Северная ведьма. Гл. 28. Молодые капитаны

 -  Ну, Сергей Михайлович, я так понимаю, что имею честь первым поздравить тебя с назначением на новую должность? Что не говори, а капитанов БМРТ твоего возраста в Мурманске раз-два и обчелся? Да что я говорю? Их вообще нет!
   Евгений Валентинович поднял полную до краёв стопку, посмотрел сквозь неё на Сергея Королькова.
-   Ты бы сейчас со стороны на себя посмотрел. Улыбку с лица убери. Глупая она у тебя, капитан. Счастлив?
   Сергей кивнул и взял свою стопку.

-   Евгений Валентинович, вы это, поймите меня правильно, я ведь с детских лет мечтал…, вот об этих минутах. Вы мне помогли самую главную мечту моей жизни осуществить. Вы что думаете, я не понимаю, кому я должен быть обязан этим назначением?
   Евгений Валентинович криво улыбнулся, медленно выпил водку.
-   Ну-ну. Хорошо, если ты это понимаешь. Хотя…, - он долго, молча, посмотрел на Сергея, но продолжать не стал.

   Без малого три года пролетело с тех пор, как Сергей начал сотрудничать с Евгением Валентиновичем. С тех пор он не ходил больше одного рейса на одном судне. Его направляли на то судно, которое, следуя на промысел, имело возможность захода в порт Олесунд. Как правило, его загружали рыбопродукцией и одновременно, под контролем Сергея, загружался аналогичный неучтенный груз в таре, соответствующей задекларированному грузу. Что было внутри, Сергей не знал и знать не хотел.  Все эти годы Сергей ходил в должности старшего помощника капитана.

 И вот, немногим больше получаса назад они вышли с совещания у руководства управления, где Королькова направили капитаном на «Муром», его первый большой траулер, на котором он начинал третьим помощником
капитана. Этому обстоятельству Сергей был рад не меньше, чем своему капитанству. Его молодое тщеславие было удовлетворено вдвойне: он придет капитаном на судно, на котором начинал с малой должности, и на котором еще оставались старые члены команды.

 А сейчас он хотел поскорее расстаться с человеком, который помог ему сделать такую стремительную карьеру, от которого он получал , и к которому у Сергея так и не лежало сердце. Он давно уже понял, что дело, которым они занимаются, если и законно, то только для того круга людей, кто эти законы и устанавливает. Дерзость и цинизм проворачиваемых операций лишний раз подтверждали это. Еще он понял удивительно простую вещь, что в случае провала какой-то операции, дело будет рассматриваться, как афера отдельных криминальных лиц, подпадающая под уголовную статью. То, что он будет в числе этих лиц, он прекрасно понимал. Но он понимал и то, что провала никогда не будет. На карте стояли интересы людей настолько влиятельных, что провал мог рассматриваться, как досадное недоразумение с минимально возможным шансом.
 
   Единственный человек, с которым он обсуждал свою тайную работу, была Татьяна, его родная жена, все понимающая и поддерживающая во всем. К ней он сейчас и спешил. Там, дома он мог с Татьяной до конца отдаться радости нового назначения и, не скрываясь, выложить перед ней новую пачку денег, полученную за последний рейс.

   А сейчас они с Евгением Валентиновичем сидели в ресторане «Арктика», им только что принесли графинчик водки и легкую закуску, и потому, как вел себя Евгений Валентинович, было понятно, что у них еще предстоит какой-то важный разговор и быстро они не расстанутся.  Прямо с совещания он привез Сергея сюда, на своей служебной машине, сказав, что назначение надо обмыть и заодно поговорить.

   Разговор не получался, налили по второй. После заверений Сергея в том, что он знает, кому он обязан своим продвижением, Евгений Валентинович поскучнел. На самом деле причиной его инициативы посидеть вдвоем за рюмкой была именно попытка вытащить из того хоть намек на то, кто стоит за ним. Причины думать, что у Сергея есть покровители не знакомые ему и, явно, стоящие выше его возможностей у  Евгения Валентиновича были.  Он неоднократно замечал, что его действия по устройству Сергея на новое судно или повышение в должности всякий раз сталкивались с опережающим предложением или с неожиданным для Евгения Валентиновича быстрым согласием руководства управления. Хотя, в некоторых случаях он ожидал объективных препятствий.

 Его опыт чиновника и внештатного сотрудника подсказывал ему, что в таких вещах не бывает случайных совпадений.  Этот же опыт и криминальная сторона жизни подсказывали ему, что осторожность в их делах - залог успеха. Он не любил людей, которых не понимал или знал о них мало. Именно таким был сейчас для него Сергей. И он намерен был сегодня окончательно закрыть это, непонятное ему обстоятельство. Слишком далеко был допущен этот парень в их дела, а с назначением на капитанскую должность перед ним открывалась полная схема неконтролируемого Госпланом теневого вывоза и реализации за границей рыбной продукции. И не только рыбной.

 И одно дело, если в Москве знают о Сергее все, другое, если никому неизвестно истинное лицо его покровителей. А этот вариант наиболее вероятным казался Евгению Валентиновичу. В память врезалось и не покидало уже второй год видение странной женщины, сидящей за его столом, в его кабинете и исчезнувшей при включенном свете. Такое трудно было забыть, и трудно было найти этому вразумительное объяснение.   Искушенный во всякого рода постановках для запугивания оппонентов Евгений Валентинович до сих пор не мог понять, что произошло в тот вечер в его кабинете. Тогда кто-то «дал ему совет» быстро сделать Сергея капитаном, и последовала череда так же необъяснимых стечений обстоятельств, приведших Сергея к нынешнему назначению.  До тех пор, пока он не разберется с этим, он не обратится наверх со своими сомнениями. Этому его научила жизнь. Надо хоть что-то знать, чтобы беспокоить своих хозяев. Иначе можно получить в лучшем случае щелчок по носу, в худшем – недоверие и изгнание из рядов.
 
   Пылкое заявление Сергея, что он знает, кому он должен быть благодарен, искренние глаза его ломали все планы Евгения Валентиновича. То, что Сергей грамотный специалист и ответственный человек, он понимал, наблюдая его в те их короткие встречи, что были необходимы. Чего он в нем не разглядел, так это хитрости. А сейчас, в приватной беседе, Евгений Валентинович с сожалением понял и то, что не получится у них с Сергеем откровенного разговора, не пустит тот его в свои тайны. И что тайна существует, уже не было сомнений. Благодарность Сергея, привыкшему к подозрительности Евгению Валентиновичу, показалась не только не убедительной, скорее фальшивой.

-   Ну, хорошо, Сергей Михайлович, добился ты одной цели, что дальше?
   Евгений Валентинович жестом показал Сергею, чтобы тот не забывал разливать по рюмкам. Сергей взял графинчик и с удивлением посмотрел на собеседника.
-   Вы о чем?
-  Колись, какая у тебя заветная мечта? – чиркнул спичкой, прикурил и задумчиво посмотрел в глаза Сергею, – у тебя должна быть мечта, - рукой разогнал кольца дыма, - стать капитаном, для тебя это было все равно неизбежно. А у тебя есть еще какая-то цель. Да. И ты к ней придешь. Я тебя недооценивал. А теперь вижу – цель есть, и ты к ней прёшь на всех парах. Молчишь? Давай выпьем.

   Выпили и принялись за закуску, поглядывая друг на друга.
   Сергей первый отложил вилку, откинулся на спинку стула.
-   Евгений Валентинович, я вам уже сказал, что очень вам благодарен и все такое. В долгу постараюсь не остаться. Почему вы мне помогали – нам обоим ясно. Я не мальчик, кое в чем разбираюсь. Кое-что знаю, что-то вижу.
   Евгений Валентинович, не скрывая удивления, вытащил папиросу изо рта и уставился на Сергея.

