную.
 Он пахнет также, как раньше, только что теперь с примесью парфюма, зачем ему?..
 Личико залил румянец, Сион потупил красные глаза.
 У меня не прекращалось это чувство, ощущение... дежавю?..

 - Столько книг, Недзуми!..

 Как странно: в зале, рядом с Араши, Сион казался представительным, успешным мужчиной, погруженным в свои заботы и деловые свидания, когда мы пили чай у меня в гримерной, он был кем-то средним между юношей и стариком, а сейчас - совершеннейший мальчишка. Тот самый, с которым я когда-то был знаком.

 Это возмутительно. Даже я не смог не улыбнуться ему в ответ. А ведь мы уже не те, разве это ничего не значит?..
 Разве эти годы прошли незамеченными?
 Разве он сможет так просто расстаться со своей судьбой, просто потому, что вновь встретил меня? Совершенно невозможно.
 Но ведь...

 Я бы, я смог бы заставить Еву и ее гордость артистки замолчать, чтобы, к примеру, уехать с ним в его Шестую зону? Ведь он там живет, и по сей день там?
 Разве я смог бы просто бросить свой мир ради общего? Ради нас?..

 - Недзуми! Это же та самая книга!.. - он беззаботно щебечет что-то на своем птичьем языке, мягко касаясь корешки книг пальчиками, приникнув к полкам так, будто хочет взобраться по ним куда-то наверх, к потолку или звездам.

 Я согласно киваю ему в ответ, стоя в дверях своего кабинета. Будто чтобы не дать ему уйти.
 Это согласие - не только для него, это ответ на мой собственный к себе вопрос.
 Конечно, смог бы. Я бы к чертям послал все ради него. По крайней мере, сейчас.

 - Недзуми! - счастливо оборачивается он ко мне, на его устах такая искренняя улыбка. Он действительно рад меня видеть?.. - Недзуми, это Шекспир! Тот самый том! Такой же, как тот, что ты читал мне!

 Он показывает на одну из старых книг в уже ветхих, хоть и тщательно мною поддерживаемых, переплетах.
 Ну конечно. Ты думаешь, милый мой Сион, что Шекспира в наше время часто печатают? Ничего подобного. Это книги из одной серии, одного выпуска. То-то и всего.
 Я бы не стал брать с собой в путешествие в неизвестность томик Шекспира, верно?.. Не настолько же я сумасшедший, тем более, что это достаточно увесистая книга.
 Я - нет, но вот Ева, эта бестия...

 - Почитай!..

 Как он похож сейчас на Араши (или Араши - на него?..), просто диву даешься! Это выражение лица присуще только молодости и наивности.
 Я часто декламировал ему, тогда, раньше. Я могу и сейчас, и без книги. Неужели он настолько плохого мнения обо мне?..

 Не тронув протянутый мне фолиант, я, чуть подумав, начинаю:

 Как тот актер, который, оробев,
 Теряет нить давно знакомой роли,
 Как тот безумец, что, впадая в гнев,
 В избытке сил теряет силу воли, -

 Так я молчу, не зная, что сказать,
 Не оттого, что сердце охладело.
 Нет, на мои уста кладет печать
 Моя любовь, которой нет предела.

 Так пусть же книга говорит с тобой.
 Пускай она, безмолвный мой ходатай,
 Идет к тебе с признаньем и мольбой
 И справедливой требует расплаты.

 Прочтешь ли ты слова любви немой?
 Услышишь ли глазами голос мой?


 -сонет Шекспира (пер. С. Маршака)-


 Как всегда, в ответ - бурные овации. Я шутливо кланяюсь, в глубине души понимая, что именно эти аплодисменты, именно эта улыбка - это то, что мне надо, это лучше, чем рукоплещущий мне полный чужих мне людей зал.
 Никто из них ничего обо мне не знает. Сион знает меня лучше, чем я сам.

 Так быстро пала между нами стена отчуждения и непонимания. Просто посмотрев мне в глаза, он увидел в них правду. На это способен только он. Остальные никогда не могут понять моего истинного лица. Я же актер.

 Но Сион на то и Сион, чтобы...

 Черт, мне не хватает дыхания. Мы проговорили всю ночь, я читал ему стихи, захлебываясь от счастья, мы заключали друг друга в объятия с такой силой любви, как будто и вправду не виделись долгие, долгие годы. Но так ли это? Мне кажется, он всегда был со мной.
 Мой Сион.

 Невероятный цвет глаз, алый, как кровь в наших венах, как вино, пьянящая жидкость в хрустальном бокале, как рассвет, встреченный с любимым.
 У моего Сиона самые мягкие руки на свете, такие руки созданы, чтобы любить. Его объятия способны, я думаю, переубедить желающего покончить с собой или даже несостоявшегося - благодаря ему - убийцу.

 Сион сам по себе похож на искристое шампанское, полупрозрачное на свет, дурманящее в чрезмерных количествах разум. На сегодня мне, думаю, довольно, но я, как знатный алкоголик, хочу еще и еще. Невозможно оторваться от этого напитка. А выглядит так невинно, просвечивает бежем на солнце...

 Коричневые волосы легли на расшитую подушку.
 Мой Сион. Никому не отдам. Теперь - нет.
 Раскрытый Шекспир шевелит страницами, ему нет до нас никакого дела, он саам по себе, зная, что мы зависим от него.

 Сион теперь всегда в "моих катакомбах". Жалкое подобие развалин, в которых мы когда-то были счастливы, сверкает от важности, принимая постоянного уже жильца за гостя. Я читаю ему вслух Шекспира, когда он кладет на мои колени любимую подушку с вышитыми на ней замысловатыми узорами. Так и наши мысли - частенько заводят своих глупых владельцев совсем не туда, и проследить их путь невозможно, как невозможно отделить эти нити друг от друга, сплетенные, как тела в полумраке одиноких комнат.

 Вот так и живем. Днем я - господин Недзуми, в дорогом кожаном кресле попивающий кофе со сливками, или отсыпающийся на душеных шелках в своей наисовременнейшей квартире; отчитывающий ли горничных за нерасторопность, богач со странным хобби: разведение грызунов в больших аквариумах на пол гостиной; выпивающий ли с друзьями или раздающий интервью.
 Вечером я - Ева, особа весьма популярная, знаменитая драматическая актриса, театральная прима, звезда и муза.
 А ночью... Ночью я - просто "Недзу-у-уми", только нежно и шепотом.