-   И что же ты знаешь? Давай, давай, не тормози. Мужской разговор может получиться.
-   Какой разговор? Вы хотели узнать, какая у меня мечта? Могу сказать. Но не хочется.
-   Почему?
-   Мечта такая, что с идеологией нашей не совпадает, - криво улыбнулся, - понимаю, что это вредная мысль, нереальная, а мечтаю.
   Сергей начал хмелеть. А Евгений Валентинович вдруг решил, что неожиданно вышел на возможность разгадать его тайну.
-   Сергей Михайлович, я, мне кажется, уже зарекомендовал себя, если не как друг, то, как искренний твой доброжелатель. Какие у тебя могут быть от меня тайны. Делись. Глядишь – помогу.

-   Так что вы хотите, чтобы я рассказал? Какая у меня мечта или что я вижу?
-   А ты по порядку. Например, что ты видишь?
-   А вы умный человек, сами догадайтесь. Вижу то, что мне видно.
-   Ты о чем?
-   А вы о чем? Я о наших совместных делах. Очень многое делается почти открыто. Чуть внимательнее сработает таможня или погранцы и крышка. Какие я выводы должен делать? А простые. Задействованы влиятельные люди.
   Евгений Валентинович поморщился. Он не это хотел услышать. Хотя, ладно пусть дальше откровенничает. Сергей продолжил.
-  В Норвегии нас встречают без лишних формальностей. А я-то знаю, как они могут скрупулезно работать, если им это надо.
 
- Ты английский уже освоил? –  затушив папиросу, поинтересовался Евгений Валентинович.
-   Yes, it is I need.*
-   Иш ты! И что, свободно разговариваешь?
-   Общаться могу. Вы знаете, как неприятно смотреть, когда наши капитаны «мекают» там, в их портах?
-   Ты с кем-нибудь там, из тех, кто груз принимал, общался?
-   Ну-у, с переводчиком господином Эггеном. Хотя, я понимаю, что он в этом деле не только переводчик.

   Сергей кратко рассказал, как они с первого рейса познакомились и с тех пор общались, как старые приятели. Что уже не раз бывал у него дома, что со своим папашей его Юхан познакомил, рассказывать не стал.
   «Что же мне это раньше в голову не приходило?» подумал Евгений Валентинович. «А что? Это очень даже возможно, чтобы им заинтересовались там, за кордоном. Парень молодой, перспективный, с ним могли поработать там, а здесь они закрепляют его в нашей схеме. Да, все складывается». «Хорошо. Это уже тема. Надо будет присмотреться внимательнее».

-   А что мечта? С идеологическим расхождением. Колись.
   Сергей вызывающе глянул на Евгения Валентиновича.
-   Могу сказать, - помолчал, не отрывая взгляда, - я бы хотел быть не только капитаном судна, но и его хозяином. Ну? Почему не удивляетесь?
-   А чему удивляться, Сергей Михалыч. Я от тебя другого и не ожидал. Потому мы с тобой и работаем. А зачем это тебе?

-   Зачем? Да затем, что я лучше многих знаю, куда и когда надо идти рыбу ловить и куда её быстрее сдать, продать. И я бы так не гробил ни пароход, ни снасти. Не бегал бы по промыслам. Бесхозяйственность ведь полнейшая. Мы ведь не рыбу ловим, а планы выполняем. Что, не так разве? Вы посмотрите, какие промысловики у капиталистов, чистенькие, краской сверкают. И не скапливаются они десятками судов на одной банке, где рыбы уже давно нет. Не ждут команды.
-   Ну, не горячись, не горячись. И потише, пожалуйста. Раскричался. Вижу, набрался где-то чуждой нам политэкономии. Ты, сделай милость, ни с кем больше на эту тему не разговаривай. А то я тебя первый в органы сдам. Шучу.
   А про себя подумал что, мол, вот все и сложилось. Прошел Серега обработку там, за кордоном. Теперь глаз да глаз за ним нужен. Теперь можно и поговорить о нем наверху.

Посидели они еще недолго, раскланялись и разошлись.
   Через несколько дней Сергей Михайлович Корольков ушел в первый свой самостоятельный рейс на БМРТ «Муром» в должности капитана. Провожать его приехала жена Татьяна на новенькой серой «Волге 24». Как она хорошо за рулем смотрится, подумал Сергей. Шел тысяча девятьсот семьдесят второй год.
   
   В это время, когда молодой капитан-директор Корольков выводил свой «Муром» Кольским заливом на промысел, старший помощник капитана Виктор Мороз уже второй месяц ловил рыбу на Лабрадорском шельфе. После того, памятного летнего отпуска он вернулся на «Муром» и через неделю  ушел в рейс. А следующий рейс у него был на новом, только что полученном с верфи БМРТ. Получал его капитан-директор Гордеев Григорий Иванович, который забрал с собой на новый пароход часть команды «Мурома», в том числе и Виктора.

 В этот рейс Виктор пошел уже вторым помощником капитана. С тех пор они с капитаном Гордеевым работали вместе. В этом последнем рейсе Виктор был уже в должности старшего помощника капитана. Молодые специалисты в эти годы продвигались быстро по служебной лестнице. У Виктора Мороза с Гордеевым с первых рейсов сложились хорошие отношения: и служебные, и дружеские. Несмотря на разницу в возрасте они легко находили общий язык, а главное, их объединял азарт, с которым они оба вели себя на промысле.

 Нестандартные подходы, смелость в принятии решений было свойственно обоим, и при этом необыкновенное везение сопутствовало им и вызывало взаимную симпатию. Гордеев в этом году уже мог уходить на пенсию, годы позволяли, но вызывали это у него: то ироничную меланхолию, то приступы шуток, в которых он соглашался уйти на заслуженный отпуск только в том случае, если дела у него примет Виктор Палыч Мороз. А оговаривал он это условие в связи с тем, что у Виктора не хватало ценза на получение рабочего диплома «Капитан дальнего плавания», а значит, не менее двух рейсов он будет ходить еще старпомом. «Мы еще с тобой поработаем, Витя, дадим стране рыбки».
 
   Виктор Мороз капитаном директором станет через год, когда с его другом и шефом Гордеевым в рейсе случится инфаркт. Передавать больного на другое судно, следующее в порт, возможности не представиться, штормовая погода не позволит, и их БМРТ снимут с промысла и отправят в Мурманск. Мороз примет на себя командование судном и уже никому его не сдаст. В следующий рейс он уйдет уже официально оформленным капитаном судна. Так стремительно сделали карьеру друзья, молодые штурмана Сергей Корольков и Виктор Мороз.
 
   Вот, только у Королькова кроме успехов по службе был порядок и в личных, семейных делах. Дети росли и учились, жена Татьяна работала директором магазина и благоустраивала семейный быт. Уже год, как они жили в новой, трехкомнатной квартире, приобретенной на свои кровные, что в те годы было большой редкостью. Евгений Валентинович помог вступить в кооператив, о котором мало кто в городе знал, и семья Корольковых благополучно переселилась из барака в новую квартиру. Сейчас заботой Татьяны было благоустройство, приобретение хорошей мебели, желательно румынской, хорошей сантехники, и другие приятные заботы.

 В то лето шестьдесят девятого года она близко сошлась, подружила с Варей Берг. Виктор уже уехал в отпуск, Сергей ушел в море, а они с Варей общались как старые подруги. Хотя Татьяна всегда ощущала её лидерство. Варя успела познакомить её с хорошей женщиной, делающей на дому прическу, маникюр и, даже подумать раньше Таня об этом не могла, массаж и маски на лицо. А потом Варя исчезла. Татьяна знала, что Варя беременна, понимала, чей это ребенок, но поговорив однажды об этом, больше эту тему сама не затрагивала. Татьяна чувствовала, что у Вари на своего будущего ребенка особый, своеобразный взгляд. И помнит Татьяна, что Варя вскользь сказала, что рожать она уедет к родителям. «К родителям? Куда это? Где они у тебя живут?» спросила тогда Татьяна. «Далеко» коротко ответила Варя и увела разговор в сторону. То, что Вари нет в Мурманске, Татьяна узнала неожиданно. Пришла к ней в кафе, а встретила её новая заведующая, незнакомая женщина преклонных лет. «Нет, она здесь больше не работает. Да, уволилась, мне дела сдала».  Вот и все, что смогла узнать Татьяна.
 
   А Варвара Сергеевна Берг действительно покинула Мурманск. И не нашлось бы ни одного человека во всем городе, кто бы хоть малую толику знал об её отъезде. Здесь мы допускаем небольшое преувеличение. Конечно, знал об этом партийный работник областного масштаба Василий Михайлович Волин, организовавший Варваре Сергеевне туристическую путевку в Югославию. Служебные люди, через чьи руки прошла путевка, даже не обратили внимания на то, кто по ней едет. А все документы, сопутствующие её отъезду, через несколько дней таинственным образом исчезли из служебных папок. Такие вещи частенько случались и с другими «неинтересными» бумагами. Так что первое утверждение о том, что никто ничего не знал, скорее всего, к истине ближе.

 А Василия Михайловича, он же Воля, он же «наместник», мы брать в учет не будем, поскольку сами до конца не понимаем роли этих людей в происходящих событиях. Да! Вот кто бы полную ясность мог внести в дело отъезда Варвары Сергеевны из Мурманска, так это её дедушка. Но и в этом случае становится ясно, что уж он-то точно ничего, никому не стал бы объяснять. Развел бы руки в стороны, хлопнул бы ими себя по бокам, и смущенно улыбнулся бы. «Исчезла? Вот разбойница! И дедушке ничего не сказала. Самостоятельная она у меня».

   В то, памятное лето 1969 года Варе, примерно за неделю до её отъезда, позвонил с юга Виктор. Он знал её рабочий телефон, знал, в какие часы она бывает в кафе, и с междугородки позвонил ей прямо на работу. Варя сидела у себя в подсобке и разбиралась с бумагами. Когда зазвонил телефон она, не спеша отложила бумаги в сторону, подвинула к себе аппарат и, с легкой улыбкой, взяла трубку.
-   Здравствуй, родной. Ну, что ты мне хочешь сказать? Как там юг? Как тебе отдыхается?
   В трубке повисла пауза, только слышно было дыхание. Потом голос Виктора:
-   Здравствуй, Варя. Ты так робкого человека напугать можешь. Ты откуда знаешь, что это я звоню?
-   Я не только это знаю, родной. Я все знаю…, что мне надо знать.
-   Варя, ты ведьма? Если ты все знаешь, мне можно ничего не говорить?

   Теперь помолчала Варя. Если бы Виктор мог видеть на расстоянии, он бы не узнал её. За столом сидела все та же Варя, но с лицом её что-то произошло. Она как будто стала старше на несколько лет. Её роскошные рыжеватые волосы были зачесаны на затылок и туго схвачены резинкой в узел, открыв высокий лоб, края бровей, как крылья птицы, взметнулись к вискам. Она все так же улыбалась, но улыбка застыла на лице приподнятым одним краем полных, непривычно бледных губ, а в глазах было больше грусти, чем радости от разговора.

-   Если хочешь меня так называть, - она сделала ударение на «так», - называй. А рассказывать мне  ничего не надо. Тебе это будет тяжело говорить, а мне больно. Давай лучше я тебе расскажу. Расскажу, что нам теперь делать.
   Помолчала. Молчал и Виктор. Он был готов к тяжелому разговору, но то, что он услышал, было для него полной неожиданностью. Он достал платок, вытирал холодный пот со лба и шеи и молчал.

-   В том, что с тобой происходит, ты еще сам должен разобраться. Вот и разбирайся. У тебя на это время есть. Юг, отпуск, работа не отвлекает – разбирайся. А я об этом больше говорить не хочу. А теперь, Витенька, то, что касается нас с тобой. Я через несколько дней уеду из Мурманска. Далеко и надолго. Так надо. Ты ведь знаешь – у меня родится сын. Там, куда я уеду, там я его рожу, там буду с ним первые годы. Меня искать не стоит, да ты и делать этого не будешь. Я знаю. Ты свободен, милый. У тебя, Витя, интересная жизнь впереди, много возможностей. Так дерзай! Не отвлекайся. У меня к тебе никаких претензий нет. Знай только вот что. Я тебя очень люблю. Я тебя ждала с первых дней жизни. И не покину до последней минуты, до последнего вздоха, твоего или моего. В самую тяжелую минуту ты должен знать – я рядом, я тебе помогаю.

-   Господи, как? О чем ты говоришь?
-   Я знаю, о чем я говорю. А тебе не обязательно об этом задумываться. Считай, что это болтовня ревнивой женщины. Все, Витя. Хотя…, пожалуйста, позвони по этому телефону, когда будешь возвращаться в Мурманск. Кто бы ни поднял трубку, скажи номер рейса самолета, или поезда. Тебя встретят. Теперь все, родной.

   Виктор услышал щелчок отключения и короткие гудки. Из междугородной телефонной станции вышел, как из парилки. Пот ручьями тек за майку, на спине и на груди образовались мокрые пятна, волосы слиплись и не поддавались расческе. Он сел на ближайшую лавочку в тени. В голове звучал голос Вари «знаешь – у меня родится сын». Откуда ему это знать? И откуда она знает, что именно сын родится? А откуда она знает, что здесь у Виктора происходит? Она ничего конкретно не сказала, но и так все понятно. Понятно, что она в курсе Витиных романтических приключений. Откуда? Откуда ей все известно? У Виктора голова шла кругом. Но чем дольше он сидел, тем больше успокаивался, тем больше доводов находил тому, что ей все известно.

 Он ведь и раньше замечал, что Варя предчувствует многие вещи и события. Она, например, как-то сказала Виктору, что много чего знает о его родителях, сказала, откуда они родом, кто были их предки. Рассказала такое, чего он сам не знал. А когда он, пораженный таким подробным рассказом, удивился, она успокоила его. Не бойся, сказала, я никакого отношения, ни к каким службам не имею. Я просто очень чувствительная, а сведения ко мне сами приходят, подняла глаза вверх – оттуда. И узнаю я только о тех, кто мне близок, показала на сердце. И, как-то все в шутку превратила.

 Тогда. А вот теперь Виктору самому пришлось себя успокаивать. Убеждать себя в том, что ничего странного не происходит. Просто Варя на расстоянии почувствовала, что у Виктора здесь роман. Он ведь не звонил, не писал. Вот его молчание и обострило её женское чутьё. А потом, у неё свои планы. Она уезжает. Надолго. Насколько – надолго? Да, она ведь сказала, что несколько лет там будет с сыном. Боже мой! С каким сыном? Ребенок еще не родился, а она «с сыном». Фантазерка.

   Сын у Вари родится в сентябре тысяча девятьсот шестьдесят девятого года в частном роддоме на севере Испании.
   Виктор встал и пошел домой. Вот все и решилось. Спасибо Варе за то, что она была, спасибо за то, что во многом помогла ему. Он даже представить себе не смог бы, что бы сейчас было, не встреть он в тот приход с морей Варю. И она сказала, что он свободен. А как иначе? Где он её искать будет, если она даже намека не дала, куда она исчезнет. Вот номера девка откалывает! Это он так бодрился, успокаивал себя. Беспокойная вещь совесть, друзья. У тех, у кого она есть – жизнь беспокойная. Вот и в тот раз она, совесть, не дала Виктору зайти к Наташе. Он домой шел мимо её дома. Так он на другую сторону улицы перешел и шаг ускорил. После разговора с Варей не мог он сразу Наташе в глаза глянуть. Время ему нужно было, чтобы в себя прийти.

   Прошло несколько дней с той ночи в стоге сена. Виктор тогда заставлял себя подольше дома побыть, сам напрашивался на работу по дому. То отцу помогал забор ремонтировать, сам вызывался огород поливать, ездил с родителями на базар. Отвлекал себя, чтобы с утра не вскочить и не мчаться к Наталье. Тянуло, как магнитом. Вечером не выдерживал, брал мотоцикл, подхватывал заждавшуюся его Наташу и уезжали они в поля.

   С матерью Наташиной пришлось пообщаться. Приехал вечером, зашел во двор, уже знал, что собака привязана, постучал в окно. Наташа выскочила на крыльцо сразу, а за ней вышла мать.
-   Здравствуй, Витя! Что вы всякий раз мчитесь куда-то? Зашел бы, посидели, рассказал бы что видел, где бывал. Ты ведь у нас моряк теперь?
   Виктор смущенно пожал плечами, посмотрел на Наталью. А та:
-   Действительно, Вить? Давайте посидим, вон под яблоней.
   Под яблоней стол, скамейки. Виктор сел, Наташа спросила:
-   Кушать хочешь?
-   Нет. Я дома поел.

   А мать ушла в дом и вернулась с графинчиком, в котором бордово колыхалась, налитая под горло «своя наливочка», пояснила тетя Тамара. В другой руке она принесла миску с яблоками. «Вот, с этого дерева, прошлогодние. Немного вялые, но вкусные». В погребе хранили. Наташа метнулась на веранду и вернулась с тремя чашечками чайными.

-   Ты что, стопки не могла принести? Гостя дорогого с чашек поить будем?
-   Ма-ам.
-   Тётя Тамара, да я пить то не буду. Я ведь за рулем, на мотоцикле.
-   О! – мать со значением выразительно повела бровями, - ты уже как не местный. У нас ни один мужик от стопки не откажется. За рулем он, или без руля. Ладно. А я выпью. Ты как, Наталья?
-   Я чуточку, тебя поддержу. Витя, наливай. Мужская работа. И себе налей. Налей, налей, попробуй, какую мама наливочку делает.

-   Ладно, Виктор, признавайся – женихаешься? Как мне на тебя смотреть?
-   Мам! Зачем ты? Я бы знала, за стол не села бы.
-   А что я такого, непотребного спросила? Витя, я тебя сильно смутила? Можешь не отвечать, это твое дело. Я думаю…, моряк…, смелый, да?
   Виктор действительно смутился, помолчал, поглядывая на мать с дочерью, потом махнул рукой.
-   А что тут скрывать, тётя Тамара, как вы сказали – женихаешься? Признаюсь, что голову потерял. Когда она так расцвести успела?
-   Ты мне зубы не заговаривай, я ведь тебя прямо спросила.

   Наталья сидела пунцовая и с досадой на мать смотрела. Но молчала. А что? Ей тоже интересно было, что Виктор ответит. А Виктор нашел, как ответить.
-   Я, знаете, боюсь, что отлуп получу.
   Наташа подняла глаза к небу. О-о! Ай да Витька! Шельмец! Переложил ответ на неё. И мать Наташина так же поняла. Видя, что дочка молчит, погрозила Виктору пальцем.
-   Витька, ты или хитрый, или слишком умный.

   Еще немного поговорили не о чем и молодые уехали. Долго сидели на берегу тихой речки, и разговор под яблоней конечно вернулся и продолжился.
-   Выкрутился? Ушел от прямого вопроса?
-   Наташа, ну зачем ты ищешь хитрость там, где её нет? Я был искренен.
-   Нет, Витя, ты именно хитрил. Только признайся, ты ведь не думал, что я действительно могу этот самый отлуп тебе дать?

-   Ты серьёзно? – искренне удивился Виктор.
-   Конечно. А как я могу на отношения с тобой серьёзно смотреть? У тебя в Мурманске женщина ребенка ждет, а ты мне предложение делать будешь? Мы ведь с тобой договорились друг друга не дурачить. Помнишь?

   Вот после этого разговора Виктор пошел на переговорный пункт и позвонил Варе. Автор так произвольно чередует события того года, потому, что ушли они уже так далеко, что отсюда видятся в том порядке в каком удобно автору для его рассказа. Да и не важно, что происходило в какой день. Важно, что все это уже случилось и ушло, оставшись в памяти тех, кому те дни, как вспыхнувшие звездочки в ночи объясняют, откуда мы все пришли. И куда идем.

   О своем разговоре с Варей Виктор Наташе не рассказал. Но через два три дня он ей твердо сказал, что никого у него в жизни, кроме неё нет, и возвращаться к этому разговору он больше не будет. Наташа тогда ничего ему не сказала, только глаза у неё стали влажными. Они уже не могли дня пробыть друг без друга.

   Прошел месяц Витиного отпуска. Отдыхали они в свое удовольствие. Днем иногда ходили в кино, ездили купаться на пруд, загорали. Два раза на рыбалку ездили. Один раз с отцом, один сами. В один из вечеров ужинали у Морозов. Перед этим Наташа с матерью и Людмилой готовили на кухне. И когда сели за стол, Виктор обратил внимание, что Наташа сидит в материном фартуке. Может это произошло случайно, а может быть Наташа не захотела его снимать, может быть, это было ей приятно.
 
-   Какая ты домашняя, Нат. Какая-то ты наша. Вам не кажется, мама, что она наша?
-   Мне это уже давно кажется, - мать отложила вилку, - и вот, что я вам скажу, молодые. Мы тут с отцом поговорили и решили вам сказать. Кончайте эти детские гулянья под луной. Стыдно и не серьёзно. У Вити вон, профессия какая. Моряк. Отпуск кончится и умчится в свои моря. А ты, Наташа, что делать будешь?  А вдруг у вас…, вдруг у вас все серьёзно? А?
   За столом наступила, и тонким комариным ноющим полетом зазвенела тишина. Даже Люда с вытянутым лицом замерла взглядом на Наташе. Уж больно неожиданно прозвучали мамины слова.

-   Надя, ты договаривай, договаривай. Как мы решили, так и говори.
   Отец потянулся за графином.
-   И скажу. Значит так, Витя и Наташа. Как бы вы не прикидывались, что это у вас детская дружба продолжается, всем все видно. Поэтому наше с отцом слово такое: Наташа перебирается к нам. Насовсем. Понятно? Насовсем, а не на время отпуска. Она наша. Мы с отцом это принимаем и одобряем. Хотите – расписывайтесь, хотите - нет, а она наша и пусть живет у нас.
-   Мы готовы даже свадьбу организовать, - вступился отец, разлив по стаканам вино и подняв свой, - скромную, конечно. Виктор, не молчи. Выпей и держи ответ.

   В начале материной речи Виктор удивленно разглядывал её, видимо не веря тому, что слышит. Никак он не ожидал такого оборота событий. Ему казалось, что, так же как и он, думают и воспринимают события остальные, окружающие его. Когда вступился отец, Виктор глянул на Наталью и продолжал молчать. А Наталья сначала растерянно улыбнулась, потом приложила к губам край фартука, и глаза у неё заблестели собирающимися слезами. И вот уже фартуком пришлось закрывать глаза, потому, что слезы потекли по щекам. Виктор обнял её, она положила ему голову на плечо и её плечи задрожали.

-   Что ты, Нат, погоди. Не плач. Ну, вы родители, даёте! Предупреждать надо. Пойдем в дом, поговорим.
   Виктор, продолжая обнимать Наташу, поднял её и повел в дом. Когда они ушли, мать спокойно продолжила еду. Отец тоже хитро улыбнулся Людке и тоже принялся за еду.
-   Вы чего? – Людка растерянно глядела на родителей, - думаете, они поженятся?
-   Ничего мы не думаем. Это пусть они думают. А нам придется принять любое их решение. Так, Павел?

   Отец молча кивнул, поглядывая на открытое окно. Людка стала серьёзной, наклонилась через стол к матери и громко зашептала:
-   Мам, а вы заметили, у Наташки слезы, а глаза так и блестят.
-   Слезы, вот и блестят.
-   Да не так они блестят, мама. От счастья они блестят. Думаешь, она не хочет за Витьку замуж выйти?
   И Люда завертелась на лавке, будто собираясь вскочить и бежать за молодыми в комнату.
-   Люська, сиди, ешь спокойно. Что ты, как ребенок.
 
   В комнате Наташа дала волю слезам. Они сидели на диванчике, на котором обычно спал Виктор. Виктор сидел рядом, локти на коленях, смотрел в угол комнаты.
-   Как они это ловко устроили! Несколько слов, и все меняется, по-старому уже не получится. Я вот думаю, выйти и превратить это в шутку. А, Наташа? Да не получится уже, и не смотри на меня так. Это надо быть циником и бессовестным, чтобы то, что мать сказала в шутку превратить.

-   Витя, а мне выходить стыдно. Если мы сейчас не ответим, я буду чувствовать себя нашкодившей девчонкой.
-   Вот, и ты туда же. Как у вас все это легко.
-   У кого, у вас?
-   У женщин.
-   Хотеть ясности – это, по-твоему, легко? Витя, миленький, я тебя прошу, перед тем, как мы выйдем и что-то скажем, ты со мной обо всем поговори. Давай сами разберемся, что дальше. А если хочешь, я сейчас сама встану и уйду. И тебе легче будет, скажешь, что она так решила. Только моей ноги больше в твоем доме не будет. Мне ведь стыдно. Мы с тобой забыли, что мы не в большом городе, где все упростилось. Где можно молодым встречаться, жить вместе, и никому до этого дела нет. А здесь все на виду. Здесь еще человеческие законы действуют. Ты так не думаешь?

-   Я именно об этом сейчас и думаю. Я еще в море стал понимать одну простую вещь – как сильно мы все, люди друг от друга зависим. Каждый, как будто, делает свое дело, делает в меру способностей, в меру желания. И живет по своим принципам, не знаю, там моральным или идейным. И каждый думает, что он деньги себе зарабатывает, а на самом деле от каждого из нас ведь там зависит жизнь всего экипажа. Да, не только заработка, но и, буквально, жизнь. Понимаешь?

-   Витя, ты сейчас о чем?
-   Ты подожди, Нат, не перебивай. Это и о нас тоже. Послушай меня. Мы ведь с тобой забыли, что мы не одни. Что рядом с нами наши родные и близкие, и что им не безразличны мы с тобой. И у них ведь жизнь поменяется, если у нас что-то решится. Так ведь? Ты поняла, что мать говорила? Никто нас ни к чему не принуждает. Они ясности хотят. И они согласны, чтобы ты к нам перешла жить. Они нас спрашивают. Понимаешь? Спрашивают.

- И что мы ответим, Витя? А ты понимаешь, что от того, что ты такой рассудительный…, или нерешительный, и я начинаю сомневаться, серьёзно у нас с тобой или нет. Или мы каникулы просто проводим в своё удовольствие.
   Виктор молчал.

-   Знаешь что? – Наташа вытерла слезы и встала, - я действительно пойду. Я, Витя, так больше не могу.
   Виктор схватил её за руку.
-   Сядь. Нат, перед тем, как принимать серьёзные решения, нам с тобой придется договориться вот о чем. Во первых, перед тем, как принять самой решение, ты дождешься и выслушаешь мое мнение. Я мужчина. Во вторых, это очень важно, послушай. Если мы с тобой, милая моя, хорошая моя, договариваемся дальше по жизни идти вместе, то мы обещаем друг другу все серьёзные, жизненные вопросы решать вместе, и хорошо при этом подумав. А вот так, как сейчас - я не хочу. Нам сказали, и мы бросились исполнять. Или отвечать, или…, что они там хотят?

   Наташа села. Она уже не плакала, она растерянно глядела на Виктора, потом невесело улыбнулась.
-   И что теперь будем делать?
-   Теперь мы выйдем, сядем за стол и будем ужинать. А тебе я вот что скажу. Мне идея моих родителей нравится, а об остальном мы с тобой еще поговорим. Хорошо?

   Наташа, молча, кивнула головой, Виктор взял её за руку, и они вышли во двор. Сели за стол. Родители и Люда, молча, смотрели на них, явно ждали, что они скажут. Виктор держал паузу.
-   Наташа, ты нас извини за прямоту, но дело в том, что если бы это была не ты, мы бы так не поступили.

   Отец погладил по плечу сидящую рядом Наталью.
-   Мы ведь с матерью хорошо тебя знаем, с детских лет, - он показал рукой под столом, - ты нам нравишься, скрывать не будем. Правильно я говорю, мать? Примите наши слова, как пожелание, и как вариант, на который мы согласны. И кушайте, не сидите истуканами. Ничего страшного не произошло.
-   Витя, а ты чего молчишь? – мать шутливо сердито посмотрела на Виктора, - мужчина должен свое слово сказать.

-   Я знаю, что мужчина за свое слово отвечать должен. Поэтому не говорю первое, что в голову придет. Мы с Наташей поняли так, что вы подготовились к этому. Не один ведь день обсуждали, небось. А от нас требуете, чтобы мы сразу ответили. Нет, дорогие мои. Хотя, вот я это уже и Наташе сказал, мне ваше предложение нравится. Но мы не дети, под крыло нас брать не надо. Мы сами разберемся и примем решение.
 
   Для родителей, это стало видно по их лицам, ответ Виктора оказался неожиданным, но явно им нравился. И Наташа взялась за руку Виктора и прижалась к его плечу.
-   Но вы ведь, мне кажется, не учли того, где я работаю, не учли, что Наташа живет в другом городе, работает, учится. Как все это совместить? Мы, конечно, можем сделать так, как вы предлагаете, даже свадьбу можем отгулять. А потом что? Отгуляли и разъехались? Так?

-   Мне это нравится, отец. Мне даже кажется, что мы ролями поменялись. Мы с тобой молодые, горячие, неопытные, а сын наш ответственный взрослый человек. И он нас жизни учит, - мать уже улыбалась, - вот, я тебе говорила, что слово должен был ты сказать, а не женщина. А то я что-то наговорила ненужного, и они меня неправильно поняли. Так ведь? Витя, Наташа, родные вы наши, поступайте, как считаете нужным. Витька заговорил, и я вижу, что сын у нас взрослый, ответственный человек. Так что, мы спокойны за вас. Считайте, что разговора не было. Хотя, и то, что мы сказали - учтите.

   Виктор с Натальей сидели не долго, скоро выкатили мотоцикл и уехали.  А приехали к Наташе домой.  Виктор уже взял бразды правления в свои руки. «Давай с твоей матерью поговорим». Наташа опять, молча, кивнула. Сидела всю дорогу сзади, обняв Виктора и положив ему на плечо голову. У Наташи во дворе сели на ту же скамейку под яблоней, Наташа позвала мать. Тетя Тамара вышла, вытирая руки фартуком, всем своим видом давая понять, что очень занята.
-   Ну, что у вас тут? Что случилось?

   А сама глаза отводит, боится выдать тревогу и любопытство. Наташа, все еще не привыкшая к тому, что Виктор не спешит говорить, начала первая:
-   Мам, мы хотели…
-   Погоди, - Виктор взял её за руку, - тётя Тамара, это я хотел бы ответить на ваш вопрос. Помните? Вы у меня спросили – женихаюсь я или как? Было ведь такое?

-   Ну-у, - мать, нащупав сзади скамейку, села.
-   Так вот, отвечаю. Да, можете рассматривать меня, как Наташиного жениха. Наташа, мне кажется, не против. Ну, скажи, Нат.

-   Мам, я не против.
   Тётя Тамара несколько секунд молчала, смотрела прямо, перед собой.
-  Красивый из тебя парень получился, Виктор. И умный ты, ничего не могу сказать. Завидный жених, завидный. Моряк, да? Денег, наверно, много. Подождите, - остановила их рукой, - дайте матери поговорить. Я и так долго молчала. Наташка, вон, ночами пропадает, кто его знает где, а я молчу. А что я могу сказать? Она голову потеряла, я же вижу. Кавалер, вон какой, - она смерила взглядом Виктора.

   Молодые, почувствовав, что ей надо выговориться, молчали.
-   Отец твой, ты же знаешь, сразу после войны еще два года на своем катере служил. В Керчи. И мы с ним там жили. Ты там и родилась. Да ладно, я не тебе рассказываю, я вон ему. Так вот, жили мы там. А рядом и вокруг моряки, рыбаки и всякие…, ну кто на море работает. Ты ж там и родилась. Не перебивай! Так я знаю, - она погрозила пальцем, - кто такие моряки. Отлично, знаю. И поэтому, скажу тебе, Виктор, прямо – не верю я вашему брату.

-   Это твое слово, да, мама?
-   Какое слово? Слово вы скажете, а мне слушать. Он завтра уедет в свои моря-окияны, а ты мне в подоле принесешь, вот тогда и слово будет. Витька ты не обижайся. Я мать. И всяко повидала.  Я знаю, что вы что решите, то и будет. Так я вам свое мнение сказала. Нет, Витька, ты пойми меня правильно, я ведь не против тебя. Я всегда хотела, чтоб Наташка с тобой дружила. Но ты как пошел в мореходку свою, так я тебя отрубила. Все, сказала ей, потеряла ты Витьку. А она вот…, где–то тебя нашла.

-   Мам, я от тебя такого не ожидала.
-   А чё ты ожидала? А? – махнула рукой, - вот сама матерью станешь, тогда поймешь, чё я вам сейчас говорила. Вот тогда поймёшь. А так…, делайте что хотите. Теперь надежда только на Витькину совесть.
-   Приплыли.
   Виктор подвинулся к женщине, положил руку на её руку, упершуюся в скамейку.
-   Тетя Тамара. Я работаю в Мурманске и…
   Наташина мать убрала свою руку и с иронией посмотрела на Виктора.
-   Ох, Виктор, повзрослел ты, повзрослел. Наташку можно понять. Ну, давай ври про свой Мурманск.

-   Я говорю, в Мурманске таких моряков, как я, знаете сколько? Там практически весь город населен семьями моряков. И что? Там все моряки гуляки, а жены их все брошены на произвол судьбы? И весь город сиротами бедными полон? Вот такая картина получается, если вас послушать.

-   Витя, ты мне тут не умничай. Я вижу, умеешь ты голову заморочить. Только я не девочка, я сама соображаю, и опыта у меня побольше твоего. Я понимаю, что ты хочешь сказать. Так вот, это ты ей говори, - подергала за подол стоящую рядом Наталью, - её убеждай. Да только запомни, если её обдуришь, то считай, что ты и себя обдурил. Вот. Это я тебе точно говорю. Так, Витя, жизнь устроена.  А жизнь не обдуришь.

    Мать стряхнула с колен невидимые соринки и встала.
-   Так что, Наташка, подумайте еще чуток. Вот с ним и подумайте. Он у тебя умный. А я пойду. Жаль, Федор, отец твой не дожил до этих дней. Мне бы с ним легче было такие новости переживать.
 
   Наталья села рядом с Виктором. Лицо серьёзное, взгляд решительный. Виктор её такой только в детстве видел, когда она с мальчишками дралась.
-   А, может быть, вы и мое мнение послушаете? Мам, погодите, не уходите. Вы вот о моем благополучии заботитесь, а моего мнения и слушать не стали. Погодите. А ведь это я одинокой останусь, если Витя в свои моря уйдет и не вернется. Ведь это у меня в подоле, как вы говорите, будет. Так вот я не боюсь! Понятно!

   Последние слова были сказаны так уверенно и даже дерзко, что мать повернулась и остановилась на ступеньках веранды.
- И знаете почему? Потому, что я ему верю! А кому мне верить? Мама, посмотрите вокруг, кого вы мне предложите? А я Витю с первого класса знаю. И люблю его с первого класса. Что ты улыбаешься? Она это сама хорошо знает. Мама! Я сердцем чувствую, что лучше него для меня никого нет, и не будет. И я пойду за ним куда угодно. И ждать буду столько, сколько нужно. Месяц, два, год  - не имеет значение. А ты? Ты отца с войны ждала? Значит, знаешь, что такое ждать? Так чтож ты меня пугаешь?

   Мать вернулась к ним и, уже спокойно, как будто они давно спокойно разговаривают, сказала:
-   Наташка, ты школу отличницей закончила, сейчас в институте у тебя налаживается. Ты упорная, умная, я на тебя такие надежды имею, такие…, а ты…, уедешь сейчас с ним, завертитесь по портам, пароходам и ищи тебя, как ветра в поле. Знаю я, чем это кончается. Он сейчас сладко говорит, мягко стелет, а что в жизни дальше будет, его пока не волнует, да он и не знает, что будет. Ты смотри, это ведь уже не тот Витя, одноклассник, это вот, - она кивнула с горькой улыбкой на Виктора, - капита-ан. А ты, Витя, не меня, и даже не её убеждай, ты себя сначала убеди, а потом другим голову кружить будешь. Вот, такое мое слово будет.
   И ушла в дом.

-   Поговорили, - Наташа склонила голову на плечо Виктора и заглянула ему в глаза. А тот неожиданно улыбнулся. 
-   Нат, это так хорошо, что мы к твоей маме приехали, так хорошо, что этот разговор состоялся.
-   Почему, - Наташа тревожно отодвинулась от Виктора, глядя ему в глаза.
-   Потому, что никто, лучше неё меня бы не уговорил. Не понимаешь? Вот смотри. Мы сейчас напугаемся, послушаем её, и разбежимся. Так? И я. Потеряю. Тебя! А ты потеряешь меня. Ты это себе представляешь? Я нет. Натка! Я не хочу тебя терять.

-   Вить. А ты прав. Ты вот говоришь, а я начинаю понимать, что я тоже никак не хочу тебя больше терять. Я уже один раз тебя потеряла. Ты в мореходку уехал, а я вдруг начала тебя с каждым парнем, что около меня вертелись - сравнивать. Представляешь? И они все проигрывали. И я тогда вдруг поняла, что ты уехал. И мне так горько было, так обидно! Ты не представляешь. И вдруг ты приехал. Зачем же мы будем это терять?
 
-   Ты помнишь, моя мама сказала, что мы с тобой в первом классе за руки держались? Нас кто-то поставил рядом, мы взялись за руки и пошли. Помнишь? Вот мы и идем. И давай больше руки не разрывать. Это я тебе говорю.
-   Ой, Витя-я! У меня голова от твоих слов закружилась. Ты так правильно сказал, - она взяла его за руки, - я согласна. Вить, сделай мне предложение.
   Наталья так искренне, так жалобно заглянула Виктору в глаза, что у того к горлу подкатился ком. Он её больше никогда не бросит. Наташу, родную, близкую, милую.

-   Наточка! Какое предложение! Иди, собирай вещи, поехали домой. Пока, до конца отпуска наш дом там, у моих родителей. Они нам это сказали. А завтра пойдем, подадим заявление. Ну, согласна?
-   Как – собирай вещи? Прямо сейчас?
-   А когда? Я не хочу больше с тобой ни на минуту расставаться.
   Наташа встала и, не отрывая взгляда от Виктора, попятилась к крыльцу. Как будто сомневалась в том, что он сказал. На самом деле, видимо, она думала, как прореагирует на происходящее мать.

-   Нат? Тебе помочь?
-   Не надо.
   И Наталья ушла в дом. Через минуту на крыльцо вышла её мать. Уже темнело, но и так было видно, что лицо у неё заплаканное.
-  Что вы делаете? Виктор, это что, серьёзно?
   Виктор встал, подошел к крыльцу.
-   Это серьёзно. Мои родители об этом уже знают. Завтра я приеду за вами, и мы поедем к нам. Там обо всем и поговорим. А через несколько дней, я думаю, мы с Наташей распишемся. Как будем жить дальше, спокойно обсудим и решим. Я решу.
   Мать стояла, приложив к щекам ладони, и с испугом смотрела на Виктора.

-   И еще. Учтите, что у вас теперь будет зять. Который, так же, как о своих родителях, так и о вас будет думать и заботиться. И пожалуйста, не волнуйтесь. Я вашу Наташу в обиду не дам.
   Мать молчала, только в глазах испуг прошел. Виктор поднялся по ступенькам.
-   Можно я войду?
   Мать пропустила его.

-   Наташа, не бери пока ничего лишнего, завтра всё спокойно упакуем.
   Виктор говорил, не видя Наташи, потому, что вошел в первую темную комнату, и куда идти дальше – не знал. Девушка вышла ему навстречу с сумкой.
-   А что мне брать? Я из Ленинграда привезла вот это. И все. Приданного у меня нет.
   Говорила виновато. Виктор подхватил сумку, Наташу поцеловал. За спиной у них стояла мать.
-   Наточка! Приданное я тебе сам куплю. Поехали.
 
   И они пошли к мотоциклу. Мать шла следом и тихо причитала. «Наташка, ты все сразу не бери. Дома что-нибудь оставь». Наташа остановилась и обняла мать.
-   Мамочка, мы завтра за тобой приедем. Правда, Витя? Не волнуйся за меня.
   Была, конечно, почти театральная пауза дома у Виктора, когда они вкатили мотоцикл во двор и Виктор вытащил из люльки Наташину сумку. После нескольких минут замешательства, и взаимных молчаливых переглядов в доме Морозов произошла капитальная перестановка. Возились все. Небольшую комнату Люды превратили в комнату молодых. Сделав все необходимые перестановки, вышли во двор и сели за стол.

- Ну что? Дорогие родители, не раскаиваетесь в своей инициативе? Как говорят? «Посеешь ветер – пожнешь бурю».
-   Витя, странный у тебя взгляд на происходящее, - отец с матерью переглянулись, - мы не ветер сеяли, и ваше решение не буря. Во всяком случае, от вас зависит, чем это решение обернется. Бурей или штилем. Так у вас говорят? Да. А я вот о чем думаю, Наташину маму надо завтра пригласить. Или может быть нам с матерью к ней пойти? Как думаешь, Надя?
-   Мы её завтра привезем. Мы с Наташей её предупредили. И надо, - Виктор глянул на Наташу, - пораньше её забрать. Она сейчас одна. Ей здесь с нами спокойнее будет.

   Назавтра съездили за мамой Наташи, весь день родители обсуждали произошедшее, а вечером успокоенную, смирившуюся со скоропостижными изменениями в жизни дочери Тамару Васильевну отвезли домой. Брат Наташи Вовка отдыхал в пионерском лагере и ни о чем не знал.
 
   Через несколько дней Виктор с Наташей пошли в ЗАГС подать заявление на регистрацию, а вернулись мужем и женой. Моряку, а у Виктора с собой был паспорт моряка, сделали скидку и расписали без положенного месяца на обдумывание. Вечером сели за стол молодые, родители, друзья, соседи и отметили событие. Это была свадьба Виктора и Натальи Мороз. Через две недели молодые уехали в Ленинград. Там они несколько дней пожили у родственников Наташи, и Виктор улетел в Мурманск.

    Он выполнил просьбу Вари и позвонил о своем приезде. Незнакомый женский голос сказал, что его встретят. Чудеса начались прямо в аэропорту. Встретил его незнакомый ему капитан второго ранга, усатый, представительный, чем-то, видимо ростом и окающим мягким говором, напоминающий Вариного дедушку Берко. Шутливо представился знакомым его друзей, обращаться предложил просто: «товарищ капитан второго ранга», посадил в УАЗ военного образца с матросом водителем и они помчали в город. По дороге сказал, что за хорошую работу, по представлению капитана-директора Гордеева ему выделена служебная квартира, на которую они и едут. Что это редкая практика, но руководство сочло это возможным и надеется, что Виктор Павлович оправдает оказанное ему доверие и подтвердит это примерным трудом. Еще попросил не нервничать и знать, что на самом деле в этом никаких интриг нет, и он, Виктор Мороз  никому ничем не обязан.

 Приехали на улицу Полярных Зорь, поднялись на второй этаж почти нового дома, и капитан вручил ему ключи и ордер на имя Мороз Виктора Павловича. Попрощался и стал спускаться по лестнице, пожелав счастливой уютной семейной жизни в собственном гнездышке. Виктор с первых минут понял, кто за этим стоит, но ничего не мог с собой поделать. Все складывалось так, что любой его демарш выглядел бы ребячеством. И все же он не удержался и спросил в спину уходящего капитана. «Как там Варя?» «Какая Варя?» пожал плечами капитан. А когда он скрылся в пролете лестницы, послышался голос «Не волнуйся, морепроходец, все, у всех хорошо».

   Виктор вошел в пустую, однокомнатную квартиру. Видно было, что здесь никто, никогда не жил. Об этом говорила краска и обрывки обоев на полу, капли засохшей штукатурки на подоконнике.  Только в комнате на стене висела вешалка, а в углу стояла прислоненная к стене собранная раскладушка. На кухне стоял старенький стол и две табуретки. Виктор посидел полчаса на кухне и уехал в аэропорт. Через несколько часов он уже возвращался в Ленинград, а еще через некоторое время он обсуждал с женой Наташей детали переезда в Мурманск.

   Когда он вернулся из первого после отпуска рейса, встречала его в порту жена.Из порта они поехали домой. Квартира их была уже обжита, имелась какая-никакая мебель, а на кухонном столе Виктора встречал торжественный обед и кувшин домашнего кубанского вина из запасов Павла Петровича Мороза. Обживала квартиру Наташа, помогали ей, приезжавшие на недельку родители Виктора. Наташа жила и уже работала в Мурманске и училась на заочном отделении Ленинградского политехнического института. Шел тысяча девятьсот семидесятый год. Еще через три года Виктор Павлович придет из рейса капитаном.
 
   Молодые моряки делали стремительную карьеру. Не справедливо только будет сказать, что в этом им помогали исключительно внешние силы. Удача выбирает достойных.

   В апреле этого же тысяча девятьсот семидесятого года в аэропорту Джона Кеннеди приземлится Boeing 767. Пассажирку этого лайнера с грудным младенцем и сопровождающую их девушку в униформе одного из европейских  maternity hospital** встречала пара средних лет. Одеты мужчина и женщина были, как фермеры северных штатов, в грубой ткани дождевиках и ковбойских стетсоновских шляпах. Держались они очень достойно, но как только увидели пассажирку с ребенком, бросились к ней с объятиями, слезами и поцелуями. Ребенка передавали с рук на руки, разглядывали и смеялись, чем вызвали сдержанный протест сопровождающей девушки. Девушку не стали задерживать,  распрощались с ней в аэропорту, а пассажирку с ребенком посадили в огромный, оранжевый «Ford Fairlane 500» и умчались. Этим ребенком был Герман Викторович Берг.

   Вернемся ненадолго в тот самый тысяча девятьсот шестьдесят девятый год. В первых числах декабря этого года  с Диксона в Архангельск вылетел красный самолет полярного авиаотряда. В числе пассажиров этого грузового рейса был больной на носилках и сопровождающая его молодая рыжеволосая женщина, из-под пальто у которой проглядывал белый халат. В аэропорту Архангельска больного с женщиной выгрузили в подъехавшую санитарную машину, но машина простояла на месте не больше пятнадцати минут, затем больного и женщину вернули на борт этого же красного самолета.

 В последний момент решилось, что самолет проследует дальше в Мурманск, что оказалось очень кстати для этих двух пассажиров. Ими были Игорь Мячин и сопровождающая его буфетчица Нина с плавбазы «Ваенга». Не случись такой оказии, пришлось бы им расстаться, так как Игоря должны были определить в местную больницу, а Нину отпустить. Ведь никто бы не дал гарантии, что Нине разрешат быть с Игорем в больнице, и ухаживать за ним. И куда ей было деваться? На «Ваенгу» вернуться уже не было возможности, «Ваенга» уже прошла Карские ворота и в составе каравана следовала дальше по Северному морскому пути. Возвращаться одной в Мурманск не представлялось возможным. Имеющиеся у них деньги пришлось бы оставить Игорю. А эта счастливая случайность давала им возможность вдвоем бесплатно добраться до Мурманска. Полярным летчикам даже не пришло бы в голову, брать с них деньги. Когда они узнали, что их невольные попутчики желали бы добраться до Мурманска, то ни минуты не раздумывая, дали «добро» вернуться на борт.
 
   А как оказалась Нина рядом с Игорем, это отдельная история. Со дня, как было решено снять его с «Ваенги», до отправки самолетом в Архангельск прошло шесть дней. На плавбазе в санчасти Нина неотступно все эти дни находилась рядом с Игорем. Как то так получилось, что все это воспринимали, как  должное. А кто еще мог быть рядом с больным? Это хорошо, что эта  девушка оказалась такой самоотверженной. Поэтому её уход с базы для сопровождения больного оформили без разговоров, обещая передать в кадры информацию о её работе до момента, когда она отметится о своем прибытии в Мурманск. На Диксоне нашли подменного штурмана, который пошел в рейс вместо Игоря, а вот о подмене буфетчицы никто и не вспомнил. Так свела судьба Игоря с Ниной, так закончился для них заполярный рейс на плавбазе «Ваенга».

   Что же заставило Нину пойти на такую жертву? Читатель сам может ответить на этот вопрос. Нетрудно догадаться. История знает бесконечное множество случаев, когда длительные уход медицинской сестрички за привлекательным беспомощным мужчиной заканчивался романом. Чаще мимолетным, но бывали случаи, когда эта связь оказывалась на всю оставшуюся жизнь. Ночью в каюте санчасти, где лежал Игорь, они оставались одни. Больного мужчину, естественно, знобило, и Нина грела его не только одеялом, но и руками, и всем телом. Мужчины знают, что такое горячее женское тело в темноте, когда отключается все, кроме физических ощущений. Никакие боли не помешали им стать любовниками. Вот, такая история.

   На подлете к Мурманску летчики во время связи с аэропортом Килп-Ярве сообщили о находящемся на борту тяжелом больном. И здесь, по прилету, Игоря ждала санитарная машина, которая сразу отвезла его в Городскую клиническую больницу скорой помощи, в хирургическое отделение №1. Еще в самолете Игорь отдал Нине ключ от своей квартиры, и они расстались. Но через день Нина уже устроилась работать в эту больницу санитаркой, и уже не расставалась с Игорем вплоть до его выписки.

   Когда его выписали, они приехали в квартиру Игоря. Игоря поразила идеальная чистота в квартире.
-  Ты жила здесь?
-   Нет, у меня своя квартира в Росте. Живу там с сыном и матерью.
-   И как дальше жить будем?
-   Не знаю.
-   Я к тебе привык. Если ты уйдешь, мне плохо будет.
-   А зачем я тебе нужна? Пока ухаживать надо было, это понятно. А так…, некрасивая, образования большого нет, зачем? Я все понимаю.
 
-   Что? Совсем нигде не училась?
-   Почему, училище закончила. Повар я.
   Они сидели за столом. В центре стола возвышался огромный пирог.
-   Сама испекла?
-   Да. Попробуй. С палтусом. Мне он всегда удавался.
   Игорь разлил по рюмкам водку.
-   Давай выпьем за тебя. Что бы я без тебя делал?
-   Игорь, тебе нельзя. Врач сказал. Долго нельзя будет. Ты не пей.
-   А зачем на стол поставила?
-   Ну, так положено. Ты бы обиделся. Я хотела, как лучше.
-   Нет. Я пригублю. За тебя.

   Пригубили оба. Пирог оказался замечательным. Игорь ел и урчал, запихивал в рот большой кусок и пальцами ловил стекающий по подбородку жир. А потом ему стало плохо, заболела голова, подкатилась тошнота. Он лег на кровать.
-   Нин, не уходи.
-   Дома Тимка, сын, ему завтра утром в школу.
-   Ты же сказала, что там твоя мать?
-   Ладно, лежи, останусь. Я мать на всякий случай предупредила. Я тебе говорила, не пей.

   Ночью лежала у него на груди, смотрела в окно на фонари и в глазах толи слезы, толи огоньки фонарей блестели. И глаза были не зеленые, как днем, а рыжие, как волос.
-   А я все равно счастливая. Вон, сколько время мне Бог подарил. С тобой. Лежу вот в постели с красавцем моим, любым. Прогонишь – спокойно уйду, не обижусь. Спасибо скажу.
-   Нин, прекращай плакаться. Знаешь, как неудобно все это слушать. Я тебе повода не давал.

-   За это и благодарю. Ладно, Игорек, я больше не буду.
-   И вот, что я тебе скажу, - Игорь запустил пальцы в её волосы, - ты напрасно на себя наговариваешь. Ты красивая. У тебя красота особенная. Её видеть надо.
-   А ты видишь?
-   Не видел бы, не говорил.

-   Вот видишь. Еще один повод счастливой быть.
-   Скажи, а вот ты сказала Бог. Ты что, в Бога веришь?
-   Да, Игорек, милый мой, верю. А иначе как жить? Я тебе так скажу, кому жить трудно, а голова на плечах есть, тот начинает замечать, что что-то, или кто-то его по этой жизни ведет. Не дает окончательно пропасть. И трудности такие дает, чтобы ты справился. По твоим силам трудности дает.

   Помолчали. Нина видела, что Игорь не просто молчит, он думает над тем, что она сказала. И действительно, он заговорил, продолжая её мысль.
-  А я вот думаю, кто это самолет до Мурманска нам предоставил? Они же планировали на Диксон возвращаться. Я слышал это, когда еще у борта на Диксоне лежал, а лётчики между собой договаривались, что вечером делать будут, когда вернутся. И вдруг, - усмехнулся, -  с чего это они?

-   Ты Игорек не смейся. Не надо на эту тему без веры смеяться. Раз это случилось, значит, так надо было. Значит, у тебя свой ангел хранитель есть.
-   Нина, ты вот хвалишь меня, говоришь, что я и такой, и такой. А ведь ты сильнее меня. Там, в душе. Наверно потому мне и хочется, чтобы ты рядом была. Я ведь к вере, например, с иронией отношусь, да? А вот слышу, что ты веришь, и мне кажется, что это серьёзно, что это правильно. Нинка, научи меня верить.
   Нина положила голову рядом на подушку, не спуская глаз с Игорева лица. Как бы пытаясь убедиться, что он серьёзно говорит. Видимо убедилась.

-   Научу. Если не шутишь.
-   И, это, приводи завтра своего Тимку. Познакомь нас.
   Нина поднялась на локте, не спуская глаз с Игоря. Ясно, что сердце у женщины из груди вырывалось. Сдержалась. Ответила спокойно.
-   Завтра не приведу. В выходные приведу.

   Через месяц, окончательно выздоровевший, Мячин вернулся работать на свой буксир «Матросов» капитаном. Нина перебралась с сыном в его квартиру. От Тамары скоро пришел запрос на «развод». Игорь, не раздумывая, подписал, но в этот день сильно напился. Болел неделю, не выходил на работу, получил выговор по службе. Нину в эти дни гнал от себя, она терпеливо молчала, она знала о разводе. А потом наступили дни однообразные, но спокойные, и дома и на работе. Уйти с буксира, Игорю больше не приходило в голову.
   
   В тот год, когда Сергей Корольков получил квартиру, он собрал у себя именно Виктора Мороза с женой Натальей и Игоря с Ниной. Виктор оказался на берегу, а Игорь свободным от дежурства. Вновь перезнакомились, очень хорошо провели вечер и, довольные друг другом, разошлись, пообещав при случае встречаться. Жизнь продолжалась.


                Yes, it is I need.* - да, это мне необходимо \анг\
                Maternity hospital** - родильный дом  \анг\

Продолжение http://proza.ru/2013/08/22/1167